Глава 9. Под яркой луной.

Ветер бился на ладони так, что Лев придерживал её второй рукой. С каждым разом омовение давалось всё легче. Где-то под коркой мозга уже запрятано умение.

«Сродни первым поездкам на велосипеде», – смекнул мальчик.

Софья Лукина учила сына кататься на стареньком, скрипучем «орлёнке», поддерживая и мягко направляя. Лев не почувствовал, когда мама впервые отпустила его. Он ехал, не думая о падении, и наслаждался поездкой. Его тело само бессознательно удерживало равновесие. Подобное происходило в омовении стихией.

Плоть Льва служило проводником между надломанным пространством и могуществом Праотцов. Мальчик черпал энергию, что скрывалась в неведомых закромах. Менял давление воздуха на ладони по наитию, тем самым сотворив вихрь.

– Так держать, Лев, – подбодрил Вий.

Многие вьюны глядели на кривившего от напряжения трубочиста. Остальная страта, как и Захар, делали вид, что ничего выдающегося не происходит.

– Сбавляй обороты, – посоветовал кучерявый вьюн и был прав: если резко скинуть ветер с ладони, то давление схлопнется и, возможно, поломает пальцы.

Снег, ненароком залетевшие в класс, тянулся к потокам, который создал Лев. Мальчик медленно выдохнул, и белёсые хлопья упали на пол. У него впервые получилось завершить омовение без ушибленной руки.

– Милое дело, – вымученно похвалил Полынь из дальнего угла.

После ночи нападения учитель держался с вьюнами отстранённо. Лев никому не рассказывал о всплеске ярости Полыни, хотя тот явно думал иначе. Теперь мальчик испытывал вину за то, что остальные вьюны лишены общения с тем, кто в своей язвительной манере поддерживал их. Они, как никогда раньше, нуждались в добром слове.

– Урок окончен, – продолжил Полынь. Как, впрочем, и ваш курс омовения. Сегодня же доложу Главам о том, что каждый из вас сносно справится с выдуванием пыли из-под шкафов. До встречи в следующем году.

Полынь, не оглядываясь, выскочил из кабинета с обрушенной стеной.

– И всё? – театрально раскинул руки Вий. – Ни тебе кисло-сладкого ехидства, ни бодрящей колкости. Заболел, чего ли?

– Быть может, опустошались погреба в Трезубце, – ввернул Пимен.

Рядом сидящий Лир стукнул по ноге Гура и тот раскатисто рассмеялся от загадочной мины на лице брата.

– Эй, не притворяйтесь, будто знаете то, чего нам не по уму, – встрепенулся Пимене. – Выкладывай уже?

– Любовь, – прыснул Гур под кивки брата.

– К жидкостям разной температуры горения?

– Не всё тебе, Сорока, ведомо. Лир на ярмарке видал Полынь и мастерицу Скобель меж гостевых палаток. Вместе.

– Нет! – разом обронили Вий и Пимен.

Один вцепился в кучерявую шевелюру, второй прижал торчавшие уши, лишь бы не слышать наглую ложь.

– И я наткнулся на них однажды ночью, – неожиданно проговорил Лев и сразу же почувствовал кислый вкус совести на языке. – Они ругались.

– Как строгий мастер с нерадивым тупицей? – понадеялся Вий.

– Э… как простые мужчина и женщина.

Сквозь стон Пимен взмолился судьбе:

– Неужто, чтобы привлекать красоток, мне надобно превратиться в заросшего щетиной дохляка с поветрием перегара.

Близился обед, большая часть вьюнов покинула продуваемый класс, и ребята засобирались вдогонку.

«Совсем скоро и меня оставит страта Ветра», – осознал Лев.

Омовение – хорошая подмога для раскрытия чар, прощупывания «искры», из-за которой они разгораются. Также ни шатко ни валко трубочист освоил Приказы. Мастер Скобель, несмотря на неразборчивость в мужчинах (Лев впервые испытал ревность), научила управлять его механизмами, работающими на сервомасле.

