Девятый

Глава 2

Нам выделили пять комнат (нас с Борей поселили вместе) на самом нижнем, минус шестом жилом, уровне. На минус первом живёт начальство, военное и гражданское, на минус втором умники, на минус третьем летчики, на минус четвертом морпехи, на минус пятом техники, врачи, клонари и прочий обслуживающий персонал. А на минус шестом — всех понемножку. Там изредка живут лётчики, которые хотят одиночества или рассорились с другими. Селятся техники, работающие в нижних уровнях, тут дают каюты временно прикомандированным сотрудникам. И нас тоже тут поселили.

Разницы, конечно, никакой, но какая-то обидка остаётся.

Коридор был пуст, шестой уровень вообще не заполнен до конца. Наши комнаты были в самом конце, и возле дверей стояли спугнутые сигналом Боря и Хелен. Боря подпрыгивал и приплясывал на месте, дитячество, то есть сток по-местному, брало своё. А Хелен стояла и заламывала руки, будто в кино из старинной жизни. За время полёта мы вроде бы много чего ей объяснили, но мне кажется, что она до сих не до конца верила.

— Свят, сигнал! — тоненьким голоском прокричал Боря. — Свят!

Я не стал отвечать, и не стал забегать к себе, сразу рванул дверь в комнату Эли. Нет, прибывшего ангела там не было, Эля по-прежнему лежала на кровати с закрытыми глазами, редко и глубоко дыша. Она была в пижаме, из-под которой выпирали датчики на груди и руках.

Если честно, я не стал бы спорить с врачами, пожелай они поместить Элю в лазарет. Но командующий базы, генерал Роберт Уотс, от появления серафима, пусть спящей и в таком странном обличье, пришёл в ужас и предпочёл разместить её с нами. Доктора приходили к ней дважды в день, осматривали, но явно не имея представления, кто она такая и что с ней.

Я постоял в дверях, потом вошёл и сел в ногах кровати. Следом зашёл притихший Боря, за ним Хелен. И уж потом — Эрих с Анной. Боря с Хелен тоже присели на кровать, Эрих на единственный стул. Анна осталась стоять.

— Ну ты и рванул, — сказал Эрих.

— Ангел прилетел из-за вас? — быстро спросил Боря. — Из-за вас, да? Как экзамен? Вы что-то натворили? На тренажере или в космосе? Это же сигнал «ангел на базе»!

— Экзамен провален, мы ничего не натворили, — ответил Эрих. — Притихни, альтер. Я, кажется, понял, почему меня так Святослав бесил — ты на него дурно влиял.

— Ну извини. А твоя Оттилин на тебя хорошо влияет? — болтая ногами спросил Боря. — Так не из-за вас сигнал?

Лицо Эриха вдруг стремительно порозовело. У девчонок часто бывают альтеры с мужскими именами, да что далеко ходить — у Анны альтера зовут Фэйсфул. Это ничего не значит. Но про парней с альтерами-девчонками я не слышал.

Стоп. А откуда Боря знает имя чужого альтера?

Но конфликт надо гасить.

— Сигнал не из-за нас, — быстро сказал я. — Мы завалили тренажёр, тут летать надо иначе, а мы без тушек, нас пока не выпустят в космос. И почему раздался сигнал не знаем!

Наступило молчание, лишь вентиляция недовольно всхлипнула, уловив избыток людей в комнате и заработала быстрее. Эля лежала в своём оцепенении, длящемся уже больше месяца, Хелен переводила взгляд с Бори на Эриха, а с Эриха на меня, чувствуя повисшее напряжение. Руками она всё пыталась комкать несуществующую юбку. Убедить её ходить в «мальчишеских штанах» оказалось даже сложнее, чем пользоваться туалетом в невесомости. Анна строго посмотрела на Борю: обсуждать чужих альтеров было не принято. Но Боря, видимо исходя из того, что он не первым начал, все так же болтал ногами и с невинным видом смотрел на Эриха. Потом сказал:

— Тихий ангел пролетел… Чего молчите-то? Ангел даст Уотсу указания и свалит. Нужны мы…

Ангел вошёл, прежде чем он успел закончить.

