Дети Лепрозория

#25. Та самая Люцифера

Изабель медленно шла по коридору, ровно смотря перед собой, но при этом контролируя все вокруг. Шлейф изумрудного платья волочился следом, и об обручи жесткого кринолина постукивали ножны. Но императрицу это, казалось, не волновало.

Охотницы, отдав честь, провожали ее взглядом.

Ангелы раскрывали крылья в приветственном жесте и опускали головы.

Случайно попавшиеся на пути советники опасливо косились на меч, но тоже вели себя совершенно обыкновенно. Интересовались цесаревичем, даже мельком отчитывались по своим округам и числу сбежавших ангелов, памятуя прошлые приказы.

Магистры, занятые детьми, тоже отчитывались по поручениям, выказывая беспокойство по поводу всех детей.

Врачи докладывали о своей работе и сокращающемуся числу больных — дети выздоравливали быстро.

Как будто никто ничего не знал. Не подозревал. Не предполагал.

Изабель остановилась у дверей тронного зала и обратилась к охотницам:

— Император уже внутри?

Они кивнули одновременно.

— И генерал с ним, — поклонившись, отозвалась одна из стражниц.

Войдя, Изабель застала Лиона на троне, крепко сжимавшего ладонями виски; и Алису у окна, разглядывающую фигурки снаружи.

— У меня чувство дежавю, — генерал провела раздвоенным языком по губам. — Мы тогда тоже втроем остались.

Изабель усмехнулась краем губ.

— Тогда? Мы втроем с самой войны. Уже много десятилетий как. И никто больше не смог это изменить, — пожала она плечами.

— Да вот не скажи, — протянул Лион, массируя виски. — Было время, когда стараниями Изабель мы были против тебя.

— Враги из вас никчемные, скажу откровенно, — рассмеялась Изабель. — Зато друзья…

— Всегда находился кто-то еще, — хмыкнула Алиса. — Кирана. Хоорс. Химари и Хайме. Раун. Даже Самсавеил и твоя любимая Ева.

— Но без них всех как-то спокойнее? — прищурившись, отозвалась императрица.

— Мне — да, — Алиса кивнула. — Для меня всегда были только вы вдвоем. А остальные приходили и уходили, из друзей становились врагами, из врагов друзьями, знакомыми или просто никем. В любом случае, все они никогда не приходили ко мне или к Лиону, а только к тебе, только за тобой, — она обернулась через плечо и оглядела императрицу. — С мечом? Я же сказала, что никто ничего не знает.

— Мне с оружием всегда спокойнее, — Изабель убрала руку с навершия меча и сняла ею диадему. — Ты уверена, что никто не знает?

— Раун ни с кем не говорил, — Алиса развернулась и, опершись бедрами о подоконник, скрестила ноги и сложила руки на груди.

— Ты что, заперла его где-то? — недоверчиво спросила императрица.

— Нет, — повела рукой генерал. — Молчание было его решением. Впрочем, он много говорил сам с собой, но в Райском саду подслушивает разве что всеслышащий Самсавеил.

— А сейчас он где? — уточнил Лион, поднимаясь с трона.

— Сидит в молельне и ждет моего возвращения — мы так условились, — пожала плечами Алиса.

Император и императрица переглянулись.

— Условились? — спросили они на два голоса.

— Да, он просил аудиенции сразу по твоему возвращению, но я сказала, что первой буду я. А из тронного зала я не смогу за ним следить, поэтому в его интересах быть паинькой и посидеть спокойно на мягенькой подушечке, вдыхая аромат ладана, — равнодушно пожала плечами. — Он в очень смятенном состоянии, я бы даже сказала — безумном. Однако за прошедшие дни, что вас не было, мы сошлись на том, что я просто делаю свою работу, а он просто не ставит мне палки в колеса. Не думаю, что в мое отсутствие он побежит всем рассказывать.

— Нет, Раун — точно нет, — замотал головой Лион. — Он и меня-то в предательстве обвинил только тогда, когда имел на руках абсолютно все карты, сейчас же у него есть только слова Люции и ничего, кроме них.

— Не думаю, что ему от этого легче, — цокнула в ответ Изабель. — Он просто не может поделиться своими терзаниями. Но терзается сам по-настоящему.

