Девятый

Глава 21

Никогда не поверю, что вонючки выбрали место для встречи случайно. Наш истребитель опустился на абсолютно черный участок поверхности, а заградитель вонючек сел на чистый белый лёд. Между ними было всего-то метров двадцать, но казалось, что корабли стоят на разных планетах.

Вонючки любят символизм? Интересная деталь. Наверное, у них в большей степени мистическое мышление? Может, потому они и не используют оживление? Или падшие им не дали…

— Слушай, мне не по себе, — признался Боря. — Я вообще веса не чувствую!

Мы стояли на крыльях «Осы», и я был с ним совершенно согласен. Предупредил:

— Надо аккуратно слезать. Оттолкнешься от поверхности и выйдешь на орбиту! Я тут килограмм вешу, а ты ещё меньше.

Про орбиту я, конечно, загнул. Но передвигаться тут и впрямь будет сложно. Казалось бы, такая мелочь, но даже выйти из истребителя оказалось проблемой!

Я осторожно шагнул вниз; томительно долго — секунд пять, не меньше, опускался. Подошвы коснулись черного льда и погрузились в него до щиколоток. Лёд был пористый, трухлявый, перемешанный с черной пылью.

С другой стороны «Осы» спустился Боря. Мы ждали.

В борту заградителя открылся люк, вонючки входили в свои корабли сбоку. Из него показалась фигура в ярком скафандре. Харгунт, если, конечно, это был он, вышел навстречу нам один.

— Идём медленно! — напомнил я. — Двигайся потихоньку, а то улетишь на километр!

Боря всё равно не рассчитал. Сделал слишком сильный шаг — и понёсся вперёд, будто воздушный шарик, изображающий мальчика-космонавта. Я едва не завопил, но Боря внезапно раскинул руки и рухнул на лёд. Полежал секунду и встал, совершенно нормально.

Понятно. Управление гравитацией у вонючек не только на базе.

Харгунт спокойно шёл навстречу от своего корабля. Его скафандр был посерьёзнее нашего, но ярко-жёлтая окраска придавала ему несерьёзный карнавальный вид.

Я решился и шагнул вперёд. Меня понесло, будто я прыгнул с разбега, но рядом с Борей тело стало тяжелым и неуклюжим, гравитация дёрнула вниз, я сделал пару шагов и ушёл в лёд по колено.

Харгунт приблизился, протянул руку, предлагая помощь, но я уже выбрался сам. Лёд проседал под ногами. Мы стояли на поверхности шара из рыхлого снежного кома, самого странного, теперь уж я готов признать, спутника в Солнечной Системе.

Мы были на Стене Япета, на вздыбившихся на десяток километров ледяных горах, на крошечном плато, ставшим местом встречи.

Передо мной было бесконечное снежное поле, сверкающее в слабом свете далёкого Солнца.

За спиной моей раскинулась бесконечная чёрная равнина, сливающееся с чёрным небом.

Над головой крутил Кольцо полосатый горчично-серый Сатурн.

Под ногами хрустел перемешанный со шлаком лёд.

Мне было одновременно и холодно, и жарко, терморегуляция в скафандре не справлялась с условиями спутника. Радиоканал толком не был отрегулирован и Боря, казалось, дышал в самое ухо.

Передо мной стоял неандерталец из иной реальности. Представитель Народа, занявшего место человечества на Земле.

А в довершение всего к Япету мчался, игнорируя гравитацию и прочую физику, падший престол Соннелон, из-за которого я и влип во всю эту историю.

Харгунт смотрел на моё лицо сквозь серый светофильтр шлема. Потом вновь протянул нам с Борей руки.

Я поколебался и протянул свою в ответ.

Наши пальцы встретились. И мир начал мутнеть, заволакиваться пеленой.

— Так гораздо лучше! — сказал Харгунт. — Не правда ли?

Он выглядел как в прошлый раз при контакте разумов — рыжий парень немного за двадцать, с грубоватым, но симпатичным лицом. А я был постарше, чем прежде. Как бы даже не старше Харгунта!

Место встречи тоже поменялось. В прошлый раз это был зеленый луг. А сейчас желтый песок, текущий под порывами ветра и синяя полоска моря на горизонте. Небо слишком чистое, как нарисованное… ну так это и нарисовано, придумано моим разумом, никогда не знавшим неба Земли.