Обычно ангелы просто появляются там, где им нужно или, из вежливости, входят как обычные люди. Этот выбрал необычный способ — прошёл сквозь дверь, которая на мгновение заколебалась, словно бы рассыпавшись на миллион крошечных разноцветных точек, а потом вновь стала твёрдой за его спиной.

— …ему, — сказал Боря и замолчал.

Ангел был и похож на всех других, и разительно отличался. Так оно всегда и бывает. Лица у ангелов такие идеальные, что невозможно разобрать отдельные черты, схватываешь образ целиком. Но если собраться и начать вглядываться, то различия выплывают.

Выглядел он как мужчина, высокий, больше двух метров. Крылья то ли скрывались под свободным белым одеянием, то ли ангел не считал нужным сейчас их показывать. Глаза были серовато-жёлтыми, будто облака Сатурна. Ореол был сжат и светился вокруг ангела тонкой, почти невидимой плёнкой тёплого жёлтого света, казалось, будто светится сама кожа.

— Ангел мой, ваше совершенство… — прошептала Анна. Она единственная стояла и сейчас склонила голову. Хелен встала и торопливо сделала книксен. Эрих резко вскочил и, к моему удивлению, не подлетел вверх, а остался стоять.

Хотя чему удивляться — наши тела потяжелели, будто мы где-то на далёкой Земле. Гость менял гравитацию так, как считал нужным.

Ангел на мгновение задержал взгляд на Анне и Эрихе. Потом посмотрел в нашу сторону. И я ощутил, как меня поднимает и относит на пару шагов. Ангел всё так же молчал, только теперь он смотрел на Элю, слегка склонившись над койкой. Только Боря остался сидеть, притихнув будто мышь под веником.

…Блин, какая ещё мышь и что такое веник?

Ангел взял Борю за плечо и аккуратно снял с кровати. Помедлил и погрозил ему пальцем.

Ну вот. Допрыгались.

— Я Кассиэль, — сказал ангел. По комнате распространился цветочный запах, резковатый и даже чуть тревожный. Я запахи помню по освежителям воздуха, но такого мне не попадалось. — Все вы, люди, были на станции Каллисто. Что произошло между серафимом Иоэлем, началом Рахаб’илем и тремя падшими?

Я обнаружил, что все смотрят на меня.

— Мы не знаем, что произошло, — сказал я.

Кассиэль задумчиво посмотрел на меня. Спросил:

— Ты не хочешь меня приветствовать. Ты даже не назвал своего имени. Почему?

— Моё имя вы и так знаете, — ответил я. — А насколько вы совершенны и насколько мой — неизвестно.

Сказать, что мне было страшно — ничего не сказать. Но почему-то я верил, что это правильно. Если сейчас склонить голову и пробормотать положенные слова, то я словно кого-то предам.

— Дерзко, — сказал Кассиэль. — Но справедливо. Расскажи, что случилось, Святослав Морозов.

Гнева в его голосе не было, скорее любопытство.

— Я спас Иоэль на Юпитере, — ответил я. — За это она… он… — я сбился.

— Иоэля больше нет, — ответил Кассиэль. — Кто такое Эля мне до конца неизвестно, но раз ты дал ей такое имя и облик, а они были приняты… называй её «она».

Эрих не сдержался, шумно выдохнул.

— Она обещала помочь, — сказал я. — Когда трое падших напали на базу, я воззвал к ней.

Слово «воззвал» показалось мне самым правильным. Не «призвал», конечно, кто я такой, чтобы повелевать ангелами. И не «позвал», это как-то мелко, позвать я могу Борю, если тот в туалете засиживается.

Эрих кивнул.

— Она явилась, — продолжил я. — Позвала Рахаб’иля и велела уничтожить исток зла. А тот в ответ — ты больше не серафим, не знаю, кто ты такая… Ну тогда она раскрыла крылья…

— Далее? — спросил ангел с явным интересом.