«Мне бы радоваться: простому трубочисту полученных навыков хватило бы на оставшуюся жизнь», – с горечью признался себе Лев.

Обеденный зал пропитало всеобщее возбуждение. Вечером намечалось долгожданное событие. В край Собора прибыла команда по игре в жаролёд, сплошь состоявшая из дворян, да к тому же офицеров царской охраны.

После ярмарки по башне витали слухи о немилости царя. Поговаривали, будто нападение организовали нарочно во время его приезда, чтобы подточить независимость Собора. Куратор Гораг Мерзляк в каком-то нервном срыве лепетал прилюдно о том, как с его долгами царская длань сразу схватит за шкирку. Даже среди вьюнов находились те, кто утверждал, что после насильственного присоединения Собора к Министерству Просвещения, от страты Ветра избавятся, как от причуды Кагорты.

Приезд царских игроков в жаролёд даровал многим успокоение.

– Увидимся вечером, Лев, – попрощался Вий, когда они подошли к обеденному столу вьюнов.

Трубочист замешкался, пытаясь припомнить об их общих делах.

– Т-ты разве не идёшь с нами на арену? недоумевал Клим.

– Поглядим вместе на то, как Аскольда Миронова раскатают в лепёху, – вожделенно произнёс Вий.

– Непременно размажут. Так ведь, хлюпик? – проворковал Пимен, кормя питомца. Ёж одобрительно хрюкнул, высасывая из платка молоко.

Безоговорочно лучшей командой Собора являлись всполохи Аскольда. Именно им предстояло защитить честь Трезубца. Лев понимал, насколько для ребят заманчива возможность увидеть поражение неприятеля. Однако сам он считал, что для них ничего не поменяет игра с царскими любимцами. Аскольд продолжит измываться над стратой Ветра и подначивать на то остальных подмастерьев.

– Встретимся на арене, – неуверенно согласился Лев.

Оставив вьюнов, мальчик направился на кухню, где его ждала миска супа из квашеной капусты. День и без того приобрёл кислый вкус. После работы он с удовольствием бы глянул на то, как ребята катаются на пруду.

Команда вьюнов едва ли не каждый вечер выбиралась на тренировку, чтобы отработать мастерство в жаролёд. Ведь скоро вновь начнутся игры. Ребята приглядели лёд у руин на пруду. Под надзором старшекурсников из страты Воды место превратилось в тренировочную базу. Помимо занятий с Вольноступом, команда Первыша именно там упражнялась в игре. Они считались единственными, кто способен дать отпор Аскольду Миронову на льду.

У развалин всегда наметает меньше снега, да и торчавшие изо льда каменные огрызки служили завидным укрытием от ветра. Договориться о тренировках у руин вьюнам помог Матфей. Он выбивался из сил, чтобы в следующем году вступить в самую неуважаемую мастерскую «падальщиков», где Первыш занимал должность урядчика. За возможность по вечерам полосовать лёд, вьюны усердно орудовали лопатами.

С потерей Игната его место в команде занимал Клим. Вынужденная мера. И первым, кто признал обидный факт, был он сам. Клим развил выносливость на ферме деда, но проворности на льду и уверенности в себе ему не хватало.

По прошествии месяца грудня и почти всего студня команда вьюнов заматерела и сдружилась. Пимен, хоть и сторонился всех, к вечерним тренировкам относился серьёзно. Гур и Лир стояли горой в дрязгах не только за команду, но и за Дыма, который помогал в тренировках. Вия нарекли капитаном, и пока он справлялся.

– Долго, Сажа! – рявкнул над головой Льва.

Котельщик поджидал корзину с едой, свесившись с трубы. Он пытался выкрутить многоногому устройству ноги. Механической крохе не повезло потеряться в замысловатой схеме паровых и водяных труб и наткнуться на обитель вихля.

По признанию Вапулы, подобных шпиков он частенько излавливает и разбирает на запчасти.

Возможно, котельщик не врал, хотя Лев сомневался, что остальным мастерским есть дело до котельной, когда она исправно даёт пар. Правдивее звучало то, что сам вихль, перебираясь по дымоходам, разоряет склады зажиточных мастеров.

