Дети, сотканные ветром. 2

Глава 5. Ёж, который вышел из тумана.

– Чего такой кислый? – съязвил заносчивый волхв. – С трубы упал?

Лев тяжело опустился на кушетку. Тело его словно потеряло гибкость, и мышцы скреблись друг об друга.

– Василиса говорила, чтобы я обращался к ней, – сказал он.

Всполох презрительно фыркнул:

– Совсем было неохота c тобой возиться. Наша «кудесница» с радостью тебя подлечит. Трубочисты и прочая чернь – её стезя.

Когда волхв ушёл, Лев поборол желание развалиться на кушетке и уснуть. Спозаранок его растолкал разъярённый голодный вихль. Пробуждение могло закончиться расцарапанным лицом, однако вид мальчика дал понять, что сегодня от него толку не наскрести. Вместо работы Вапула отправил подопечного прямиком в лекарский корпус.

Утро в лазарете было самой неспокойной порой. Мастер Арника, главная в обучении лекарей, распределяла среди подмастерьев задания. Нехватки больных не ощущалась. С приходом осени недуги разной тяжести заполнили койки корпуса.

Заносчивый всполох присоединился к своим дружкам. Он окликнул Василису и что-то сказал ей, отчего его приятели заржали. Девочку в круглых очках недолюбливали остальные подмастерья, а она на издёвки и глазом не вела.

Шумную компашку мастер Арника заставила выносить туалетные горшки. Василиса же, наложив повязку на ожог зодчего из ночной смены, направилась ко Льву.

Увидев состояние трубочиста, она устало выдохнула:

– Ну и дурень.

Более его умственных способностей Василиса не касалась и отвела его в крохотную комнату, забитую инструментами волхвов.

– Разрешаю не сдерживать себя, – девушка указала на просторное кресло.

– Спасибо, – поблагодарил Лев и рухнул на отведённое ему место.

Облачившись в перчатки с металлическими напальчниками, Василиса обследовала тело Льва.

– Мы в чулане? – заговорил мальчик, чтобы разогнать сонливость.

– В лаборатории, которую мастер Арника выделяет лучшему волхву на курсе, – лекарша больно ущипнула трубочиста. – То есть мне.

Лев с опаской смотрел на огромную колбу на столе с припаянной ретортой. В ней находилось жуткое растение с собственной туманной атмосферой. Судя по редкому звону, трава была недовольна своим заточением.

– Моё прошлое годовое исследование, – Василиса заметила настороженный взгляд больного. – Такой вид прорастает за Пеленой. Простейшая перегонка позволила мне выделить экстракт, который в малых дозах способен вылечить оспу.

– Ого. Невероятное открытие.

– Ага. Мастер Арника тоже похвалила. Только она, в отличие от трубочистов, сведуща в лекарствах. Обычная прививка куда дешевле и безопаснее в изготовлении. За ней не надо тащиться в скомканное пространство и подвергаться уйме опасностей.

–Угу. Какое нынче у тебя исследование? – Лев поспешил поменять тему.

Василиса ответила, не задумываясь:

– Ты, конечно. Я уже подготовила всю теорию. Осталось практические наблюдения. Эй, не дёргайся!

– Прости. Просто я мало чем отличаюсь от простого трубочиста.

– Шутишь, – усмехнулась волхв, прощупывая ногу Льва. – Я такого, как ты никогда не встречала. Ты похож на клубок шерсти, с которым вдоволь наигралась стая котят. Чудесное учебное пособие.

– Но я…

Василиса скинула перчатки с рук, будто намеревалась расцарапать лицо Льва. За её очками горел праведный гнев.

– Сдаётся мне, ты ни разу не видел, как протекает искристый недуг!

Лев поспешно покачал головой.

– Тогда тебе не понять, что чувствуют близкие люди больного, когда чары в нём замыкаются. Личность стирается, и остаётся лишь живая плоть, пронзённая струнами энергии. К таким одна госпожа Вежда приближаться и могла.

Лев припомнил, что едва не умер вчера, и покорился Василисе. Она достала кучу разных приборов, ради которых, по её словам, ей пришлось обшарить все мастерские волхвов. Её планы на изучения Льва казались долгосрочными.

