Девятый

Глава 18

Роберт открыл шкафчик, стоявший за его спиной, достал квадратный стеклянный графин с притертой пробкой. Графин был наполовину заполнен янтарной жидкостью.

— Будешь, Святослав? — спросил он дружелюбно.

— Это ведь виски? — уточнил я. — Нет, спасибо.

Он не настаивал. Плеснул себе, сел за стол. Предложение было скорее жестом, Уотс подчеркивал, что мы с ним как бы на равных, несмотря на его звание, должность и возраст.

— Как твои дела, отношения с сослуживцами, с персоналом? — небрежно спросил он.

— Всё в порядке, спасибо.

Мне было слегка неудобно от того, как неформально шла беседа. Я пришёл на приём к командующему базой и вот так запросто сижу, болтаю, ещё и выпить мне предлагают.

— Ты хороший парень, Святослав. Может и не лучший из пилотов, у меня тут толковых ребят хватает, но ты особенный, — Роберт поднёс стакан к лицу, вдохнул, блаженно зажмурился. — Эх, будто дома оказался… Как думаешь, наша база могла бы стать домом для тебя?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Наверное.

— Нет. Ты у нас не задержишься, и сам это знаешь, — сказал Уотс.

Я удивленно посмотрел на него.

— Тот огонёк, что горит в душе и вечно гонит куда-то в путь… я его чувствую, парень, — Уотс иронически улыбнулся. — Что, старый солдафон слишком поэтично заговорил? Люди странные, поверь. Я стихи пишу, представляешь? Могу сказать попроще, про шило в заднице, но смысл-то один… Куда собираешься?

— Мы с ребятами хотим сгонять на Япет, — ответил я. — Вы дадите разрешение?

Уотс развёл руками.

— Дам ли я разрешение? Ты явился сюда со спящим серафимом, похожим на юную девушку. Разнёс группу террористов, пожертвовал собой спасая корабль, чудесным образом воскрес во взрослом теле, по приказу с Земли получил «Звезду Серафима». Дам ли я тебе разрешение? А я могу не дать?

Я промолчал.

— Любой нормальный командир на моём месте мечтал бы сплавить такого подчиненного куда угодно. Но я бы предпочёл тебя оставить, Святослав. Выделить как самостоятельную боевую единицу, или сформировать особую группу… из твоих друзей включил бы Эриха, из наших — Макса и Анатолия. Например. Использовал бы для особых заданий, ну и полную свободу действий дал. А?

— Заманчиво, — сказал я честно.

— Но тебя тащит за собой судьба, — Уотс вздохнул. — Ты не вернёшься на Юпитер, ты не останешься на Сатурне.

— Я просто хочу слетать на Япет, — упрямо сказал я.

— Да лети, конечно же! Бери кого хочешь и в путь!

Я посмотрел в насмешливые глаза Уотса и стал заводиться. Все-таки я теперь не пацан!

— Слетаю на Япет и вернусь. Слово офицера.

— Верю, — кивнул Уотс. — А что потом? К границам системы? Вернешься на Марс? Решишь посетить Землю или Луну? Я же знаю таких как ты, парень.

Он встал, оставив стакан на столе. Мне показалось, что он даже не отпил из него ни глотка.

— Лети. Рад буду, если вернёшься. Если останешься, то ещё лучше… Что там, на Япете?

Секунду я колебался, потом сказал:

— Встреча с вонючками. Простите, сэр, с твариками.

— Вот, значит, как. С неандерталиками, — ухмыльнулся Уотс. — Ну… попробуй.

— Так вы давно знаете, да? — спросил я.

— Трупы же вскрывают. Ты головастиков за дураков не держи.

— Почему тогда пилотам не говорят, с кем мы воюем?

— Лишние вопросы и размышления, — ответил Уотс. — Ты своих тоже не грузи. Враг он и есть враг.

— А вдруг мы помиримся?

Генерал вздохнул и похлопал меня по плечу.

— Удачи.

Мне очень хотелось расспросить его, выяснить, что ещё давным-давно известно командованию Небесного Воинства. Но я не стал. Не ответит, ему запрещено, а мне хотелось расстаться с Уотсом по-дружески.