Когтистой ногой Вапула подхватил корзину и потянул к себе:

– Слыхал от пня Каспара про то, как вскоре ты станешь целиком под моей властью?

– Обучение подходит к концу, – Лев так и не сумел придать голосу безразличный тон.

– Хороши ныне мастера Собора, раз так скоро вправили тебе головушку, – вихль опробовал на вкус задеревенелую колбасу. – Не по учёности работёнка тебе сыскалась, уж прощай, Сажа. Угомони-ка медный зад, пока он внизу ничего не поломал.

В клокочущем шуме котельной Лев уловил бряцание на нижнем ярусе.

– Живей, Сажа.

Делать нечего, и Лев в потёмках и мороке спустился по трубам. В цепях лебёдки запутался длиннорукий механизм и тщетно пытался выбраться. Так происходит, когда автоматоны сталкиваются с обстоятельствами, перечащими их приказу. Они тратят заряд сервомасла, чтобы наобум вернуться к заложенной в них «программе».

Всего-то надо остановиться и отступить пару шагов.

– Легко сказать… – Лев растёр вспотевшие ладони.

Первый урок мастера Скобель звучит так: «Слова лишь колыхание воздуха. Автоматон понимает одну волю, посланную чарами».

Лев зажал в руках колокольчик, поборов соблазн воспользоваться янтарём.

– Откинь бесполезные чувства и праздные мысли, – шептал Лев второй урок. – Стань холодным и бездушным, как медь.

Мальчик коснулся бака с сервомаслом. Автоматон шагнул назад и безвольно замер.

Трубочист ругнулся излюбленным словцом котельщика. Он соткал приказ, как его учили, точно узел на шнурках. Вот только при этом Лев развязал чары, что сплёл до него Вапула.

– Несобранность и разгильдяйство, Сажа, – окрикнул вихль сверху. Для пущего эффекта он кинул в мальчика огрызком колбасы. – Все также плохи мастера Собора. Тот мех должен поднять снизу гнилушки. Будь добр, очаруй пустышку или же сделай за него работу.

Конечно же, Лев стаскал ржавые раструбы самостоятельно.

«Если разум не пришёл напрямую в голову, то через ноги непременно дойдёт», – вспомнились уроки Вольноступа.

С желанием отыскать где-нибудь смелость вымотанный Лев с опозданием вышел на игру.

Холодная арена с куполом сегодня выглядела нарядно, как никогда. Словно со всего Трезубцы сюда снесли лучины, мягкие подушки и бархатные гобелены. Таким образом, местные жители боролись с докучливыми вьюгами и кротким солнцем, которое редко забредало в край.

Ложа глав Бора и Гамы выглядела совсем как летняя клумба. На ней выставили венки для победителей. Волхвы с оранжерей постарались на славу: яркие пышные цветы излучали тепло лета. В венках искусно спрятаны пробирки с питательным раствором, который сохранят свежесть растениям на долгие месяцы.

Лев припозднился, и потому к друзьям ему пришлось пробиваться через толпу. Хорошо, что, узнав его, подмастерья отшатывались в сторону, хотя трубочист был одет в чистый китель вьюнов.

– Ждёшь не дождёшься? – с жаром спросил Вий. Сам вьюн сгорал в нетерпении от предстоящей игры. – Смотри на достойнейших из мужей. Таким растерзать Аскольда на клочья – раз плюнуть.

Царские игроки выстроились у входа в купола. Гладковыбритые и подтянутые. Отполированные крепления на их доспехах блестели в свете арены и лучах восхищения старшекурсниц. Напротив них в команде всполохов чувствовалась пришибленность. И только один подросток держался под стать офицерам.

– Недолго спеси сидеть на наглой роже, – невозмутимое поведение Аскольда корёжило Вия.