– Не мог бы ты в следующий раз оставлять блюс в котельной? – спросила волхв.

– Нет, – в ужасе отринул Лев.

– Бес на хребет. Твоя штука даже через прошитую медью ткань создаёт приборам помехи, – Василиса с подозрением прищурилась. – Ты, случаем, не баловался вчера с блюсом?

Отнекиваться не имело смысла, и Лев рассказал полуправду. Будто он хотел испытать янтарь при омовении и не более.

– Удивительно, что ты не погиб, – словно жалея о неудаче, произнесла Василиса. – Похоже, у твоего блюстителя есть что-то вроде громоотвода.

Мальчик тупо открыл рот.

– Дурень! Объясняю на пальцах. Наша башня давно бы рассыпалась от летних бурь без громоотводов. Они ловят молнии, ну и заодно зодчие где-то там накапливают их заряд. Не так важно. Важнее всего, что ты дурень! Мастер Арника прибьёт меня, если я умолчу про твои попытки самоубиться.

– Василиса, прошу… – запаниковал Лев.

– Просишь скрыть о том, что у трубочиста есть блюс не по карману и не по уму? – Василиса притворно задумалась. – Соглашусь, если ты не будешь избегать моих обследований. Также в ближайшем письме госпоже Вежде ненароком обмолвись о скромном волхве, который не даёт тебе окончательно превратиться в брюкву.

– Идёт, – обречено согласился трубочист.

Василиса долго изводила Льва проверками, тот даже успел задремать. Когда лекарша осталась довольна, то бесцеремонно выгнала трубочиста из лаборатории. Хорошо хоть влила в него пару микстур, которые восстановят силы.

В лазарете Лев и Василиса наткнулись на Игната с перебинтованной головой и разбитой губой.

– О, Лев, я тоже ухожу. Присоединишься? – сквозь боль вьюн приветливо улыбался. – Мне советовали дышать свежим воздухом и не спать сегодня, а вся страта как раз отбывает наказание на улице.

– Что с тобой? – поинтересовалась Василиса.

– Поскользнулся на лестнице.

– И проехал по ступенькам все тридцать три этажа башни. Глупые мальчишки, – закатила глаза Василиса и отправилась к следующему больному.

Некоторое время ребята шли молча. Раненый вьюн сохранил на лице улыбку, однако взгляд его был отстранённым. Впервые Льву стало не по себе рядом со старостой. Затаённые тревожные чувства Игната физически отталкивали.

– Теперь я не староста, – прервал молчание вьюн. – Прости.

– Не нужно извиняться.

– Мерзляк назначил на моё место Захара.

– Незадача, – сообразил Лев.

Его обучение держалось на помощи старосты. Куратор Мерзляк старался не замечать и не слышать трубочиста. Игнат же на правах второго человека в страте во всём содействовал Льву. Однажды учитель Палиша разрешила трубочисту находиться на её занятиях, только сидя в дальнем углу. Её тихий и писклявый голос не долетал даже до середины кабинета. Тогда Игнат посадил Льва рядом с собой и пригрозил донести до Глав о том, что их указ нарушают – не ровняют трубочиста с подмастерьем.

Лев попробовал не унывать, ведь он едва не умер вчера:

– Справлюсь, если и впредь поможешь мне советом и пинком в верном направлении.

– Всегда пожалуйста, – искренне рассмеялся вьюн. Отталкивающее чувство пропало.

От смеха губа Игната вновь начала кровоточить.

– Расскажешь о том, что случилось? – решился спросить Лев.

– Продолжение вчерашнего разговора. Ничего страшного: местные громилы не чета тем, которые разгуливают у меня на родине.

Лев и Игнат вышли в холл и сразу привлекли внимание находящихся там подмастерьев. Трубочисту подобный интерес стал в новинку. Кто-то демонстративно скривил лицо в отвращении, кто-то отскочил от ребят как от прокажённых. Неподалёку ошивались Кулак и Лохматый, потиравшие содранные костяшки на руках.

Уже на террасе Лев услышал за спиной:

– Что за запах?

– Живут в конуре, и пахнет от них подобающе.

Трубочист обернулся, ожидая увидеть наглых всполохов, но говорящими оказались двое его одногодок из страты Воды.