— То есть, я могу его привести? — уточнила Алиса, поведя рукой.

— Да, — императрица кивнула.

— Я понимаю, что раньше прецедентов не было, но мне стоит досмотреть его на предмет оружия? Или…

Изабель качнула рукой меч.

— Я с оружием. Снимать не собираюсь. Будет справедливо, если и он будет иметь то же право.

Лион кивнул, соглашаясь с ее мнением.

— Хорошо, никаких досмотров, — Алиса вздохнула с облегчением. — Тогда я отправлю его, а сама займусь отчетом Кираны, его совсем недавно доставили, но я была занята.

— По козе этой, Аньель? Доложишь потом, у меня плохие предчувствия, — скривилась Изабель.

— У меня тоже, — хмуро кивнула Алиса и, оттолкнувшись ногой от стены, пошла к дверям. — Или, может, мне стоит побыть здесь на время аудиенции? — остановившись, бросила она через плечо. — Или за дверью?

— Нет, не стоит, — мотнула головой императрица.

— Ты уверена, Люцифера?

— В себе? Абсолютно.

Лезвие кинжала переливалось лиловыми бликами в свете кристальной лампы. Тонкий слой маслянистого яда обволакивал его, едва не капал с самого кончика. Раун, помедлив, вернул его в ножны и положил на бедро. Такое оружие незаметно не пронесешь, но хватит даже царапины, чтобы убить кого угодно. Все-таки шисаи Химари знала толк в изощренных убийствах, ведь кинжал был ее подарком императрице. Ворон хмыкнул, найдя это символичным.

Запрокинув голову, он глубоко вдохнул мягкий дым от кадила в углу молельни, и попытался расслабиться. Мысли были подобны стае прокаженных мышей, угомонить которых можно было лишь уничтожив их всех. А успокоиться надо было, и как можно скорее. Алиса на удивление не стала врать и заранее сказала, когда императрица вернется. Правда, не уступила самую первую аудиенцию, но это только отсрочило время принятия сложного решения.

— Прости врага своего. Не можешь простить — убей, — повторил по памяти Раун слова, когда-то сказанные ему Люциферой. — Это же просто чудовищно! — вспылил он и тряхнул головой. — Чудовищно! — прошептал, прогоняя воспоминания.

Но они не исчезали. Как не исчезал и образ женщины с глазами хищной вечноголодной птицы. Она никого не прощала и не щадила. Никого. Никогда.

После войны она читала лекции в Имагинем Деи. Всего лишь один курс. Без экзаменов и заданий. Она приходила на полигон, садилась и говорила. Правду. Отвратительную правду о том, как ангелы победили кошек, не дав им забрать трон. Откровенно и честно рассказывала абсолютнейшую мерзость, без прикрас, без оправданий. В ее рассказах все было как-то прозаично. Подвиги, приписываемые ей, она никогда не отрицала, но рассказывала их с иной стороны. Безобразной, как сама лепра.

И вместе с тем, она честно признавала, что ей нравилось воевать.

Не убивать. Не уничтожать врагов. А сражаться.

Дети не видели в этом разницы, не осознавали, не задумывались и не вдавались в детали. Они только слушали, отчетливо понимая, что воевать они не хотят, что войны — это катастрофы, смердящие трупами и искалеченным судьбами.

Понимал это и Раун, что определило его судьбу. Он выбрал архив, надеясь, что ему не придется сталкиваться с такими, как Люцифера.

И ему не пришлось. Из архива его забрал к себе генерал Лион. Один из той треклятой троицы, обеспечившей ангелам победу. Но он не был таким, как она. И это было единственной причиной, почему Раун согласился.

Была ли женщина, сидящая на троне, той самой безумной Гарпией?

Вряд ли.

Даже если принять, что в кошачьей книге был ритуал на обмен телами и душами, а советник Хоорс все устроил, и это не ложь, не фантазия и не сон — пазл все равно не сходился.

Вся эта ситуация, особенно сцена с Нойко в округе Осьминога, была какой-то «слишком». Слишком это было странно. Слишком удобно.

