Дети, сотканные ветром. 2

Глава 7. Ярмарка.

В морозную погоду Трезубец заволокла дымка. Там и тут из труб в стенах вырывался пар. И где-то посередине древнего строения на верёвке болтался Лев.

Баба Яра как-то предупреждала, чтобы ребята не сигали с башни. Лев надеялся, что не подведёт её.

До обледеневшего клапана совсем недалеко. Трубочист ощупал себя: ледоруб, молоток и долото всё ещё при нём. Боязнь высоты не обременяла Льву нынешнюю работёнку, но боязнь упасть никуда не делась.

– Видать, ключник всерьёз занялся поисками нового трубочиста, – размышлял поутру Вапула.

Лев почти уверовал в намерение Каспара таким образом избавиться от него. Хорошо хоть ключник разрешил выбрать помощников. Трубочист попросил об услуге Клима и Вия, и те согласились.

– Ты там живой?!

Из окна, откуда спускалась верёвка, высунулась голова Вия.

Лев отдышался и поправил лямки снаряжения верхолазов. Чем быстрее он расправится с ледяным засором, тем скорее его ноги окажутся в тепле и на твёрдой поверхности.

– Ниже! – скомандовал трубочист.

Клим и Вий налегли на ручную лебёдку, и Лев оказался на нужной высоте. В три удара он отколол льдину от воздушного клапана. Теперь излишкам давления будет куда уходить из парового молота, а значит, кузня на шестом ярусе вновь заработает.

– Самое тяжёлое позади, – проговорил Лев, упёршись лбом в каменную кладку. – Хотя…

Мальчик одним рывком, оттолкнувшись ногами от стены, развернулся, и перед ним открылся край Собора. Весь белый и хладный. Только сегодня его раскрашивали временные постройки. Цветастые шатры и павильоны готовы к встрече гостей.

Сегодня первый день зимней ярмарки. Со всех Осколков под Трезубец съедутся охочие за изделиями местных мастерских и любители светских балов. По словам Проши, прибудут чиновники разных мастей, парочка князей, фабриканты, лицедеи и другие бездельники. И конечно же, примчатся завистники из Совета Цехов. Каждого надобно накормить и обогреть, потому прислуга и свободные подмастерья метались в приготовлении к празднику.

Трубочист избежал участи остальных. Его будто вовсе хотят запрятать в котельной. Также не участвовали в работах отпрыски Великих родов. Им выпала участь встречать прибывающих. Если обычно в край приходят пара поездов в сутки, то при двухдневной ярмарке их количество увеличивают до десятка.

Лев различил знакомые силуэты, идущие к вратам. Аскольд и Бажена под руку шли на станцию, чтобы воздать почести высокородным гостям.

«Как умная и красивая девушка может доверять ему? – недоумевал трубочист. – Все в Соборе твердят, что их помолвка – вопрос дней. Почему Бажена не видит его гнилую натуру?».

Даже Лев был свидетелем того, как Аскольд завлёк одну барышню в лабиринт – излюбленное место парочек.

Льву сделалось тошно. Мирный вид края Собора враз опротивел ему. Седмицей ранее он по той же дорожке шёл вместе с Игнатом. Трубочист тащил чемодан бывшего вьюна. Искалеченная рука Игната слабо его слушалась, да и сам он сильно похудел за то время, что провёл в лекарском корпусе.

– Остальные на уроке? – спросил он тогда.

– У Тыквы, – ответил Лев.

Игнат покачал головой. Грусть и облегчение трубочист ощутил в нём. Вину за взлом кабинета Распутина капитан вьюнов взял на себя. Спрятанные доспехи посчитали безобидным озорством. Умения взламывать зачарованные замки – другое дело.

– Первым пришёл попрощаться Лель, – говорил Игнат по пути к вратам. – Представляешь, наследник Великого рода извинился перед шпаной из Сточных вод. Он не знал про ловушку.

Льву тоже хотелось верить в то, что Лель был ни при чём в случившемся. Зеница подослала одного из рос к Пимену с подсказкой о спрятанном снаряжении, но тогда Игнат и Вий уже нашли доспехи.