– Так бывает с теми, кто попадает под взор Зеницы, – объяснился Игнат. – В ожидании Виселицы приходится довольствоваться презрением подхалимов.

– Всё из-за драки?

– Виной всему родословная, – просто ответил Игнат. – Их родителям велено ненавидеть мою семью. Чем детишки хуже? Даже Вий считает, что я стану вторым после Янока.

Они остановились, глядя, как каменная тропа уходит к вратам Собора.

– Как бы худо здесь ни было, на другой стороне будет паршивей, – надломлено прошептал Игнат. – Хочешь знать мою историю?

Лев пожал плечами: сам он не спешил рассказать свою.

– Вий и Клим уже знают. Сорока и без того рос на соседней улице в Сточных водах. Однако не там я родился. Представь себе, я мог бы также брезгливо принюхиваться к вьюнам, будь жив мой отец. Своей смертью он заклеймил семью позором. После наш род наскоро издох, и к нему слетелись падальщики. Другие семьи с именами через банки и ростовщиков лишили мою мать всего. Только Сточные воды нас приютили. Там бы мы пропали, но одни люди помогли нам. И теперь я обязан выжить в Соборе.

Что-то дрогнуло во Льве, и он заговорил:

– Будем выживать вместе. Зеница и Виселица хочет, чтобы я помог в изгнании вьюнов из Собора. Я откажусь.

– Спасибо, Лев. По крайней мере, у тебя всегда будут твои медные пуговицы и симпатия со стороны местных барышень, – со смешинкой подмигнул Игнат. – Берегись. Пимен жаждет их срезать, пока ты дремлешь на уроке Палиша.

Лев понял, что Игнат ему нравится и он хочет быть похожим на него: уверенно смотреть на будущие неприятности.

Знакомые вьюны нашлись благодаря громким препирательствам Вия и Пимена. Они выгребали из загонов моа подмёрзший помёт, и работа не ладилась.

– Ты нарочно закинул мне в сапоги, – упёрся Вий.

– Не рассчитал силы, – отнекивался Сорока. – По-другому их не отколотить от земли.

Заодно с ними между больших птиц ходили Клим и Дым с куда довольным видом. Вероятно, внуку фермера и лунси по душе подобный труд.

– Надо же, вы все здесь, – Игнат подтвердил личные опасения.

Вий зло кинул лопату на землю:

– Захар выклянчил работёнку для нашей компашки и намекнул, что так будет впредь, пока мы не станем покладисты.

– Прости. Влез в драку, не подумав о последствиях для вас.

Вий отмахнулся, никто ни в чём не винил Игната.

Они вправду стали друзьями, подумал Лев. Готовые переносить сообща тяготы. Нежданное чувство досады накатило на трубочиста. Зависть, с испугом осознал он.

– Ты чего голову повесил? – обратился к нему Вий. – Проша утром нам едва плешь не проела. Думал, тебя выгнали из Собора, раз ты не явился за завтраком вихля. Да и ключник хвалился, что отвёл тебя к Главе на судилище.

– К Кагорте, – подтвердил Лев.

Ребята порядком удивились, Пимен даже присвистнул.

– К самой Седой Пряхе? – переспросил Игнат. – А я гадал, с чего это ты оказался в лазарете поутру.

– Ага, опять свалился в обморок от волнения, – попробовал пошутить Лев, и вьюны дружно рассмеялись.

Один Клим выглядел напуганным:

– Т-тебя выгнали?

– Не переживай так, хлюпик, – Сорока ударил Клима в плечо. – Если он не теснится в грузовом вагоне в направлении Дальних Осколков, значит, ему дали второй шанс.

– Наверное, ты п-прав.

– И как тебе наша древность, Лев? Говорят, она ноги еле передвигает. Заперлась наверху и сразу не узнать, когда старушка преставится.

От шутки Сороки Климу сделалось хуже, а Игнат зашикал на друга.

– Чего? Ведь все о том и шепчутся. Десяток лет прошло, как князья перестали съезжаться к ней за советом.

Нехотя ребята согласились, что ныне власть в Соборе в руках магистров Бора и Гамы. Лев не пытался переубеждать их. Кагорта на вид древняя и ведёт себя подобающе, но своё притворство она скинула на время перед Львом. Только зачем перед ним?

