Дети Лепрозория

#28. Ветер перемен

— Будь ты проклята, Люцифера! — закричала Кирана, как только дверь за Рауном закрылась, а шорох крыльев стих. — Будь ты проклята!

В несколько широких шагов охотница подошла к статуе в углу комнаты и замерла. Руки тряслись, тело было будто не родное. Но перед статуей невольно перехватывало дыхание. Они не виделись вживую и не говорили лет тридцать. По крайней мере, Кирана так думала. Раньше. И в глубине ее души Люция всегда оставалась дикой гарпией, отдающей приказы. Недосягаемой, непонятной, удивительной. Крылатая хищная птица, отказавшаяся от крыльев ради мести и свободы. Это было бы впечатляюще, не будь так чудовищно — за эту ее свободу Хильда заплатила жизнью. И если бы только она.

Кирана стянула перчатку и осторожно коснулась спутавшихся волос Люции. Лиловый кристалл на ощупь был прохладен, тонкие грани локонов неприятно вдавливались в пальцы, едва не царапая до крови. Она провела ладонью по щеке статуи, стянула вторую перчатку и двумя руками обхватила лицо. Большими пальцами провела по векам, острому носу.

— Как же я тебя ненавижу, — бессильно прошептала она. — За все тебя ненавижу.

Отступив, она обрушила статую на пол. Пронзительный звон эхом отозвался в ушах.

Крупные осколки расшвыряло по кабинету. А Кирана посмотрела на них и закусила губу.

— Мы все отдали за тебя, — прошептала она, поднимая ближайший кусок двумя руками. — Во имя тебя.

Разжала пальцы, и кристалл, рухнув, разлетелся на мелкие кусочки.

— Мы пожертвовали всем ради твоей мечты, — даже не заметив, как осколки расцарапали сапоги, она подошла к следующему крупному куску и с трудом подняла его. — Мы уничтожили свои мечты ради твоего счастья, — второй разлетелся точно так же. И третий. И четвертый. Но Кирана, не замечая ничего, прошлась по осколкам к последнему. — А ты нас использовала.

Пятый осколок смотрел на нее пустыми глазами. Локоны разлетелись еще при падении, но руки, сжимавшие горло, остались — по запястья.

— Ты уничтожила нас, — рухнув на колени, охотница притянула голову статуи к себе и положила на ноги. — За что ты так с нами? — пробормотала она, кладя свои руки поверх ее. Сомкнуть бы на горле, задушить, удавить. Стереть в порошок.

Слезы невольно покатились градом по лицу. Горячие, безумно соленые на губах. Закапали на осколок статуи. Утекли по запястьям и пальцам в кристальные волосы.

— Ты причинила столько боли, а мы все идем за тобой. Как слепцы — на шорох твоих крыльев. Мы холим в сердцах твои подачки, твое признание нас как будто равными. Мы верим, что важны и нужны тебе. Наивно верим, — она подняла осколок и замахнулась им двумя руками. — Ты чудовище.

Осколки брызнули от стола в стороны. Кирана подскочила и, хватая оставшиеся, принялась разбивать под ноги один за другим. Она швыряла их в стены, топтала сапогами, пыталась ломать в кулаках. Била и била, яростно крича от нахлынувшей глубоко внутри боли. Старой, вечно ноющей раны, терзающей и мучающей долгие-долгие годы.

Она не успокоилась, пока пол в кабинете не покрылся мелкими осколками полностью.

— Я ненавижу тебя, — сквозь слезы проскулила Кирана и подняла к глазам руки. Изрезанные кристаллами, они сочились кровью. — Я себя ненавижу! — взвыла она, падая на колени. — Ненавижу себя за то, что служу тебе, зная, что ты сделала с Хильдой, — простонала она, обнимая себя за ноги и утыкаясь в пол лбом.

Песочные часы на столе остановились. Кристальная пыль в них замерла, пересыпавшись лишь на треть.

— Так не должно быть, — всхлипывала Кирана, дрожа всем телом. — Это неправильно.

Хотелось смеяться, и вместе с тем боль изнутри позволяла только плакать.

В голове отчетливо вспыхнул откровенный, но вместе с тем абсолютно серьезный вопрос цесаревича.

— Будешь ли ты служить Люцифере, когда я верну ее? — повторила Кира по памяти. И, всхлипнув, провыла, — Бу-у-ду-у.