Мы даже обнялись. Это было очень странно и очень по-взрослому, ни старшие пилоты, ни тем более попавшие в дитячество, терпеть такого не могли, максимум руку пожать. Жизнерадостные морпехи, накачанные и покрытые татухами, которые всегда готовы были обниматься друг с другом и вопить «брат, да я за тебя жизнь отдам!» у нас вызывали ухмылки и неловкость. Офицеры и доктора наши настроения понимали и старались держать дистанцию.

А сейчас генерал Уотс обнял меня, похлопал по спине, кивнул. И я обнял его, как взрослый человек взрослого человека, тоже кивнул, потом отдал честь и сказал:

— Разрешите приступить к планированию полёта?

— Разрешаю, — сказал Уотс. — Удачи, сынок!

И я не возмутился, а напротив, как-то весь расчувствовался и быстренько свалил из кабинета командующего.

Пыльно-оранжевая атмосфера Титана по-своему красива, пусть и взлетать тут тяжелее, чем на Каллисто.

Двигатели «Осы» ревели, протаскивая тяжелый истребитель сквозь плотную атмосферу. Зато и короткие крылышки-теплоотводы давали куда большую подъемную силу, чем на Земле.

— Сигма один, — сказал я. — Выход на опорную орбиту через семь минут, сближаемся на оптическую связь.

Не то, чтобы нам нужно было что-то скрывать. Уотс и сам догадался, для чего мы летим на Япет. Но приватности хотелось.

— Каппа один, — ответил Эрих. — Сблизимся, не вопрос.

— Каппа два, — отозвался Джей. — Да помню я, помню. Как ты там, большой Свят, впихнул свою вонючую задницу в костюм?

Вот что за манера разговора дитячья? Почему она меня раньше не бесила?

— Каппа три, — сказала Анна. — Принято.

Ну вот так теперь. Вежливо и по делу.

— Каппа четыре! — звонко воскликнула Хелен. — Всё поняла, следую небесному курсу!

Летать ей нравилось. Пожалуй, даже больше, чем прежней Хелен.

— Сигма два! — донеслось слева. — Не задерживайтесь там!

Я повернул голову и посмотрел на Борю.

Да, мы летим в «Осе». Да, это истребитель на двоих, спарка. Да, Боря тоже летит.

Нет, я был против. Нет, у Бори нет тушки. Нет, мы не знаем, что будет если он умрёт.

— Ещё у альтеров не спрашивали! — тут же откликнулся Джей.

— Каппа один, — сказал Эрих. — Наглый шкет, у тебя нет никакого позывного, не мусори в эфире!

Боря радостно захохотал в глубине своего противоперегрузочного костюма.

Небо тем временем просветлело, на нём вырос Сатурн во всём своем великолепии — с кокетливо наклоненным Кольцом, с ползущим вокруг планеты серым шариком Реи, ближайшего к Титану внутреннего спутника. К сожалению, нам нужен был Япет.

— Можно попилотировать? — тихонько спросил Боря.

— Валяй, — отозвался я.

В конце концов мы всегда делали это вместе. И на тренажере Боря неплохо себя показал.

«Оса» даже не вздрогнула, альтер взял управление мягко, будто продолжая мои движения. Мы добрали высоту и скорость, на экранах замигали зелёные метки и Боря отключил двигатели.

Промежуточная орбита.

К нам медленно приблизились четыре «пчелы». Я даже не всматривался в номера на фюзеляжах, знал стандартное построение. Переключил связь на лазерную, что не избавляло нас от контроля базы, но сильно затруднило бы перехват вонючкам.

— Народ, спасибо, что со мной, — сказал я. — Мы в общем всё проговорили, но давайте ещё раз.

— У нас окно двадцать минут, — напомнил Эрих.

— Да, конечно. До Япета лететь три миллиона километров, с учётом положения спутников. Магнитосфера спокойная, летим наружу, так что вторички много не наберём. Немного поднимаемся над орбитальной плоскостью, среднюю скорость дожмём до сорока пяти в секунду. С учётом разгона и торможения полёт займёт двадцать с половиной часов, успеем поспать.

