Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

I

Даргед шёл по раскисшей от осенней слякоти дороге, низко опустив голову в капюшоне из промасленной ткани, укрываясь от противного моросящего дождя, обычного в эти дни в Бидлонте. Длинный меч в тёртых ножнах привычно оттягивал пояс. Мимо проплывала голая осенняя стернь. Лишь кое-где стояли снопы соломы.

Встречные трупоеды-бидлонтиты низкими поклонами приветствовали одного из хозяев Многоречья. Он в ответ удостаивал их небрежным кивком головы, стараясь скрыть гримасу презрения к пожирателям трупов. Что поделать - в последние десятилетия трупоеды – те, кто убивает живое, чтобы есть его - наводнили южные области Бидлонта, числом превысив гиалийцев. И теперь этих грязных, трусливых и жестоких тварей можно встретить повсюду. И никуда не даться от их мерзких и поганых мыслей, которые способны привести в ужас любого не подготовленного из Единого Народа.

Вдалеке на холмах виднелись огни. ”Даэ” – вспомнилось Даргеду название на карте. Единственное гиалийское поселение на десятки харилей вокруг. Основано почти пять тысяч лет назад. Самой известной местной достопримечательностью является одно из крупнейших в Бидлонте средоточий Древних Сил.

Краем уха путник слышал, что обитатели Даэ пробовали проникнуть в тайны Спящего, что большинством исконных хозяев Бидлонта не приветствовалось. При других обстоятельствах Даргед, может быть, обошёл стороной древнее поселение с его чересчур любопытными жителями. Но за последние восемь дней, после ночлега в гиалийском селении на берегу Рубежного потока, ему не доводилось провести ни одной ночи под кровом, даже самым захудалым. Теперь же жильё соплеменников манило его теплом и уютом – причём не только телесным, но и уютом души. Того самого уюта, которого не найти в трупоедских хижинах - вон их, сколько лепится одна к другой по берегам рек и ручьёв. Бедные люди даже и не понимают, что мешает гиалийцам искать приют в их хижинах. Так и рождаются среди трупоедов Бидлонта россказни об ужасной гордости Единого Народа и его презрении к людям-бидлонтитам.

До домов Даэ осталось совсем немного. Даргед радостно прибавил шагу. Вот перед ним и двери дома. Без стука отворив двери (ибо гиалийцам нечего скрывать друг от друга, в отличие от трупоедов, которые всегда стремятся не пускать других в соё жильё, а ещё больше - прятать от других свои мелкие и ненужные мыслишки и страстишки), путник вошёл в ярко освещённый Гостевой Зал.

Внутри было тепло и уютно. На длинных скамьях вдоль овального очага сидели хозяева и гости. Молодая парочка, судя по ожерельям из морских кораллов, откуда-то с побережья. Старик в такой же, как и у Даргеда, серой дорожной одежде, пропитанной маслом, в руках сжимающий узловатую палку. Семейство – отец, мать и трое детей. Одежда, украшенная орнаментами, принятым у заречных охотников-трупоедов, выдавала, что они пришли с восточного приграничья, как и сам Даргед.

Сознание путника обдало привычным теплом. Какое счастье – быть частью целого, каким является Единый Народ.

Даже хозяева – четверо мужчин и женщина с какими-то осунувшимися лицами, больше подходящими обитателям трупоедских хижин внизу – отдавали ему положенную долю тепла. Хотя никакого особого внимания вновь пришедшему жители Даэ не уделили. Гости же с интересом воззрились на Даргеда.

“Добрый вечер” – поприветствовала его за всех девушка с побережья – “Ты страж с востока?” - спросила она, увидев меч, совершенно лишний и неуместный в Бидлонте, вдали от границ.

“Да” – ответил бывший страж Восточного рубежа и повернулся к огню, не желая ни с кем разговаривать. Гости, поняв, что этот мрачный страж не намерен потешить собравшихся у очага рассказами из жизни тех, чьими усилиями Многоречье надёжно защищено от вторжения диких трупоедов с востока, разочарованно вернулись к своим занятиям.

А Даргед, погружённый в свои мысли, сидел с чашей горячего вина. Ну что ему сказать случайно забредшим под эту крышу путникам и хозяевам. Может быть, то, как четыре года назад он ушёл в стражи Восточного рубежа, думая, что там, наконец, найдёт то, чего не хватало ему на родном побережье – смысл жизни, возможность совершить что-нибудь, достойное его далёких предков, осваивавших этот мир на заре истории. И общество таких же, как он – тех, кому тесно в спокойном и безмятежном Бидлонте, где приходится постоянно смирять свои чувства и мысли, дабы они не пугали окружающих.

Или может быть, сказать, что служба на Рубеже, издалека казавшаяся такой героической и полной приключений, оказалась на поверку скучной и будничной, состоящей из изнурительных переходов, многодневных сидений в засадах, когда ничего не происходит. И бесконечные встречи с трупоедами, когда приходилось сидеть возле их костров, на которых жарится мясо убитых зверей. И вонь в стойбищах – от сотен немытых тел, от выделываемых шкур, от отбросов, выбрасываемых прямо на пороге жилищ. И мысли, тяжёлые, враждебные мысли незнающих, что такое – Великое Единение. И пляски трупоедов, посвящённые удачной охоте или войне. Обязательно чему-нибудь одному из двух – убийству зверей или убийству себе подобных. И самое страшное – знать, что эти жалкие и страшные твари, что сидят рядом с тобой и скалят гнилые зубы - такие же люди, как и ты сам. Пусть и коснеющие в невежестве и дикости.