– Поговаривают, будто Кагорта – перевёртыш, – продолжал Сорока. – Представь, хлюпик, как, обвернувшись в звериную шкуру, она нюхается у твоей двери.

– Вздор, – Клим неуверенно отринул мысль. – Дым бы сразу её расп-познал. Ведь лунси чуют всякую скверну?

Дым пожал плечами:

– Меня растили чаровники и неведомо мне знания полночного народа… Но всё же, полагаю, Лев заметил, если бы Кагорта обличалась в зверя. Вернуть людской облик – непосильный труд.

Трубочист представил как старуха, завёрнутая в шкуру, бродит по ночной башне и вынюхивает его по следам сажи.

– Хватит трещать, а то околеем. Ну, Лев, подсобим лодырям, – позвал Игнат, перелезая в загон.

Трубочист не возражал и вместе с остальными перетаскивал помёт моа в телегу. Как говорил Клим, в теплице помёт превратится в лучший гидропонный раствор на Осколках.

Лев и не заметил, как чувство зависти рассосалось. Ему было тепло и легко в промёрзлый день вычищать загон.

– Мне радостно оттого, что тебя не изгнали из-под тени Трезубца, – робко проговорил Дым, когда они всем скопом толкали телегу до теплицы. – Леший спрашивал о тебе.

– Давай навестим его как-нибудь.

– Хорошее предложение…

Вдруг Дым насторожился и встал как вкопанный. Без него и Льва телега затормозилась.

– Хорош отлынивать, – пыхтел Пимен.

Не слыша его, Дым направился между постройками к упёршемуся в столб автоматону. Самоходный механизм недавно вернулся с поля, где собирал остатки позднего урожая. Дым без разговоров набросился на его клешни с репой. Автоматон принялся вяло отбиваться, и вьюны поспешили на помощь.

– Замри, тупая железяка! – громко воскликнул Вий, доставая колокол.

Автоматон не унимался, отчего кучерявый вьюн ругнулся.

– З-замри и отдай нам репу, – робко приказал Клим.

«Железяка» в этот раз послушался, и его словно вырвало корнеплодами.

– Молодец, – похвалил Клима Игнат.

– Похоже, я всю голову помётом забил, – обелился Вий.

– Дым, ты хоть в курсе, какое наказание за порчу казённого добра… – начал Пимен, но резко умолк. – Ух ты.

Только когда все затихли, Лев расслышал жалобное сопение. В ботве слабо копошился колючий мешочек.

– Ёж?

– Туманик, – пояснил Клим. – Как раз утром стояло густое марево.

– И железяка загребла его в свои клешни, – Пимен от души пнул автоматон.

– Виноват всегда тот, кто очаровывает, – успокаивал друга Игнат. – Добавь в приказ чуток осторожности, и автоматон никого не ранит. Но кому-то лень плести чары посложнее.

Пимен достал носовой платок и поднял ежа. Кровь красила его бок.

– Ножку ему срезало. И как быть?

Ребята глянули на Клима, тот пожал плечами:

– Все ежи впадают в спячку. Читал, что туманики п-предпочитают зимовать за Пеленой. Там они гнездятся в крошечных изломах п-пространства.

– Этот далеко не доползёт, – сделал вывод Вий.

– Чего он жрёт? – спросил Сорока.

– Улиток и насекомых, – ответил Клим.

– Без тараканов Собор беднее не станет.

– Постой, ты собрался ловить их ему? – усомнился Вий. – С чего тебе сдался ёж?

– Нет у вас «водосточной» жилки. Буду откармливать его на чёрный день.

Пимен скривил злорадную ухмылку, но Лев ему не верил. Из всех собравшихся подростков, только к Сороке он относился с насторожённостью. Тот «одалживал» еду на кухне и искал выгоду даже в наказаниях. Сейчас же, несмотря на слова, Пимен держал ежа с нежностью, зажимая рану.

– Фу, гадость, – Клим же поверил ему.

– Ты насиживал бока на ферме и не голодал, хлюпик. После жареных крыс ёжик покажется едой царя. Так ведь, Игнат?

– М-м-м, рагу из мучных мышей, – протянул Игнат.