— Свят, не нуди, мы всё помним, программа заложена, — сказал Эрих. — Что именно ты хотел обсудить?

Я вздохнул. Понятно, что проговаривать детали маршрута, контрольные точки и коррекции нужды нет. Я просто тянул.

— Мы летим для разговора с вонючками. Я лечу, точнее, вы меня сопровождаете.

— Ну? — подбодрил меня Эрих.

— Я им не верю, — сказал я.

— Какого падшего мы тогда делаем? — возмутилась Анна.

— А если ошибаюсь? Вдруг мы остановим войну?

— Верить им нельзя, Свят прав, — вновь заговорил Эрих. — Попробовать стоит, он тоже прав. Никто не расслабляется. Но ты хотел что-то предложить, сигма один?

— Верно, — сказал я. — Кто-то должен сыграть меня. Говорить через нейронку, с правкой голоса. Выйти вперёд, остальные будут изображать эскорт. Если цель вонючек действительно моё уничтожение, то они атакуют подставного. Они же уверены, что я не воскресну, что годных тушек нет. А остальных и преследовать вряд ли станут.

— Хороший план, — согласился Джей. — На крайний случай мы все с тушками, даже ты. Но лучше не рисковать. Проверим, вонючки они на самом деле или просто плохо пахнут.

Хелен сдавленно захихикала. Слово «вонючка» для неё было каким-то верхом непристойности. А вот куда более грубые слова она словно не замечала.

— Давайте! Тогда я вместо Свята!

— Почему ты? — спросил я.

— Потому что летаю хуже, чем вы! — ответила Хелен. — Если надо будет удирать, то лучше без меня. А я сразу домой!

Я посмотрел на Борю, тот зажал выключатель микрофона и шёпотом произнёс:

— Она хочет попробовать воскреснуть!

Через мгновение Хелен продолжила:

— Если они меня убьют, и ангелы меня воскресят, то я больше вспомню про вас! Как мы летали и сражались!

— Ты боевая храбрая девчонка, — сказал Джей неожиданно мягко. — Тебе не страшно?

— Мы же с ангелами, — удивилась Хелен. — Они не дадут меня в обиду.

— Каппа один, — сказал Эрих. — Её предложение имеет смысл. Если была какая-то утечка информации, то вонючкам известно, что позывной каппа четыре принадлежит Святославу Морозову. А рано или поздно Хелен всё равно придётся рискнуть и пройти через воскрешение, как и всем нам.

— Договорились, — сказал я, помедлив. — Тогда Хелен двигается первой, мы изображаем эскорт.

— Каппа один, — скомандовал Эрих. — Запускаем программу перелета. Свят, ты не против?

— Не против. Командуй.

Боря, даже не спрашивая, отдал искину команду и тот начал разворачивать истребитель, готовясь к разгону. Я ёрзал, пытаясь устроиться поудобнее.

Теоретически наши машины рассчитаны на взрослых, ведь в них летают и те немногие счастливчики, кто дожил до двадцати в одном теле.

На практике надо привыкнуть к тому, что кабина очень маленькая. Подростку в ней просторно, а вот взрослому надо привыкать, день за днём, вылет за вылетом. И фонарь кабины прямо над головой, и вытянуться нормально невозможно.

— Тесно, Свят? — спросил Боря.

— Потерплю, — ответил я.

— А мне так хорошо, так просторно! — весело сказал альтер.

Всё-таки дети — не очень добрые по натуре. Я это точно знаю, я совсем недавно таким был. И тоже не упустил бы возможность постебаться.

Переход случился без предупреждения. Может быть, конечно, я заснул. Но мне показалось, что всего лишь моргнул — и мир изменился.

Только что глухо гудели двигатели, мерно и успокаивающе попискивали датчики, со стороны Бори доносился приглушенный шепот — он слушал какую-то книжку, кажется, даже не художественную; в кабине было темно, только слабый свет экранов, огоньки индикаторов и искры звёзд в бесконечной тьме за фонарем кабины; в кресло меня мягко вдавливало ускорение чуть выше ноль шести жэ, я дышал безвкусным воздухом стандартной температуры двадцать один градус Цельсия.

