Девятый

Глава 17

Это был очень скучный месяц.

«Гаргантюа» отправился к Земле через трое суток после моего награждения. Корабль как смогли привели в порядок, только ещё одну пострадавшую баржу, пробитую и разгерметизированную, оставили на орбите Титана, по старой войсковой привычке отложив решение её судьбы «на потом».

Эля после моего награждения исчезла. Отправилась куда-то в космические дали, видимо накопив достаточно энергии, даже не попрощавшись. Я не стал расстраиваться, глупо было бы ожидать чего-то иного.

Анна со мной разговаривала нормально, улыбалась, но что-то сломалось в наших отношениях. Мне казалось, что это можно починить, надо лишь сделать шаг, но мы будто оба ждали этого шага от другого.

С Машей я больше наедине не встречался. Мы несколько раз видели друг друга, кивали и улыбались. Мне кажется, её удивляла моя реакция. Она же не знала, что я не двадцатилетний парень во взрослом теле, что во мне есть что-то от летчика Свята… и этого, кажется, становилось всё больше.

Скрипач Петя подарил мне на память струну от скрипки. Я не стал спрашивать, та ли это струна, которой он отпилил голову болвану, скорее всего нет, но мне было приятно.

Писателю Снегирю поклонники из числа инженеров починили болванов и перезалили в них нейросети. Ну не знаю, так себе решение, я бы поменял на новых, от греха подальше. На прощание писатель подписал мне свою книжку, старомодную, из тонкой бумаги кремового цвета, с рисунками сделанными живым художником, а не нейросетью. Шикарная штука! Я её, конечно, только полистал, читать и с экрана можно, а потом бережно поставил на полочку. На титульной странице Александр написал очень трогательное посвящение, где упомянул и то, что я его спас, и что вырос на его книжках, и что я самый настоящий герой.

Все музыканты тоже со мной попрощались, а фокусники подарили книжку под названием «Настоящая магия», о том, как делаются фокусы. Девушки из танцевальной группы обняли и расцеловали на прощание, причем смотрели совсем не так, как на остальных пилотов, и это было приятно. Маша демонстративно обняла меня и поцеловала в губы, что почему-то вызвало всеобщий восторг.

В общем, расстались хорошо. А дальше наступила какая-то скучная и серая полоса.

Мы все тренировались. Но если Эрих, Джей и Анна летали в реальном космосе, то я и Хелен — на симуляторах. У меня не было нормальной зрелой тушки (очередная доросла примерно до восьми лет, я даже нарисовал ей на пятке цифру «10»), а Хелен не восстановилась настолько, чтобы сражаться в космосе.

Нет, она летала и неплохо. Та часть памяти, что принадлежала нашей Хелен, позволяла ей управлять истребителем и довольно лихо сражаться. Но она могла впасть в панику и разреветься при виде летящего навстречу падшего, или начать восхищаться и молиться при виде ангела, совершенно забыв даже про управление истребителем, что уж говорить о боевом взаимодействии. Так что три недели мы с ней ходили на симулятор, где, учитывая её викторианские нравы, одну машину отгородили ширмой от остальных, и сражались с нарисованными противниками.

А наши вначале поработали в патрулях возле Титана, потом слетали к Энцеладу, а под конец даже поучаствовали в миссии у Кольца.

Я злился, но поделать ничего не мог. Моё новое взрослое тело было чудом, надеяться, что Эля вдруг почувствует опасность и вновь меня подстрахует, не стоило. Так что я бродил по базе единственным взрослым пилотом, чувствуя своё полное одиночество. Все были со мной дружелюбны, но не более того. Ну а как дружить взрослому мужику, который каждый день вынужден бриться, с юнцами-пилотами? Тело влияет на сознание куда сильнее, чем можно подумать. Мне пилоты казались слишком быстрыми, суетливыми, поверхностными, ни о чём серьёзном не способными думать. А я для них был словно цирковой уродец, бородатый мальчик ростом метр девяносто. Я стал заходить вечером в столовую и пить пиво с морпехами. Мне наливали без вопросов, но удовольствия я не получал.

Всё не то. Всё не так.

На двадцать третий день Хелен впервые выпустили в реальный полёт у Титана. Она получила позывной «каппа четыре» и отправилась в суточное патрулирование вместе с Эрихом, Джеем и Анной.

Я был за неё искренне рад. И только когда ребята вернулись понял, что нашивка «каппа четыре» теперь принадлежит Хелен.

А я остался без эскадрильи.

В тот вечер я долго сидел с четверкой в комнате Анны. Героиней, конечно, была Хелен. Она справилась, она хорошо пилотировала, она вспомнила какие-то фрагменты прошлого. Так что команда шумела, орала, литрами пила колу и безалкогольный (враньё, полпроцента там есть) сидр. Я пытался влезать в разговор, но вскоре понял, что мой голос слишком громкий и грубый, что я торможу и не успеваю вместе с ними перескакивать с темы на тему.