Тогда это казалось просто вопросом. А ответ — просто ответом. Понарошку. Тогда не виделось ни шанса на то, что все окажется правдой. Настолько ужасающей правдой.

И хуже того, ответ на вопрос Нойко у Кираны был все тот же.

Когда слезы закончились и высохли, изрезанные руки и колени перестали кровоточить, а кровь со лба стекать по бровям, Кира поднялась и оглядела комнату.

Все было усыпано мелкими осколками, лиловым ковром устилающими пол, часть полок шкафа, стол.

— Помнишь, Люция, я говорила, что ты поплатишься за то, что убила Хильду? — хмыкнула Кирана и вытерла рукавом лицо, только сильнее расцарапав его. — Я думала, ты отплатишь своей кровью, своей жизнью. И ты отплатила, — она постучала носком сапога об пол, сбивая с него лиловую пыль. — Я так думала, — другой ногой. — Но вместо тебя за жизнь Хильды заплатила крошка Бель. И этого мне мало!

Подойдя к столу, Кира перевернула песочные часы, и лиловый песок сердца Хильды заструился в застенках снова.

— Милая моя, — ласково прошептала она, водя пальцем по стеклу. Алый след остался, к нему добавился новый. И еще. — Милая моя Хильда, — улыбнулась Кирана. — Мы с тобой обе знаем, какая она. Но мы ведь никому не скажем. Никому-никому. И никто не узнает, что мы с ней сделаем, — она подняла часы и прижала их к груди, крепко обнимая. — Я обязательно что-нибудь придумаю.

Морана притворила за собой дверь и негромко кашлянула в кулак, привлекая внимание. Но любимый крылатый осьминожик был занят.

Сидя за дубовым столом у самого окна, поближе к свету, он корпел над работой. На подоконнике снаружи сидела жирная чайка и настойчиво била клювом в стекло, как будто признав в Нойко сородича и требуя накормить ее по этому случаю.

Вздохнув, Морана подошла ближе и заглянула через крыло.

— Как же хорошо ты рисуешь, Нойко, — похвалила она.

— Я не рисую, а черчу! — фыркнул он, отмахиваясь.

Морана покачала головой. Рисует, чертит — все равно непонятно что. Вроде красиво, смутно знакомо, но ерунда какая-то.

— А что ты «чертишь»? — добродушно спросила она, щупальцами опуская крылья пониже, чтобы было лучше видно.

— Ну неужели не видно, мама? — поморщился Нойко, поднимая руки. В одной — деревянная линейка, в другой — карандаш, неумело заточенный будто коготь какой-то. А на широком листе с половину стола — рисунок, чертеж.

Морана усиленно вглядывалась в тонкие линии, пытаясь понять, что изображенное напоминает. Блюдо, чаша, но странные какие-то.

— Я не понимаю в этом, Ной, — сдалась она и покачала головой.

— Я говорил с плотниками и лодочниками, — как бы намекая, протянул он в ответ. — Они сказали, что построить огромную-огромную лодку вполне возможно, но им нужно много всего.

— Всего — чего? — Морана погладила его по голове, прижимая к себе.

— Чертеж, например. Чтобы все понятно было, и не развалилось потом, — пожал он плечами и, выпутавшись из объятий, снова склонился над рисунком. — Расчеты особенно.

— Как ты их уговорил? — скептически хмыкнула Морана, уперев руки в бока.

— Взял немного твоих запасов из погреба, — махнул он линейкой и, положив ее на стол, принялся высматривать в работе возможные ошибки.

— А разрешение?! — воскликнула осьминожиха в праведном гневе.

— Можно, мама? — закатив глаза, спросил Нойко.

— Можно, — буркнула Морана, отворачиваясь. И как ему откажешь.

— В общем, я закончу все и отнесу им. Мне хватит знаний рассчитать количество материалов на такую большую посудину и прикинуть, как все лучше сделать, чтобы оно не развалилось. Да и чертеж я сделаю понятным, не сложно, — хмурясь, рассуждал он.

— И кто же тебя всему этому научил? — покачала головой Морана.

— Эта, как ее, Изабель, — пренебрежительно махнул он рукой.

Морана поджала губы и тяжело выдохнула.

— Понятно, — тихо ответила она, когда сын обернулся. — Ты говорил, что тебе что-то нужно.