Именно что удобно. Обуздать цесаревича и его безумные идеи можно было лишь выбив почву у него из-под ног. Для этого всего лишь нужно было знать о Гарпии больше, чем он. И разумеется, кто мог знать о Люцифере все? Абсолютно все! Только девочка, для которой Люцифера была идеалом, кумиром детства. Девочка, которой ее любимая Гарпия рассказывала истории, любые, какие попросит. А еще Хоорс, возлюбленный девочки, который воспитал Люциферу. И Лион, с которым она прошла войну бок о бок. И Алиса, Ящерица, будто веревочкой привязанная к своей драгоценной Гарпии. Архивы, любые записи. Все, что угодно. Одного щелчка пальцев для херувима достаточно, чтобы самые сокровенные тайны Люциферы ей принесли на блюдечке. А дальше оставалось только грамотно сыграть. Выдать себя за кумира, сочинить какую-то кошачью чушь с ритуалами. Все-все подтвердят ее слова, потому что единственный, кто знает правду — мертв. И, о совпадение, крылья ему сломал Лион, а голову отрубила Алиса раньше всяких допросов. Удобно. Очень. А разыграть получилось аж двоих — и Нойко, и самого Рауна.

А может, и всех? Вот совсем всех. Одна большая игра. Фарс. Обман и полнейшая ложь, настолько наглая и самоуверенная, что дыхание перехватывало.

Может, даже Лион был уверен, что на троне Люцифера. Он ведь был в нее влюблен. Война сплотила их, да и потом, после ее побега, он вел себя не как генерал, а как поддавшийся чувствам глупец. Но таким человеком, как Лион, сложно манипулировать. Разве что он не будет слеп, опьяненный своим фальшивым счастьем быть рядом с любимой Гарпией.

И даже Алиса. Особенно Алиса! В первую очередь именно она. Глупая ящерица, готовая пожертвовать всем, выплачивая долг своей спасенной жизни.

А вот Кирана точно не знала этой версии, уж она не могла вести такую двойную игру. Это просто не в ее правилах, особенно учитывая то, что именно Люция убила Хильду. Ей точно сказали, что на троне — Изабель.

Но что знали шисаи? Если учитывать, что они были врагами, а потом сдружились, то логично предположить, что и для них Изабель притворялась Люциферой. Вот только никто не знал, что между ними происходило, кроме них самих. Спросить не у кого, кроме паучонки Евы. Тоже весьма удачно. А девочка за императрицей ходила буквально по пятам, души не чая в своей «Фурии». Удобно? Именно. За маленькой деталью — обмануть шисаи, опытных обманщиков и просто кошек, жизнь которых измеряется столетиями, сложно. Поэтому она отправила их на край света, чтобы сочинять ложь приходилось только несколько раз в год, не чаще.

Но была ли женщина, сидящая на троне, действительно той самой крошкой Бель? Лебеденком, боготворившим свою драгоценную фурию?

Вряд ли.

Она больше не убивала кошек и как будто даже простила их. Исчезла ее жестокость, взрощенная из жажды мести, из шкафов пропали наряды из кошачьих шкур, кожаные корсеты больше не шились из диких львов и львиц.

Она забыла о Хоорсе, словно вычеркнула его из памяти и даже из жизни. Так, почтила прошлое, увековечив его сердце в песочных часах, и оставила пылиться в ногах у Люциферы. Она вышла замуж, наплевав на все правила и заставив совет покориться ее желанию. Она сделала не херувима императором, и никто не посмел ей перечить.

Она стала много времени уделять тренировкам. Совсем как Люция — и с ангелами, и с охотницами.

Она многие годы посвятила переустройству округов и улаживанию конфликтов, особенно между Кошками и Волками. Она умудрилась их помирить! Она уравняла охотниц и ангелов в правах. Разобралась с ресурсами для каждого округа. С вассалами, советниками. Она привела к порядку практически все, что разрушила война и она сама в годы своего юного правления.

И даже во взгляде иногда мелькали колючие искорки хищной птицы. Совсем не лебеденка.

И в речи ее часто проскакивали странные оттенки, познания, мысли и идеи. Совсем иные.

Раун поднял руки перед собой и внимательно их осмотрел, будто видел в первый раз. Черные рукава, заколотые золотыми запонками, несильно болтались на запястьях. От нервного потрясения и обдумывания всего и вся он изрядно похудел. Сказалось нервное напряжение и, пожалуй, то, что заставить себя есть он не мог.

