Дети, сотканные ветром. 2

Глава 3. Иней.

Трубочист с охапкой инструментов вышел в потёмки наступающего дня. Обогнув молчаливый дворец, он направился к подножию сопки. Покрытые инеем тропинки вились к россыпи хозяйственных сооружений: скотного двора и опустевших огородов. В просторных загонах, сбившись в островки из перьев, дремали моа. Полутораметровые бескрылые птицы недовольно ухали, когда небольшой юркий автоматон вытаскивал из-под них яйцо размером с футбольный мяч.

Мысль о скворчащем омлете на сковородке Проши отозвалась завыванием в желудке Льва. Обычно столь ранний час трубочист проводил в постели, ища в монотонном шуме котельной недовольное кряхтение вихля. Сегодня же стоило заняться делами, прежде чем отправляться на урок Полыни. Каспар после случая с пыльцой Унокрыла заваливал работой, так что приходилось выстраивать план на день, где нашлось бы место труду, учёбе и преследованию Феоктиста Киноварного.

Прошла седмица после того, как Поверенный возвратился в Собор. Седмица, как нутро Льва раздирает зуд нетерпения. Где только мальчик не поджидал Киноварного: у личной аудитории, в общем зале и даже в ванных комнатах дворца. Поверенный был неуловим. И только Каспар, поймав мельтешащего по коридорам Льва, убеждался в том, что у трубочиста есть излишки праздного времени.

У теплиц Лев услышал гул и металлический скрежет. В двух сотнях шагов от него, у кромки Пелены громоздкая машина испускала пар. Вокруг неё суетился десяток подмастерьев. Они то и дело проверяли натянутую цепь, одним концом торчащую из катушки машины, а другим уходящую в мерцающий туман.

Лев прежде не рисковал так приближаться к Пелене. Своими тусклыми переливами она болезненно напоминала о путешествии с филином на руках. К тому же, говорят, если пристально вглядываться в мир за её мутью, то глаза защиплет, а голова пойдёт кругом.

– Всё-таки какой он крошечный край Собора, – прошептал Лев, поднимая взгляд по Пелене до тех пор, пока та не растворилась в небе. – Самолёт?!

Лев шлёпнул ладонью по губам, боясь, что его выкрик услышат. Утреннее небо прочерчивал белёсый след.

– Причудливое название ты ему придумал, – раздался голос за спиной трубочиста.

Из рук Льва посыпался весь инструмент. К нему неуклюже шагал Матфей с тяжёлой корзиной. Похоже, он ночь не спал, одежда на нём помята и грязна.

– Снова наказали? – спросил подмастерье, похожий на медвежонка.

– Просто работа.

– Угу. Слыхал, Баба Яра прислала тебе наставление по учёбе, – Матфей продолжал делиться удивительной осведомлённостью о жизни Льва.

– Посоветовала отдать все силы «Словесности», урокам Полыни и мастера Скобель, – подтвердил трубочист.

Он старался увести разговор от несущегося в вышине самолёта.

– Со старушкой не поспоришь, – нехотя одобрил Матфей и взглянул вверх. – Пропал твой… самолёт. Все называют их дымные летуны, а по мне на паровом ходу высоко не поднимешься. И не рассмотреть их из-за преломления как следует.

Небо впрямь было чистым. След самолёта истаял чересчур быстро.

– Как такое может быть? – проронил Лев, вместив во фразу множество вопросов.

Матфей разобрал в нём лишь один и поспешил осведомить неуча:

– Нынче грань меж мирами тонка. Разве не видел, как вечером ярко переливалась Пелена. Сулила хороший улов.

– Так ты хочешь вступить в мастерскую мусорщиков?

Матфей будто не расслышал Льва, и тот не стал допытываться, жалея о своей несдержанности.

Мусорщиками именовали старших подмастерьев из мастерской в подвальной части башни. «Не самая уважаемая группа в Соборе» – тактично отозвался о них Клим. Вапула же в открытую называл их «мышами, забивающими свои норы барахлом».

Именно устройство мусорщиков пыхтело всю ночь у края Осколка.

Возраст Матфея пока не позволяет присоединиться к ним. И сегодня ему доверили лишь принести еду. Лев бы не подумал, что вечно недовольный и пререкающийся рос готов мириться с низшей должностью ради самой презираемой мастерской.

Резкий свист заставил ребят обернуться на мусорщиков. Тонкая цепь натянулась до предела. Лебёдка, тянущая её, выла от напряжения, то и дело где-то пар находил слабое место и вырывался наружу. Цепь задрожала и вмиг повисла. Из-за завесы сборщики вытянули грязно-белый ящик.

Старый холодильник, - смекнул Лев.

Вслед за хламом из пелены вышел человек, облачённый в непроницаемый костюм. Из его шлема доносилось невнятное мычание, которое при открытии узкого иллюминатора превратилось в отборные ругательства.

– Опять ерунда, – не обрадовался Матфей добыче.