— Исток и Рахаб’иль исчезли. Стали мелкой пылью, пыль замерцала… и всё. А Эля упала без чувств! И мы улетели с Каллисто вместе с ней, потому что на базе все спали и…

Кассиэль погрозил мне пальцем и мой рот захлопнулся.

— Очень интересно, — сказал ангел вслух. — Рахаб’иль был честнейший из начал. Прямой и непреклонный. Слишком прямой…

Он размышлял, глядя на Элю.

— Исток зла, падший. Начало, ангельский чин… — он замолчал. — Святослав, ответь, ты веришь, что мы ангелы и демоны?

Губы снова начали мне повиноваться.

— Не знаю, — сказал я. — Как-то мелко, если честно.

Кассиэль приподнял бровь.

— Я имею в виду — в масштабах Вселенной, — торопливо уточнил я. — Кто мы такие, чтобы с нами возиться?

— Понимаю, — кажется, ангел развеселился. И, впервые, посмотрел на меня пристально.

Ощущение было, словно облили ледяной водой и выставили под вентилятор. Но я набычился и остался стоять неподвижно, глядя ангелу в глаза. Казалось, что я погружаюсь в бездонный чёрный космос, в котором горят немигающие звёзды.

— Вот даже как… — произнёс Кассиэль задумчиво.

Есть у ангелов такая неприятная манера: проговаривать свои мысли вслух, но не уточняя, что именно их заинтересовало.

— Скажи, Святослав, что такое случайность? — спросил он. — Существует ли она вообще, или всё происходящее предопределено Богом?

У стоящих за его спиной Анны и Эриха даже глаза расширились от удивления. Слыхано ли такое, чтобы ангел всерьёз задавал вопрос человеку? И ждал ответа?

— Вы лучше знаете, — сказал я. — Наверное. Но если случайностей нет, то и свободы воли никакой нет, так? Значит мы лишь марионетки из плоти, у которых пружину завели ещё во время Большого Взрыва. Значит… значит ничего на самом деле нет, ничего не важно, ничего никогда не изменится. Значит меня на самом деле нет, это атомы складываются так, как им предначертано. И вас тоже нет. И времени нет, Вселенная — всего лишь запись, надгробная плита. И…

Я помедлил секунду, а потом всё-таки закончил.

— И Бога тоже нет.

Хелен зажмурилась и зажала рот рукой.

— О, — сказал Кассиэль. — Даже так.

— Так что я лучше буду думать, что случайности есть, — сказал я.

Кассиэль помолчал. Потом снова посмотрел на Элю.

— Что с ней? — спросил я.

К моему удивлению, ангел ответил.

— Сложно объяснить. Сложно даже понять. Слишком много всего произошло. Давай я скажу то, что будет доступно твоему разуму — она малая часть Иоэля. Но эта часть — пята.

— Чего?

Я представил себе исполинского серафима, парящего в космосе. И его пяту. Не менее исполинскую, размером с базу.

— Как сложно говорить с людьми, — как ни в чем не бывало продолжил Кассиэль. — У вас слишком мало слов, и вы называете одинаково разные сущности. Да, она пята. Иоэль без неё не способен существовать. А она заперта в бренном теле из плоти, неспособном вместить мощь серафима.

— Хорошо, пята, так и что с ней? — повторил я. — Она уже тридцать восемь дней так лежит. Ей переливают жидкости и питание, но она не реагирует!

— Уничтожить исток и начало, будучи в этом теле, было непосильным трудом, — Кассиэль мельком глянул на меня и снова уставился на Элю. — Её ореол почти угас, благодать иссякла. Тело умрёт через два дня, а что будет дальше мне неведомо.

— Вы можете ей помочь?

— Могу, но не стану, — спокойно ответил Кассиэль.

— Она же ваша! Ангельская! Она в беду попала, еле спаслась! — выкрикнул я. — Мы никогда своих не бросаем, а вы?