Царские игроки вытянулись в струнку, когда к командам вышли старшекурсницы, несущие собственноручно вышитые плащи багрового цвета. Пара молодых офицеров, углядев Бажену во главе шествия, пригладили пышные усы. Напрасно, барышня, не глядя на них, подвязала плащ к доспехам Аскольда Миронова. Сегодня Её милейшество показательно одаривала вниманием лишь капитана всполохов, и тот с воодушевлением всматривался ей в глаза.

Не сыскать красивее пары, и, глядя на их юношеское счастье, можно было забыть о его гнусных делах.

«Никогда», – дал зарок Лев и пошёл прочь из арены.

Вий хотел окликнуть его, но Дым безмолвно дал понять, что трубочист желает остаться один.

Протрубил горн, и механические судьи поднялись на своих постаментах, чтобы поприветствовать на льду игроков. Команды ринулись раскатывать коньки, а зрители прильнули к сетке купола.

Одну из колонн у выхода с арены подпирал Вольноступ. Сегодня не он проводил игру. Лев замешкался, подумав, что наставник отправит его болеть за игроков Собора.

– Не по душе зрелище? – спросил Вольноступ.

– Слишком устал, наставник.

– Угу. И я вдоволь насмотрелся на бравых воинов, которые заслуживают командирские звания не на раскисшем поле, а на гладком льду, – мужчина задумчиво почесал щетину. – По поводу льда… До меня дошли слухи, будто вьюны вечерами тренируются на коньках, которые я выдал им для починки. Не надо врать, что ты не видел их.

– Не буду, наставник.

– Тебя часто замечают бродящим рядом.

– Да, наставник. Мы… то есть…

Лев напрасно попытался выгородить вьюнов. Видимо, витязей учат особому взгляду, от которого путаются мысли.

Вольноступ ногой пихнул в сторону Льва мешок. Металл в нём звонко отозвался.

– Кожаное крепление не помешает подлатать. Найдёшь время для пары коньков, трубочист?

– Обязательно, наставник.

Арена взорвалась ликованием – игра началась. Вольноступ покривил лицо и отправился под трибуны. Лев же, обнимая мешок с острым железом, спешил выбраться на свежий воздух.

Последние тучи сбежали с неба, и полная луна зависла над трёхголовой башней. Ночь сегодня светла.

«Хорошо, ведь янтарь опасно доставать даже в такую безлюдную пору».

Трубочист задрал голову к верхушке Трезубца, будто смог бы различить в окне Кагорту разглядывающие угодья.

Пальцы закоченели и не сразу сладили с ремнями коньков. Мальчик не переживал из-за холода, немного погодя его тело будет пыхать паром. Он в два прыжка разогнался, и по пруду разнеся хрустящий скрежет. В морозное безветрие эхо зарождалось между развалин и чудилось, будто мальчик катается не один.

Лев сперва беспокойно вглядывался в тени, но вспомнил единственную неизменную вещь: какими бы волшебными ни казались Осколки чаровников – духи ушедших крепко отгорожены от мира живых.

Лев развил предельную для себя скорость, и теперь страхи не поспевали за ним.

Он летал по льду, пока мир не засиял. Легчайшие зелёные переливы заслонили колкие звёзды. Мальчик безвольно заскользил, любуясь авророй, которая стремительно захватывала небо и взбаламутила Пелену.

«Точно на окне, выходящем на Вселенную, космический ветерок колышет цветные занавески, – мальчик удивился своим размышлениям. – Вот бы мама это видела. Она непременно нашла бы сегодняшней ночи место на своих картинах».

На груди пульсировал янтарь, словно отзывался на ноющую тоску хозяина.

Из-за грандиозного представления, Лев заметил приближающийся огонёк только тогда, когда он вышел к руинам. Трубочист двинулся ему навстречу и различил под фонарём неожиданного позднего бродягу.

– Могу чем-нибудь помочь, барышня? – спросил он Зорю.

Лунси, закутанная в несколько слоёв тёплой одежды, пошатывалась на скользком поле. Ещё шаг и Зоря потеряла равновесие. Её фонарь выпал из рук и от удара потух.

– Мои ноги…

Лев, врезавшись коньками в лёд, вовремя ухватил за локоть Зорю.