Так что я сообщил, что мне надо в сортир и я схожу к себе в комнату. Вообще-то нормальная фраза в компании пилотов, но на меня глянули так, что я сразу понял ошибку. Я был взрослым мужиком, сообщившим компании детишек, что хочет посетить туалет, и реакция соответствовала.

В туалет я, конечно, не пошёл, а отправился в клонарню.

Хоть тут внешний возраст и статус кавалера Звезды Серафима сыграли своё! Меня пустили к тушке и с гордостью продемонстрировали результат месячной работы. Кожа у клона была бледная, мышцы дрябловаты, и я оценил его возраст как девять-десять лет. И как мне исполнить обещание и встретиться через шесть дней с вонючками на Япете? Придётся лететь без подстраховки.

Клонарь моё мнение подтвердил и показал энцефалограмму — мозг клона пока не развился достаточно, чтобы принять моё сознание. Нужен ещё как минимум месяц созревания… А потом врач деликатно вышел, оставив меня наедине с тушкой, напомнив, что трогать и будить клона нельзя.

Я стоял и смотрел на десятого. Конечно же я знал, что если просто вывести его из состояния сна, то это будет младенец в теле подростка. Всякие там сосательные-хватательные рефлексы и девственно чистые мозги.

Никого я не убиваю, переходя из тела в тело…

Я лишаю его возможности кем-то стать, вот и всё.

Но это ведь я?

Точнее, все мы — клоны Святослава Морозова.

Что тут правильно и что неправильно? Как можно совмещать веру в Бога с технологиями клонирования и переноса сознания? В какой миг человек становится человеком — когда сперматозоид соединяется с яйцеклеткой, когда начинает биться сердце, когда в нейронах проскакивают первые импульсы?

Может быть, мы всё-таки лукавим, и правы те фундаменталисты, что не приняли ни ангелов, ни Небесное Воинство, а называют всё это дьявольским искушением?

Но если падшие — всего лишь ангелы иной реальности, то есть ли на самом деле дьявол? Вдруг его роль мы с успехом исполняем сами?

— Ты извини, тушка, — сказал я, глядя на мальчишку. На лицо клона был надвинут колпак, транслирующий мягкий шум, который эмбрион слышит в мамином животе, так что мой голос он не услышит. — Такая у нас с тобой судьба, десятый.

Кто-то негромко рассмеялся, а на тушку легла тень, будто за спиной у меня загорелась яркая лампа.

Я повернулся.

Ну разумеется.

Там стоял Кассиэль.

Крыла, в которые он кутался, мягко сияли, взгляд был исполнен суровой доброты… тьфу, короче. Он выглядел именно так, как должен выглядеть странный ангел непонятного чина.

— Что смешного, ваше совершенство? — спросил я.

— Ты знаешь, почему вас стараются не пускать к клонам? — спросил Кассиэль. — И откуда взялся термин «тушка»?

Я ответил:

— Чтобы мы их не очеловечивали и не жалели. Специально придумали, да?

— Слово «тушка» предложил один из первых психологов проекта. Так же как «дитячество», «уйти экспрессом» и ряд других терминов. Прижились не все. Это сделано для того, чтобы вы проще относились к жизни и смерти.

— Ну и правильно, — пробормотал я.

— Возраст возрождения тоже не случаен, — продолжил Кассиэль. — Вы достаточно сформированы для выполнения своих боевых миссий, преисполнены романтических и героических устремлений, но в то же время ещё не отвлекаетесь на любовные переживания и некритичны.

— Пилоты же растут, — сказал я.

— Вы находитесь на постоянной лекарственной поддержке. Каждый глоток из соска — курс терапии. Ваш гормональный фон снижен, а дисциплина повышена.

Он замолчал, будто ожидая возражений. Но я молчал, и ангел продолжил:

— Как известно тебе, юноша, любовь к Еве заставила Адама пренебречь предостережениями Бога. Ни Ангельской Иерархии, ни человечеству не нужны пилоты, покидающие свои райские сады без разрешения.

Я подумал.

— Зачем вы говорите мне это, Кассиэль?

— Наверное, чтобы ты не считал меня врагом, — сказал ангел.

— А кого тогда считать? Элю? Вонючек?

— Великий серафим Иоэль, даже в крошечной своей части, подвергшейся влиянию человеческой природы, совершенен и добр. Что Эля и продемонстрировала тебе, уже второй раз рискуя существованием. Вонючки, или вернее — Народ, не враги, ибо в действиях Народа нет осознанного зла. Но соприкасаясь с вами в одной реальности, они становятся противниками, и ангелы их превращаются в павших.