Клима замутило, воображения ему не занимать.

– Решил! Назову ежа в твою честь, хлюпик, – объявил Сорока и положил туманика за пазуху. – Смотрите – княжна. Бьюсь об заклад, что её растрогает раненый ёж.

У дальней теплицы одиноко прогуливалась Есения. Её красное пальто выделялось в заиндевевшем крае Собора.

Наверняка шла рисовать цветы, решил Лев.

– Так и знал, что ты подобрал его не просто так, – прояснилось лицо Вия.

– Даже с мешком ежей, княжна не сплетёт тебе венок, – подтрунивал Игнат.

Княжна помахала Льву, и вьюны от удивления разинули рты. Лев в надежде, что Есения не заметит издалека его зардевшиеся щёки, помахал в ответ.

– Настанет день, и я срежу с тебя твои пуговицы, – с заговорщическим прищуром пообещал Пимен.

С приближением вечера эффект снадобья Василисы закончился. Лев умудрился заснуть на уроке омовения под чахлым деревцем. Его даже не беспокоило злющее завывание ветра об разлом в стене. По словам Клима, Полынь сперва предлагал вывесить трубочиста наружу, однако же ограничился тем, что соню засыпали перегнившей листвой.

Потому, когда Каспар на ужине нашёл Льва полусонного и с торчавшими отовсюду листьями, мысль выгнать нерадивого слугу в нём только укрепилась.

– Тебя ждёт работёнка в кабинете Поверенного, – объявил ключник. – Полагаю, после твоего сокрушительного провала, из следующей поездки по Осколкам он привезёт нам настоящего трубочиста.

Феоктист Киноварный располагался в комнате за багряной аудиторией. Под светом газовой лучины он перебирал пергаменты на рабочем столе. В отличие от Кагорты, Поверенный обставлял свой быт всеми удобствами. Ни кричащей позолоты, ни вычурной лепнины, однако каждая вещь намекала на её дороговизну.

– Добрый вечер, сударь, – поприветствовал Лев, и тихое эхо отскочило от стен. – Что-то случилось с камином?

В недоумении Киноварный оторвался от бумаг:

– Камин мне без надобности, так как кабинет отапливается паровым котлом. Да и потрескивание угля моё душевное состояние никак не затрагивает.

– Простите, тогда зачем меня вызвали, сударь? – осторожно спросил Лев. Сердце его замирало в ожидании неприятной подоплёки от Поверенного.

– Когда-то я обещал уладить проблему с твоим блюстителем. Присядь, пожалуйста.

Лев послушно направился к креслу с мягкой обивкой и нерешительно замер, вспоминая, отмыл ли он лицо от сажи.

– Ах да, – спохватился Киноварный и накрыл кресло дождевиком. – Располагайся. Судя по твоему виду, день выдался трудным.

Встреча с Поверенным была так ожидаема, и Лев поразился своему теперешнему спокойствию. Мальчик считал, что после их беседы он наконец-то покинет Собор. Вчерашний случай с янтарём его желание укротил. Неплохо сперва научиться пользоваться блюстителем, не падая в предсмертное состояние.

К тому же будет жаль расстаться с ребятами, когда они только приняли его за своего, подумал Лев и удивился неожиданной мысли.

– Минуту, – попросил Киноварный и вновь зарылся глазами в кипу бумаг.

Лев расслабился в кресле, кабинет располагал к тому, чтобы в нём ничего не отвлекало. Вот только в дальнем углу на полках сидели причудливые куклы.

– Нравится моё маленькое собрание? – не отрываясь от бумаг, спросил Киноварный.

– Оно… оставляет неизгладимое впечатление, сударь.

– Весьма точное определение, – усмехнулся Поверенный. – Привожу их с Дальних Осколков. Меня всегда занимало то, насколько быстро наше мышление способно ниспасть до культов и суеверий. Представь, могучая цивилизация, коей покорились пространства и само мироздание, вмиг погибла и похоронила под прахом великую культуру и науку. Не более века потребовалось, чтобы каждая община, выживавшая обособленно, придумала себе собственных богов. Даже спасители народа – Храбрые Скитальцы шли под знаменем Слепого странника, который оберегал их в скомканном пространстве и выводил на новые земли Осколков.