– Благодарю, – пискнула девочка и крепко вцепилась в трубочиста.

Нарастающая улыбка Льва сползла разом, когда он понял, как близко сейчас находиться с барышней Собора, несмотря на предупреждения Каспара.

«Она пахнет хвоей, – удивился Лев. – И её кожа сияет».

Аврора будто осыпала девочку зелёными крапинками.

– Благодарю.

Похоже, Лев долго и настырно всматривался в лицо Зори, что ей стало не по себе.

Отвернувшись, трубочист сказал:

– Я выведу тебя со льда.

Неуверенными шашками они перебрались к ближайшему сугробу.

– Благодарю, – повторила Зоря. – Зря рискнула выйти на лёд. Просто ты так любовался небом, что я не посмела окрикнуть тебя.

– Да, сегодня красиво.

Достигнув края льда, Зоря рухнула на снег. Она крепко сжала губы, борясь со своей улыбкой.

– В крае Собора прекрасные пазори, – когда девочка-лунси подняла глаза, то они окрасились в зелёный цвет и заблестели. – Мою маму звали Пазори. Наверное, ей даровал имя тот, кто жил на северном Осколке, подобном этому. Мама славилась красотой.

Переливы на небе тускнели, и Лев ощутил разочарование.

– Знаешь, я не праздно гуляю так поздно, – продолжила Зоря. – Ты тоже ищешь зверя привратника?

Поиски пса отзывались для Льва головной болью. Одно дело, когда Каспар наседал, но другое, когда к нему подключилась Василиса. Подмастерье-лекарь удумала, будто для быстрой поправки привратника нужны положительные эмоции. По слухам, страж ворот любил только зверя из-за Пелены, про госпожу Фронталь знающие тактично умалчивали. Часто по ночам пёс печально выл под окнами дворца, но наутро его след переметал снег.

– Я оттягиваю поиски, – признался Лев. – Пусть привратник поправится, и тогда Репей сам его найдёт. До той поры лучше Каспару не знать, где он прячется.

– Не думала, что такому пугливому и тоскливому существу могут причинить боль, – поразилась Зоря. – Где бы я ни гуляла, везде ощущаю печаль и одиночество зверя. Я бы хотела дать почувствовать… Репью о том, что скоро его друг вернётся. К тому же у меня есть отличная бедренная кость мао.

Лунси достала из-за пазухи продолговатый свёрток. Её намерения были тверды, раз она каким-то образом стащила с кухни объедки.

– Наверно, Репей сейчас голодный, – сообразил Лев. – Только у меня нет догадок, где он скрывается.

– Леший ведает неразумными существами. Все знают, как часто ты бываешь в роще.

«Не больше, чем Дым», – смекнул Лев.

Отчего-то между единственными лунси в Соборе пролегала невидимая преграда.

– Если хочешь, можем спросить у него, – пожал плечами Лев.

При подходе к роще трубочист подавил желание достать янтарь. Фонарь Зори разбит, а свет луны рассеивался под снежными кронами деревьев. К облегчению ребят, Леший, как воспитанный хозяин, ждал их у входа в своё убежище. Раскачиваясь на ветке, он высматривал на небосводе локоны зелёных волн.

– Пусть вода всегда питает… – попыталась поприветствовать Зоря.

– Оставь благонравие танцующим под звёздами, дитя, – проскрипел леший. – Ты более осквернитель ныне. Ведь тот, кто уподобляется иному, тот иным и является.

В темноте Лев заметил негодование на лице Зори, которое она вмиг заместила безразличием.

В неловкой заминке трубочист откашлялся и заговорил:

– Доброй ночи. Прости, что отвлекаем, нам нужно отыскать зверя привратника.

– Если поведаю о нём, то вы тут же сгинете из моей рощи? – запросил леший, глядя на Зорю.

– В ту же сладкую секунду, – равнодушно ответила она.