Похоже было, что Кассиэль и впрямь настроен на откровенный разговор!

— Кассиэль, я как-то причастен к происходящему? — спросил я.

— Возможно.

— Я могу что-то исправить?

— Не знаю.

— Скажите… Газовый диск у Юпитера — вы с падшими пытаетесь заткнуть пробоину?

— Что?

Кажется, мне удалось удивить ангела.

— Там соприкоснулись реальности, и вы чините… — пробормотал я.

Кассиэль рассмеялся.

— Какая интересная гипотеза. Нет. Реальности не соприкасаются в конкретной точке.

— Но вы с падшими что-то делаете вместе, мы видели! — выкрикнул я. — Не воюете, а работаете вместе!

— Всё гораздо… сложнее, — осторожно сказал Кассиэль.

— Вы хотели сказать «хуже»? — уточнил я.

— И так уже сказано слишком много, — Кассиэль покачал головой. — Да, в той точке наши интересы сходятся. Так бывает… Я был с тобой резок на корабле, Святослав Морозов. А сейчас, ты видишь, мирюсь. Как думаешь, почему?

Я замялся.

— Не бойся меня обидеть.

— Вы поняли, что были неправы.

— Да. Но как так могло получиться? Эля объяснила вам, насколько ангелы совершеннее людей. Как я мог ошибиться?

Вот же любопытный ангел!

Нет, не так. Это не любопытство. Это его способ что-то до меня донести. Будто у него ограничение стоит на выдачу информации. Если ребенок попросит нейросетку нарисовать кровавую драку или голую женщину, то нейронка откажется, все мы это в детстве проходили (ну, наверное, девочки другое просили). Но если начать нейросетку раскачивать, есть на это способы, то она в итоге что угодно нарисует — хоть толпу голых женщин, дерущихся до крови.

Кассиэль не нейросетка, конечно. Но у него тоже какие-то ограничения. У Эли может они и слетели все, у Кассиэля нет. И он может лишь подталкивать меня к каким-то мыслям.

— Случайно, — сказал я. — Вы случайно ошиблись.

Глянул на ангела и поправился:

— Или нет! Я случайно поступил правильно. Не так, как вы ожидали.

— Случайно, — повторил Кассиэль. — Подвластна ли случайность Богу?

Про это мы уже говорили, стоя в корабле, несущемся к Кольцу. Как же этот вопрос терзает Кассиэля! Или… как он важен для меня?

— Нет, — ответил я. — Если для Бога не существует случайностей, то вся история Вселенной не имеет смысла, она уже свершилась, в прошлом и будущем, а Бог лишь неизменная запись истории Вселенной. Но это в принципе невозможно!

— Почему? — спросил Кассиэль.

— Нельзя записать всю информацию о Вселенной внутри самой Вселенной. Нужен носитель информации, а он тоже часть Вселенной, а значит надо записывать и его состояние и так до бесконечности. Это информационный парадокс. Даже состояние Вселенной на текущий момент времени записать невозможно! А как записывать состояние за все миллиарды лет? Как получить информацию… ну, не знаю, о положении электрона в атоме? Само наблюдение изменит состояние электрона, выходит мы снова не имеем информации, и так до бесконечности!

— Принцип неопределенности, — согласился Кассиэль. — Так что же, Богу не подвластны случайности?

— Тогда он не Бог, — сказал я. — Исходя из того, что Бог должен знать всё.

— Логично. И твой вывод?

Ох, как мне не хотелось отвечать!

— Я не хотел бы отвечать… — пробормотал я.

Кассиэль опять развеселился.

— А что так? Ты вырос и утратил свою отвагу, Святослав Морозов? Я ангел и не умею врать. Даю слово, что не накажу тебя за ответ, каким бы он ни был.

— Получается, что Бог либо не всесильный, либо не всезнающий, — сказал я. — Вот тут Он всё знает, а там уже нет. Народ, ну то есть неандертальцы, называет Бога повелителем случайностей…

— Хурскан, — поправил меня Кассиэль, — И он не повелитель, он «Решающий случайностей». Лишь выбирающий какая из случайность реализуется.

— Вы знаете?

— Конечно. Мы знаем их концепции. Но ты не даешь ответа, Святослав.

— Издеваетесь? — не выдержал я. — Вы что, хотите, чтобы я вам взял и ответил на вопрос о природе Абсолюта? Человечество всю свою историю голову ломало, а вы хотите от меня ответ?

Кассиэль вздохнул. Ангелам не нужно дышать, и если уж они шумно втягивают воздух, то это просто жест.