Повернул запястья, рассматривая четырехкрылые запонки — символ вверяемой власти.

Кому он служил все эти годы?

Эта женщина не была похожа на Люциферу. Нет, он запомнил Гарпию совсем иной. Та была жестче, и ее он не мог простить за все, что она сделала после побега, за все, что она делала на войне — никого более чудовищного в своей беспощадности он не знал.

Эта женщина не была похожа и на Изабель. Она была куда взрослее лебеденка, куда мудрее, смелее, сильнее. Может, крошка Бель просто выросла? Но даже так разница была колоссальна, будто ее подменили.

Он как будто служил какой-то третьей женщине. И она нравилась ему больше них двоих. Она вызывала уважение, и все, что она делала, он считал правильным. А то, что она прислушивалась к его советам, грело душу.

— Раун?! — мысли оборвал резкий голос генерала Алисы. И тут же — топот ног по ступеням. — Императрица ждет тебя, — она спустилась в самый низ и замерла.

— Ты будешь меня досматривать и допрашивать перед аудиенцией? — тихо спросил он, прячась в пологе крыльев.

— Нет, она запретила мне это делать, — Алиса посторонилась, оставляя ему проход к лестнице.

— Хорошо.

— Кто вы?!

Изабель, стоявшая у трона, развернулась и искоса глянула на него. Не проронив и слова, она поправила кринолин платья, немного топорщившийся у одного бока из-за того, что с другого его подпирал меч в ножнах. Медленно надела диадему, поправила распущенные волосы и опустила руки. Крылья сложились как по солдатскому уставу ангелов.

Она спокойно смотрела фактотуму в глаза, а он все пытался найти в ней хоть что-то, показывающее ее состояние. Но нет. Изумрудное колье выдавало мерное дыхание. Глаза — что-то сродни равнодушию и вместе с тем хищному выжиданию. Она как будто не разобрала его слов. Или просто ждала, пока он скажет что-нибудь еще. И вот тогда она решит, что делать. Вынимать ли меч из ножен. Лишать ли полномочий. Выносить ли смертный приговор.

— Кто вы? — повторил он, подходя ближе.

Изабель развела руками.

— Кем я кажусь тебе, мой дорогой фактотум? — тихо спросила она.

— Это я и пытаюсь понять, — он пристально смотрел ей в глаза и стискивал рукоять кинжала под крыльями.

— Чем я могу помочь тебе? — она заметила его заведенную за спину руку, но не подала виду.

— Ответьте, почему с моим заступлением на пост фактотума ваша политика так изменилась? Почему вдруг вы приняли решение поменять в империи все изнутри? Упорядочить, узаконить, примирить?

— Вдруг? — она удивленно вскинула брови. — Не было никакого «вдруг», Раун. Ты должен помнить то, первое, совещание представителей всех округов. Именно тогда я изложила все по пунктам, и…

— … и положения нового порядка вы зачитывали из старых архивных документов, — закончил за нее он. — Чьи это были идеи?

— Скажи, помнишь ли ты проект, написанный одной очень известной троицей? В свое время он наделал много шума, но это ни к чему не привело, — она смотрела чуть в сторону, но не теряла из виду руки Рауна.

— Помню. Маршал, генерал и глава Охотниц составили его, но вы и совет отказались от его выполнения, посчитав. что усилия не оправдаются. Вы передумали? — осторожно спросил он, взглянув ей в глаза.

Повисшее молчание выдавало его тревогу в шорохе нервно подрагивающих крыльев, исхудавшее тело пробил болезненный озноб. От ее ответа зависело все.

— Нет, — усмехнулась она, поняв подвох.

— Я помню вас, Люцифера, другой, — отозвался он и опустил руку. — А еще я помню ваши лекции. Я помню, как вы говорили, что врагов надо прощать, но если не можешь простить — нужно убить.

— Поэтому ты принес кинжал Химари? — кивнула она на оружие. — Противоядия нет даже у самой лучшей отравительницы империи.

— Да. Я не мог простить вам лжи. И я все думал, что, кем бы вы ни были, вы все равно меня обманули. Я думал, что смогу убить.

— Я все еще жива, — губы Изабель тронула грустная улыбка.

