Дети, сотканные ветром. 2

Глава 6. Игра воинов и звездочётов.

– Первая седмица грудня, а лёд уже схватил пруд, – сдержанно удивился Дым.

«Наверное, его родной край располагался южнее», – подумал Лев и сразу прикусил губу.

Хорошо хоть не сморозил глупость вслух. На Осколках нет направлений «юг» и «север». Старый компас, который не уцелел в стычке с бандитами, здесь был бы без надобности.

Трубочист и лунси прохаживались по берегу пруда. Студёный воздух щипал нос, но Лев радовался случаю выбраться из забитой копоти котельной. К тому же грудь под кителем грел янтарь.

У подхода к роще ребята заслышали треск льда.

– Водяной сгоняет ранний лёд, – Дым заглядывался на пруд. – Может статься, поздороваться с ним. Присоединюсь к вам после.

Лев не перечил. Дым всегда давал возможность переговорить с хранителем рощи наедине.

– Там вправду водяной живёт? – спросил лешего трубочист вместо приветствия.

– Истовый водяной, – выйдя из сугроба, буркнул хранитель рощи. – Никакой не анцыбал, тот бы вас, малюток, в трясину утащил бы. Наш же лентяй сидит на дне да пасёт по-тихому карасей.

После отъезда Киноварного Лев зачастил в рощу. По совету Дыма он общался с древесным старичком без прикрас и недомолвок. Тому были чужды этикет и лесть чаровников. Спустя время леший перестал воспринимать мальчика как осквернителя Ладо. Однако их беседа не принесла результата, на который полагался Лев. Леший ведал всё о деревьях и зверях в краю, но чесал затылок, когда разговор доходил до ростка, заточенного в камне. Разочарованный мальчик не прекратил с ним общение. Ему нравились простые разговоры с тем, с кем можно поделиться хотя бы толикой своих тайн.

– Снова снился сон с большим деревом, – Лев опередил вопрос лешего.

– Росток взывает к тебе, – сказал тот.

– Вы тоже общаетесь через сны?

Леший потряс белёсую растительность на голове.

– Безвестен мне путь в грёзы.

– Тогда как ты отдыхаешь?

– Отправляюсь в лоно владетельницы и вновь сливаюсь с ней воедино. Что до воли её, то она извечно под коркой моей головы. Ваша же связь с ростком неестественная и чуждая обоим, и всё же надлежит тебе её поддерживать.

– Я будто топчусь на пороге дома и никак не ухвачусь за дверную рукоять.

– Терпение, чадо осквернителей. Терпение.

Леший сонно покачивался. Ему, как и всей роще, с приходом холодов необходимо было впасть в спячку или же сберегать силы в ожидании тепла.

Дым явился, так и не переговорив с водяным. Лев при виде дрожащего лунси решил возвращаться в башню.

– Сберегай росток, – приказал на прощание леший.

– Постараюсь.

Леший зашёл за дерево, и его голос зазвучал откуда-то сверху:

– Теперича ты такой же охранитель, как и мой род.

Последние слова запали глубоко в душу мальчику. Теперь он наполовину леший. Вот бы уметь также исчезать у всех на виду. Тогда бы Лев незаметно подсел к Есении и передал заготовленные для неё краски. Даже сейчас, в шуме арены, она занималась набросками, запечатлевала движения игроков в жаролёд.

Другие барышни смотрели на игру менее сдержано. Любой приём Леля Миронова сопровождался девичьими возгласами. И всё-таки надо отдать должное: юноша с торчащим из-под шлема хвостиком держался на льду увереннее многих старших подмастерьев.

Из раздумий Льва вывел толчок Вия.

– Чего завис? Рискнёшь выйти с нами на лёд? – повторил он.

Вьюны переодевались в стёганки – одежду, на которую навешивались доспехи для игры.

– С размером прогадали, – пожаловался Пимен. Поддоспешник на нём висел, как на вешалке.

– Махнёмся, – предложил Вий. – В моём явно кто-то помер.

Пререкание пресёк Игнат:

– Вольноступ выдал нам лучшее обмундирование, что у него осталось. Если не нравится, то одолжите броню у Леля Миронова. Когда отбывал наказание на станции, самолично выгружал его запасные доспехи.