И в один миг всё это исчезло.

Я оказался на Земле.

А ещё я снова стал подростком.

Святослав Морозов, в чьё тело меня вновь швырнуло, сидел за столом, накрытым пластиковой скатертью с повторяющимся ярким рисунком: фрукты в вазочке. На столе фруктов не было, стояла на решетчатой металлической подставке бежевая эмалированная кастрюля со сбитой на краю эмалью и торчащим вверх половником, лежал в тарелке нарезанный серый хлеб.

Мне… ладно, не мне, моей основе, было лет четырнадцать. Я чувствовал это легко, я проходил этот возраст несколько раз и помню ощущения тела, перестающего быть детским, но еще не знающего, как быть взрослым. Святослав сидел за столом и хлебал суп из фарфоровой тарелки — картошка, макароны, кусочки вареной морковки и волоконца серого куриного мяса. Я чувствовал вкус еды, суп был вкусный, хоть таким и не выглядел.

А напротив Святослава сидел мужчина. Может ему было тридцать пять, может немного больше или меньше. Лицо казалось знакомым — он напоминал меня нынешнего, когда я оказался в теле тридцатилетнего. Не копия, конечно, но очень похож.

Точнее — это я на него похож.

За столом сидит отец Святослава Морозова! Но он и мой отец тоже. Пусть я никогда его не видел, пусть он меня не воспитывал, но во мне его гены, у меня его черты лица и сложение, наверное, и в характере, в способностях что-то общее есть. Он ведь был лётчиком, верно? Не зря моя основа тоже любит летать, и я люблю…

Отец Святослава был в белой майке с лямками, он тоже ел суп, откусывая хлеб. И говорил — с кем-то за моей спиной.

— …расформируют. То ли под Воронеж, то ли… да никто не знает ни черта!

— Может и к лучшему? — раздался над моей головой женский голос.

Я едва удержался от того, чтобы не заставить Святослава обернуться.

Это же мама!

Его, моя — это мама!

Я выращен в клонарне. В «маточном репликаторе», как называют эту штуку умники. Ни одно из моих тел не рождалось нормальным для людей образом, и я знаю, что некоторые на Земле из-за этого не считают нас людьми.

Вместо мам и пап у нас были воспитатели и учителя. Хорошие. Нам говорили, что это даже лучше, чем родители. Но я думаю, те кто так говорил — идиоты. Мы все мечтали увидеть родителей, мы переписывались и разговаривали с ними по видеосвязи, я только недавно понял, что говорили мы с актёрами и нейросетевыми масками.

А это настоящие. Пусть даже на двоих с основой.

— И что тут лучшего? — спросил отец ворчливо.

— В окно глянь!

Я тоже глянул. За окном был день, но серый, смутный, воздух заполнял несущийся снег. Снег заполнял воздух, снег скрывал небо, снег лежал за стеклом — мир казался замороженным, застывшим, будто труп в космосе.

— Подумаешь, — сказал отец. — Зато северные…

— Словно сейчас на деньги что-то купишь.

Святослав Морозов усмехнулся, и я вместе с ним. Странные какие слова!

— А всё уже продано, — пробормотал отец. — Продали страну, продали будущее. Народ продали.

— Сам ведь ругал… — мать понизила голос.

— Ругал.

— Сам хвалил меченого… — на мою голову легла рука, потрепала волосы.

Блин, ну повернись же ты, Святослав! Посмотри на мать! Я не хочу вмешиваться, я не хочу делать то, чего ты не делал! Вдруг это сломает ход времён!

— Хватит, — сказал отец и облизнул ложку. — Спасибо, вкусно. Как ты из этих окорочков ухитряешься готовить?

— Надо правильно размораживать, — ответила мать. — Святик, ты поел?

— Спасибо, мама, — сказал Святослав. И посмотрел на мать.

Нет, я совершенно иначе ее представлял.

Она была усталая, в домашнем халате, и, наверное, не слишком красивая.

Но это моя мама.

Я её всё-таки увидел! По-настоящему! И она меня коснулась!

— Святик, все в порядке? — спросила мать тревожно.

— Да, — как-то неуверенно ответил Святослав.