— Я вдруг вспомнил еще одну вашу фразу, — Раун опустил кинжал, но не убрал его в ножны. — «Добро всегда побеждает. Кто победил — нарекает проигравшего злом».

Она усмехнулась и покачала головой.

— Пожалуй, впервые в жизни я соглашусь. Считать вас злом я не могу, слишком долго я вам служил, слишком много о вас знаю. Слишком разной я вас видел. И в минуты силы, и в мгновения слабости. Вы не та Люцифера, которую я считал и считаю до сих пор безумным чудовищем, — медленно говорил он, тщательно подбирая слова.

Она внимательно смотрела него, ожидая продолжения.

— Вы не та Изабель, что я помнил, которую все звали крошкой Бель. Вы не девочка в платье из кошки, замученной до смерти.

— Кто же я?

— Я не знаю, — пожал он плечами и опустил глаза в пол. — Но получается, что Люцифера. А своим выводам я привык доверять.

— Я ошиблась в тебе, мой дорогой фактотум, — вздохнула она. — Я должна была рассказать тебе правду раньше. Ты служишь мне верно, как Лион и Алиса. И, пожалуй, как Кирана. Ты ни разу меня не подвел и не предал. Даже в мелочи. Я всегда могла на тебя положиться. Ты ответственный и мудрый. Грамотный, внимательный, честный. Но я боялась, что ты оставишь меня, что не простишь, что уйдешь в тот самый момент, когда я буду больше всего в тебе нуждаться. Я должна была закончить начатое, сделать все, что в моих силах, все, что я писала в тех старых бумагах сразу после войны. А еще я не хотела, чтобы хоть кто-то знал правду кроме тех, кто при этом присутствовал.

— А я ведь часто говорил при вас, что считаю Люциферу чудовищем, фурией и дикой обезумевшей гарпией, — скривился он.

— Но ведь так оно и есть, — горько усмехнулась она. — Все это — я.

Он оказался перед ней в считанные мгновения. Изумрудное платье качнулось, поднятое порывом, локоны прически скользнули за плечи. Навершие кинжала уперлось в изумруд ожерелья.

— Возьмите, — дрогнувшим голосом произнес он. — Я хотел убить императрицу. Это покушение. Но по закону карать меня должна Алиса, как палач, но я бы хотел, чтобы это были вы. Так мне кажется честнее. Уж лучше я умру от вашей руки. Такие сомнения в своем правителе недопустимы. Я позволил себе лишнее. Я обязан служить, а не мучиться нормами морали и воспоминаниями, — тараторил он, словно обезумев.

— Ты имеешь полное право на свои мысли и сомнения, — Люцифера даже не потянулась к кинжалу, продолжая смотреть на Рауна в упор. — Есть ли еще что-то, что терзает тебя?

— Нет, — смятенно прошептал он. — Я знаю, что вы Люцифера. Теперь у меня нет сомнений. Но в моей голове Люцифер две. Та, которая учила меня. И та, которой я служу.

Раун разжал пальцы, и кинжал выпал.

Императрица подхватила его и опустила у бедра.

— Тогда все остается по-старому.

Губы ворона тронула горькая усмешка.

— Нет, моя императрица, — выдохнул он и покачал головой, — Люцифера, по-старому уже не будет никогда. Простите.

— Как понимать твои слова? — она нахмурилась, наклонила голову к плечу.

— Разве вы не станете меня карать за покушение?

— Нет. Я понимаю твою боль. Но следующего раза не будет. Такое прощают лишь однажды.

— Я понимаю. И благодарю вас, — он дождался ее кивка и, развернувшись, медленно побрел к выходу из тронного зала. Крылья черным шлейфом волочились за ним. — Мне нужно время, чтобы все обдумать и разобраться в себе, если позволите.

— Я буду ждать твоего возвращения, — она подняла кинжал перед собой и провела по клинку пальцем. Маслянистый яд оставил на перчатке темный след. — Ты нужен мне. Ты, Лион, Алиса, Кирана, Химари и Хайме. Без вас я не выдержу — я не железная.

Когда Раун вышел, из-за колонны показался император.

— Без меня, говоришь, не выдержишь? А я — выдержу?! — рявкнул он. — Я тут чуть с ума не сошел с твоими фокусами!