Предложение Игната заставило остальных молча приготавливаться к тренировке. Хоть место старосты он потерял, на должность капитана команды его выбрали единогласно. Точнее, выбирали те, кто желал играть в жаролёд. Захар и большинство вьюнов остались в стороне, заявив, что столкновений лбами с высокородными им в учёбе хватает. Дым и Клим не поддерживали увлечение приятелей, и команду вьюнов дополняли темнокожие близнецы Гур и Лир.

– Нам бы запасных игроков, – посетовал Гур. Голос его уже походил на мужской.

– Мы и вам удивлены, – сказал Игнат. – Некоторые вьюны коньки никогда не надевали. Остальных запугал Захар.

Лир многозначительно закивал. В отличие от брата он говорил редко. Лев не знал, что близнецы бывают такими разными. Единственное, в чём они похожи, так это в могучем для подростков телосложении. Грозный вид и родственная сплочённость позволяли им не подпадать под влияние Захара.

– С Гуром и Лиром мне спокойнее за тылы, – объявил Вий и подозрительно глянул на Пимена. – В тебе такой уверенности нет. Разве не ты хвалился, что плохой разговор лучше хорошей драки.

Лопоухий вьюн хитро улыбнулся:

– Благо Праотцам, геройское слабоумие меня не поразило. Да и боль я предпочитаю обходить стороной.

– Зачем же ты в команде? – недоумевал Гур.

– Для меня жаролёд лишь повод блеснуть. Барышни, к сожалению, падки на любителей калечить друг друга.

– И ты согласен на увечье, чтоб охмурить дворянскую дочь?

– О, нет же! Сороки так высоко не летают. Хотя будь моё личико как у Льва, то плевал бы на вашу забаву воинов и звездочётов. Ведь даже дочь рода Коркуновых за слоем сажи что-то да разглядела.

Под добродушный смех ребят Лев неожиданно для себя зардел.

– Не наседай, – вмешался Игнат. – Все видели, как трубочист резал лёд. Вступай в команду, Лев, и тебе сплетут не один венок. Как говаривал мой отец: жаролёд позволяет простолюдину кушать за столом князей. Лучшие игроки льда и чар почитаются и в хибаре, и во дворце.

Лев с радостью ринулся бы на лёд вместе с ребятами, даже не ведая правил игры. Однако его отпугивало всеобщее внимание, которым наделяются игроки в жаролёд. Каспар не раз намекал, что для слуги трубочист излишне заметен в Соборе. До приезда Киноварного Лев зарёкся не злить ключника.

– Вечером мы сотрём ухмылку с лица Аскольда Миронова, – обещал Вий, надевая щит-перчатку.

Вскоре Вольноступ вызвал вьюнов на лёд, и трубочист с сожалением ушёл с арены.

Неделя – последний день седмицы на Осколках считался выходным днём. Незначительные обязанности у прислуг никуда не девались, но значительная часть времени оставалась свободной. Подмастерье же за прилежный труд и рвение в обучении награждались отдыхом. Те, кого навещали родные, уходили за врата. В постоялом дворе у станции под конец седмицы кипела бурная жизнь.

Тем, кто нерадив в труде и учении, давали возможность наверстать упущенное. Кто-то драил котлы на кухне, а кто просиживал штаны за книгами. Лев по собственной воле отправился на дополнительный урок словесности.

В преддверии вечерних игр на арене кабинет госпожи Софронии пустовал. Девочка-лунси в одиночестве чинила рваные брошюры.

– Добрый вечер, барышня, – поздоровался Лев.

В ответ Зоря привстала, чтобы одарить трубочиста книксеном:

– Учитель недужит и выйдет к нам позднее.

От чинного приветствия Лев оторопел и молча занял стол на другом конце кабинета. Всё-таки не зря он часом ранее оттирал въевшуюся копоть и переоделся в сменный костюм и новые ботинки. В обычные дни даже некоторые из вьюнов брезговали общаться с трубочистом.

Лев искоса глянул на Зорю. Из-за знакомства с Дымом он привык к особенностям лунси: к угловатости заострённым лицам и, конечно же, коже. Взять тех же Гура и Лира: их кожа всего лишь тёмного оттенка. У лунси же само её строение отличалось. Будто их тела облепил тонкий налёт из крошечных блёклых кристаллов.

Сидя в тёмном углу, девочка из страты Воды, словно подсвечивалась изнутри. Её движения плавные, как у Дыма, и гораздо грациознее.

Глаза лунси поднялись от книги и встретились со взглядом Льва. Тот резко отвернулся, что едва не разлил чернильницу.