— Да, — Нойко повел плечом. — Я могу придумать и начертить то, что я хочу получить. Могу рассчитать. Но столько материалов сложно достать в короткие сроки, не то что…

Перед ним на стол опустился увесистый кошель, полный тенши. Следом за ним второй. Третий.

— Откуда? — удивленно воскликнул он, поворачиваясь к ней полностью.

Морану так и подмывало язвительно ответить — «От этой, как ее, Изабель!», но она лишь улыбнулась.

— Накопила, когда была вассалом этого округа.

— И ты отдаешь их мне?! — прошептал он, не веря своим глазам.

— Это не все, что у меня есть. Если будет нужно больше — скажи. Но да, это для твоей мечты, — она ласково погладила сына по волосам и нежно чмокнула щупальцем в лоб. Полоса кружочков тут же окрасилась розовым.

— Спасибо, мам, — рассмеялся он и, подскочив, крепко ее обнял. — Ты самая лучшая!

Осьминожиха зажмурилась и закусила язык. Самая лучшая — ага, как же. Ребенка не берегла, не растила, не заботилась, не любила. А все равно — «мама». Зато императрица, выучившая, вырастившая, переживающая и по первому зову расчехляющая казну ради чужого ребенка — какая-то там Изабель, не более того.

На душе было мерзковато, крабы скреблись. Так и хотелось надавать крылатому осьминожику по ушам и сказать, как есть, все, что на уме. Но императрица взяла обещание, что все разговоры с ней будут абсолютной тайной. Особенно правда насчет денег. Более того, зная, как Нойко относится ко лжи, Морана прекрасно понимала, что внезапное признание сделает только хуже, и она в его глазах упадет с пьедестала «мама» и станет «этой, как ее, Мораной». Просто потому, что врала, врет сейчас и будет врать. Ложь во благо ничего хорошего с собой не приносила, кроме надежды, что у Нойко все будет замечательно.

Костер приятно грел, выплясывая в темноте ночи. Рыжие языки пламени дрожали, непослушно то ускользали, то бросались поближе. Тора смотрела как будто сквозь него, пытаясь привыкнуть. Странный огонь, неприрученный как будто. Не то что у Райги; тот, лиловый, всегда горел смирно, его можно было оставить, совсем на заботясь, что он потухнет или, наоборот, перекинется на что-нибудь. Тора скучала. Подбрасывала в костерок все новые веточки и, наблюдая, как тот их пожирает, тяжело вздыхала.

— Слышишь? — прошептал Тай, перебирая ритуальные ножи.

— Чую, — кивнула она и втянула носом воздух снова.

— Крылья, копыта, сапоги, — Тайгон кивнул в сторону леса. — Конь не один. Четыре, кажется. Но все стоят. И шагов я больше не слышу.

— Приближается, — Тора обернулась в сторону доносившегося знакомого запаха. Подхватила с земли бо Ясинэ и, опершись на него, встала.

— Не предвещает ничего хорошо, — скривившись, он вернул ножи в перевязь и на пояс.

— Посмотрим, — лигрица, похлопав брата по плечу, двинулась в темноту. Она сделала несколько шагов и замерла, дожидаясь гостью. По запаху это была ученица Химари. Не кошка, что вообще редкость. Кроме нее Химари выучила только своих приемных дочерей-волчиц, и как она согласилась обучить еще и ящерицу — загадка.

— Ждешь? — к ней вышла Алиса и, соблюдая заведенный среди шисаи ритуал, поклонилась.

Тора поклонилась в ответ.

— Мы что-то нарушили, генерал? — опасливо уточнила она, глядя ящерице в глаза. — Это запретная территория?

Алиса мотнула головой:

— Я пришла поговорить.

Тора прищурилась и, коротко фыркнув, приглашающе указала рукой на костер.

— Императрица знает? Или ты разглядела, что творится в ее вотчине, и хочешь сделать лучше? — лигрица опустила бо и двинулась следом за ней.

— Я по ее приказу, — Алиса коротким кивком поприветствовала Тайгона и села у огня. Подобрала ноги, извитый меч положила на колени и обернулась в пол-оборота к кошкам.

Лигры переглянулись, Тора поджала губы.

Не дождавшись ответа, Алиса продолжила:

— Госпожа Химари рассказала, что ты занята поисками или созданием нового Конфитеора, и тебе нужна помощь и поддержка.