– Ночной баламут выбирается, чтоб поскулить. Будь моя воля, прогнал бы его восвояси, однако Владетельнице он не мешает. Подобной мудрости не ждёшь от зверя, чьё милое дело – это гонять по пузу блох.

– Так, где он прячется?

– Не ведаю, где зверь таится. И Владетельница его не видит.

Лев хотел уточнить, но Зоря, кажется, узнала всё нужное.

– Доброй ночи, – кинула лунси через плечо и зашагала прочь.

Лев открыл было рот, но леший опередил:

– Оставь мою рощу.

Трубочист с трудом догнал Зорю.

– Забыл, каким он бывает… неприятным.

– Прошу, не принимай на свой счёт. У меня не получается ладить ни с лешими, ни с его трухлявой хозяйкой.

Как догадался Лев по тону девочки, сейчас не время спрашивать причину. Раньше он считал, что сдержанность присуща всем лунси. Зоря же не походила на Дыма, хоть и вела себя на людях похоже.

– Так ты поняла, где искать Репья?

– Есть несколько мест в крае, недоступных дереву Ладо.

– Автоматоны Каспара заглянули за каждый угол Трезубца.

– Репей укрылся не за каменными стенами. Он сбежал в оранжерею Старого сада.

– Там же находиться мёртвое дерево Ладо.

– Потому леший его не видит. Умница Репей.

Лев же умом, похоже, уступал собаке. Зоря на непонимание на его лице объяснила:

– На месте, где умерло Ладо, образуется тёмное пятно. Те, кто заполучил во владения край Собора после Храбрых Скитальцев, стали подстраивать землю под жизнь чаровников. Для того и погубили первое Ладо. Без него они засадили край репой и кормом для домашнего скота. Даже рыба не прижилась бы в пруду при живой хозяйке края.

Странная парочка как раз проходили мимо торчавших изо льда руин.

– Пруд рукотворный, – постиг Лев.

– Когда новое Ладо вступило во владение осколком Трезубца, ему только и оставалось, что управлять тем, что для неё уготовили чаровники. Также как другим народам уготовано одно: приспосабливаться к тому миру, что изменили вы. Чаровники.

– Я… – заикнулся Лев, желая сказать, что не такой уж он и чаровник. Однако понял, что не имеет права так говорить: янтарь на груди намекал ему своим теплом. – Сожалею.

– Не стоит.

Зоря молча следовала к Старому саду. Лев нарочно отстал на несколько шагов, его настораживали тёмные окна дворца. Меньше всего он хотел увидеть подглядывающего Каспара или кого-то из прихвостней Аскольда. Общение с трубочистом способно навлечь неприятности на Зорю.

– Заперто, – охнула лунси у ворот в оранжерею, где новобранцы когда-то слушали приветственную речь Киноварного.

Лев снял с плеча коньки и лезвием поддел дверь. Механизм не поддался.

– Не нужно ничего ломать, – подсказала Зоря.

В памяти обоих подростков свежи воспоминание об Игнате.

Зоря поманила за собой. В сугробе был вырыт лаз к выбитому куску остекления.

– Осторожнее, там осколки, – предостерёг Лев.

– Лунси отлично видят под сиянием луны. Можешь подождать меня снаружи.

– Ещё чего, – вырвалось у Льва.

Про себя же мальчик проклинал за то, что не остался на арене. Особенно когда ему в полной темноте пришлось продираться через колкую растительность.

Ощущая подкатывающую панику, Лев достал янтарь. Тени отступили. В момент нужды мальчика камень засиял как никогда ярко.

– Нас же увидят, – шикнула Зоря, крепко зажмурившись.

– Извини, – Лев укрыл янтарь за кителем.

Приглушённого света хватило, чтобы увидеть на лице девочки-лунси озадаченное выражение.

– Пусть это останется между нами.

Зоря, подумав, кивнула и направилась к мёртвому дереву. В её корнях жался Репей.

– Вот и ты, умничка, – девочка достала свёрток с костью. – У нас для тебя подарок.

Репей пытливо поднял нос. Пёс полностью увлёк Зорю, Лев же беспокойно вглядывался в морозные заросли. Старый сад не обогревался паром, здесь было даже холоднее, чем на улице.

