Душок в сторожке выстаивался всю новогоднюю седмицу. Задремавшая Есения вздрогнула всем телом, и под её кушеткой раздался перекат пустых бутылок. И как бы долго смотрители кладбища ни праздновали, появление израненных детей на руинах склепов их быстро отрезвило.
Скудельница не видывала подобной суматохи. Городовые обыскивали каждый куст, по воздуху носились пропеллерные автоматоны с донесениями. Двух местных сторожей поставили охранять единственных свидетелей в ожидании приказа откуда-то сверху. Те кротко перешёптывались за порогом сторожки, осознавая, насколько велика их провинность.
Хотя бы во временном заключении детям было тепло и нашлась простейшая аптечка. Зоря перевязала плечо Вия, и теперь он отдыхал на второй кушетке.
– Рана неглубокая, – обнадёжила Зоря, заметив, как Лев не отводил взгляд от спящего друга. – Мастер Арника перво-наперво обучает первогодок, как справиться с подобным.
Девочки сидели, обнявшись. Есения положила голову на плечо подруги и сквозь сон сказала:
– Надо и мне усерднее заниматься на уроках врачевания.
– Если нам будет суждено вернуться в Собор, – сухо обронила лунси.
На её замечание Льву захотелось завыть из своего угла, где он с ужасом ожидал предстоящих событий.
Снаружи сторожки раздался громкий чих и череда бранных слов.
– Тут вы запрятали нарушителей вечного сна?
Смотрители что-то невнятное пробубнили, и мужчина без разрешения ввалился в сторожку.
– Что стряслось? – Вий оторвал тяжёлую голову от подушки, его глаза лихорадочно поблёскивали.
– Эх, парень! Да с утра половина края задастся этим вопросом!
С порога их осматривал не кто иной, как сыщик Песня. Всё в том же пальто-крылатке, только неподходящих заплаток на нём стало на одну больше. Он по орлиному оглядел каждого подростка, и Лев взмолился, чтобы сыщик не вспомнил его.
– А-а, старший трубочист Собора! Далеко же ты забрался! Здешним жителям уж не отогреться вовек.
Есения соскочила с кушетки:
– Так вы командир, которого нам велели дожидаться? Прошу предоставить нам врачебную помощь. Полагаю, будет лучше, если мы немедля отправимся к лекарю, который служит моему роду.
– Не так быстро, барышня, – осёк княжну Песня, доставая мешочек с табаком.
– Вы хоть представляете, кто я?! – срывала голос Есения.
– Редко встретишь того, кто не знает будущую царевну, – казалось, сыщик с платком на лбу удивился вопросу. – Однако ж я уведомлен, княжна, о том, что вы всё ещё под опекой вашего деда. Будьте любезны, не серчайте на обычного дознавателя.
– Но...
– Дайте мне малость времени, барышня. Вижу, повязка на ране вашего приятеля наложена умело. От подмастерьев Собора меньшего не ждёшь. Остальные выглядят в бодром здравии. Вероятно, ваш дедушка уже оповещён о вашем нахождении. Недаром он тратит огромные деньги на охрану семьи.
Песня приоткрыл дверь сторожки и сплюнул на улицу табак. За его спиной мелькнули несколько огненных копий.
Когда сыщик прикрыл дверь, то продолжил говорить гораздо тише:
– Если сейчас вас выпустить из этого сарая, то с вами захотят пообщаться те кошатники.
Есения, побледнев, уселась обратно на кушетку. Зоря неловко приобняла её.
– Трое их дружков в плачевном состоянии. И за скудельницей нашли спящих кошек. Про опричников говорят много дурного, но одного у них не отнять: друг за друга они стоят горой.
– Всего-то трое, – в полусне пролепетал Вий. – Небось, Безликий развеял по ветру Козлолицего. Я видел, как пространство треснуло и из щели вылезали мохнатые чудища...