– Жаль, не сыграть мне против Леля. Кстати, он думает, будто без меня команда вьюнов развалится. Он же не прав, Лев?

Ребята остановились у врат Собора. Залаял Репей, но привратник не торопил их.

– Не знаю, Игнат.

– Кто тебя так научил кататься на коньках?

– Мама.

– Меня же отец. Похоже, я иду по его стопам: вновь и вновь позорю свой род, – Игнат глянул напоследок на башню. – Были же и хорошие денёчки. Глядишь, увидимся когда-нибудь, Лев. Жизнь ведь иногда преподносит приятные неожиданности.

– Увидимся, – пообещал Лев, зависнув между небом и землёй.

Голова Вия вновь показалась из окна:

– Поднимайся, а то я пальцы отморожу перед омовением.

Лебёдка затрещала, и трубочист улетел вверх.

– Держи, – Вий протянул фляжку. – У тебя нос посинел.

Руки не сразу откликнулись на тепло фляжки.

– Где ты взял? – Лев подозрительно принюхался к напитку.

– Обменял у Сороки на очередь уборки в корпусе. Тот загремел на кухонные работы, – с завистью доложил Вий. – Свезло. Там тепло и горы дорогой снеди. Досадно, что не дойдёт она до стола вьюнов.

После случая на арене Лев не виделся с Пименом. Складывалось впечатление, что вьюн сам напрашивался на наказания. Особенно зачастил он на станцию Маревой дороги.

– Как Пимен? – спросил Лев.

– Сбегает из корпуса спозаранок. Приходит, когда мы спим. Никто не поймёт, что у него на уме.

– Как думаете, он знал про Игната?

– Я только слышал от него, что Игнат заходил в такие закоулки Сточных Вод, куда сороки не летают.

Лев отхлебнул из фляжки и зажмурился, отчего ребята засмеялись.

– Что в ней?!

– То, что поборет уныние и холод. Ничего возбранённого.

Вий тоже отпил из фляжки и передал её Климу.

– Мне не хватает Игната, – проговорил тот.

– Да брось горевать, – обозлился Вий. – Ведь он не помер. Просто принял скверное решение. Нельзя идти на поводу у чувств. Нельзя давать зазнавшимся богатеям повод раздавить нас.

Вий выхватил фляжку и сделал два больших глотка, от которых разошёлся кашлем.

Некоторое время ребята провели у окна, любуясь открывающейся из него картиной: белый холст с яркими кляксами. В закутке башни только они втроём и тишина, которая ничуть не пугала Льва. Оказывается, что когда переносишь тишину вместе с теми, кому можешь доверить лебёдку, то она успокаивает.

– П-похоже, вьюгу принесёт, – расслабленно предположил Клим.

– И ветерок не дунет, – не поверил ему Вий.

– Дым стелется, да тучи подозрительные, – Клим осёкся. – Снова поезд. И какой-то чудной.

Вдалеке тянулся длинная гусеница из капсул.

– Ого, царский, – поразился Вий. – В поездах-то я разбираюсь. Такой как-то вставал на ремонт в моём родном отстойнике. Ух и злющая там охрана.

«Приехал просить подаяния», – подумал Лев, вспомнив ковёр, ведущий к трону Кагорты.

Прибытие царя всколыхнуло башню, словно кто-то потревожил пчелиный улей. Лишь один человек неизменно наплевательски относился ко всему.

– Мороз за нос Праотцов, – вздрогнул Яков Полынь, когда с опозданием явился на собственный урок.

Вьюны зябли в помещении с обрушенной стеной. С приходом снега им всем выдали шарфы и тёплое бельё, которое не спасало.

– Ничего, как-нибудь отогреюсь, – Полынь показал пыльную бутылку. – Единственная радость от приезда нашего Святейшества в том, что Кагорта вытряхивает немало добра из погреба.

– Опять тайком наведался на кухню, – прошептал Вий. – И раз Сороки тут нет, значит, он задобрил нашего чудилу.