— Ты прав, Святослав Морозов. Но я хватаюсь за соломинку, как у вас говорят. Ты привёл хороший пример, говоря, что невозможно узнать положение частицы, не изменив её состояние. Хороший и страшный.

В голове у меня будто что-то щёлкнуло и сложилось.

— Для Бога наш мир лишь частица? — спросил я. — Эля говорила, что внимание Бога столь могущественно, что оно разрушает объект. Наблюдение вбирает в себя объект наблюдения! Поэтому и нужны вы, ангелы, вы не настолько… разрушительны.

— В ваших священных книгах Бог не показывается людям, потому что человек не способен встретиться с Богом наяву и остаться в живых, — подтвердил Кассиэль.

— То, что у нас происходит, это же ненормально, да? — спросил я. — И если Бог обратит на это внимание, то мы все умрём? Просто как объекты под его взглядом? Как микроб под электронным микроскопом?

— Ты назвал ровно половину проблемы, — сказал Кассиэль. — Ровно.

— Две равнозначные реальности? — произнёс я, сообразив. — Половина проблемы наша судьба, значит вторая…

Кассиэль кивнул и я продолжил:

— В той реальности Бог тоже посмотрит — и уничтожит Землю? Вместе с Народом? Погоди, а это всё один и тот же Бог? Он един во всех реальностях, или…

У меня даже голова закружилась.

— О, это тот вопрос, на который у нас нет ответа, — кивнул Кассиэль. — Но мы и не хотим знать ответ. Поэтому пытаемся решить проблему и готовим кризисное решение. Время есть, но оно истекает. Должна остаться лишь одна реальность, Святослав Морозов.

Он протянул руку и возложил на меня. Теперь ему даже не приходилось наклоняться.

— Где-то в тебе может быть ответ. Всё сводится к этому, но мысли твои скрыты от нас.

— Почему?

— Потому что люди — образ и подобие Бога, люди выбирают из бесчисленных случайностей, а мы живём по правилам и законам столь сложным, что случайности нет места. Поэтому у вас есть душа. И когда вы уходите из жизни, вы становитесь частью Абсолюта.

— А вы? — прошептал я.

— А мы бессмертны. Так нам казалось, пока Соннелон не нарушил правила.

Благодать текла из руки Кассиэля бесконечным потоком. У него не было проблем с управлением силой, как у Эли.

— Какая ирония в том, что добрый Рахаб’иль пытался решить проблему столь радикально, уничтожив или заточив Иоэля, — сказал Кассиэль. — А я, созданный для грязной работы, пытаюсь найти решение в сотрудничестве… Святослав, передай Эле, что я не стану мешать ни ей, ни тебе. И то, что она знает мою слабую точку в искривленном пространстве, тут ни при чём. Я вынужден полагаться на вас двоих, потому что Вселенную спасет лишь случайность.

Во мне бушевала такая сила, словно я мог сейчас сразиться с Кассиэлем, победить и заставить его объяснить всё до конца. Но я понимал, что и так услышал очень много, а моё ощущение всемогущества фальшиво, как у перебравшего пива морпеха.

— Постараюсь, — сказал я. — Можно ли попросить…

Я посмотрел на неподвижную тушку.

— Ах, да, — пробормотал Кассиэль. — Мне кажется, ты собираешься куда-то лететь через пару дней?

Я промолчал.

— Вонючки собираются, — небрежно заметил ангел. — На Япет, если не ошибаюсь. Интересный спутник, один из красивейших в Солнечной Системе на мой взгляд. Я знаком с низшим чином, причастным к дизайну спутников. А вот книжка «Стена на Япете» у Снегиря — одна из самых слабых в цикле.

Он отошёл от меня. Посмотрел на тушку, покачал головой. Сказал:

— Десятый. Бедный малыш… Ты же понимаешь, что вы не идентичны. Случайности! Электрон, проскочивший между аксонами, молекула щелочи или кислоты, соприкоснувшаяся с ДНК. Он вырос бы другим человеком.

Я молчал, потому что понимал.

Кассиэль коснулся пальца на руке тушки.

И тушка начала расти. Прямо на глазах вытягивались руки и ноги, кожа приобретала здоровый розовый цвет.

— За миллиарды лет существования звёзд и планет, с того момента как стала появляться и обретать сознание биологическая жизнь, я делал много вещей, которыми не стоит гордиться, — сказал Кассиэль. — Я ангел серой зоны, Святослав Морозов. Я делаю вещи, которыми не хотят мараться подобные Рахаб’илю или Иоэлю. Вы, пилоты, одна из таких вещей.

— Спать не мешает? — спросил я, глядя на тушку. Теперь она явно была готова к моему вселению.

— К счастью, я никогда не сплю, — ответил Кассиэль.

И исчез, оставив меня наедине с моим следующим телом.