– Ему дали обезболивающее, – пояснила Зоря. – Скорей всего оно и вызвало бред.
– В каждый бред вплетается нить истины, – орлиный взгляд направился на Льва. – Так кто мне выложит правду? Почему четверо детишек, несхожих меж собой, очутились в центре тайных делишек опричников?
– Сегодня Ряженья, – начала Зоря. – Мы хотели испытать себя.
– Пощекотать нервы, подёргать бесов за хвосты? Скукотища! Прилизанная скудельница мало чем похожа на катакомбы под Сточными водами.
– Есения то же самое говорила. Я же настояла...
– Не ври, – встрепенулась Есения. – Идея погулять среди склепов моя.
– Спокойней, барышни. Чем дольше вы будете выгораживать друг друга, тем дольше я буду вызнавать суть случившегося. Чую своим немолодым нутром, правду я узнаю лишь от бредившего паренька. Эй, трубочист, твоя очередь. Как я понял, махач произошёл знатный. Люди веселились здесь умелые. Так расклад был четверо против одного?
– Да.
– Занятное дежурство мне выпало. Давненько опричников не трепали. Как выглядел одиночка?
– Он носил маску, – обдумывая каждый слог, произнёс Лев.
– Ну же, трубочист, на улице Ряжение как никак. Точнее.
– Маска не из тех, что продаётся на улице. Чёрно-белая.
Лев попытался представить лицо мужчины под маской, и воображение сталкивалось с преградой. Похоже, силы покидали разум, как и остальное тело.
– Набедокурила чёрно-белая маска на славу. Взорвав целый дом на Оплоте, он помчался в скудельницу, чтобы... взорвать пару склепов. Чем ему не угодили мёртвые?
– Здесь была западня для него, которую подстроил старик в дешёвой маске.
– Хм, старик, видимо, дёру дал, когда раскидали опричников. Вы же попали в заварушку случайно?
Лев кивнул, и его поддержали девочки.
– Чем пропах этот сарай? – принюхался сыщик.
– Медовухой и грязными носками, – искренне подсказал ему Вий. Он постепенно приходил в себя.
– Нет же! Тут несёт враньём.
На улице суматоха усилилась, и Песня покривился лицом.
– Недаром твой дед платит огромные деньги.
В сторожку вместе с долгожданным свежим воздухом ворвался могучий мужчина, освобождая проход хмурому господину. Лицо князя разгладилось, когда он увидел Есению.
– Солнце моё, – сказал Коркунов.
Есения вскочила для книксена, но князь сразу заключил её в объятии.
– Ваша светлость...
– Мы уходим, солнце моё.
В тесноте сторожки господин Коркунов заметил Зорю.
– Ты идёшь с нами.
– Да, ваше сиятельство, – Зоря поклонилась.
Князь и девочки вышли на свежий воздух. В сторожке остались два друга и хитро ухмылявшийся сыщик.
– Как же Лев и Вий?! – послышался голос Есении. – Ваше сиятельство, они ранены!
Сыщик нехотя мотнул головой:
– Кажется, вас зовут.
Лев вывел Вия на крыльцо, и лишь сейчас господин Коркунов заметил их присутствие. Наличие мальчиков в сопровождении её внучки насторожило его больше, чем разрушение скудельницы.
– Когда на острове зазвенели колокола, я тут же помчался домой, – Коркунов обратился к внучке. – И не застал тебя в твоей спальне. Так вот почему ты настояла, чтобы твоя прислуга уехала к родне. Ты подарила ей своё платье в обмен на её одежду.
– Смиляна ни в чём не повинна, ваше сиятельство.
– Виновен только я. Позволяю тебе слишком многое. Солнце моё, тебе разве не ведом какой на тебя возложен долг?
– Ваше сиятельство, это мои рассказы заморочили голову княжне, – неожиданно проговорила Зоря. – Все знают, что границы мира усопших тоньше в Ряженье.