Тора громко фыркнула и едва слышно пробурчала под нос:

— Спасибо, Химари, и сюда умудрилась влезть без мыла.

— Это нужно Люцифере, и она хотела бы помочь тебе, — генерал перевела взгляд с лигрицы на Тая, надеясь на его всегда более разумную реакцию. Но он как будто тоже ждал ответа Торы, не желая вмешиваться.

— Уж лучше бы она с Имагинем Деи разобралась! — презрительно бросила Тора и глянула Алисе в глаза.

Та отшатнулась было, заметив налившуюся лиловым радужку глаз, в последнюю их встречу такого не было, но взяла себя в руки.

— Имагинем Деи уже не та организация, — спокойным голосом ответила она и, наклонив голову к плечу, искоса глянула лигрице в глаза.

— Нынче детей не отпускают, пока четыре крыла не вырастет? — взрыкнула Тора.

Тай успокаивающе взял ее за руку, погладил по плечу.

— Имагинем Деи больше не занимается созданием крылатых. Осенний призыв только закончат, чтобы дать этим детям шанс выжить, обратного пути для них нет, — нахмурившись, отозвалась Алиса и повернулась к костру.

— А весенний? — лигрица недоверчиво глянула на гостью.

— Проходит первую ступень, врачи лечат их. Но после выздоровления никто не продолжит терапию, — генерал подняла с земли сухую веточку и бросила в огонь.

Тора медлила с ответом. Переглядывалась с братом, кусала губы и хмурилась, что-то обдумывая.

Пока она была занята осмыслением, Тайгон держал ее за руку, второй поправляя ритуальные ножи в перевязи. На Алису он даже не смотрел, полностью поглощенный бессмысленным занятием и выжиданием.

Тем временем Алиса, закрыв глаза, вслушивалась в шепот леса. Ей казалось странным, что дети Химари не в полном составе, видеть их раздельно было необычно. Ровно настолько необычно, что она ожидала, что вот-вот к костру подойдет Райга, до этого занятый охотой или разведкой. Но этого не происходило, да и обычный огонь был подтверждением тому, что опасениям не суждено оправдаться. Если бы она не стала все делать сама, а доверила бы разведку ангелам, может, знала бы это заранее, но с этим было сопряжено слишком много рисков.

— Разве Люция не боится, что ангелов больше не будет? Она понимает, что естественным образом род ангелов не продолжится, а кланы птиц не возродятся уже никогда? — наконец произнесла Тора и глянула на Алису. Та обернулась, почувствовав на себе ее взгляд и посмотрела в глаза в ответ.

— Может, сама у нее спросишь? — проведя раздвоенным языком по губам, отозвалась Алиса. — Я лишь сказала о решении, но не мне это обсуждать, не мне о нем судить.

Тора фыркнула и отвернулась.

— Значит, ей нужен Конфитеор? — уточнила лигрица и, уперев бо в землю, прижала его к щеке. — А Химари сказала ей, что я могу помочь.

— Что ты хочешь и можешь это сделать, — поправила ее Алиса.

Тора скривилась.

— Это не совсем так, — повела она плечом. — В первую очередь мне нужен Райский сад. И от того, что я там узнаю, зависит вообще возможность создания нового лекарства от лепры. Я не знаю, что я там найду. Не знаю, что мне следует искать. Не знаю, что делать с тем, что я там найду и если я это найду.

Алиса понимающе кивала, разглядывая лигрицу. Отсветы костра мягко очерчивали черты ее лица, играли бликами на волосах, выделяя лиловые пряди, как у Химари. Она все больше и больше походила на мать, вот только вряд ли сама это замечала. Зато Алиса видела это явно. Раньше разница между матерью и дочерью была куда более заметной, теперь же что-то изменилось. Не только в глазах, окрасившихся из серых в пурпурные, не только в выжженных силой Самсавеила прядках волос. Но и в чем-то еще, внутренне.

— Значит, аудиенция назначается в Райском саду, — кивнула Алиса и указала рукой на лес. — Со мной еще два пегаса, так что…

— Нет, — резко оборвала ее Тора. — Мы доберемся сами. Мне кое-что нужно обдумать.

— Когда? — Алиса, поняв, что разговор окончен, поднялась.