Единственный автоматон содрогнулся и замер рядом с поживой, и только тогда, когда на холодильник накинули металлическую сеть, он пробудился.

Лев ахнул: не ожидаешь поутру наткнуться на важное открытие. Вещи полых каким-то образом мешают чарам.

– Глядишь, чего-нибудь выплавят из этой штуковины. Я бы не стоял на пути у Первыша, когда у них выдалась скверная «рыбалка», – намекнул Матфей и потащил корзину с едой сборщикам.

За входом в тепличный блок на мешках с удобрением посапывали двое подмастерьев, отвечающие за его бесперебойную работу. Лев не потревожил их покой. В лабиринтах зелени перекатывались автоматоны, собирающие урожай невиданных овощей. От нехватки плодородной почвы кухню Собора спасали волхвы и их питательные растворы. Льву оставалось только облизываться, кроме местных разновидностей капусты и репы на стол к прислуге мало что попадало из овощей. Фруктов и подавно.

Нужный трубочисту котёл располагался в цветочной секции. Около часа Лев потратил на его осмотр.

Плохо дело, Каспар не обрадуется, решил он. Трубы прохудились, сквозит из всех сочленений.

Лев открыл заменённый им кран, и котёл недобро вздрогнул. Давление пара, как толстенная мышь, прошлось по трубам на другой конец помещения и выплеснулось из фланца над ярким цветочником.

Раздался тонкий визг.

Лев бросился в сторону крика, представляя ужасную картину от его оплошности. Он проломился сквозь растительную преграду и уткнулся нос к носу с удивлённой девочкой. Она пыталась привести в порядок белую накидку, и появление трубочиста вызвало новый крик.

– Княжна?!

Лев был ошарашен встречей ничуть не меньше золотоволосой девочки.

– Княжна, – бездумно повторил трубочист.

– Собор стирает титулы между подмастерьями, – девочка справилась с речью куда быстрее. Она рассмотрела трубочиста, и тень застенчивости промелькнула по лицу. – Тебе, судя по всему, следует обращаться ко мне «барышней».

Княжна хотела принять стойку, подобающую воспитанным барышням, но, заметив, как испачкалось её платье и взлохматилась причёска, простонала.

– Отвернись… будь добр.

Лев, ничего иного не придумав, нырнул обратно за цветочную стену.

– Простите, барышня, что напугал вас, – не видя девочки, он задышал полной грудью.

– Проделка с паром – твоя затея? – за растительной ширмой слышно было, как княжна приводит себя в должный вид.

– Не совсем моя, барышня. Пар с котельной поступает неровно, оттого и трубы лопаются.

– Угу, – донеслось через неловкую паузу. – Можешь показаться.

Льву было бы радостней уйти, но дитя знатного рода просьбу обернула в приказ. Он продрался через растительность и предстал перед ней. Теперь чуть приподнятый подбородок девочки-всполоха отметал любой намёк на былую стеснительность. Волосы вновь стянулись в тугой узел, белая накидка избавилась от прилипшей зелени.

– Как тебя зовут?

– Лев. Я трубочист.

– О трубочисте все наслышаны, только никто не знает его имени.

Лев невольно усмехнулся:

– Всем куда интереснее мои медные пуговицы. Жаль, запасных у меня нет, раздал бы другим барышням.

Княжна провела кулаком по губам, будто стирая намёки на улыбку.

– Боюсь, что без тебя они бесполезны. Прости, пожалуйста, девушек. У них такой возраст, когда им нужна вся удача, какая есть на Осколках, – увидев озадаченное выражение Льва, она удивилась. – Тебе никто не объяснил, зачем прикасаются к твоим пуговицам?

– Традиция такая, – попытался угадать Лев.

Девочка-всполох, откинув притворную строгость, засмеялась. Её смех звонко отражался от стеклянной стены и тонул в пёстрых зарослях. Лев знал, что выставил себя дураком, но почему-то промах его не смутил. Влажная жара в цветочнике пришлась кстати, и щекам не раскраснеться ярче.

– Я не вправе разглашать сию тайну, – девочка едва справлялась с проскакивающими смешками. – С моей стороны не последует посягательств на твои красивые пуговицы. Моё имя – Есения. Я дочь великого рода Коркуновых.

Княжна внимательно присматривалась ко Льву. Что-то она нашла в нём занятное, и мальчик, тужась, пытался разобрать, что именно.

– Прости за тот случай у пруда, – произнесла она. – Уверена, Лель бы не причинил тебе вред. Просто нас с ранних лет окружало… иное отношение. Ты же, по всей видимости, вырос в краях, подобных Собору?

– Господин Лель дал мне хороший урок, барышня, – Лев бестактно обошёл её вопрос. Хотя стоило бы заискивать перед ней. – Прошу простить меня, барышня, я вам мешаю.

– Ничуть. Я только делаю наброски, – княжна указала на альбом и набор угольков. – Тот восхитительный цветок лазурита распускается всего на один день, и утром у него пик жизни. Час красоты. Необходимо приготовить бальзам, чтобы он сохранил свежесть навсегда. Думаю, сорвать его на следующий год. Последним.