– Суеверия, – поморщился первый советник. – Неужели в Соборе прогнулись под влиянием культов. И вы ради острых ощущений сунулись в скудельницу?! Подёргать бесов за хвосты.
– Я хотела увидеть папу и маму! – едва не рыдая, выкрикнула Есения.
Где-то на другом краю скудельницы тоскливо проревел барс. С господина Коркунова спал гнев. Рядом его охрана и случайные городовые присмирели. Похоже, история родителей Есении знакома многим, дабы её не вспоминали.
– Солнце моё, прах твоей матушки и твоего отца развеян по изломанному пространству. Далеко отсюда.
– Я не суеверна, ваше сиятельство. Мама очень любила Ряженье. Сегодня мне хотелось посмотреть на их лица, – она повернулась в сторону обособленного на холме склепа. – В полутьме при свечах их статуи выглядят словно живые.
– Для того я и оплатил работу лучшего скульптора. Хватит с меня мрака и суеверий. Тебя дома ждёт серьёзный разговор, солнце. И тебя, Зоря... Завтра отец займётся твоим воспитанием. А пока моя стража проводит тебя.
Из сторожки тяжёлой походкой вышел сыщик.
– Простите за нескромность, ваша светлость, могу я допросить спутников вашей внучки?
– Кто они?
– Если мне не изменяет память, то один из них трубочист в Соборе. Тот, кто подтёк кровью мне не знаком.
– Подмастерье страты Ветра, ваша светлость, – через боль представился Вий.
– Оба простолюдины, – господин Коркунов помрачнел пуще прежнего.
Вий охнул и с упрёком глянул на Льва. Общение с высокородными барышнями до добра не доводит.
– Ваше сиятельство, – вмешался сыщик, – для следствия сподручнее, если допросить мальчуганов перед поркой, а не после.
Лев похолодел внутри – у командира стражи Коркуновых вместе с саблей на поясе висел кнут. Он выдвинулся к ним.
– Я им заплатила, – протараторила Есения. – Я часто плачу трубочисту в Соборе. Он готовит мне краски.
Первый советник нахмурился и отвернулся от внучки:
– Я разочарован, барышня.
По щекам Есении скатывались крупные капли слёз. Защищая Льва и Вия, она растоптала ценное для неё расположение дедушки.
– Княжна, – обратился неугомонный сыщик, – чем же сегодня для вас занимался трубочист?
– Наняла его как проводника. Думаю, второго он взял для охраны.
Кто-то из стражи хмыкнул при виде двух щуплых подростков. Сыщик же одобрительно кивнул:
– Хорошее вложение, к слову. Как понимаю, мальчуганы отбили нападение одного из барсов, когда с того слетел наездник.
Ухмылка вооружённых мужей превратилась в кислую гримасу.
– Тебе потребуется много чего объяснить, солнце моё, – потребовал Коркунов.
– Я покорно приму любые наказания, кои вы назначите мне, ваше сиятельство, – Есения замерла в глубоком реверансе. Закусив губу, она терпела боль в ушибленной ноге. – Не посрамлю великое имя своего дома и достоинство подмастерья Собора.
– О твоём возвращении в Собор решим позже. Какие ещё пагубные пристрастия ты вынесешь из Трезубца? – первый советник обратился на двух мальчиков. – Где вы квартируете в Златолужье?
– На «Носу у мельника», ваше сиятельство, – скороговоркой проговорил Вий. – В доме госпожи Вежды.
Облегчение промелькнуло на старом лице князя:
– Все стоящие здесь обязаны госпоже Вежде. Не дело пороть гостей Бабы Яры без её позволения. За проступки, совершённые ныне пусть вам, вынесет наказания ваша хозяйка или же отдел Дознания, если вы преступили закон.
Сыщик изобразил лёгкий поклон:
– Мы непременно выясним, что здесь произошло. И замешаны ли в чём преступном эти дети.