— А мы верим, что существует свобода воли, — строго ответил Кассиэль и укоризненно посмотрел на меня. — Всё, что нужно, чтобы прийти в сознание, было ей дано и рядом с ней. Остальное — воля Божья…

Он вздохнул и мне показалось, что это его первый вдох за всё время. До этого он вообще не считал нужным дышать. Кассиэль покачал головой и продолжил:

— Как несовершенен человеческий язык! И в то же время как хитро устроено его несовершенство!

— Вы ей поможете? — упрямо повторил я.

— Всё уже было сказано. Я не вправе помочь, вам же — спасибо за служение. Примите благодать, юные люди, — сказал ангел.

И нас накрыло благодатью, так, что Боря тоненько вскрикнул, Анна охнула и зашептала молитву, а Эрих отступил, прижимаясь к стене и задышал часто и быстро. Хелен же замерла как столб, тараща глаза. Меня затрясло, чуть колени не подогнулись. Пожалуй, лишь сама Эля в «пчеле» коснулась меня благодатью такой силы.

— Да будет с вами моё благословение, — продолжил Кассиэль. — Я вернусь через два дня.

Он исчез, а вместе с его исчезновением ушла и земная сила тяжести. Стало полегче.

— Это… что… такое сейчас было? — воскликнул Эрих. — Издевается?

— Он дал нам благодать, — тихо сказала Анна. Она водила руками по телу, словно благодать была целебным кремом, который следовало немедленно размазать. — Так легко!

— Да плевать, что легко, наговорил загадок и ушёл! — возмущенно сказал Эрих. — Навонял тут…

— Это запах лилий, мне нравится! — возмутилась Анна.

— И смылся! Хоть бы эту… свою… вылечил! Тоже мне…

— Замолчи! — одёрнула его Анна и Эрих опомнился, замолчал.

Я невольно посмотрел на Элю — быть может и ей досталось благодати? И она сейчас очнётся?

Но Эля лежала, как и раньше.

— Почему он назвал её пятой? — спросил я.

— Пята — это опорный камень, — пробормотал Эрих. Он был красный, потный и, кажется, испуганный. — Не пятка, а пята. Главный фрагмент, который всё держит вместе, понимаешь? Типа как краеугольный камень. Она не Иоэль, но без неё серафима не существует.

— Ребята… — неожиданно произнесла Хелен. И не на своём старомодном английском, а на нашей смеси языков. — А я ведь вас знаю, да? Мы… мы летали вместе.

Мы встрепенулись.

— Благодать исцеляет! — радостно воскликнула Анна. Схватила Хелен за плечи, встряхнула. — Давай, давай, вспоминай!

Увы, чудо если и случилось, то какое-то неполноценное, вроде самого визита Кассиэля. Хелен теперь точно уверилась, что мы «давно-давно знакомы» и даже полагала, что мы родственники. Но всё это наложилось на её сказочное восприятие мира и, кажется, она считала нас всех заколдованными детьми, побывавшими вместе с ней не то на острове Питера Пэна, не то в холме фей.

— А ведь он мог бы Хелен полностью исцелить, — мстительно сказал Эрих. — И серафиму свою тоже! Ему это — как…

— Эрих! — снова воскликнула Анна.

Да что вообще происходит? Кассиэль, конечно, странный. Но ангелы все странные. Почему Эрих на него так завёлся?

— Что Эрих? — бывший командир первого крыла сжал кулачки. — Надоело!

— Пошли в столовую, — сказала Анна. Взяла за руки Хелен и Борю. — Пусть перебесится.

И они действительно ушли. Хелен послушно, а Боря — так с энтузиазмом. Обретя собственное тело мой альтер полюбил есть.

Мы с Эрихом остались наедине с лежащей в коме Элей.

— Что ты завёлся? — спросил я. — Ангелы все такие, особенно из высших чинов. Этот хоть разговаривал!