Лев не понял и половины из сказанного. Видя его реакцию, девочка смутилась.

– Что я делаю? Редко так откровенничаю, – ей всё-таки удалось зардеть пуще прежнего. – Ох, к тому же с мальчиком.

– Обещаю, что никому не расскажу.

Есения мило улыбнулась и перешла к альбому. Лев, до того блуждавший глазами, вгляделся в девочку-подмастерье. Она, щурясь, почти дотронулась носом синий цветок. Так же поступала его мама, не любившая тянуться за увеличительным стеклом.

Княжна, ощутив внимательный взгляд трубочиста, неуверенно закрыла альбом.

– Знаешь, я часто рисую, – она приняла виноватый вид. – Хочу сказать, что в Соборе больше нечем заняться. Учёба, разные кружки…

Лев с неприсущим для себя ехидством хотел напомнить ей о пикнике со свитой и хождении на арену. Однако трубочист поймал себя на том, что княжну он видел лишь в те два случая, не считая дня открытия врат. За тот же срок её дружок Лель встречался десятки раз.

– В общем, уйма свободного времени. И весь запас красок ушёл буквально за ревун. Его светлость… Мой дедушка подарил мне перед отбытием в Собор масла из Края Утренних Рос. Не хотелось бы предстать в его глазах транжирой, – даже упоминание деда произвело на княжну до странного усмиряющий действие. – Лель достал немного масла. Пигменты же я сама разыскиваю: известь для белого цвета, корешки чернохлыста для жёлтого, лишайник для вишнёвого. И мне бы хотелось…

– Вам нужна сажа для чёрного? – спросил Лев, видя смущения княжны.

– Так ты уже делал из неё краску? – княжна с облегчением вздохнула.

– Мы с мамой часто готовили краски сами.

– О, она тоже рисует?!

– Рисовала.

Что-то в голосе Льва заставило перестать улыбаться княжну, и она потупилась и после робко спросила:

– Найдётся ли для меня мешочек сажи?

– У меня вся одежда пропитана ею, – ухмыльнулся Лев. – Кроме пуговиц.

– Потому-то они и приносят счастье.

– Особенно эта, – он указал на пуговицу, к которой первой прикоснулась Бажена.

– Особенно, – вновь улыбнулась девочка. – Тогда я зайду на днях в котельную?

Вапула не обрадуется, размышлял Лев, пробравшись на кухню. Угораздило же так быстро согласиться. С другой стороны, кто знает, что может навлечь отказ знатной особе.

На кухне Льва поджидал скорый завтрак. На свежей солёной булочке растекался кусок сливочного масла – гостинец от Проши.

– Трудишься спозаранку, – неодобрительно заметила повариха. – Так и на учёбу опоздаешь.

– Утром у вьюнов урок волхования, – наскоро жуя, протараторил Лев. В котельной ожидал еду озлобленный от голода вихль.

– Значит, освободился от ненужной ноши.

Лев кивнул. Послание от Бабы Яры пришло на удивление быстро. В нём она чётко указала, какие знания трубочисту полагалось забрать у Собора. Вий и Клим, вместе читавшие письмо, с ней согласились. Отсеялось более трети занятий вьюнов: всё волхование и половина уроков зодчих. К сожалению, уроки учителя «Тыквы», где первогодки познавали блюстители, пришлось вычеркнуть. По словам вьюнов, потеря невелика, скука смертная. Но вот на следующий год подмастерьев ожидают удивительные мастерские инструментария. Льву пришлось согласиться, хоть он и знал, что не задержится так долго в Соборе, а сведения о блюстителях, подобных янтарю, позарез нужны ему сейчас.

Лев уразумел истину в словах Киноварного и в давних уроках мамы. Мировоззрение, какое он принёс из-за Пелены, бесполезно. Ему необходимы знания нового мира, из которого выкует себе щит. Невежество как никогда опасно.

– Проша, ты утром не видела сударя Феоктиста в общем зале?

– Сколько тебе повторять: он не показывает усов из своего кабинета. Там спит, ест и принимает сообщения со всех Осколков. Скрытая у него должность, ничего не попишешь. Голос Собора в свете Великих и Новых родов. В придачу дела с пресловутым Советом Цехов. К тому же у Собора десяток служб снабжения на других Краях. Мало два раза в год кататься с проверкой, надобно постоянно держать их под ногтем. Ведь нигде на Осколках нет такого скопления дармоедов под одной крышей, как у нас. Чуть разлад, и Собору останется выпрашивать подаяния у царя или Великих князей. Ладно, что детки некоторых ошиваются под тенью башни.

Такие, как Аскольд Миронов и его прихлебатели. Хотя Есения не похожа на них. Княжна Есения, - поправил себя Лев. - Когда она рисует, у неё такой знакомый прищур.

Подозрительный и властный. Льву некуда было деться от него, как и от недовольных взглядов десятка всполохов, которые расселись на подушках по всей аудитории.