— Ты странно смотришь, — пояснила мать. — Точно в порядке?

— Голова болела, — сказал Святослав. — Прошло уже.

Мать с сомнением кивнула.

Отец тем временем встал из-за стола, открыл пузатый белый холодильник. Достал полупустую бутылку.

— Саша! — возмутилась мать.

— Рюмку выпью, — сказал отец добродушно. — Сейчас на мороз идти.

— Час дня, Саша!

— Не слепой, вижу! — неожиданно резко ответил отец. И тут же, будто сообразив, что не прав, добавил: — Полётов сегодня нет, и завтра нет. А разговор серьёзный будет, расслабиться надо.

Мать промолчала. Но я чувствовал напряжение в этой тишине, да и сам Святослав, похоже, был недоволен. Только на стене тикали маленькие круглые часы, отсчитывая убегающие секунды.

Отец тем временем налил маленькую рюмку, продемонстрировал её матери — и выпил одним махом. Отломил кусочек хлеба, бросил в рот и будто повеселел:

— Да права ты, права! Надо возвращаться с севера. Нечего тут больше ловить. Дождёмся скоро, что и север отделится…

— Саша!

— А что ты думала? Союз развалился, на Урале вон, деньги свои хотят печатать…

Отец махнул рукой и вышел из кухни.

— Мам? — спросил Святослав.

Мать задумчиво посмотрела на меня.

— Что, правда?

Мать пожала плечами.

— Не бери в голову. Хорошо, что ты уже большой такой.

— Я тоже хочу летать на севере, — сказал Святослав.

— Лучше о нормальной профессии подумай. Банкир или адвокат.

— У нас девчонки хотят стать валютчицами, — сказал Святослав осторожно.

— Валютой что ли торговать?

— Нет. Зарабатывать валюту.

Мать помолчала, потом сказала:

— Хорошо, что ты мальчик.

Святослав усмехнулся, будто мама сказала что-то очень наивное.

— Я буду лётчиком.

— Тогда лучше гражданским, — пробормотала мать. — Летать во всякие нормальные страны, привозить хорошие вещи на продажу…

Она отошла к окну и стала смотреть на снег. Добавила:

— В тёплые страны…

Я чувствовал, как плохо сейчас Святославу. Как он хочет поговорить с матерью и утешить её. И с отцом тоже поговорить. Утешить и убедить, что всё будет хорошо.

Но он и сам в это не верил.

И говорить с родителями толком не умел.

Потому что он всего лишь мальчишка четырнадцати или пятнадцати лет. Я куда взрослее его.

«Всё будет хорошо, Святослав», — подумал я. «Честное слово. Ты станешь летчиком. И никуда не исчезнет север, никуда не исчезнет небо, и ты будешь лётчиком и героем, у тебя родится сын… а ещё ты станешь мной и будешь летать среди звёзд и сражаться рядом с ангелами!»

Я просто подумал. Честное слово!

Но Святослав вздрогнул и вцепился в край стола, так, что пальцы заскользили по пластику… и я вдруг понял, что он называется «клеенка», а суп мать сварила из американских куриных окорочков глубокой заморозки, которые называют «ножки Буша», а отец пьёт посреди дня уже несколько месяцев и ему даже делал замечание командир…

— Кто ты? — прошептал Святослав.

Мать не услышала, он произнёс это одними губами.

Только для меня!

— Кто ты? — беззвучно повторил будущим лётчик Святослав Морозов. И, совсем уж не издавая ни звука, просто шевеля губами, задал вопрос: «Какие звёзды и ангелы?»

Меня пробрал космический холод.

Этого же не было! Когда Святослав Морозов рассказывал другу-психиатру про свои приступы, он ни слова не сказал про диалог со мной!

Я что, доигрался?

Изменил реальность?

— Слава, не опоздаешь? — спросила мать, не оборачиваясь.

Я знал, что Святослав собирается на дополнительное занятие по английскому языку, потому что сейчас все должны знать английский, а он в школе учил немецкий.

И я понимал, что лучше всего не отвечать, может быть, Святослав решит, что ему показалось и забудет обо всём.

— Кто ты? — повторил Святослав негромко.