— Разговаривал? Сказал, что Эля умрёт через два дня — и смылся! Он мог её спасти, он же сам сказал! И Хелен вылечить, и Элю исцелить. Но нет — прикрылся свободой воли и ушёл. Захотел бы, так наоборот, сослался бы на волю Господа и спас. Они всегда правы, понимаешь? Очень удобно!

— Но он пришёл…

— Зачем? Помочь нам? Нет! Спасти серафима? Нет! Кассиэль пришёл убедиться, что она умирает!

Эрих вдруг толкнул меня в грудь.

— Или на тебя посмотреть. Мы для него как пустое место, его только ты интересовал.

Я неохотно кивнул. Мне тоже так показалось. Я спросил:

— Кто он, ты знаешь? Средний чин?

— Вообще-то Кассиэль переводится как «престол Бога», — Эрих ухмыльнулся. — Вот только он не престол. В известных списках его нет, он в стороне от всех.

По ангелологии и криптотеологии у Эриха всегда были хорошие оценки. Поэтому я спросил прямо:

— И в какой стороне?

Эрих опять ухмыльнулся.

— Вроде как персонально контролирует систему Сатурна. А еще — ангел мщения. Такой вот ангельский… чекист.

Он заметил моё удивление и пояснил:

— Спецагент. Понимаешь? Твоя Эля…

— Не моя, — быстро сказал я.

— Да не тренди. Твоя Эля может быть пятой серафима Иоэля, каким-то центром его силы, генералом если угодно. Вот только спецслужбы частенько генералов винтили, и у вас, и у нас.

— Нет никаких «вас» и «нас».

— Были. Ты же всё понимаешь, да? Так вот, Святик, не знаю уж причину, но твоя Эля в большой немилости у своих же. Просто грохнуть её они не могут, но надеются, что умрёт.

— Не моя, — устало повторил я. — Да что ты несёшь, Эрих? Да, мы клоны мёртвых пилотов. Расходный материал. А она — пята серафима.

— Ты её любишь, — спокойно сказал Эрих.

— Нельзя любить… явление природы, — сказал я. — А если она ангел, то тем более.

— Тогда поцелуй Анну.

— Да пошёл ты!

— А что так? Мы взрослые люди, Святослав. Свежая тушка — поцелую не помеха. Подойди, скажи, что любишь и поцелуй. Она только этого и ждёт.

Теперь уже я толкнул Эриха в грудь — ещё не удар, но уже не дружеский толчок.

— Отвали! Анна мне друг! И мы в дитячестве!

— И что с того? Кому и когда это мешало? Как умирать, так взрослые, а как трахаться — так дитячество?

Размахнувшись, я попытался ударить Эриха по лицу. Но тот ждал и увернулся. Хрипло рассмеялся.

— Ты запал на Элю. Даже не спорь!

Я кинулся на Эриха, но он вцепился мне в руки, я в него, и мы принялись толкаться на месте. Я пытался ударить его головой или ногами, но в слабом притяжении Титана это очень трудно.

Нас никогда не учили драться. Пилотам не нужны навыки рукопашного боя, а во время учёбы и службы у нас не было времени на такие глупости. Так что мы рычали, мычали, пихались локтями и коленями, мотаясь по всей комнатке, будто двое примерных детишек, дерущихся первый раз в жизни.

— Святослав, остынь уже, — сказал наконец Эрих.

— Извинись!

— Прости пожалуйста, — тяжело дыша ответил Эрих. — Я ведь не для того, чтобы тебя обидеть.

Я остановился и отпустил его.

— Хочу, чтобы ты понял всё для себя, — произнёс Эрих. — Пока в себе не разберешься, не поймешь, что делать!

— И что делать?

— Знал бы — сказал.

Он отряхнул форму, пожал плечами и пошёл к двери. Я молча вышел вслед за ним и закрыл дверь. Сказал:

— Всё равно ты козлина.

— Я слишком рано понял, что к чему, только и всего, — ответил Эрих, стоя ко мне спиной.

— Рано это когда?

— Лет в семь.

Он пошёл в свою комнату. А я постоял и отправился к себе.