– Учитель, я пришёл не в то время? – с неважно наигранным безразличием спросил трубочист.

В расписании, которое дал ему Игнат, предполагалось, что у вьюнов будет предобеденный урок у Полыни в одной из аудиторий дворца. Явившись, Лев неожиданно оказался среди первогодок страты Огня.

Ведь стоило заподозрить – у вьюнов занятия проходили в башне.

– Едва ли, сударь-трубочист, – приглашающе помахал Полынь. – Зная, что вихли по любому поводу готовы крушить и кусать, удивлён, как ты выбираешься из котельной на своих двоих. Присядь поближе к камину. Там тебе привычнее, и мы будем чище.

Лев, сгорая от стыда, прошёл через всю аудиторию. Полынь прав: трубочист так спешил на занятие, что забыл обтереть лицо. Подмастерья провожали его перешёптыванием. Некоторые всполохи показательно отпрянули, оберегая свои багряные кителя и белые пелерины на платьях. Послышался девичий смех, и Лев подавил желание обернуться на Есению.

– Обойдёмся без разминки, первогодки, – лениво протянул Полынь. – Посмотрим, как вы усвоили теорию. Будьте добры, втирайте защитную мазь посильнее. В прошлый раз занятие закончилось чересчур быстро. И главное – не пытайтесь сбить пламя о штанины. Безумные танцы с оголённым задом не годятся для высокородных отпрысков.

Чувство юмора Полыни находило у всполохов гораздо меньше отзыва, чем у вьюнов. Лев ненароком улыбнулся и заметил, как помимо Есении на него хмуро смотрит Лель Миронов.

– Разбейтесь по парам и зажгите свечи, – приказал Полынь. – Омовением стихией вам придётся заниматься на протяжении всего года. Крайне полезное упражнение, освоив которое вы будете поддерживать проворство в лёгких чарах... Позвольте, барышня Коркунова. Вижу у вас прекрасный блюститель.

Лев поднял глаза на княжну. Девочка от всеобщего внимания встрепенулась, но быстро поборола смущение.

– Перо жар-птицы в серебряном наконечнике, учитель, – громко объявила Есения.

Княжна теребила что-то вроде ножен. Мягким движением она потянула за блестящую рукоять и обнажила блюститель. Девичье лицо осветила позолота, которым переливалось красивое широкое перо.

– Воистину достойное украшение столь блистающей особе, – поклонился Полынь, его тон стал непривычно серьёзен. – Тем не менее имеет смысл отложить его до прогулок по ярмаркам. Желательно в окружении охраны.

Кто-то тихо хихикнул, и Лель грозно оглядел одногодок.

– Вы правы, учитель, – ответила княжна, не отводя глаз от Полыни. – В обучении я пользуюсь колоколом, как полагается первогодке.

– Да-да, так велят правила Собора. Также там прописано не прыгать с крыши башни. И почему-то только ему следуют беспрекословно. Продолжим!

Полынь вскружил ладонь, что, по-видимому, служил знаком, по которому всполохи приступили к омовению. Кто-то зажигал толстенные свечи, остальные брезгливо втирал в руки мазь. Сам же учитель пристроился рядом с камином на кучу подушек. Льву их он не предложил.

– Староста вьюнов поведал о появившемся у тебя наставнике, – обратился учитель к трубочисту. – Говорит, он почистил твоё расписание от разной шелухи. Рад, что мой предмет так высоко оценён. Потому в знак расположения дам тебе дополнительный урок. Безвозмездно.

– Учитель, благодарю вас, – полушепотом проговорил Лев. – Но разве я тут не лишний?

– Что ты, сударь-трубочист. Мои уроки скучны и однообразны. По крайней мере, для меня. Омовение стихией тяготит лишь невежд, вроде них… – Полынь небрежно махнул на всполохов. – Первогодок. Омовение требует умения сосредотачиваться и не отвлекаться на посторонний кавардак. Мои ученики в этом мастаки. Не так ли, подмастерья?

По аудитории нестройно прошлось согласие. Учитель запустил в гущу всполохов подушку:

– Я же сказал: умение не отвлекаться! И не подслушивать чужой разговор, – сокрушённо покачав головой, он вновь обратился к трубочисту. – Вот только я не могу здесь предоставить тебе даже дуновение, не испортив воздух. Что вода, что огонь и ветер в омовении работают по одному принципу. Тем не менее если я позволю тебе омыть руки в огне, то наш с тобой пепел развеет Кагорта со своей башни. Как твои уроки у Палиши?

– Справляюсь, учитель, – ответил Лев и невольно усмехнулся.

Занятие у учителя Палиши своеобразны. В основном цель уроков сводилась к умению ощущать и распознавать чары. Вьюны только тем и занимались, что стояли у закрытых сундуков в надежде почуять неведомое Льву. Сам-то он что-то чувствовал изредка. Порой лёгкое касание паутины, иногда даже тонкие укусы по всему телу. Лев рассказал об ощущениях учителю Палиши. Та во всеуслышание заявила, что трубочисту вряд ли на первом занятии покорится задача, какую не освоили первогодки за два месяца.