Некоторое время Лев корпел над расшифровкой справочника для печников. Без помощи учителя Софронии дело не шло. Его записи покрывали каракули и ребусы, так он маскировал родную письменность. Рискованно, но куда опаснее, не умеючи, пользоваться взрывоопасной смесью для прочистки труб. При виде её старых запасов в котельной у Вапула на ушах вздыбились волосы. Потому Лев решил, что настала пора изучить теорию дел старшего трубочиста, так как притворяться им нужно вплоть до приезда Киноварного. Быть может, и в скитаниях по миру чаровников.

На улице окончательно стемнело, когда в кабинет зашла учитель.

– У нас сегодня многолюдно, – притворно удивилась Софрония. Её слабость была видна, так же как старание, с которым она её скрывала. – Как продвигается мой урок?

– Я закончила, учитель, – ответила Зоря, и Лев вздрогнул. Девушка находилась в шаге от него.

– Тогда ступайте, дети. Вам, вероятно, хочется взглянуть на игры. Только прежде не поможет ли трубочист вернуть Зоре книги в хранилище? Госпожа Фронталь благосклонна ко мне, не хотелось бы испытывать её доверие.

Лев согласился и нагрузил себя кипой истрёпанных брошюр. Он спускался в подземелье громко и пыхтел через раз под тяжестью старой бумаги. Зоря словно не задевала каменные ступени, даже шелест её платья звучал приглушённо.

«Как же долго она стояла над ним в кабинете словесности?» – с опаской размышлял Лев.

Чтобы как-то приглушить своё пыхтение, он заговорил:

– Так вы, барышня, собирались отправиться на арену?

– Нет.

Сухой ответ завёл Льва в ступор. Он не мастак в общении с девушками, а тут к тому же лунси.

«Спину ломит от тяжести книг, ещё и мозг напрягать».

К облегчению трубочиста Зоря сама заговорила:

– Я заметила, что ты хорошо относишься к моему соплеменнику.

– К Дыму? Мы с ним… ладим. Вам, наверное, было бы приятно общаться между собой.

– Почему? – бездушно спросила Зоря.

– Вас же всего двое в Соборе, – Лев был сам не рад, что начал разговор.

– Понимаю… Ты, верно, наслышан об истории моего народа. Наши предки жили в излишне сплочённом обществе. Высшее проявление эмпатии – одни мысли и чувства на множество лунси. Потому, когда из-за Пелены явились чаровники, весь народ пребывал в растерянности. Редкие порывы к борьбе тонули под шквалом общей нерешительности. Теперь лунси не нуждаются друг в друге, как в прошлом. Связь угасла. Нам дали имена.

Лев не знал, что сказать. Если в словах Дыма о завоевании лунси сквозило печалью, то Зоря говорила о нём с облегчением.

Фронталь, не покидая кафедры, приказала длиннорукому автоматону забрать книги. Похоже, она подобно сфинксу, денно и нощно оберегала вход в хранилище. Лев не припоминал, видел ли он библиотекаря в полный рост. Книги из его рук Фронталь лично проверила на отпечатки сажи, и только после отпустила подростков восвояси.

У развилки на арену Зоря замешкалась.

– Ты идёшь на игру? – спросила она.

– Будут играть вьюны. Хотелось бы их подбодрить.

Недолгий миг девочка провела в раздумье:

– Позволишь мне пойти с тобой?

– Конечно. Буду держаться позади тебя.

– Для чего? – недоумевала Зоря.

Лев был опытом научен, как подобает вести себя прислуге. Даже в Соборе с его равенством существовали границы в общении с барышнями, за которые опасно переступать. Ключник отчего-то непрестанно напоминал трубочисту о таких запретах. Знал бы он, какой кавардак творится в голове Льва, когда девушки трут пуговицы на его кителе.

– Я же трубочист, – просто ответил он.

Зоря впервые на его памяти улыбнулась:

– А я лунси.

Путь от книгохранилища до арены был недолог, и до ребят уже доносился многолюдный шум. Сегодня вечером жильцы Собора собрались вокруг льда, накрытого металлической клеткой. Все – от кухарки до отпрысков княжеского рода – жаждали зрелища.

Из прохода к арене навстречу Льву и Зоре неслись двое ребят.

– Лев! – воскликнула в нетерпении Есения. – Нам нужно разыскать команду вьюнов!