— Я теперь говорить могу нормально, — порадовался Харгунт. — Ваши гласные очень трудны для произношения. Строение гортани и связок…

— Может потом про гортань? — спросил я. — У нас не так много времени. Падший престол…

— Всеблагой престол мчится к Япету, — кивнул Харгунт. — Не беспокойся. Когда мы используем ннаукх, время течет иначе. Мы можем говорить спокойно. Скажи, кто этот маленький человек рядом с тобой и почему твоё биологическое тело так выросло?

— Моё тело выросло по воле ангела. Маленького человека зовут Боря, — сказал я. — Он… как бы часть меня.

— Альтер?

— Да, — оказывается, они знали про альтеров. — Так получилось, что он обрёл своё тело.

— Вы отважные существа, делить тело на двоих, — Харгунт покачал головой.

— А вы пускаете друг друга в свой разум… Кстати, как это вышло? Тут нет устройства.

— Мы же рядом, физически. Ннаукх не нуждается в устройствах.

— Но люди к нему не способны!

— Те, у кого есть наши гены — способны. Представители белой и жёлтой рас унаследовали многое из того, что мы умеем, в том числе и потенциальную способность к телепатии. У твоего тела она довольно высока.

— Хм, — я огляделся. Ветер гнал песок, на небе сияло солнце, блестела вдали вода, больше никого и ничего не было. — А где Боря?

— Впустить его в наш ннаукх?

— Конечно!

Рядом появился Боря. Поморгал, удивленно глядя на Харгунта.

— Харгунт Муг’ур, — представился тот и улыбнулся. — Ты видишь мой мысленный образ, на самом деле я не такой.

— Догадался, — пробормотал Боря. — Я Боря. Его, — кивок в мою сторону, — альтер.

Он выглядел… ну, непривычно. Я бы дал ему лет пятнадцать-шестнадцать. Лицо вроде моё, но одновременно чужое, с вызовом в глазах. Старший подросток, в бейсболке, расклешенных джинсах, и футболке с надписью «Это не я, это он!»

Почему моё воображение построило такого Борю?

Ну, наверное, я всегда считал его чуть-чуть старше себя. Вопреки тому, что появился он позже, Боря был рассудительным и заботливым, как старший брат, ну одновременно и вредным, конечно, что тоже свойственно старшим братьям. Вот и родился образ паренька лет пятнадцати.

А потом Боря попал в детскую тушку, а я во взрослую… так что образ остался прежним, но теперь он для меня был словно младший брат.

— У нас есть время для спокойного разговора, — сказал Харгунт. — Не бойся престола.

— Тут время течет иначе?

— Умный, — оценил Харгунт. — Итак, спасибо тебе, что пришёл, Святослав Морозов. Почему ты летел не в том истребителе, из которого говорил?

— Опасался ловушки, — признался я.

— Правильное решение, — похвалил Харгунт. — Но мы не любим ловушки, даже в бою. И сражаться мы не любим. Наша беда в том, Святослав Морозов, что Народ и Человечество делят одну Землю. Мы никогда не сможем стать друзьями и доверять друг другу, хотя ваши женщины способны носить ребёнка Народа…

— А ваши человеческого! — почему-то обиделся и встрял я.

Можно подумать, что я бы захотел секса с неандертальской женщиной…

— Разумеется, — признал Харгунт. — Народ и люди — близкие родственники. Но никто так яростно не делит наследство общего предка, как родственники. Во всяком случае, у нас так!

— У нас тоже, — встрял Боря. — Но раз мы общаемся, то мы можем стать хотя бы союзниками, верно? Не надо делить Землю, у каждого она своя. Нам надо разойтись в разные стороны, как было раньше. И вспоминать друг о друге хорошее. Оплакать все жертвы этой войны и чтить короткий миг понимания. Разумеется, если мы найдём точки соприкосновения.

— Ого, — Харгунт посмотрел на меня. — Он всегда такой зануда?

Я кивнул.

— Ты прав, не рождавшийся человек, — Харгунт с любопытством оглядел Борю. — Так и надо поступить. Есть лишь одна проблема.

— Как разделить миры? — спросил Боря.

Харгунт хрипло рассмеялся.

— Хорошая шутка! Кстати, чувство юмора вы тоже получили от нас, люди плохо умели шутить. Все их шутки были связаны с унижением и болью: кто-то упал, кто-то сказал глупость…

— Это и до сих пор так, — заметил я.

Харгунт замолчал. Покачал головой.

— Печально. Вот почему в ответ на мои непрерывные шутки ты не улыбался, Святослав Морозов… Ты просто не понимал моего юмора!

— Вот сейчас ведь ты пошутил? — предположил я.

Харгунт вздохнул.