Учитель Палиша не скрывала недовольство, вызванное появлением трубочиста в рядах вьюнов. Жаль, что её урок в списке Бабы Яры по важности стоял на первом месте.

Полынь одобрительно кивнул и после недовольно осмотрел всполохов, среди которых творилось неловкое копошение.

– Чары не создаются в руках, но сперва вы должны сконцентрировать их в одной части тела. Вашему подсознанию легче будет примириться с тем, что руки испускают чары, а не в том, что в вашем мозгу запрятан код предков. Ключ к потаённым пространствам, к закромам с уймой никому не нужной энергии.

Замолчав, Полынь потянулся, будто намеревался вздремнуть.

Трубочист оглядел всполохов, те были заняты огоньком свечи. Своими дёргаными движениями они словно пытались выдернуть пламя с фитиля и пересадить его на ладонь.

– Отбросьте сомнения, – сонно скомандовал Полынь. – Плавно подводите руку к огню, словно выискиваете в речке рыбёшку. Как нащупайте – резко выбрасываете её на берег. Хотя чего я мелю? Рыбу вы видели лишь под сливочным соусом на серебряной тарелочке.

Кто-то зло фыркнул. Лев робко перевёл взгляд на Есению, та задумчиво смотрела на старания Леля. Своим пером она неосознанно водила по лицу.

– Ты знаком с княжной Коркуновой? – прошептал над ухом Полынь.

Лев уставился в пол, ощущая себя пойманным на чём-то недозволенном.

– Мы лишь говорили сегодня утром.

- Будь осторожен, сударь-трубочист. Некоторые людишки при дворе не пускали бы своих детишек на порог Собора, если бы учёба в нём не сулила удачное сватовство. Глупцы боятся, что их растлит здешний порядок. Всякий равен всякому… Воистину, что за чушь?

– В Соборе стираются все титулы.

– Ох, уж юная наивность. Будь так, то вьюнов набирали бы каждый год. Кагорте и остальным нужно равноправие, чтобы легче было из одной цельной массы отыскать драгоценную руду. Говорят, Собор более зависим не столько от подаяний высокородных господ, сколько от их услуг. Кое-кто держит царскую руку в стороне от нашего крохотного края. Ведь у нас нет ресурсов, чернозёма или полезных аномалий. Богатство Трезубца – пар из недр земли и знание, какое легко перевести в горы златых.

Раздались возгласы, у кого-то заполыхал рукав мундира. Полынь натужно выдохнул.

– Гасим свечи, подмастерья! Пришло время вбить вам толику мудрости. И потушите уже вашего приятеля…

Всполохи с облегчением засуетились, им не прельщало тужиться над крохотными огоньками. Все свечи наскоро собрали, и только одна пара замешкалась со своей. Есения под присмотром Леля продолжала омовение и не слышала приказа учителя. Остальные подмастерья оглянулись на Полынь в ожидании его очередной издёвки над виновником, но тот выжидающе смотрел на парочку.

Огонь под ладонями Есении усилился, образовав шар. Всего лишь на миг, за которым последовал хлопок, и верхушку свечи срезало. Княжна, несмотря на отбитые ладони, победно пискнула и, желая поделиться эмоциями, обратилась к Лелю. Мальчик же с опаской кивнул на Полынь.

– Возвращайтесь к нам, барышня Коркунова, – мирно сказал Полынь.

– Да, учитель.

Мимолётную радость Есения мигом утратила или же умело скрыла от взглядов одногодок, большинство которых, неожиданно для Льва, разочаровало отсутствие нагоняя от Полыни.

Далеко за полдень трубочист вылез из вентиляционной шахты одной из кузниц. Со слипшимися от пыли ресницами он последние метры полз вслепую и едва не кувыркнулся со стремянки.

– Ты чего там в нору чуди угодил? – спросил ожидавший здешней урядчик.

– Лопасти заклинило от нагара.

По последовавшей ругани Лев понял, что поломка серьёзная.

– Бес бы оседлал этих первогодок-всполохов, – распылялся урядчик. – Мастера их совсем изнежили. Эх, раньше были стоящие времена, когда розгами хлестали по пяткам независимо от цены снятых с них сапог.

Столь счастливая пора ушла совсем недавно, думалось Льву, раз по ней скучал подмастерья старше его на четыре года.

– Благодарю за подмогу, – затихнув, урядчик хотел по-дружески похлопать по плечу Льва, но вовремя спохватился – махнул на дверь кузни. – Доложу-ка мастеру.

Хорошо хоть метлой не выгнал с этажа, про себя смеялся трубочист.

Его должность не сулила ему тёплые объятия, а после стычек с прихвостнями Миронова Льва откровенно избегали. Кроме девиц со странным пристрастием к медным пуговицам.