– Тогда не будем отвлекать вас. Мы в правительстве надеемся, что мятежники, зовущиеся Миазмами, в скором времени предстанут перед царским судом.
Более не говоря ни слова, господин Коркунов отправился к воротам Скудельницы. Есения под руку с Зорей пустились следом. В окружении стражи ребятам не удалось попрощаться.
– Будет сделано, ваше сиятельство, – кинул сыщик в спину уходящим. – Вы слышали господина советника, ищите виновных! Каждому, кто нападёт на след человека в маске по златому! Если же вам не по умению, то весь участок получит взашей!
Подгоняя подчинённых, сыщик приправлял приказы отборной руганью. Городовых взбодрила обещанная награда, и они забегали по забытым делам.
Только один из них шёл целенаправленно к сторожке.
– Сухой, – кисло приветствовал Песня. – Не далековато ли ты забрался? Не слыхал о направленном к нам подкреплении.
Поджарый городовой приветствовал сыщика, не обращая на неодобрительные взгляды остальных законников.
– В наш участок поступило прошение одного уважаемого гражданина, – отчитался Сухой. – Госпожа Антонина Марианна Вежда попросила разыскать двух своих подопечных. Полагаю, вы уже их нашли?
Сыщик не удосужился ответить, отдав предпочтение очередной понюшке из своего мешочка. На явное пренебрежение городовой с лицом местных изваяний не обратил внимания.
– Если детей не в чем обвинить, я забираю их домой. Госпожа Вежда окажет им необходимую лекарскую помощь.
– Не смею вас задерживать, – махнул сыщик. – У меня вся ночь впереди, и встревать в дела между опричниками и влиятельными особами у меня нет настроения.
– Повезло, – поделился облегчением Вий, когда они следовали за городовым Сухим.
За воротами скудельницы чадила самоходная повозка. Её извозчика одолевала зевота.
– Доставь их на «Нос мельника», девятнадцать, – распорядился городовой и отворил дверцу перед ребятами. – Залезайте. К сожалению, удобнее повозок у нас не имеется.
По его каменному лицу невозможно было понять, шутит ли он. Такие экипажи обшивают металлом для перевозки опасных преступников.
Когда ребята забрались внутрь, городовой захлопнул дверцу и отправился в тень. Извозчик снял тормоз, повозка покатилась с пригорка, и трубочист с опозданием понял, почему Баба Яра обратилась именно к этому городовому. Со встречи городового Сухого началась жизнь Льва на Осколках. Трубочист надеялся, что когда-нибудь сумеет его поблагодарить.
Вий, несмотря на неудобную скамейку и тряску, уснул. Лев же глядел через решётку на малочисленный хмельной народ. Редко кто пел, ещё меньше кто продолжал носить маску. Ряженье завершалось уставшим брожением по наряженным улочкам Златолужья.
Самоходка тяжело забралась на «Нос мельника». Наверное, она разбудила своим клокотом половину улицы. И только в одном доме с вечера не затухал свет.
Баба Яра ждала их у калитки. Завёрнутая в пуховое одеяло, она пошатывалась.
– Бабушка... – иссохшими губами начал Лев.
– Подними Вия в его комнату, – строго приказала хозяйка. – Я же поищу свою любимую иглу. Не чаяла под ветхую старость, что продолжу зашивать раны дурням, гоняющимся за острыми ощущениями.
Гостиная Бабы Яры окутывала теплом. Между многочисленной мебелью гонялись котята. Проказники таскались с крохотным летуном. Сервомасло в крошке почти обесцветилось, и он едва дрожал пропеллером. Очевидно, с помощью него Баба Яра поддерживала связь с Боремиром Сухим.
Долгие часы переживаний с её-то здоровьем. Муки совести заглушили остальные болячки трубочиста. Каким же надо быть идиотом, дабы променять доверие человека и уют его дома на холод ночи и её неизвестность?