— Нет. Но оставим это. Вы были правы, подозревая предательство. Но ошиблись в сути проблемы.

— Я уже понял, — сказал Боря.

Он вдруг посерьезнел и напрягся.

И я тоже подумал, что понимаю. Вот тут мне стало нехорошо.

— Скажи, — кивнул Харгунт.

— Миры соединились не случайно, — произнёс Боря. — Это был план.

Харгунт прикрыл глаза. Кивнул.

Боря продолжил:

— И разделить их несложно.

— Только не для нас, — сказал Харгунт. — Но да. Мы считаем, что возможность есть и она существовала всегда.

— Предали и нас, и вас, — сказал я. — Так, Харгунт? Предали ваши и наши ангелы! Они давным-давно могли остановить войну и разделить реальности!

— Мы имеем дело с существами столь древними и могучими, что разум не в состоянии постичь масштабы времени и силы, — произнёс Харгунт. — Они пронизывают всю Вселенную, проявляя себя в миллиардах мест одновременно, контролируя всё и вся. Само пространство и время — часть их сущности. То, как мы их воспринимаем, похоже на рисунок ребёнка по сравнению с реальностью — лишь общие контуры и очертания.

— И все эти сущности, от низших до высших, да ещё из двух реальностей, не в силах развести миры? — произнёс Боря. — Если существует сама возможность соприкосновения реальностей, то есть и возможность их разделения. И это, наверное, должно было происходить много раз!

— Неисчислимое множество раз, — кивнул Харгунт. — Мы считаем, что поддержание стабильности Вселенной — одна из основных их функций. А всё остальное, включая взаимодействие с разумными существами, мелочь, не стоящая внимания.

— Ангелы — эффекторы Бога, — я нахмурился. — Падшие ангелы — те, кто восстал против Бога и был повержен.

— Ты же веришь в Бога? — спросил Харгунт. — В единую разумную силу, всеведущую и всемогущую? Что для тебя Бог?

Я пожал плечами. Мне было неловко даже думать на эту тему. Для какой-нибудь совсем древней бабушки, возможно, Бог — это добрый сверхчеловек где-то там, наверху, с белой бородой и мудрым взглядом. Для теолога — сверхъестественная всемогущая сущность, природу которой постичь невозможно, да и не нужно. Для циничного политика — удобный инструмент манипулирования людьми. Для философа — абстрактное понятие, воплощающее стремление людей к совершенству.

— Вселенная, — сказал я. — Мироздание.

— Почему? — продолжил Харгунт.

— Любая система достаточной сложности обретает разум. Что может быть сложнее Вселенной?

— А добр ли он? История и людей, и Народа полны бед и страданий.

— Вселенная разумна, и для развития она нуждается в усложнении, — ответил я. — Разум — вот высшая форма сложности материи. Но если разум заранее исчислен, спланирован и избавлен от проб и ошибок… от случайностей… то он уже ничего не добавит мирозданию. Он уже целиком создан в тот миг, когда задуман. Поэтому — только так. Путь случайностей. Путь боли и ошибок. Зато — и путь свободы воли.

Харгунт кивнул.

— В чём-то мы очень близки с вами. Хотя бы с некоторыми из вас. Что насчёт ангелов?

— Я говорил с ангелом Кассиэлем, — осторожно начал я. — Совсем недавно. Он суровый, но неплохой… Кассиэль сказал, что мы — образ и подобие Бога. Потому что мы выбираем из неисчислимых случайностей. А они, ангелы, живут по законам и правилам, очень сложным, для них случайностей не существует.

— Они завидуют, — сказал Харгунт. — Да, ты умный! Ты понял. Они завидуют нам. И людям, и человечеству. Мы куда слабее и глупее, но мы — выше их, мы созданы по образу и подобию Бога, мы можем достичь чего-то… настоящего. Того, что и представить пока не в силах. А они — удивительно сложные механизмы.

— Вроде наших болванов и нейросетей, — сказал я.

— Куда сложнее. Но да, ты прав, человек Святослав Морозов. Серафимы и Престолы могут гасить звёзды и сворачивать пространство в точку. Пересекать Вселенную из конца в конец. Может быть, даже, странствовать во времени. Они родились вместе с Вселенной, на неисчислимую долю мгновения позже Абсолюта, и они никогда не умрут. Но они не вольны в поступках, а мы — да. Они знают, что их мысли и деяния предрешены и не принадлежат им. Они рабы. А мы — свободны.

— Ангелы нас ненавидят, — сказал Боря.

Харгунт посмотрел на него. Кивнул.