– Начнём урок! – воскликнул Полынь и откупорил бутылку. – Чудеснейшее благоухание. Напоминает об одном Осколке на Закатной ветви. Цветущие виноградники. Вспенившееся о скалы море. Оказаться бы там, а не морозить седалище и лицезреть ваши кислые рожи.

Лев и ребята расселись на сумках у чахлого дерева.

«Мысли вон, и отдайся чувствам», – повторил в какой раз трубочист.

– Разыщите то, за что ухватите пространство, – хмельно наставлял Полынь. – Легче лёгкого, как ногтем зацепится за наклейку на бутылке. Сдерите её неспешно, иначе пальцы оборвёт.

Лев припомнил первый урок, тогда Игнат помогал ему. Перед своим исключением он почти освоил омовение ветром. В других стратах большинство подмастерьев сладили со стихиями. Есения и Лель с огнём, Зоря с водой. Из вьюнов преуспели лишь Клим, Дым и, к сожалению, мигом зазнавшийся Захар.

«Отбрось мысли, – повторил про себя Лев. – Куда же деть страх? В котельной той ночью я едва не погиб, пытаясь приручить ветер… Отбрось страх! Так же как сегодня, болтаясь на верёвки».

Вий в нетерпении выдохнул и встряхнул замершие руки. Он оглядел друзей: у Дыма и Клима между ладонями свистел ветерок. От натужного выражения на лице Льва кучерявый вьюн хотел заржать, но замер с разинутым ртом.

Возле трубочиста задрожала жухлая листва.

– Надорвите пространство, – рядом подсел Полынь. – И вам откроется кладезь никому не нужной энергии.

Теперь все вьюны в ожидании глядели на Льва. На зажмуренных глазах трубочиста беспрестанно подёргивались веки, а левая рука до белых костяшек сжимала колокольчик.

Листва подкрадывалась к трубочисту, и дерево трепетало от усиливавшегося ветра.

– Ты на верном пути, сударь-трубочист, – подбадривал Полынь.

Несколько жёлтых листочков ринулись вверх и закружились в вихре на правой ладони Льва.

Хлопок! И мальчик зажал отбитую руку.

– Ого! – Вий озвучил удивление вьюнов.

Полынь же остался раздосадован:

– Все страшатся переступить порог в неизведанное.

С занятиями и работами в Соборе после полудня было покончено. Видимо, Каспар так забегался, что не обращал внимания на трубочиста. Вапула с утра заперся в котельной, и Льву там не спрятаться. Только потом он узнает, что важные помещения на время ярмарки запечатываются. Гостям рады, но о безопасности в Трезубце не забывают.

В бестолковом брожении по подземелью Лев наткнулся на Есению, которая прогуливалась под руку с пожилым мужчиной.

– Здравствуй, Лев, – приветствовала княжна, чуть зардев.

– Добрый день, княжна! Моё почтение, ваше сиятельство! – Лев надеялся, что угадал с обращением.

Дед Есении коротко кивнул:

– Вы учитесь вместе, солнце моё?

– Лев трудится трубочистом в Соборе, ваше сиятельство.

– Важное дело у тебя, Лев, – смягчив тон, мужчина обратился на внучку: – Я не рассказывал, как впервые взял твоего отца на промысел ворвани? Бедняга там так околел, что закинул в печь кусок затвердевшего жира. Ох, и страшная гарь повалила из его каюты. Мальчик едва не угорел.

– Не рассказывали… – поникла Есения.

– От хохота матросов баржа трещала по швам, – князь Коркунов усмехнулся воспоминанию, но тут же погрустнел. – Пойдём, солнце моё, довольно с меня отголосков юности. Стены подземелья по-прежнему крепки, не в пример моих ног.

На прощание князь похлопал Льва по плечу и показал внучке замаранную в саже ладонь.

– Трубочист – символ счастья, но зачастую у него самого пригоршню везения не сыщешь. Хорошего дня, Лев.

Есения выглядела иначе рядом с дедушкой. Робкой и покорной.

В поисках укромного места трубочист забрёл в корпус Ветра, но оттуда уговорами его вырвали на улицу.