Киноварный чиркнул по пергаменту и вытер металлическое перо.

– Быть может, я тебя оскорбил. Быть может, ты веруешь в кого-нибудь из них?

Лев повнимательнее рассмотрел кукол. Некоторые из них выглядели довольно жутко.

– Никого не узнаю, сударь, – ответил Лев.

– Хорошо. В Соборе нет места замшелой голове. Итак, камень при тебе? – неожиданно спросил Киноварный.

Льву вспомнился разговор с Кагортой: Киноварный охоч до разных погремушек. Он неуверенно кивнул.

– Не беспокойся, здесь нас никто не подслушает.

Стало понятно, что за странное эхо возникало в кабинете. Похоже, Киноварный зачаровал помещение, накрыл его чем-то по образу купола. Полынь мельком упоминал о таком, как о наглядном примере того, чем полезно умение зачаровывать ветер.

– Я наслышан от Каспара о неувязках в моё отсутствие, – продолжал Киноварный. – Он недоволен твоими умениями. К тому же тебе не повезло заиметь неприятеля в лице мастера Распутина. Слугам хватало меньшего, чтобы оставить службу при Соборе. Однако Глава Бор удивил всех.

– Извините, сударь, они вынудили…

– Меня не беспокоят мелкие стычки подмастерьев, – твёрдо произнёс Поверенный. – Любое соперничество между стратами или же мастерскими хорошо раскрывает характер и закаляет будущих граждан Осколков. В Соборе также нет места детям. Особенно среди прислуги.

Киноварный снял монокль и принялся хорошенько протирать его, дав возможность оправдаться Льву:

– Простите, сударь, я не справляюсь. Моих знаний не хватает.

– Полагаешь, я не учёл того, что ты будешь не лучшим представителем цеха трубочистов? – Киноварный устало протёр глаза. – Рассчитывал, что мы разрешим твою беду, пока того никто не заметит.

Лев в нетерпении заёрзал в кресле: наконец-то Киноварный обмолвился о том, ради чего мальчик три месяца скрывался в чуждом ему обществе. Рука вновь машинально потянулась к янтарю под рубашкой. Лев поборол подсознательное желание, что не скрылось от глаз Поверенного.

– Ты, видимо, без дела не плутал по Трезубцу. Рассказывай.

– Сударь, я узнал, что дерево Ладо редко кому удаётся увидеть. Его невозможно отделить от земли Края, где оно проросло. Дерево сразу гибнет. Но росток в камне… кажется, он живой.

Киноварный вставил монокль обратно и вгляделся в трубочиста, точно нашёл новую занимательную деталь на его испачканном лице.

– Отчего же такая уверенность?

– Потому янтарь действует, – робко произнёс мальчик. Он сомневался, стоит ли говорить про яркие сны и о женщине, живущей в них. – Иногда я чувствую, как росток шевелится. Невероятно, ведь он же в камне.

– Мы плавно подошли к тому, чему учат на старших годах обучения. Расскажу тебе вкратце, ведь я также вправе распоряжаться знаниями Собора в его стенах. Мы и весь мир вокруг нас состоим из мельчайших частиц. Звёзды в космосе, туман за окном, блюдце на столе. Всё одно. И частицы не частицы совсем. Кому они представляются катышками космической пыли, кому тончающими нитями, которые пронизывают десяток измерений. Может быть, все они правы, просто смотрят на них с разных сторон. Я веду к тому, что всё состоит из частиц, которые сдерживаются законами мироздания. И звёздам, туману и блюдцу нужна постоянство, чтобы не превращаться в нечто иное.

Киноварный совсем не по-щегольски почесал бороду. Собственный рассказ захватил его.

– Здесь и начинается самое занятное. Нашим предкам вдруг наскучила неизменность мироздания. Их наука и технологии достигли небывалых высот, и они задумали прорваться дальше границ, выставленных самой Вселенной. Опыты над собственной плотью и законами мироздания сделали их как никогда могущественными. А созданная неустойчивость мира лишь подначивала. Светлые умы нынешней эпохи сходятся в одном: наши предки зашли так далеко в расшатывание мироздания, что обратного пути уже не нашли. Мир треснул, и несчастные потомки остались на Осколках, потонув в тёмные века, время скорби и утраты могущества. Теперь мы зовёмся чаровниками. Дети, смотрящие через замочную скважину на былую мощь отцов.