— Да, человек, не рождавшийся человеком. Ты прав. В меру дозволенного им, поскольку есть правила и запреты, которые ангелам не дано обойти. Но в любых правилах остаются щели, поскольку мы свободны и своими действиями обходим предусмотренные рамки. И ваши ангелы, и наши ангелы — все они мечтают, чтобы мы исчезли. Ибо нас Бог любит, а они лишь инструменты.

— У нас есть легенды о восстании ангелов, — напряжённо сказал Боря. — Апокрифы. Что ангелы возревновали Бога к людям, ибо обладали свободой воли. И восстали против Бога. И были сброшены с небес, стали падшими…

— И у нас есть подобные предания, — кивнул Харгунт. — Наверное, это не случайно?

— Но всё это было давно! — запротестовал я.

— Что такое время для Вселенной? Один ли миг длилось восстание ангелов, или эпохи? Закончилось ли оно, или мы живём во времена падения?

Мирный пасторальный пейзаж вокруг теперь вызывал раздражение. И будто ощутив мои мысли небо стало темнеть, ветер сделался сильнее, а по далёкому морю заплясали волны.

— Чего они хотят? — спросил Боря. — Убить нас всех?

— Они не могут. Эти ограничения сильны, наши мысли скрыты, а жизни неприкосновенны. Но ангелы нашего мира, которых вы зовете падшими, способны убивать людей. А ваши ангелы уничтожают нас. Но этого слишком мало, ибо им приходится защищать свою реальность, своих подопечных и сражаться друг с другом. Поэтому ангелы не закрывают связь между мирами. Находят способы тянуть, ждут…

— Взгляда Бога?

— О да. Чтобы в вашем мире Бог уничтожил людей, а в нашем — Народ. Не из зла или мести, а просто разбираясь в происходящем. Обращённый на живых существ взгляд Абсолюта постигает их до конца, от зачатия и до смерти. А значит — лишает свободы. Лишает души. Превращает в обычную органику, отыгрывающую свою роль, в набор молекул. Люди будут ходить, говорить, размножаться — зная, что их жизнь и поступки определены раз и навсегда, что судьба уже написана. Потом они перестанут делать что-либо, кроме одного — умирать. Мы все исчезнем, вымрем.

— Потому Бог и не смотрит. Потому он и отдаёт контроль ангелам.

Харгунт кивнул.

— Вы прилетели сюда, опасаясь ловушки и обмана. Но мы все в ловушке, все давно уже обмануты.

— Как вы узнали? — резко спросил я. — Почему я должен верить тем, кого считают проклятыми, пособниками падших? Вдруг всё это ложь?

Харгунт развёл руками.

— Мы думали. Мы создали огромный ннаукх. Не такой, как здесь, а с глубинным слиянием, когда нет места словам, а только мыслям. Сотни сознаний работали в унисон.

— Суперкомпьютер.

— Мы не создаём суперкомпьютеров! — резко ответил Харгунт. — Мыслящие машины — путь к гибели, и вы зря играете в эти игры! А мы способны мыслить вместе и находить истину. Всё, что мы знаем сами, всё, что нам удалось узнать о вашем мире, сложилось в единственную картину. Ангелы наших миров обманывают нас, притворяются, действуют на грани дозволенного. Наша свобода воли даёт им эту возможность. Рано или поздно контакт реальностей вызовет реакцию творца, и мы навсегда исчезнем как свободные существа.

— А Бог… — я покачал головой. — Если он обратит внимание на наш мир — он всё поймёт. И что же он сделает с ангелами?

Харгунт вздохнул.

— Не знаю. Этого мы не смогли понять. Видимо, они готовы рискнуть. Или же считают цену наказания соразмерной содеянному.

— И что тогда? — спросил Боря. — Мы сражаемся с падшими в космосе, но это как будто понарошку! Любой пожиратель или ослепитель разнесёт все наши базы, а потом сметёт Землю!

— Всё верно, — подтвердил Харгунт. — Любой серафим или херувим уничтожит наши базы и нашу Землю. Но им нельзя. Они изображают угрозу.

— Тогда всё бесполезно, — сказал я убеждённо. — Мы их не прогоним. Высшего чина не уничтожат все наши корабли. Они будут делать, что хотят, пока мы не превратимся в ходячие куски протоплазмы. А если мы попробуем рассказать властям, нас отправят в больницу или в тюрьму.

— Нас тоже.

Я удивленно глянул на Харгунта.

— Не думай, что Народ един. Лишь пилоты с Юпитера и Сатурна на моей стороне. Нам тоже не дадут пошатнуть основы и посягнуть на священные книги.