– Дважды в год такое приключается, – Вий настырно вёл Дыма, Льва и Клима за собой. – Царя же мы вовек не увидим.

Ярмарка после полудня достигла вершины. Численность населения Края возросла втрое. Едва ли не каждый Осколок под Дланью Царя отправил в Собор представителя, тот с собой прихватил помощников и слуг.

Заключённые за два дня ярмарки соглашения нагружали мастерские работой на полгода вперёд. Зодчие Собора ценились за новшества в создании автоматонов и станков для фабрик. Волхвы, помимо лекарств и растворов для гидропоники, изготовляли лучшее сервомасло. Производимые товары давали средства для существования Собора.

Мастерские соперничали в привлечении будущих покупателей. У одного шатра автоматон угловато исполнял акробатические трюки, у другого в стужу расцвели розы размером с человеческую голову.

– Чем же ткачи Собора ценны? – спросил у ребят Лев.

– С трудом представляю, как Распутин зазывает люд в костюме скомороха, – Вий повилял задом.

Клим испуганно озирался:

– П-прекрати! Не так д-давно снова снилась его железная ухмылка.

Вий клацнул зубами над ухом впечатлительного друга. Настроение у ребят было игривое, праздничное.

– Ткачи брезгуют ярмарками. За их услугами приходят кланяясь… О, эту песню я знаю!

Вий поспешил к маленькой сцене. На ней приглашённые артисты разогревали публику, состоящую из одних подмастерьев. Их озорные тексты под ритм барабана и мелодию волынки вряд ли привлекут солидных господ. Молодой розовощёкий солист, казалось, желал нырнуть в толпу барышень. Те, к огорчению многих парней, были готовы его поймать.

– Фигляр и фальшивит к тому же – нахмурился Вий. – Айда отсюда.

Следующей остановкой послужил широкий шатёр, похожий на цирковой. У входа дежурил долговязый кассир.

– Механическая п-постановка господина Барбосы, – прочитал вывеску Клим. – Всегда мечтал взглянуть на их истории, только дед не пускал труппу в наш край. Говорит, будто юношеские умы развращают.

– Ого, – неустанно удивлялся Вий. – Кагорта не скупится на зрелища.

– Три медяка с головы, – кассир загородил проход.

Кучерявый вьюн разочарованно ругнулся. У него на дне кармана никогда не залёживалась монета. Все крохи, что удавалось заработать первогодке в мастерских, он отправлял матери.

– За него и за меня, – раскошелился Клим, и Вий благодарно зажал его в объятиях.

– Проходите. Вам же воспрещается, – кассир указал на Льва и Дыма. – Запачкаете других посетителей.

Лев оглядел себя: в самом деле его одежда трубочиста представляла опасность для роскошных платьев гостей. Он в недоумении посмотрел на Дыма.

– Постойте, – вмешался Вий. – Лев переоденется, а Дым – подмастерье, как и я.

Кассир с вызовом посмотрел на них:

– Вход воспрещён. Нахальным мальчишкам туда же скатертью дорожка.

Мальчик-лунси примеряющее развёл руками, ему не привыкать:

– Ступайте. Мы будем неподалёку.

Хотя Вий весь кипел от негодования, он послушался.

Вскоре Дым сослался на холод, чтобы вернуться в корпус Ветра. Лев понимал его и сам-то пытался быть невидимым среди господ и дам в мехах. К удивлению, он справлялся на отлично, гости старательно не замечали трубочиста.

В ожидании друзей Лев прохаживался у менее людной палатки вблизи рощи лешего. Здешним зазывалам оказался Матфей, а значит, здесь раскинулся шатёр мусорщиков. Вероятно, гостей Собора не привлекали находки, которые вынесло из мира полых. Да и зазывала не тратил время на привлечения внимания и посапывал на мешке у входа.

Лев уже думал скрыться в роще под защитой лешего, как вдруг заметил у пруда знакомое красное пальто. Есения прогуливалась с мальчиком, ростом ниже её на голову. Чуть отставали от пары хмурые мужчины с клинками на поясах. Солнце отражалось от висевших на их груди зеркалах.