При виде следовавшего за ней Леля трубочист почувствовал неладное. Всполох, облачённый в стёганку, уже отыграл свой матч. На губе трещина, одна щека вздулась, но выглядел он не как побеждённый.

– Я знаю, где спрятано их снаряжение, – сказал Лель. – Зеница и Виселица хочет так наказать всю страту Ветра. Без снаряжения их попросту не выпустят на лёд.

Лев схватился за голову: сегодняшняя игра была пределом мечтаний Вия, Игната и остальных. Подобный случай уничтожит их.

– Начнём с корпуса Ветра, – предложил Лель. – После разделимся.

Лев согласился и глянул на присмиревшую Зорю.

– Позволь помочь вам, – попросила та.

Как только Лев проник за воздушный барьер корпуса Ветра, он услышал нужных ему вьюнов. В комнате с камином затевалась драка: Вий и Игнат столкнулись с Захаром и его подхалимами. Между ними бродил Чучело, растерянный от выброса неприязни и гнева.

– На кой мне сдались ваши побрякушки! – орал Захар. – Мне будет в радость видеть, как вас размажут по льду.

– Мы катаемся в разы лучше и сегодня победим! – бушевал Вий. – Ты знаешь это и оттого тебя коробит. Ты же не веришь ему, Игнат?!

Капитан молчаливо надвигался на Захара, и Лев вовремя вклинился между ними:

– Не он украл доспехи. Где остальная команда?

Новый староста зло рассмеялся:

– Даже у вашего прилипалы ума хватила понять…

– Заткнись уже! – перебил его Игнат. Он выдохнул и более сдержанно обратился к трубочисту: – Клим и остальные обыскивают арены. Сорока тормошит запасы Вольноступа. Бесполезная трата времени, ведь тот отдал нам все работающие щиты-перчатки.

– Идёмте, нас ждут, – Лев потянул Игната и Вия к выходу.

При виде Леля вьюны напряглись сильнее прежнего.

– Откуда ты прознал? – сердито спросил Игнат.

– Повежливей, – надменно отозвался Лель. – Даже когда Мора были вписаны в книгу родов, мы не являлись ровней.

– Сдаётся мне, без всполохов не обошлось.

– Ты прав: замешана Зеница и Виселица.

– Которой заправляет твой брат. Не такая уж потаённая тайна. Потому прошу вас, сударь, ответить: с чего нам верить вам?

Лель выждал паузу. Есения и Зоря держались в стороне, Вий тоже не лез на рожон с высокородным всполохом.

– Видел ваши упражнения на льду, – заговорил Лель. – Хоть на коньках вы держитесь слабее нас, но не хуже, чем некоторые третигодки. Если нам суждено учиться все годы рядом, то пусть у меня будут достойные соперники.

– Что же твой брат?

– Аскольд – лучший игрок в Соборе лишь потому, что он не встречает отпор и побеждает четыре года подряд.

– Так, виновато всего лишь соперничество братьев, – усмехнулся Игнат. – Ведите, сударь.

– Слышал, как члены Зеницы обмолвились про кабинет на двадцать первом ярусе. Как раз недалеко есть подъёмник, ведущий по той стороне башни.

Лев редко ездил на лифтах, которыми был пронизан Трезубец. Ключник строго настрого запретил, опасаясь, что слуга измажет попутчиков. Есения подумала о том же:

– Редко увидишь такого чистенького трубочиста.

Набиваясь в подъёмник со всеми, Лев и княжна улыбнулись друг другу. Что не скрылось от нахмурившегося Леля.

В тягучем молчании по пути на двадцать первый этаж Есения заговорила со второй девочкой:

– Тебя ведь Зорей зовут. Красивое имя. Твой отец часто навещает нас.

– Газета вашего деда – единственное место для гласа моего народа, княжна, – Зоря сдержанно поклонилась.

– Пусть на каникулах возьмёт и тебя к нам в гости. Будет с кем вспомнить этот сумасшедший вечер.

– Ни к чему было брать вас с собой, – пробурчал Лель.

– Если встретим Зеницу и Виселицу, я единственная окажу на них давление. Бажена моя родственница, и её влияние на твоего брата весомое.

На нужном этаже находилась одна-единственная дверь. Мрачные стены давили на горстку подростков. Они приблизились к двери, и Лель потянулся к полу.

– Кажется, нашёл крепление от наплечника, – сказал он и передал находку Игнату.

Вий в нетерпении заколотил по двери. Никто не откликнулся и не спешил их впустить.