Она молча стояла, сильно зажмурив глаза, и покачивала кинжал в опущенной руке.

— А если бы и впрямь убил?! — продолжал Лион. — Ты думаешь, я бы успел?!

Императрица повернула голову к окну, будто не слышала.

— Подпускать его так близко, да еще и с этим кумовым кинжалом Химари! — кричал он, подходя к ней. — Ты в своем уме, Люция?!

Люцифера поморщилась — прекрасно знала, что Раун не убьет. Не сможет. Опыт никогда не врал. Но вместо объяснений, она только ответила:

— Ты бы успел, это же ты.

Лион забрал кинжал из ее рук и положил у ножек трона.

— Хорошо, что разговор так закончился, — успокоившись, отозвался он и, подумав, снял с нее и перчатки в пятнах яда. — Твой фактотум наверное чуть с ума не сошел, когда все это обдумывал. А может и сошел.

Императрица тяжело вздохнула. Лион поправил ее волосы и выбившиеся из крыльев перья.

— Я бы на его месте точно обезумел, если бы так сомневался в том, кто передо мной.

— Я Люцифера, — просипела она, опуская голову. — А вы меня с ума сводите тем, что я могу быть Бель.

— Я знаю, Люлю, — он обнял ее, прижав к себе. — Твой кошмар не стал реальностью, не думай об этом.

Но она все равно думала.

— Я боюсь, что я на самом деле — она. И не было никакого ритуала. Ничего этого не было, а я просто так любила свою Люциферу, свою дикую гарпию, что окончательно тронулась умом и в приступе очередной безумной истерики решила, что я — это она, — пробормотала она, сжимая в кулаках его рыжие перья.

— Но у тебя есть воспоминания, их не подделаешь.

— У меня есть воспоминания и о жизни Изабель и о жизни Люциферы. Одновременно, — смятенно прошептала она, прижимаясь щекой к плечу Лиона. — Я как будто помню себя и той, и другой. Осознаю себя Люциферой, но воспоминания принадлежат обеим.

— Не важно, как тебя зовут на самом деле. Не важно, кем ты себя считаешь и что из воспоминаний принимаешь за истину твоей собственной жизни. Важно то, что ты делаешь, — он гладил ее по волосам, успокаивая. — Что для тебя хорошо, а что плохо. К чему ты идешь. Чего добиваешься. Что для тебя ценно. Ты — императрица, моя супруга, мать Нойко.

— Я так устала, я не гожусь на эту роль, — простонала она, снимая диадему об его плечо. Та соскользнула и упала. Отскочила от пола и покатилась к окну.

Император и императрица проводили ее взглядом.

— Ты знаешь, — задумчиво протянул Лион, — если ты действительно больше не можешь, то стоит кое-что попробовать.

Отстранившись, она непонимающе посмотрела на него.

— Среди ангелов есть одна интересная девушка, талантливая, умная, смелая — такая как раз нужна империи, — кивал он, пряча от нее глаза. — Давай отдадим ее ангелам Имагинем Деи?

— Зачем? — смятенно пробормотала она.

— Они сделают все, чтобы вырастить ей вторую пару крыльев. Она станет херувимом и сможет занять твое место, — серьезно глянул на нее Лион.

— Не смешно! — она ударила его в колено.

Лион расхохотался и прижал ее к себе, игнорируя сильную боль в ноге и трепыхающиеся крылья Люции.

— Я пошутил, ну что ты! Мы не будем повторять за Хоорсом и Бель, мы с тобой ведь знаем, чем это закончилось.

Она недовольно выдохнула и он прижал ее сильнее, обнимая.

— Но идей у меня больше нет, значит, ты со всем справишься.

Императрица простонала и, положив подбородок Лиону на плечо, бессильно повисла на нем.

— Если дашь слабину — мы подхватим. И никогда тебя не бросим, даже если уже однажды все мы сделали так. Этого не повторится, доверься нам. Ведь мы верим тебе и верим в тебя.

— Я попробую, — пробормотала она, отстраняясь и выпутываясь из объятий. — Кто-то же должен со всем этим справиться.

Она подошла к укатившейся диадеме и снова надела ее на голову.

— Кто, если не Люцифера? — горько прошептала она самой себе.