Насыщенный суетой и трудом день усмирял свою прыть. В расписание трубочиста следующей задачей шёл урок у Палиши. Вновь корпеть над закрытым ящиком, «просеивать» свои мысли и бороться со сном. К удивлению Льва, нужная аудитория пустовала, в ней дремал помощник учителя. Тот, хитро улыбаясь, посоветовал поискать вьюнов на арене.

Ребята только обрадуются, если скучный урок перенесли под ледовый купол. Так думал Лев, спускаясь в холод подземелья, лицо же Клима при виде его намекало одно: «Спасайся».

Арена зажгла все свои огни. Из-за хитроумного освещения, казалось, будто сам лёд источал свет. Сегодня под куполом явно происходило некое представление.

Вьюны выстроились перед Вольноступом, который был облачён в доспехи для игры в жаролёд. Из руки в руку он перекидывал горящий шар. Огонь обжигал сквозь перчатки, но наставник игрался с ним, точно с горячей картошкой. Прибитые мальчишки следили за мечущимся пламенем, не смея пошевелиться.

Лев замер у входа в купол, борясь с желанием спрятаться за одной из колонн, которые служили каркасом сооружению и пьедесталом для автоматонов-судей.

– Хо, к нам вновь пожаловал трубочист! – возгласил Горыня Вольноступ. Его речь дышала жаром. – Наслышан о твоих похождениях. Присоединяйся к страте.

– Готов понести наказание! – выкрикнул Игнат, стоявший от всех вьюнов особняком.

– Ну уж нет! Так это не работает, так сталь не закаляется, и не рождаются витязи. Огонь с тыла!

Все вьюны повалились на лёд, в их головы был запущен шар. Клокоча, комета пролетела над ребятами, ударилась об сеть и со взрывом унеслась прочь.

– Готов понести наказание! – староста продолжал покачиваться на ногах.

И вновь наставник остался глух к мольбе Игната.

– Ползём! И головы не поднимаем! – скомандовал Вольноступ. – Залп раскатружья на раз выкашивает полудюжину молодцов! На Дальних осколках разбойник любит пускать его в ход из засады!

Пока вьюны скоблили пряжками ремней лёд арены, Вольноступ выкатил ящик перед ними. Наставник пинком опрокинул его, и на каток высыпался салют сверкающих лезвий.

– Надевайте живо! – приказал Вольноступ, сам примеряя в руке биту-черпак для жарольда.

Вьюны, толкаясь и бранясь, кинулись к конькам.

– Особого приглашения ждёшь, трубочист?! – будто удивлялся наставник. – Пошевеливайся!

Лев даже не подумал воспротивиться. В сутолоке вьюнов он урвал пару коньков. Они ремнями крепились прямо к сапогам.

– Затяни потуже, – посоветовал Вий. – Или подвернёшь лодыжку.

Лев почувствовал небывалое возбуждение, когда встал на коньки. Он снова может резать лёд и чувствовать скорость. Как раньше…

Однажды в холодный и бесснежный декабрь мама вместо старого катка повела сына на вокзал. Они сели на трамвай и выехали за пределы Санкт-Петербурга, где сошли на безлюдной станции и потом брели больше двух километров. Льву тогда и десяти лет не исполнилось, ему было холодно, коньки становились тяжёлыми. А тишина спящего леса пугала.

На его призыв вернуться домой Софья Лукина сказала:

– Стоит только слегка потерпеть, Лёвушка. Набраться храбрости, и в конце пути тебе достанется награда.

– Всегда?

– Есть дороги, на которых нужно чуть больше терпения.

Лев поверил, и мама его не обманула.

Вскоре тропинка вывела их к замёрзшей реке. Прозрачный и ровный лёд дразнил Льва. Они переобулись в коньки и наперегонки понеслись вниз по реке. Ветер и смех добавляли скорости ногам мальчика, но маму он так и не догнал. Тогда Софья цвела здоровьем и красотой, до болезни оставалось два года.

Когда казалось, что река вот-вот закончится, перед бегущими открылось озеро. Ледовый простор только для них двоих.

Софья медленно остановила скольжение и повернулась к сыну.

– У каждого пути есть награда.

Она опустилась на колени, чтобы крепко обнять Льва. Её жаркое дыхание согревала обветренные щёки мальчика, но слёзы, быстро остывая, холодили.

О чём она плакала, Лев не знал до сих пор...

– Марш по большому кругу! – велел Вольноступ.

Вьюны торопко заскользили по краю овальной арены. Лев замешкался и получил удар в спину, от которого рухнул на живот.

– Шевелись. И на любимчиков Полыни найдётся управа, – прошипел Захар.

Смех вьюнов дал понять Льву, что даже они не считают его за равного. Какая-то слабость растеклась по ногам трубочиста.

– Подбираем упавших! – кричал Вольноступ. – Если сам ходить не может – тащим на горбу! Отстающие узнают, почём моё недовольство!

Льва оторвали ото льда. С двух сторон его держали Вий и Клим.

– Ты на коньках-то стоять умеешь? – без надежды спросил кучерявый вьюн.

– Справлюсь как-нибудь, – Льва разрывало желание рассмеяться.