– Будь сдержанней, – посоветовал Игнат другу.

– Чья мастерская тут находится? – Есения высказала терзающий всех вопрос. – Может нам поискать того мастера.

– Не успеем, – отринул идею Лель. – Всё впустую.

– Мы что-нибудь придумаем, – Игнат глянул на всполоха, и тот уяснил его замысел.

– Тогда увидимся на арене.

За Лелем к подъёмнику отправилась Есения, а за ней Зоря. На прощание она чуть склонила голову, и Лев неуверенно отзеркалил её жест. Как только подъёмник направился вниз, Игнат навис над дверным замком.

– И ты упрекал меня сдержанностью? – вспылил Вий. – Давно ли кого секли за скотным двором?

– В Соборе телесные наказания под запретом, – в руках Игната зашевелились тонкие металлические усики.

– Откуда у тебя отмычка?

– Успокойся, Вий.

Лев понял, что многое не знает о детстве Игната в Сточных Водах. И он не верил, что тот мог терять холодную голову. Взбалмошный Вий, напротив, сейчас старался быть рассудительным:

– Сыграем в следующем году.

– Да поймите же! – капитан вьюнов обратился на ребят. – Не будет следующего года в Соборе. Уж для меня точно.

Игнат умолял не мешать ему. Лев вспомнил, что он вынес за прошлый месяц. После драки в общем зале на него сыпались наказания даже за мелкие провинности. Старшие подмастерья всячески стремились поддеть его.

– Лев, тебе бы тоже не рисковать.

– Помогу вам донести доспехи.

– Спасибо, – поблагодарил Игнат и посмотрел на Вия.

– Была не была, – махнул тот рукой.

Игнат продолжил взламывать замок. Похоже, опыта ему не занимать. Лев отчего-то не хотел смотреть на дверь. Он прятал возрастающий страх. Ему-то бы не встревать в тёмные делишки.

Замок звучно щёлкнул.

– Готово, – ликовал Игнат. – Живее пока… Ай!

Вьюн засунул палец в рот.

– Чего с тобой? – испугался Вий.

– Укололся… Ерунда. Заходим!

Лев ринулся было за вьюнами, но под ногой что-то хрустнуло. Трубочист проследил за дорожкой из извести, тянущейся от стены с решёткой вентиляции.

– Что за странный кабинет, – донёсся голос Вия.

– Не знаю. Чувствую, нас обдурили.

– Ребята! – позвал Лев. – Кажется, я нашёл доспехи.

Снаряжение оказалось спрятанным за наспех налаженной решёткой. Вьюны вытащили из вентиляции два тяжёлых мешка.

Напоследок Игнат запер дверь, и ребята устремились на арену. Игра вот-вот начнётся.

– Кажись, пронесло, – выдохнул Вий, когда Лев затягивал на нём наплечники.

Доспехи словно плелись из тысяч прочных нитей. Лёгкие и крепкие, они защищали важные органы, прочее укрывала стёганка. Крепления подтягивались плотно к телу.

– Ай, Лев, – простонал Вий. – Рука аж отнимается.

– Разбегаешься, – сказал ему Игнат. – Хорошо запущенная комета легко ломает кость.

– Вольноступ уверял, будто для младших подмастерьев его зажгут наполовину, – с сомнением вспомнил Сорока.

– Значит, и времени, чтобы победить у нас в два раза меньше.

Вскоре грозной поступью явился наставник:

– Готовы, вьюны? На утренней тренировке вы показали, что из вас может выйти толк. Помните, что я вам твердил?

– Быть одним целым, как кулак, – проговорил Игнат, почёсывая руку.

Вольноступ постучал обрубками пальцев по лбу:

– И быть одной головой. Теперь живей под купол!

На льду ждали первогодки из страты Воды в заткнутых за пояс синих плащах. Вьюны надели зелёный цвет. Когда закрылась калитка купола, их встретил громогласный свист и улюлюканье. Сидящий рядом со Львом Клим вжался в скамейку, у Дыма же оказался хребет прочнее.

– Им всё по силам, – сказал он. Кому как не ему знать, что чувствуешь под всеобщим презрением.

В толпе Лев высматривал сторонников вьюнов. В самой гуще страты Огня им хлопали Есения и Зоря. Лель всем видом выказывал нейтралитет. В ложе учителей и мастеров предпочтение всецело было на стороне росов. Единственный возможный союзник вьюнов – Яков Полынь дремал в обнимку с бутылкой.