У Льва выступили слёзы, он готов был упасть на колени и просить у Бабы-Яры прощение, только она отвернулась от них, копаясь в коробке с пряжей. Да и Вий, почувствовав себя в безопасности, обессилил, и его пришлось едва ли не затаскивать на второй этаж.
Проповедник ожидал у двери нужной комнаты. Кот не скрывал взгляд, полный осуждения. Перед ним Лев не думал извиняться – недавно мальчик едва не стал праздничным ужином для его сородича.
Лев бережно уложил Вия на кровать.
– Скверно получилось, – вьюн глядел на него через полузакрытые веки. – Вляпались же мы в историю. Как думаешь, тот миазм хотел забрать твой блюс?
– Похоже.
– Опасно таскаться с настолько дорогой штучкой. Первым делом я спихнул бы его. Охочих на диковину пруд пруди.
– Не могу. Янтарь принадлежал моей маме.
– Твоё дело... Жаль наших матушек. И у тебя отец не образец для подражания. По крайней мере, ты не выплачиваешь за папеньку карточный долг.
Через боль Вий криво улыбнулся.
– Ага, мой папенька всего-то опозорил собственный род и сбежал, – припомнил трубочист.
– Мой папенька подумывал меня младенцем продать проезжим офеням.
– Не продал же. Не знаю, чего хотел мой папенька, но матушка спрятала меня так далеко, что другого чаровника я увидел лишь через тринадцать лет.
– Да уж, не переплюнуть...
Баба Яра вошла в комнату с лучиной в руках:
– Раз у вас щёки от улыбок трещат, то поди барсы опричников с вами только поиграли.
– Бабушка, прошу, не серчайте... – Вий попробовал подняться с кровати.
– Дать бы вам ума с заднего двора, – сжала губы хозяйка. – Лев, отправляйся спать. Хоть кому-то повезёт сомкнуть сегодня глаз.
Лев хотел остаться, но молчаливое недовольство Бабы Яры прогнало его из комнаты.
…Софья Лукина сидела под деревом на излюбленном Львом камне. Нынче она на не искала кого-то в тумане, она ждала мальчика.
– Я ходил на могилу отца. Пустую могилу. Вместо праха там разбитая статуя.
Софья внимательно посмотрела на Льва.
– Говорят, он сбежал на Дальние осколки и там пропал. Ну и пусть, хватит мне искать его. Нужно просто жить.
Лев медлил, он набирался храбрости. Даже вновь встретиться с барсом было бы легче.
– Хотя чего я перед тобой откровенничаю, – вместо смелости Лев нашёл злость на весь мир. – Тебе на меня наплевать, так же, как и ему! Ты не моя мама!
Красивая женщина, не размыкая губ, заговорила ветром, играющим с раскидистым деревом:
– Мне не всё равно. И да я не Софья Лукина.
– Тогда почему ты украла её лицо?!
– Ты мне скажи. Я всего лишь отражение твоих мыслей.
Лев пожал плечами:
– Что ты ищешь в тумане?
– Туман тоже часть тебя и янтаря. Вашей связи. Он мешает вам обоим.
– И что за ним прячется?
– Знания многих поколений. Оно достанется умелому носителю камня.
Точно курчавые облака прилегли в долине и переваливались вокруг холма с деревом. Льва всегда манила неизвестность, что укрывал туман.
– Как мне стать достойным тех знаний? Как прогнать туман?
Женщина хищно улыбнулась, словно завладела чем-то заветным. Сходство с Софьей Лукиной пропало.
– Твоё тело излишне цельное для него, как и миры, где ты плутаешь. Рви себя на лоскуты и вплетай их в вязь мироздания.
Лев готов был принять любую участь, лишь бы обладать тем, что поможет ему выжить в мире чаровников. Однако то, о чём просила женщина, казалось ему невыполнимым.
– Ты хочешь, чтобы я стал ткачом чар? Их путь смертельно опасен. Да и кто возьмётся обучать простого трубочиста?