– Чую, надо выбираться из толкучки, – мимо них пролетел Пимен.

Лев был согласен с ним и в три шага разогнался до скорости Захара. Гримаса вредного вьюна, когда трубочист обходил его, скрасила тому весь сегодняшний день. Лев вырвался вперёд, за ним не отставали Клим, Пимен и Вий.

Они не зря отделились от остального потока. Пламя приближалось к ним.

– Огонь с тыла!

Приказ Вольноступа уронил вьюнов на лёд, над их головами прогудела комета. На скорости подмастерья влетели в сеть купола. Суматоха получилась знатная. Лев отбил бок, но куда больнее пришлось тем, кто ехал позади. Ругаясь и кряхтя от боли, остальные вьюнов сейчас представляли собой гору из тел.

– Продолжаем!

Лев поднялся и вновь занял главенство. Находиться в давке двух десятков подмастерьев опасно. На льду трубочист начал замечать капли крови – скорость и острота коньков не оставляла повода на шутки.

– Чем тише бежите, тем чаще вы будете падать, – кричал наставник, прохаживаясь вокруг Игната.

На старосту вьюнов было жалко смотреть. Он готов был биться рыбой об лёд вместо своих одногодок.

– Бедный Игнат, – проронил на ходу Лев. – Что с ним случилось?

– Сорвался наш староста, – пыхтел Вий позади. – Устроил заварушку со всполохами. Прям на обеде перед столом мастеров. Полынь знатно улюлюкал в его поддержку, обливал всех морсом, как где-нибудь в питейном доме.

– Да ты шутишь!

– С чудилы нашего станет…

– Я про Игната, – Лев не мог вообразить, чтобы всегда невозмутимый староста так просто взял и устроил потасовку на глазах всего Собора.

– Игнат не в такие переделки встревал, – Пимен с трудом поддерживал типичное для себя ехидно-загадочное выражение на лице. – Улицы Сточных вод – место не для слабаков.

– Лохматый назвал отца Игната предателем и трусом, – продолжал Вий. – Будто из-за него семью Мора вычеркнули из книги Новых родов.

Клим, шедший позади, странно крякнул. Даже Лев с крохами знаний об обществе чаровников понимал, что разница между сыном Нового рода и мальчишкой из Сточных вод похожа на падение в пропасть.

– Ты знал? – обратился Вий к Пимену.

– Хочешь выведать, что творится в Водах – спроси Сороку, – ухмыльнулся на ходу ушастый вьюн. – И не забудь прихватить монету… Эх, он опять за своё.

Вспышка над головами, и вьюны упали на лёд. Льва прибило между сеткой и Климом. Отбитый бок убавил у него прыти.

– Встать и не растягиваться! Поодиночке вас легко истребить, – Вольноступ посмотрел на Игната, и староста стойко встретил его взгляд. – Можешь вернуться, Мора. Строй разладился, похоже, им нужен пастух.

После сил у вьюнов на разговоры не осталось, лишь тяжёлое дыхание и звук коньков окружали их. Лев не подозревал, на что способно его тело. Ему казалось, будто скоро настанет предел, однако Лев и остальные поднимались со льда, окропляя его потом, а кое-кто слезами.

– Убей меня, хлюпик, – лепетал Пимен, когда Клим не давал ему рухнуть.

Про робкого парня забываешь, что он рос на ферме. Труд и хорошее питание укрепили его мужающее тело. Иное скажешь про чахлость остальных вьюнов. Даже если приказы Вольноступа могли сойти за истязания, то вид наставника показывал, будто другого выбора у него нет. И когда он вглядывался в плетущихся вьюнов, то словно просил, чтобы его остановили, бросили ему вызов. Среди мальчишек безумцев не нашлось.

Игнат перевалился на спину, когда вьюны подозрительно долго лежали на льду.

– Простите меня, – произнёс он, борясь с одышкой.

– С кем не бывает, – прохрипел Вий.

Невнятная речь остальных не сулила старосте скорого прощения.

– Тише вы, – огрызнулся Захар. – Пока Вольноступ забыл о нас.

Наставник расхаживал неподалёку, ковыряясь в механизме щит-перчатки. Комета неподвижно тлела в стороне. Лев считал, что если раздастся новый приказ, то он не отлипнет ото льда.

Доносящийся шум, подарил надежду вьюнам на спасение. Все ждали, что придёт какой-нибудь учитель и заберёт их на свой урок, но появился Дым с вёдрами воды.

– Пейте осторожно, – посоветовал Вольноступ.

Дым едва успевал наполнять кувшин, вьюны с жадностью выхватывали у него воду. Когда оба вёдра опустели, наставник заговорил, и возня резко оборвалась:

– Молодость и вздорность делают кровь горячей. И когда нутро полыхает, жизнь разладить легче простого. Где, как не под куполом остужать вашу кровь! Чувствуете, как холодит лёд?

Вьюны в ответ выдавили нестройное и робкое согласие.