Вьюны принялись раскатывать коньки, разминать мышцы. Под полузакрытыми шлемами не увидеть лица, но то, как они озирались на враждебные трибуны, выдавало их волнение. Лев помахал вьюнам, и его примеру последовали Клим с Дымом. Игнат зацепился за них взглядом и вздрогнул, когда рядом на колонне встал человекоподобный автоматон.

– Н-начинается, – взволнованно прошептал Клим.

Остальные автоматоны с фарфоровыми лицами поднялись с колен, в руках они держали незажжённые кометы.

– Девять Старцев-ткачей, – Дым объяснил Льву. – Герои чаровников, спасители цивилизации. Вернее, её малой части.

– Зачем они?

– Следят с вышины своих тронов затем, чтобы на льду чтилось честное соперничество.

Лев едва не присвистнул – так его воображение нарисовало способности почти разумных автоматонов, которые окружили овальный каток.

Дым заметил изумление трубочиста и соизволил уточнить:

– Они лишь чувствуют неположенные чары или тех, кто замыслил причинить зло.

На лёд вышел пожилой мужчина с одутловатым лицом. Его солидный живот поддерживал деревянный ремень. Глава Гама – магистр волхвов, неловко скользя по льду, подошёл к одному из механических старцев, и тот отдал ему комету.

Арена замолкла.

– Пусть повезёт лучшим! – воскликнул Глава и подкинул на лёд монету.

Игнат и капитан рос хотели подъехать к упавшей монете, но магистр спешно спрятал её в карман. Лев был не единственным, кто почувствовал подвох.

– Синее пламя!

Трибуна страты Воды ликовала.

– У противника перевес в одну комету, – подсказал Дым.

– Несправедливо, – ошалел Лев.

– Удача благоволит лучшим, – попробовал объяснить лунси. – Ваши предки преклонялись ей наравне с Праотцами. В иных турнирах команды сходятся дважды, дабы каждый сыграл с преимуществом. Собор же чтит... традиции.

Росы выстроились в атаку, вьюнам же досталась защита зависшей над головами шарообразной конструкции. С десяток металлических кругов разного диаметра вращались вокруг одного центра.

Планета, как объяснил Дым, изменяет внутри себя пространство. Создаёт гравитацию, которая не только держит её в воздухе, но и притягивает кометы. Таков смысл жарольда: кто забросит на орбиту больше лун тот и выиграет.

Глава Гама, зачаровав шар, выкинул его в центр катка и опасливо поспешил убраться из купола. Комета миг дымилась и после взорвалась синим пламенем. Арена занялась свистом и ором.

Огненный шар отскочил ото льда и устремился в сторону ложи учителей. Врезавшись в сеть, он осыпал искрами проснувшегося Полынь.

– Комета неуправляема, – поразился Лев.

Игроки, раскрывая щит-перчатки, понеслись вдогонку за дымным шлейфом шара. Сила в образовавшемся парусе тащила их за собой.

«Чары ветра, – смекнул Лев. – Позволяет не нагружать ноги».

Комета врезалась об купол и полетела в сторону Пимена. Удар пришёлся в выставленный щит, и Сорока рухнул прямо под ноги Вию. Капитан росов воспользовался неразберихой и касанием черпака переправил шар к планете.

Есть луна! Шар зацепился за дальнюю орбиту.

– Свезло! – орал Полынь. Его пыталась угомонить мастер Скобель.

– Удача сделала ход, – невозмутимо оценил Дым.

Арена же ликовала. Игнат объезжал каждого своего игрока и подбадривал хлопком черпака по нагруднику.

– Игнат п-прав. Не время раскисать.

И Клим верно говорил. Когда один из автоматонов запустил зелёную комету, то её Игнат вскоре закинул на срединную орбиту планеты.

От волнения Льву не сиделось на месте. Всё было против вьюнов, но они справлялись. Следующая синяя комета потухла спустя пять минут, росы и близко не подобрались к планете.

Гур и Лир защищали Игната, от их щитов соперники отскакивали. Парочку подмастерьев Воды, неготовых к подобному напору, пришлось заменить.

В следующей атаке Игнат захватил черпаком мчавшуюся комету. Его прокрутило вокруг оси, но капитан умудрился отпустить шар по направлению к планете, где тот остался плутать на её орбите.

– Ого, – не удержался Клим. – Игнат потрясающе играет.