И жутко. Лев крепче сжал коньки и янтарь.

– Ты дрожишь. Кто тебя так напугал?

Зоря положила к корням кость. Репей разрывался между укрытием и вкусным ужином.

– Возможно, он был там, когда его хозяина ранили. Вот бы узнать, кто напал на Собор, – мечтательно сказал Лев.

Зоря приподнялась, её взгляд приковало свечение янтаря из-под кителя трубочиста.

– Как важна для тебя тайна о твоём блюстителе?

– Если о ней узнают, то мне не жить.

– Хорошо. Потому прошу: отнесись к моей тайне с таким же трепетом, – сказала Зоря и скинула пальто.

– А-а, – Лев хотел было отвернуться.

– Одежда мешает мне.

Зоря сняла с себя все тёплые вещи и осталась в тонком платье посреди заиндевевшей оранжереи. Её худое тело словно излучало блёклый свет. Она оголила запястья, которые змеёй стягивали изящные украшения. После щелчка и они упали на землю.

Зоря присела к дрожащему Репью. Одной рукой она поглаживала пса, другую протянула Льву.

– Без твоей помощи не получиться.

Лев догадался, что происходящее вряд ли можно назвать обыденностью для чаровников. Он робко взял Зорю за руку.

«Что за чудесная кость, – подумал Лев и чавкнул ртом, набитым слюной. – Она такая же вкусная, как угощения той женщины. Ох, как же хочется, чтобы за ушком почесали её умелые руки, пахнущие бумагой и чернилами».

В последний раз его так ласкали в ту страшную ночь.

Привратник тогда позвал Льва за собой. Руки женщины мягко оттолкнули его. Значит, пора снова гулять по сырому подземелью. Лев с нетерпением ожидал встречи с наглыми крысами, но на пути им встретился мужчина. Привратник окрикнул его, и незваный гость рванул от них.

«Он хочет играть!».

Восторг от погони захватывал. Однако предостерегающий зов привратника остепенил.

«Нужно держаться в стае, – вспомнил Лев. – Так мы сильнее».

У большой лестницы человек ждал их и встретил грохотом из руки. Едкий запах ударил в нос Льву. Ужас сковал его ноги, он обернулся к вожаку, но тот безмолвно опускался на пол окроплённой собственной кровью.

Лев зарычал на мужчину у лестницы, хотя все его поджилки дрожали от ужаса. На звук спешили безжизненные и дурно пахнущие существа.

Мужчина схватил вазу и кинул во Льва. И тот помчался прочь от фальшивого и надрывного смеха…

– Довольно с него.

Лев будто вынырнул из моря запахов. Мир проявлялся постепенно.

– Всё будет хорошо, скоро к тебе вернётся друг, – Зоря ласкала скулящего пса.

Ошарашенный мальчик сам был не против успокоительных речей.

– Так что мы сумели различить? – спросила девочка одеваясь. – Неразумные существа помнят своими ощущениями. К сожалению, чёткого образа злодея нам не увидеть.

– Он стрелял в привратника из пистолета, – пробормотал Лев. – Так громко, так страшно.

– Пистолета? – Зоря перестала одеваться и приблизилась к трубочисту, тот продолжал бессвязно лепетать. Она нежно потрясла его: – Попробуй сосредоточиться на мужчине. Иначе воспоминания Репья испаряться.

– Запах был знакомым.

– То память Репья. Он обнюхивал едва ли не всех, кто проходит через врата многие годы… Прости, что не предупредила. К подобному не подготовишься.

– Что ты сделала?

– Послужила проводником между вашей памятью. Таков мой дар от народа лунси, – с горечью призналась Зоря. – Леший не прав. Я больше похожа на лунси, чем те, кто продолжает водить хороводы вокруг Ладо.

– Я был Репьём.

– Только подстроил под себя воспоминания, которые мне удалось выловить. Когда-нибудь расскажу подробнее о том, что случилось. Меня покидают силы, и ты рискуешь тащить меня на своей спине. Лучше вернуться в башню поскорее.