– Так вот кому она плетёт венок, – Сорока бесшумно подкрался с подносом стаканов.

– Венок? – проронил Лев.

– Ты чего? У юных дев принято плести их для будущих женихов. Даже на нас когда-нибудь накинут ошейник из полевых цветов.

Лев вспомнил утро в оранжерее:

– Кажется, Есения говорила, какой цветок сорвёт последним в следующем году.

– Так долго? Ведь их свадьба – решённый вопрос. Все дивятся тому, что княжна отправилась обучаться, если в скорую пору займёт место рядом с царевичем Жданом. Кружку сбитня верному слуге Собора?

Пимен выглядел жизнерадостным.

– Тебя не было на омовение, – подметил Лев.

– Кручусь, верчусь. К чему учёба, когда каждый день может стать последним в Соборе. Есть вещи более постоянные.

– И какие же?

– Связи и долги.

– Я…

– Погляди-ка, – перебил Пимен, завершая разговор, пока тот не зашёл на больные темы. – У мастера Трехрука опустел стакан. Если заручиться его милостью, то можно столько всего провернуть. До скорого.

Сорока поспешил в самый большой павильон, где толпилась очередь из будущих покупателей. На входе их встречал рыжебородый силач. Он наделял каждого гостя крепким рукопожатием, а за спиной механическая рука держала кружку. Когда к мастеру приблизился поднос Пимена, тот не отвлёкся от гостей, и свежую порцию хмеля самостоятельно забрала клешня.

Вскоре Льва нашли Вий с Климом, и компашка продолжила слоняться в праздном любопытстве. Ярмарка ближе к вечеру приобрела непринуждённый вид. Павильоны с товаром Собора опустели, гости перешли в обогреваемые шатры, где подавали напитки. Раз за разом, Пимен катил из кладовых бочонок мёда.

В округе зажгли фонари, дворец нарядно подсвечивали огоньки. Повалил снег, и край приобрёл сказочный вид. Только тёмный силуэт башни казался пришельцем из более мрачных рассказов.

На вершине Трезубца горел свет.

«Кагорта принимает царя, – догадался Лев – Кто она сейчас: уставшая древняя старуха или женщина под взглядом, которой хочется сжаться?».

– Опять витаешь в облаках? – подтрунивал Вий. – Признайся-ка: Клим смыслит в погоде.

Прямо на глазах ребят верхнюю часть башни скрыл снегопад. Скоро к взволнованным людям вышел глава Бор и объявил, что из-за непогоды высокопоставленные гости приглашаются в общий зал. Им найдут покои, дабы пересидеть вьюгу. Остальных же ждёт постоялый двор или последний поезд в Златолужье.

– Кто при деньгах, добро пожаловать на пир. Прочим пора восвояси, – Вий вскрыл смысл слов Главы.

В общем зале Гораг Мерзляк в аляпистом наряде возглавлял стол страты Ветра. С показным усердием наседки он обхаживал подопечных, а Вию даже попробовал уложить его непослушные волосы.

Дыму же места за столом вьюнов не нашлось. Что и говорить, про трубочиста, который заглядывался на празднество из кухонного коридора. К нему присоединилась Проша, когда кто-то громогласно объявил:

– Преклонитесь пред Его Величеством, Владыкой Озарённых Законом Осколков, царём Тимуром Вторым!

Столы, набитые едой, задрожали, со стульев и скамеек вскакивали гости и подмастерья. Менее торопко поднялись для поклона мастера. Трехрук, как пушинку, поставил на ноги задремавшего рядом Полынь. Чудной учитель отвесил силачу поклон, а в направлении царя изобразил книксен.

Лев прыснул в кулак, но его самого Проша потянула к земле. И трубочист неловко склонился, хотя их никто не видел.

– Даже если все считают царя недалёким, – шептала Проша, – выказывать непочтение опасно для жизни.

По залу стройными рядами прошествовали первые люди государства чаровников. Возглавлял строй чиновников, обвешанных регалиями, низкий мужчина в скромном сюртуке. К царю жался худосочный мальчик – наследник и жених княжны Есении.