Или может быть рассказать о первом и последнем в своей жизни бое. Как на пожухлой осенней траве корчатся в предсмертных судорогах смертельно раненные трупоеды. И ты понимаешь, что это навсегда – уже никогда не встанут с вытоптанной антилопами земли дикари, мгновенье назад с воинственным воем бежавшие на тебя. И с трудом веришь, что эти жалкие умирающие твари только что были опасными врагами. И застывший взгляд убитого тобой дикаря, направленный куда-то в не по-осеннему высокое небо. И чужая агония, касающаяся твоего разума.

Тогда Даргед понял, что всё это не для него. И не сумев ужиться среди подобных себе, и не в силах служить на границе, сражаясь и ведя переговоры с трупоедами, он направляется теперь на запад, в Край Изгоев, туда, где на бескрайних болотах гнездятся миллионы птиц, а на песчаных отмелях лениво греются на солнце чешуйчатые гады, столь же древние, как мир. И там, в унылых и безлюдных переделах, что тянутся до самого Великого Океана, будет он год за годом коротать свой век, неизбежно приближаясь к смерти. И завидев вдали огонь или дым, означающие присутствие такого же, как и сам Даргед, добровольного изгоя, он будет уходить прочь, дабы не встречаться с себе подобным, от общества которых он отказался.

От невесёлых мыслей о своём месте в мире бывшего стража отвлекла беседа на повышенных тонах. Старик с посохом оживлённо спорил с хозяевами Даэ об их исследованиях.

“Лучше бы не трогать Места Силы” – говорил старик громкой речью.

“Что ты знаешь о Древних Силах Мира” – насмешливо отвечал тот из хозяев дома, что был чуть старше остальных, с худым и измождённым лицом.

“Ты же не будешь отрицать, что эти сущности, назовём их так…” – старик на миг остановился - “Могут представлять опасность для человека. Не к лицу обращаться к тому, что чуждо нам, пришельцам в этом мире. Силы этого Мира дремали миллионы лет до нашего появления из Забытого Мира. Не известно, чтó им снится. И кто знает, что ждёт тех, кто увидел их сны. И что ждёт мир, в котором будут бродить те, кто видел сны Сил Мира. Глупо и преступно соваться туда, куда лучше не соваться”.

“Большинство из Единого Народа похожи на маленьких трупоедских детей, которые прячутся под одеялом, спасаясь от придуманных ими же самими демонов” – сказал, смеясь, худолицый – “Вы говорите себе: Силы этого Мира опасны для пришедших из другого мира существ. Потому лучше не знать, что они представляют собой. Но если Силы Мира опасны для нас, то, делая вид, что их нет, мы только разоружаем себя. Кто знает, какую опасность они могут таить в себе. Но ведь может случиться и так, что Силы Мира опасны не более чем любая природная стихия, которую можно познать и приручить”.

“Попробуй, приручи” – поддел хозяина старик.

“Смотри, трус” – недобро прошипел худолицый и мысленной речью обратился к остальным.

Повинуясь его сигналу, все обитатели Даэ – четверо мужчин и две женщины – принялись за незримую работу. Вся семёрка обращались к чему-то, что олицетворялось серого цвета камнем, стоящим в двух сотнях локтях от дома. Даргед никогда не видел камня, но сознание хозяев Даэ отчётливо хранило его облик. Впрочем, дело не в камне – он был не более чем меткой, обозначающей Место Силы.

Обитатели Даэ исходили истошным мысленным криком, доступным лишь чувствам Единого Народа. Бывший страж чувствовал, как нарастает чудовищное напряжение: что-то готовилось откликнуться на отчаянный призыв семерых.

Даргед положил руку на рукоять меча и осторожно потянул клинок из ножен. Никто из семерых не обратил внимания на приготовления порубежника, все были увлечены общением с Древним и Спящим.

Все в ужасе смотрели на взывающих к Древним Силам. И никому не было дела до одинокого и нелепого сейчас стража границ. Издав нечленораздельный вопль, полный ненависти и страха, Даргед выхватил меч и занёс его для удара.

В себя он пришёл от затекающей за шиворот воды. С неба продолжал сыпать всё тот же противный дождь. В нескольких десятках шагов яростным пламенем полыхали стены дома. Все остановившиеся на ночлег под крышей Даэ стояли рядом, с ужасом глядя на Даргеда.

“Ты убил их” – сказала девушка с побережья “Ты всех их убил! Ты всех их убил!!!” – повторила она несколько раз, срываясь на крик. Её друг и супруги с границы молчали. Старик, хотел сказать что-то, но, встретившись взглядом с Даргедом, передумал. Да и что тут говорить, если всё ясно без слов – убивший соплеменника становится изгоем. Неважно, что, эти семеро нарушили негласный запрет. Теперь они мертвы, их угасшие сознания семью чёрными пятнами зияют в общем разуме Единого Народа. И он, Даргед, теперь такой же нарушитель, как и эти несчастные. С одним отличием – они мертвы и теперь достойны только сожаления, как и все, ушедшие навсегда, а их убийца – жив, и его удел – всеобщее отторжение. Он будет жить – если сможет – но для Единого Народа он мертвец, Вычеркнутый Из Перечня Живых. Таковым он и войдёт в историю.

И не в силах выдержать ужас, изливающийся на него со всех сторон, Даргед бросился прочь, инстинктивно выбирая направление на восток, к Быстрой реке, где кончается Бидлонт. Там, в трупоедских степях, он быстро найдёт гибель, которой заслуживает.