Киноварный указал на грудь трубочисту и тот достал из-за пазухи янтарь. Как только Лев снял мешок, свет лучины померк, а сияние камня усилилось.

– Дерево Ладо выведено до Раскола, – продолжал Киноварный. – И ради одной цели: поддерживать равновесие жизни в нестабильном мире. Ты понимаешь, юноша?

– Сударь, вы хотите сказать, что янтарь бывает не совсем камнем. Он…

– Крошечный Осколок древнего мира, в котором поселилось дерево Ладо.

И там живёт та, кто так похожа на маму, со щемящей тоской вспомнил Лев.

Киноварный порылся в бумагах и достал футляр. Из него он вытащил ветхий свёрток. Лев посчитал, что Поверенный даст его рассмотреть, и потянулся.

– Ой-ёй! – отдёрнул свёрток Киноварный. – Моего влияния с трудом хватило, дабы позаимствовать его из книгохранилища. Нас ничего не спасёт, если госпожа Фронталь заметит отпечатки сажи на столь древней вещице.

Пристыженный Лев бесполезно протёр руки о штанину.

На развёрнутом пергаменте оказалась вычурная гравюра. Изображённое ветвистое дерево с пышной кроной пронизывали лучи солнца. У мальчика похолодело внутри, его сон отпечатался на бумаге.

– Тут надпись…

– Несущие свет, – прочитал Киноварный. – Предположительно. Такой письменностью перестали пользоваться задолго до Раскола. Несущие порядок. Закон.

– Знания.

– Вероятно, – Киноварный спрятал свёрток обратно в футляр. – Ты смышлёный юноша. И, вероятно, догадался, как рисунок перекликается с твоим блюстителем. Гравюры приписывают к одной малочисленной организации. Их деятельность походила на труд тех же Храбрых скитальцев. Но если спасители рода чаровников путешествовали за Пеленой ради открытия плодородных земель, то приверженцы лучезарного древа уходили в скомканные пустоши по неведомой причине. Полагаю, подобные блюстители облегчали их странствия.

Помогали понять чужой язык. Лев всей душой надеялся, что Поверенный не догадается об этом.

– Простите, сударь, – обратился трубочист. – Как мне поможет то, что мой камень…

– Истинное изобретение Праотцов, – перебил Киноварный. – Наши поиски хозяев янтаря необходимо начать со времён Раскола. При открытии Скитальцами края Собора в башне находилась древняя библиотека. Спустя десятилетия, с установлением царской власти над Краем, её вывезли. Многие знания оказались жертвами воровства или же бюрократии. Не печалься заранее: один мой давний приятель заведует одним из представительств царской библиотеки. Следует обратиться к нему, но это дело вновь потребует уйму времени.

– Чем же тогда мне заняться?

Поверенный задумчиво прокрутил рыжий ус.

– Пора тебе покопаться в геральдике. Часто приверженцы влиятельных обществ в собственный герб вносили отсылки. Ищи сходные облики лучезарного древа среди старых родов. Не забывай и про те, что угасли.

Лев помрачнел, и его перемена не скрылась от Киноварного.

– Скажи, отчего тебе гложет тревога?

– Вы тоже считаете, что я вымесок?

Киноварный нахмурился.

– Ах да. Каспар сообщал, что Глава ткачей вызывала тебя к себе. Не беспокойся, даже она не расслышит наш разговор.

– Да, сударь. Госпожа считает, что янтарь отдали моей маме откупом.

– Быть может. Подобным образом Великие рода издавна решали щепетильные затруднения. И всё же со стороны Главы Собора недальновидно считать так. Мне трудно предположить, чтобы столь мощный и малоизученный блюститель отдан твоей матушке как... возмещением затрат.

Настроение Льва улучшилось, но лишь пока Киноварный не нанёс новый удар.

– Завтра я отбываю из Собора. Возвращусь после Ряженья.

– А как же я?

– Изучение геральдики, работа трубочиста и учёба. Похоже, и без меня у тебя хлопот наберётся с горкой. Помни, Лев, образование – главный шаг для преодоления горизонта.