Лев представил недовольное лицо Распутина, его железный оскал.
– Ты ошибаешься. Я не предлагаю, не требую взамен. Янтарь проходит сквозь пространства и века, для него простой трубочист лишь миг. Для простого же трубочиста янтарь должен быть самой жизнью, и тогда ты заполучишь ту силу, какую алчешь. Защиту, о которой молишь по ночам.
Тук-тук!
Женщина и Лев обернулись на дверь, появившуюся на холме...
– Так ты не ложился?
Лев озирался на темень комнаты, в центре которой он стоял. За ячеистым окном светлело, и значит, утро почти наступило. Мальчик не помнил, как попал сюда, спал ли он. Ведь обычно на тот холм он приходил во сне.
Баба Яра с подозрением осматривала растерянного трубочиста. Лучиной она осветила нетронутую кровать.
– Мне не спится, – соврал Лев ради того, чтобы прогнать неловкую тишину.
– Неспроста, – подыграла ему хозяйка. – После пережитого даже меня изводили бы кошмары.
– Извините, бабушка...
– Будет вам. Вий уверял, что вы не баловать отправились на скудельницу. И беспрестанно твердил, чтобы ты не связывался со взбалмошными особами княжеского рода.
– Есения не виновата. Мы шли в скудельницу из-за меня.
Морщинок на лице хозяйки изрядно поубавилось:
– Хоть ты не врёшь. Штопала твоего подельника и нарочно пугала его толстенной иглой. А он и не раскололся.
– Простите его, бабушка. Он выгораживал меня. Врать же вам я не хочу. И впутывать вас тоже. Прос...
– Достаточно извиняться, милый. Утром Дина и Флор отправляются навестить своего внука. Я попросила их проводить тебя на поезда до Собора.
Прежде чем Лев воспротивился, Баба Яра притянула его к себе. От неё пахло лекарствами, дух сдобы и трав, который сопровождал её летом, выветрился. Хозяйка пошатывалась, и мальчик понял, как сильно она исхудала за зиму.
– Я не гоню тебя, милый, – шептала она. – После случившейся беды тебе будет безопасней в Соборе. Опричнина не сунется к Трезубцу, а дознавателей Кагорта всегда водила за нос. Пойми: я не осилю тяжбу с ними. Моё время прошло.
– Понимаю, бабушка.
– Собери вещи, соседушки выйдут спозаранку. Подожду тебя в гостиной.
Пяти минут не потребовалось, дабы уложить пожитки в рюкзак. И когда Лев спустился на первый этаж, Баба Яра уже дремала в излюбленном кресле под охраной Проповедника.
– Береги её, – наказал мальчик коту и накрыл старушку вторым пледом.
На пороге Лев остановился, словно желал впитать в себя все крохи душевного покоя, каким наполняла свой дом хозяйка. Мальчик вдруг ощутил, что более не вернётся на «Нос мельника». Домом ему послужит древняя промёрзлая башня.
Добрые соседушки Флор и Дина по пути к станции беззаботно болтали меж собой. Благо они посчитали угрюмость и неразговорчивость Льва результатом раннего подъёма. После уже из окна первого трамвая милая пара стариков подметила небывалый наплыв городовых на улице. Они терялись в догадках о том, что же произошло в Ряженье. Сидящий рядом с ними трубочист умолчал о своей причастности к ночной шумихе.
На вокзале Златолужья ранних путешественников оказалось в несколько раз меньше, чем чиновников и стражей разных мастей. Досмотры, расспросы, подозрительные взгляды не задели пожилую пару провожающего «внука».
В суматохе на билетной стойке, знакомый прыщавый чиновник едва взглянул на подорожную грамоту Льва. Рядом образовалась толкучка, чаровники выпрашивали доступные билеты.
– Прошёл слух, будто город закрывается. Иноземцы стараются выехать в любом направлении, – торопливо объяснил молодчик. – Вашему внуку повезло, на «Изымяречной—Собор» осталось место в третьем вагоне.