— Мы оповестим за сутки, — переглянувшись с братом, отозвалась Тора.

Кивнув, Алиса присвистнула.

За деревьями тут же послышалось недовольное фырканье.

— До встречи, — махнула она рукой и, перехватив меч, ушла вместе с ним. Тай проводил ее взглядом, а Тора, задумчиво рассматривающая невыстиравшиеся кровавые пятна на штанах, только кивнула.

Изабель медленно прохаживалась перед троном, сцепив под крыльями пальцы. То и дело останавливалась, что-то осмысливая, и продолжала.

Перед ней навытяжку стояла Кирана и каждый раз, видя спину императрицы, сжимала кулаки, сдерживаясь, что было сил. Ненависть переполняла ее, но вместе с тем охотница осознавала, что месть следует подавать холодной. Позже.

А сейчас — только терпеть, ничем не выказывая недовольства, не выдавая бури внутри. И что бы ни сделала императрица, какую бы мерзость не задумала, нужно выполнять, как будто ничего не произошло, как будто она не знает.

— Значит, ты говоришь, что клан Коз занят приготовлениями к свадьбе, да? — медленно произнесла Изабель, повернув голову.

Кирана кивнула:

— Да, но до нее почти год. Впрочем, таковы порядки этого округа, — развела она руками и едва заметно насупилась. Что императрица задумала?

— И ты писала, что Аньель, — императрица прищелкнула пальцами, подбирая слова, — обижают.

— Да, — тихо отозвалась Кира, с опаской глядя на Изабель исподлобья.

— Ее психическое здоровье…

— Подорвано, — севшим голосом закончила за нее Кирана, продолжая неотрывно следить за каждым шагом Бель.

— А физическое?

— После вашего приказа должно было стать лучше, но детальных отчетов я еще не получала, — отозвалась Кира, всерьез надеясь, что она права.

— Как отнесся клан к побегу? — императрица подошла к трону и, сев на него, закинула ногу на ногу.

— Это уже не первый раз, — выдохнув, Кирана снова вытянулась по струнке, стараясь смотреть не на Изабель, а поверх нее. Лишь бы не пересечься взглядом.

— Но с Нойко она еще не сбегала, — усмехнулась императрица, подперев подбородок рукой.

— Я писала в отчете, что… — осторожно начала охотница, надеясь, что повторять свои доклады ей не придется. Неужели Бель их не читала?! Так на нее похоже!

— Я знаю. Но я приносила свои извинения письменно лично главе клана. Это что-нибудь дало?

Кирана пожала плечами.

— Разве что моральное удовлетворение. Полагаю, они ждут от вас и материальной отдачи помимо того Конфитеора, что вы передали, — с некоторым облегчением ответила Кира. В конце концов, ей не придется снова воспроизводить в памяти все, за чем ей пришлось следить, не имея права вмешиваться.

— И свадебные приготовления — отличный повод, — задумчиво протянула Бель, постукивая ногтем по подлокотнику трона.

— Повод для чего? — встрепенулась охотница и непонимающе уставилась на императрицу.

— А мои швеи давно надоедают мне вопросами о новом платье, — продолжала она, как будто не услышав вопрос. — И нагрузка врачей Имагинем Деи спала, как только некоторые дети выздоровели полностью.

— О чем вы, Ваше Императорское Величество? — обеспокоенно спросила Кирана.

— О планах, — повела та рукой. — Я отправлю письмо главе клана Коз, и когда он даст свое согласие — а в этом я не сомневаюсь — ты отправишься в округ Быка.

— Позвольте уточнить, о каком письме речь? — с трудом улавливая суть, уточнила охотница.

— Если все пройдет гладко, ты заберешь Аньель.

— Украду?

— Заберешь на основании моего приказа. Ей нужно лечение. И платье. Думаю, императорские швеи могут создать шедевр, а от такого подарка ни один Козел не откажется, — императрица с прищуром глянула на Киру.

— А потом? — не веря, спросила Кирана.

— Понятия не имею, — Бель отвернулась. — Потом я спрошу у нее.

Глава Охотниц медленно поклонилась ей в пояс.

— Я буду ждать вашего приказа.

— Аудиенция окончена, — кивнула императрица.

Выпрямившись, Кирана растерянно поправила волосы и, развернувшись, в смятенных чувствах побрела к выходу.

И что теперь делать? Нет, что теперь думать?