– Угу, – согласился Лев. – Но что нам делать с памятью… собаки?

– Ничего нового ты не увидел, кроме оружия.

– Сыщик Песня сразу предположил, что стреляли из подобия пистолета.

– Не знала.

– Редкое устройство, – попытался выкрутиться Лев.

Зоря согласилась. Они засобирались обратно во дворец.

– Буду приносить тебе чего-нибудь погрызть, – пообещала девочка собаке.

До дворца ребята дошли поглощёнными собственными мыслями и чужими воспоминаниями.

– Возможно, ты позже осознаёшь ещё что-нибудь, – на прощание объяснила Зоря, борясь с зевотой. – Мимолётные погружения в звериную память не принесут вреда. Хотя может быть остаточный эффект.

– Я буду выть на луну?!

Зоря прикрыла рот рукой и звонко хихикнула. Она стеснялась выплеска чувств и потому смеялась сильнее. Лев ощутил тепло в груди. Почему-то Есении и Зори становится весело от подобных его оплошностей.

Во дворце звучали отголоски празднования. Несмотря на комендантский час, по коридорам сновали люди. Лев нырнул в проём корпуса Ветра в надежде что-то разузнать. В гостиной, где находилась команда вьюнов, царило скорбное настроение.

Лев остановился у мутного зеркала, чтобы поправить чёлку. Волосы никак не хотели ложиться так, как ему нравится.

– Хватит там накрашиваться, – в нетерпении воскликнул Пимен. – У трубочиста сегодня свидание?!

– Вы чего такие понурые? – сменил тему покрасневший Лев. – Во дворце никто не спит.

– Он п-победил, – коротко ответил Клим и сразу поник, глядя на покривившегося Вия.

– Продолжай, раз начал, – процедил тот.

Дым единственным встретил наступающую ночь с расправленными плечами.

«Интересно, он на самом деле такой холодный? – подумал Лев. – Или же сдерживается, как Зоря?».

– Всполохи проигрывали офицерам. Разницу в опыте и подготовке ничем не перекроешь, – сухо ввёл в курс дела лунси. – Тогда Аскольд воспользовался последним шансом перевернуть исход игры. Он вызвал капитана столичных на поединок. И тот согласился, хотя остальные офицеры были супротив. Он не воспринял игру и Аскольда всерьёз.

– Усатый хлыщ хотел произвести впечатление на Бажену, – огрызнулся Пимен. – Всё зырил на неё.

– Так ты на стороне Аскольда? – Вий швырнул подушку с кресла в Сороку и вскочил на ноги, словно физически хотел скинуть с себя уныние. – Если коротко: Аскольд геройски победил в бою одного из лучших игроков в жаролёд. Теперь ему полагается слава и воспевания на всех Осколках, а также любовь самой красивой барышни в Соборе.

– Самой красивой во всех мирах, – обиженно вставил Пимен.

– Нам же пора набираться сил. Тренировки на пруду отныне будут жёстче. Мы найдём способ, каким сможем победить… хоть кого-нибудь.

– Уже нашли, – вдруг вмешался Клим. – Лев, именно ты должен заменить Игната на льду.

– Я?

Клим на удивление не заикался, и голос его был твёрд:

– С твоей скоростью на льду мы пройдём в следующий круг. Заставим Аскольда испытать хоть часть той обиды, которую он и его прихвостни причиняют нам.

Комната в тишине ожидала ответа. Только Хлюпик кряхтел на руках у разинувшего рот Пимена.

– Хорошо, – согласился трубочист.

Сейчас, как ни странно, его переполняла уверенность в себе. Лев глянул в зеркало, и то, что он там увидел, ему явно нравилось.

– Смотри, как расцвёл самовлюблённый щёголь! – воскликнул Вий.

– Ещё не вышел на лёд, а уже хорохорится перед барышнями, – поддержал Пимен.

Лев же пуще прежнего раскраснелся. Да что с ним сегодня происходит?

Загрузка...