Его старший коллега лихорадочно отбивал сообщения наподобие телеграфа. По невиданным Льву путям от станции Маревой дороги рассылался указ об остановке поездов в Златолужье.
– Припомню подобное лишь однажды, – без волнения сказал Флор. – Кто натворил пакости, равные чуме?
Чиновник, словно боясь замараться, оттолкнул от себя листовку с нарисованным человеком в маске:
– Мятежники, сударь.
– Негусто, – Флор без особого любопытства повертел листовку. – Разве маскарад не закончился до следующего Ряженья.
– Все мы носим маски, муженек мой, – Дина подхватила за локоть Флора и повела его от стойки. – Просто некоторые не скрывают их.
Распрощавшись с добрыми стариками, Лев поспешил к последней капсуле на перроне. Мальчик желал спрятаться от маячивших по вокзалу соглядатаев. Третий вагон в отсутствие пассажиров зачастую превращался в грузовой. Лев почувствовал себя почти в безопасности за баррикадой из тюков. Позади в клетке тихо блеяла козочка.
Смотритель во всю глотку кричал об отправлении, когда у люка капсулы послышался перестук трости. В захламлённый вагон протиснулся господин в приталенном сюртуке-визитке. Мужчина путешествовал франтом и налегке: в одной руке трость, в другой кожаный саквояж.
– Приемлемо, – оценил обстановку Феоктист Киноварный и, заметив Льва, добавил: – И спутники приятные.
Поверенный Собора разложил газету на скамейке рядом со Львом и уселся на неё.
– Какой поутру шум на вокзале, – продолжил Киноварный. – Хорошо, что мы успели урвать место. Нельзя Собору без нас начинать подготовку ко второму полугодию. До меня доходила весть, будто трубочист стал заметной частью общины.
Льву нечем было парировать: как трубочист он не достиг необходимых высот, а вот мастером вляпаться в передряги стал хорошим.
– Рад вашему возращению в Собор, сударь.
– Не сказать, что слишком скучал по своему морозному кабинету. И всё-таки свербела совесть. Ведь в башне ждут незаконченные изыскания. В том числе и наше общее, Лев.
– Оно мне уже не к спеху, сударь.
Киноварный приподнял бровь и сунул под неё монокль:
– Судя по всему, я запоздал. И всё же ты возвращаешься в Собор.
Под стеклом монокля Лев каждый раз чувствовал жар. Киноварный досконально изучал трубочиста, будто впервые его видел.
– Ты изменился, Лев. Вытянулся и ввысь, и в плечах, но главное – окреп духом. Чего ты хочешь от Собора сейчас?
– Я хочу быть полезным Трезубцу, – Лев желал иметь родной угол и защиту. – Хочу научиться обладать янтарём.
Лев жаждал знания, какие обещала женщина в янтаре.
Киноварный задумчиво погладил рыжину острой бородки.
– Хм, дабы обладать таким блюстителем, надобно иметь талант и мужество. Ведь любой инструмент раскрывается лишь в умелых руках. Не надумал ли ты вступить на путь ткача?
Киноварный не ждал ответа, вопрос был риторическим. Он открыл саквояж и достал фляжку-термос.
– Меня предупредили, что в третьем вагоне не подают горячий взвар, – он повернулся к козочке. – Прошу прощения, у меня всего две кружки.
Давление в капсуле-вагоне выровнялось, и мир за иллюминатором тронулся с места. Отпив напиток, Киноварный продолжил разговор:
– Чем смогу, тем помогу, Лев. Ты пей, пей. Мой навар успокаивает. Скажу по секрету, не переношу я поездки сквозь изломы пространства.
Киноварный впрямь вёл себя необычно. Его разговор перешёл на посторонние темы и скоро вовсе превратился в беседу с самим собой. И, прежде чем поезд пробил Пелену, Лев погрузился в сон без сновидений.