Не он один оценил мастерство: Лель Миронов аплодировал несмотря на кислые лица окружавших его всполохов.

– Лишь бы ничего не в-вывихнул.

Вместо ликования Игнат сжимал правую руку. На расспросы подкатившей команды он приказал им готовиться к защите.

Через некоторое время на орбите планеты крутились одна синяя и три зелёных кометы. Арена притихла, предчувствуя поражение.

Несмотря на замены игроков, росы еле волочили ноги. Вий и Пимен по сравнению с ними будто порхали. Гур и Лир возмещали низкую скорость физической мощью. Только Игнат под конец игры сутулился и раз за разом оступался.

И всё же, несмотря на усталость, он подставил парус щит-перчатки под летящий комок лавы и отправил его на орбиту.

Страта Ветра одолела первогодок страты Воды. Капитан вьюнов без зазрения совести мог позволить себе поваляться на холодном льду.

– Распутин, – Клим пихнул локтем Льва. – Говорили, что он ч-чурается игр.

И вправду мастер-ткач не походил на любителя народных развлечений. Однако мрачный мужчина настойчиво стремился попасть под купол. Вольноступ открыл калитку, лишь когда игра завершилась.

Выбивая посохом ледяные крошки, дикого вида мужчина вышел на середину арены. Трибуна мигом забыла про игру, ведь появление Распутина – событие из ряда вон выходящее.

Мастер-ткач приложил ладони ко рту, а когда отпустил их, то перед лицом его зарябило пространство.

– ПРАЗДНУЕТЕ ТУТ! ВЕСЕЛИТЕСЬ! – волнами морского прибоя, его голос разносился по всем закоулкам арены. – ЧЕГО Ж УМОЛКЛИ? ИЛЬ ЧУВСТВУЕТЕ ЗА СОБОЙ ГРЕШОК?!

На ноги вскочили даже учителя. Распутин обвёл посохом трибуны, и каждый подмастерье на них лишился уюта и спокойствия.

– УЖ ОДИН-ТО ПАКОСТНИК ТОЧНО СКРЫВАЕТСЯ ОТ МЕНЯ! НАСТОЯЩИЙ ВОР!

Клим задрожал, Лев хотел его как-то успокоить, но тот указал на вьюнов:

– Что-то творится с Игнатом?

Капитан вьюнов силился устоять на ногах, его поддерживали Вий с Пименом. Чем дольше говорил Распутин, тем хуже Игнату становилось.

Мастер-ткач продолжал кружиться с поднятым посохом. От его голоса вибрировала сеть купола:

– ПРИЗНАЙСЯ, ПРОКАЗНИК! НЕ ТЯНИ ВРЕМЯ, ИНАЧЕ ОНО СОЖРЁТ ТЕБЯ!

Игнат, упав на колени, срывал с правой руки наручи. Посох Распутина остановился на команде вьюнов.

Лев ринулся ближе к куполу, когда Игнат оголил почерневшую руку. Стоны боли доносились из-под шлема капитана.

– НАШЁЛСЯ! – Распутин показал железный оскал.

– Лекаря! – пророкотал Вольноступ.

На лёд выскочили Василиса. Она вытащила зубами пробку из пузатой бутылки и вылила содержимое на изувеченную руку Игната. Белёсая дымка окутала почерневшую кожу, и вьюн потерял сознание в объятиях команды.

– Не глядите на меня так, – вспылила Василиса. – Я спасла ему руку.

На арене поднялся невообразимый гул, в котором слышался смех.

Лев до боли сжимал сеть купола. Он желал находиться подле вьюнов, но неподъёмный груз отяжелял ноги.

– Кто же знал, что благодаря чьей-то шутке Собор избавится от маститого взломщика.

Рядом на сеть опёрся Аскольд Миронов.

– Кто же предполагал, что отпрыск увядшего рода так низко падёт. Киноварному необходимо быть более разборчивым, – всполох обратился на Льва. – В последнее время он приглашает в Собор сплошь одну погань. Как считаешь, трубочист?

У Льва закружилась голова, дыхание спёрло.

– Ты так запросто погубил чужую жизнь, – с трудом промолвил трубочист.

Аскольд хмыкнул:

– Он сам себя уничтожил. Вот с тобой бы я расправился в два счёта, да только Бажена и прочие глупые девчонки расстроятся. Уверен, скоро им надоест баловаться суевериями, и тогда сам подобру-поздорову улепётывай за врата.