«Она действительно княжна, – вспомнил Лев. – Отчего же так часто я забываю её титул?».

– Добро пожаловать, милостивый государь, – приветствовал глава Бор. – В стенах башни царь Тимур Второй всегда уважаем как верный покровитель нашего дела, защитник знаний Собора.

Проша ухмыльнулась словам главы и прошептала:

– Пригоже заливает про Тимура Половину Первого.

– Половину?

– Народ кличет его так. Оттого что нынешний царь-батюшка не достиг и половины высот своего деда. Тот расширял границы, выдавливая чудь из лучших шахт, и посылал первые экспедиции в край лунси. Суровый старик, народ-то его уважал. Ну, и на Дальних Осколках стояла тишь да гладь.

Несмотря на «народную» любовь, царь в общем зале являлся центром притяжения власти и богатства. Столы мастеров и подмастерьев располагались нарочито обособленно, вновь доказывая, что царская рука уважаема, однако её влияние здесь заканчивалось.

Исключением оставались высокородные отпрыски. Аскольд и Лель сидели по обе стороны от мрачного мужчины. Внешностью сыновья пошли не в отца, тот выглядел пугающим, словно матёрая хищная птица.

Есения под опекой дедушки располагалась всех ближе к царю. Царевич хвастался ей крошечным автоматоном, и княжна выслушивала его со снисходительной улыбкой старшей сестры.

– Разве на кухне перерыв? – Каспар будто назло подкрался бесшумно. – Да и трубочисту пора в котельную, пока вихль не прогрыз дверь от голода.

– Как прикажете, ваша милость, – закатила глаза Проша.

Лев с немалым разочарованием отправился на кухню, где кухарка всучила ему корзину.

– Сдаётся мне, вихль от плетёнки деликатесов не откажется. И тебе я чуток урвала гостинцев. В зале же среди белой кости да мошны с монетами не будет ничего занятного. Напыщенные речи, лживые похвалы.

Проша потрепала Льва по голове, и мальчик отправился в котельную, оставляя за спиной шум торжества.

Вапула, как и предсказывала повариха, заждался Льва. Уплетая еду, котельщик проклинал ярмарки. Его помощник, привыкший к злющим тирадам вихля, поднялся в свою коморку.

Припасённый свёрток от Проши прятал в себе мягкое медовое пирожное. Оно почти скрасило обиду оттого, что на любом празднике чаровников Лев останется чужим. По собственной воле и по праву рождения.

На изголовье кровати сиял янтарь. Одеяло окутывало тело мальчика, камень же согревал его мысли. Янтарь – ядро надежд и мужества Льва…

Он поднимался по траве к могучему дереву. Изумрудного цвета холм в полсотни шагов ниже терялся в светлой дымке. На вершине Лев присел между выступавшими из земли корнями, чтобы безмолвно наблюдать за хозяйкой крошечного мирка.

Черноволосая женщина прохаживалась по краю холма. Она вновь что-то выглядывала в безграничной дымке. Льву тоже порой чудились малопонятные очертания. С его первого посещения край грёз расширил свой рубеж.

«Настанет день, – полагал мальчик, – и дымка отступит, чтобы лучезарное дерево смогло осветить прекраснейшую долину. И тогда хозяйка увидит то, что ей желанно».

Сколько бы ни таился Лев, женщина его каждый раз замечала. И сегодня она кротко помахала ему. Мальчик, сдерживая комок в горле, ответил ей тем же. Теперь по обыкновению, он должен проснуться. Однако сегодня всё иначе: листва на дереве шумно задрожала, и мама в испуге обернулась на пустоту. Темнота неслась на холм. Лев вцепился в толстый корень в тот момент, когда на него обрушился шквалом мужской голос:

– ВРАГ В БАШНЕ! СОБОР ОСКВЕРНИЛИ!

Лев содрогнулся. Янтарь мигал в безумстве, что мальчик не сразу разглядел убежище. Он ожидал увидеть над собой перекошенное лицо главы Бора, но голос эхом углублялся в подземелье.