– Издревле мужчины решают спор поединком. Зачастую их оружие – слово. Иногда чары или острое лезвие. Притом прошу не унижать силу слова, оно порой сокрушает противника быстрее вспоротого брюха. Традиция поединков важна в нашем обществе. Люди говорят, меньше скверного. Лжецы знают положенное им место. Честь и уважение к сопернику прививается именно в таком столкновении характеров. Но вы…– голос наставника пропитался яростью и побудил мальчишек вжаться в лёд. – Вы, как крысы в канаве, цепляетесь у всех на виду! Под взорами учителей и барышень! Порочите Собор, и в очередной раз показываете, что они правы!

Вольноступ в чувствах скинул неисправную перчатку на пол и указал покалеченной рукой под купол.

– Всем тем, кто зовёт вас безродными и считает, что под тенью башни вам не место!

Наставник коротко посмотрел на поникшего Игната, но после тяжёлым взглядом прошёлся по всей страте. Стало ясно, что причиной его недовольства послужил каждый вьюн. И в особенности Вий, потому как у него хватило сил поднять ладонь.

– Слово, наставник, – попросил он. – Мы же безродные. Нам ничего с правдой не поделать!

Захар сдавленно простонал, когда поднялась ладонь Клима.

– С-слово, наставник. Они задирают нас без причины.

– Нападают исподтишка, – у Пимена сил поднять руку не осталось.

Вдогонку на наставника посыпались возгласы других вьюнов. Жалобы, мольбы, укоры. Вольноступ улыбался, Лев мог бы поклясться, что он того и добивался. Точно проколол нарыв, чтобы очистить рану. И, похоже, гной зрел в страте Ветра долгое время. Унижения и нападения от подмастерьев, пренебрежение и безразличие от учителей. Лев слышал лишь малую долю того, с чем столкнулся каждый вьюн в Соборе.

– Потому что мы «никто»! – голос Захара перекрыл остальных.

Вьюны затихли, и Вольноступ перестал ухмыляться.

– Потому что у них деньги, привилегии и их большинство. Что толку ныть?

– Без толку, – согласился Вольноступ. – Как и напрасно сидеть в норе, рассчитывая, что кошка сегодня отобедала кем-то другим.

Захар наигранно-прилежно поднял ладонь:

– Так как нам быть, наставник?

– Ответ прост, как кулак, готовый заехать надменному задире, – недобро усмехнулся Наставник. – Похоже, вы не уяснили смысл нашего урока! Если разум не доходит напрямую в голову, то через ноги непременно дойдёт.

За спиной Вольноступа вяло зарукоплескали. Ключник выступил из тени колонны механического судьи.

– Чего тебе?

Грубость наставника Каспар проглотил с кислой физиономией:

– Приятно видеть, как старый воин учит отроков прямой и возвышенной мудростью.

– На арене мы пресекаем любые козни и плутовство, которыми изрядно пропитан Собор.

– Жаль, нашим войскам на рубежах не хватает толики хитрости. Уж слишком часто с Дальних Осколков прибывают вагоны с урнами праха.

Наставник расправил плечи, и ремни, стягивающие доспехи, заскрежетали. Двое крепких мужчин замерли друг напротив друга. Две заряженные пружины. Клим неосознанно заскользил от них подальше.

Вольноступ был крепче телом, ключник же пугал ухмылкой перед дракой. Вскоре лицо Каспара сгладилось.

– Собственно, сударь, я явился в ваши стылые владения по поручению начальства. Трубочиста желают видеть немедля, – после ключник обратился на Льва. – Поторопись, парень.

Ноги Льва не слушались, и дело было отнюдь не в усталости. Вольноступ продолжал излучать сдерживаемый гнев.

– Наставник, позвольте… – пролепетал Лев.

– Свободен, – скомандовал он. – Оставшиеся же хорошенько разомните ноги. Мы продолжим.

Под стоны и завистливые взгляды вьюнов Лев скинул коньки и направился к Каспару.

– Благодарю за преподнесённый урок моему подопечному, сударь, – нарочито уважительно обратился тот к наставнику. – Хорошего вечера.

Уже у выхода из купола Лев заслышал Вольноступа:

– Отлично держишься на льду, трубочист. Если захочешь выпустить пар, то я найду тебе снаряжение.

Лев, забывшись, кивком попрощался с наставником и стоявшими за ним вьюнами и выскочил из арены. Он словно летел за ключником. Боль и тяжесть в ногах забылись по дороге к Киноварному. Наконец-то Поверенный сдержит обещание.

Ключник, разрушив надежду, свернул с коридора, ведущего во дворец. Они углубились к сердцевине башни. Через узкий проход Каспар вывел Льва к одинокой двери.

– Веди себя, как подобает верному слуге, – Каспар потянул за рычаг, и двери отворились. – Кажется, скоро тебя и меня освободят от нашего общего бремени.

Лев ступил в крохотное помещение. Завыла старая лебёдка, и лифт начал поднимать мальчика и его зарождающийся страх на самый верх башни.