И в этот момент, как ни странно, я ему и поверил. Сразу и до конца. Может быть, он был не прав. Может быть, таил свои планы внутри планов. Но когда он признался, что их мир тоже полон недоверия и интриг, я ему поверил.

— У вас есть план? — спросил я.

— Наш план был в том, чтобы донести тебе правду. Мы считаем, что ты ключевое звено, Святослав.

— Я случайно… — я запнулся. Сколько им известно? — Случайно попал под удар Соннелона.

— Был ли у тебя выбор, Святослав? Мог ли ты избежать удара?

Я покачал головой.

— Тогда это не случайность! Это часть огромной игры, которую ведут наши и ваши ангелы. Ты попал под удар и что-то совершил. Что-то столь важное, что должно было уничтожить наши миры. Но… потом была какая-то случайность, несомненно. Ты сделал что-то, чего никто не ждал, даже ангелы. Именно поэтому Святослав Морозов до сих пор жив. Именно поэтому живо человечество и Народ. Ты должен найти эту случайность и вновь её использовать. Хурскан, Решающий случайностей, дал её тебе не напрасно.

— Я попробую, но я всего лишь человек.

— Вот именно!

Харгунт мягко, по-доброму, улыбнулся.

— Интересно было увидеть взрослого тебя. Но нам пора прощаться. Навсегда.

— Больше не встретимся? — я вдруг всерьёз огорчился.

— О, нет. Мы ведь не возрождаемся. Мы умираем навсегда. А Соннелон приближается к Япету. Это странно, а значит — ты должен уходить.

— Убежать от падшего престола? — я рассмеялся.

— У него есть свои ограничения, — строго сказал Харгунт. — Уходите. А я присоединюсь к своим друзьям. Мы дадим вам чуть больше времени.

И я не успел больше ничего ему сказать.

Несуществующий мир поплыл и исчез, растворился в серой пелене — и вновь возник черно-белым Япетом. Харгунт в своём жёлтом скафандре брёл к заградителю.

— Вот упоротый! — прошептал стоящий рядом Боря.

А я посмотрел вверх. И увидел на фоне горчичного Сатурна яркую колеблющуюся точку.

Престолы, ну в этом случае правильнее говорить «троны», так огромны, что их видно очень издалека.

Я перевёл взгляд на «Осу» — и увидел, как снег оседает, будто невидимый каток прокладывает к кораблю широкую дорожку. Харгунт сделал наш путь легче, локально повысив силу тяжести.

Неожиданно я задумался, а точно ли управление гравитацией было подарком падших Народу? Или неандертальцы додумались до этого сами? Они очень смышленые ребята…

— В кабину, — сказал я. — Быстро!

— Не переживай, я уверен, если чего — вновь будем вместе! — почти весело воскликнул Боря.

Он что, несмотря на все свои восторги, скучает по жизни в одном теле?

Мы бежали к кораблю, и сила тяжести была совсем комфортная, примерно, как на Луне.

— А если ты и есть та случайность, которой ангелы не учли? — отрезал я.

И Боря замолчал.

Мы запрыгнули на крылья вместе, забрались в открытую кабину — ледяную и мёртвую. Я даже закрытие фонаря включил с опаской, а вдруг не сработает?

Но колпак закрылся, включилась подача воздуха. Засветились экраны. Только по одному бегали радужные всполохи помех — матрица не перенесла разгерметизации.

— Не снимай скафандр, некогда! — крикнул я Боре, увидев, что он потянулся к горловине скафандра. — Лезь в костюм прямо так!

Я и сам забрался в костюм прямо в скафандре. Теперь мне было совсем уж некомфортно в кабине. И никаких санитарных удобств…

Ну ладно. Скорее всего, это ненадолго. Не уйдём мы от Соннелона, короткое бегство, ещё более короткий бой — и экспрессом на Титан.

Только бы Борька не исчез, не растворился в пустоте… зачем он напросился, балбес, зачем я согласился!

Рядом с нами загрохотало — гул шёл через поверхность и шасси. Заградитель вонючек стремительно поднимался в чёрное небо.

И ещё этот дурачок неандертальский…

«Оса» зашаталась, лёд под ней начал крошиться и разваливаться.

Я едва успел вставить руки в рукава костюма и дёрнуть кистями.

Реактор завыл за спиной, двигатели перешли с холодного режима во взлётный мгновенно, безжалостно пожирая время до ремонта.

И мы тоже рванули в небо, навстречу приближающемуся падшему престолу.