Даргед проснулся как всегда резко и сразу. В узкое окно падал серый свет, выхватывая из полумрака обстановку комнаты для гостей: ряд лавок у противоположного края, сухие клочья травы и какие-то тряпки по стенам, треснутый кувшин посредине, рядом со столом. По крыше монотонно барабанил дождь. Хорошо, что эту ночь удалось провести под кровлей. Хорошо, что они вообще пережили эту ночь – одёрнул он себя.
Дандальви, уткнувшись ему в бок, тихо сопела. В углу осторожно скреблись мыши. В мыслях мышей громоздилась вкусно пахнущая гора в соседней комнате, и развалились гиганты, преграждающие путь к манящей зверьков груде еды. Гиалиец чувствовал нетерпение грызунов: когда эти двуногие громадины уберутся из их владений. Ничего, скоро он с Дандальви уйдёт навсегда отсюда.
Даргед легонько толкнул жену в бок: “Вставай, пора собираться в путь”. Дочь ард-дина сонно захлопала глазами. Потом села. Гиалиец уже заканчивал одеваться. Дандальви проскользнула в платье и завязала пояс.
“Думаю, нам стоит поскорее уйти из этого гостеприимного места” – сказал гиалиец – “Аганы по всей Мидде уже знают, что надо искать молодых мужчину и женщину. Правда большинство не знает - зачем”.
Дандальви молчала, расчёсывая волосы.
“Сейчас поедим, чего нам тут Ардахор оставил, и в путь” – добавил Даргед.
Дочь ард-дина открыла котелок с кашей и брезгливо поковыряла в нём деревянной ложкой.
“Придётся есть, что дают” – сказал гиалиец. Дандальви, не говоря ни слова, через силу принялась за еду.
“Пошли” – решил Даргед, когда его спутница отложила ложку.
На пороге постояли, вспоминая, не оставили ли чего здесь. И вышли прочь.
С площадки, на которой стоял Дом Ветров, гунворгское селение было как на ладони: ряды домов, сходящиеся в центре, на ту самую площадь, где вчера их угощали хозяева; яркая зелень свежей травы на общинном выпасе; чёрные полосы полей, что тянулись по пологим холмам то там, то сям. Никакого движения: лишь вились кое-где дымки над соломенными крышами. Дождь кончился, на востоке вставала радуга.
-Мост Инара Громовика – сказала Дандальви – Хорошее предзнаменование, начинать путь со Стоцветного Моста.
-Возможно – гиалиец её восторгов не разделял.
Они спустились, осторожно ступая по раскисшим земляным ступеням. У подножья холма Даргед резко свернул влево.
-Мы не пойдём через деревню – пояснил он – Незачем тревожить хозяев.
Гиалиец отчётливо помнил местность, увиденную от Дома Ветров, и теперь уверенно шёл по траве, оставляя солнце по левую руку. Вскоре они пересекут дорогу, ведущую в столицу гунворгов. За дорогой начнётся степь с редкими рощами. День, другой по степи – и гунворгские земли кончатся. Ещё несколько дней, и позади останутся последние селения агэнаяров, платящих дань гунворгам.
Даргед неподвижно стоял, прислонившись спиной к дереву, и вглядывался в дорогу и пространство за ней. Уши его улавливали малейший звук, выделяющийся из дремотного покоя весеннего утра. Разум гиалийца напряжённо искал присутствие людей. Трудно ожидать, что в столь ранний час кто-то встретится им на пути, но мало ли что…
Мысли трупоеда, идущего по дороге, встреч солнцу, Даргед уловил неожиданно, как всегда бывает, когда не знаешь: кого и где искать. Кажется, кому-то понадобилось отправиться из дому ни свет, ни заря. Гиалиец вслушивался, пытаясь понять, приближается трупоед или наоборот. Вроде бы мысли становились “громче”. Точно, трупоед приближается.
А вот и сам он показался из-за поворота. Еще несколько минут, и дикарь поравнялся с притаившимся гиалийцем. Даргед не особо удивился, узнав Вейяхора, сына Бардэхора.
“Утро доброе!” – крикнул он, отделяясь от шершавого ствола – “Куда путь держим?”
Вейяхор затравленно посмотрел на гиалийца. Они встретились глазами, и Даргед всё понял: что трупоед подслушивал вчера их разговор со служителем Четырёх, что теперь спешит ко двору Дандадина Гунворгского, дабы сообщить о появлении лумарга и опозорившей свой род дочери Великого Князя. Ещё минуту назад старик был полон радужных мыслей о двух десятках золотых эсхорской чеканки, которые дин заплатит ему за сведения о колдуне. Теперь не осталось ничего кроме ужаса при виде этого самого колдуна, которого он собирался продать.
Вейяхор потянулся к висящему на поясе кинжалу, не отводя затравленных глаз от лица лумарга. Лучше бы ты, трупоед, этого не делал.
Гиалиец небрежно погладил рукоять метательного ножа. Обманчиво лёгкое и скупое движение кистью от бедра – и в горле трупоеда торчит нож, и по коричневой старческой коже медленно течёт темная кровь. Всё как вчера ему представилось. Может статься, в Даргеде пропал Видящий, тот, кто способен прорывать своим разумом пелену будущего и прошлого.
Убийца встретился последний раз глазами со своей жертвой. Не стоило этого делать… Предсмертная агония трупоеда и его ужас пронзили мозг Даргеда нестерпимой болью, сквозь которую, тем не менее, прорвалась одна единственная мысль умирающего: внуки, родная кровь, что с ними станется… В памяти гиалийца вплыли настороженные голубые глаза белобрысых пацанов вчера на поле. На душе стало ещё гаже.
Дандальви за спиной сдавленно вскрикнула. Даргед повернул к ней лицо. Слова, готовые сорваться с языка дочери ард-дина, там и остались. “Помоги спрятать труп” – буднично сказал он и пошёл к убитому. Девушка послушно двинулась за гиалийцем.
Привычным движением Даргед вырвал нож из горла и отёр лезвие о рубаху убитого. Кровь потекла сильнее, густо уливая суглинок дороги. Глупый трупоед, ну зачем он потянулся за ножом. Разминулись бы. Изгой с Дандальви ушли бы своей дорогой, а старик – своей. Получил бы причитающиеся ему два десятка серебряных эсхорской чеканки и вернулся через пару дней к внукам.
“Глупый Исключённый Из Перечня Живых” – ответил сам себе гиалиец – “Не вышел бы ты на дорогу, трупоед бы протопал мимо”.
Обхватив тело под мышки, гиалиец поволок его в сторону придорожных кустов. Дандальви вертелась рядом, делая попытки помочь, сводящиеся к робким прикасаниям к покойнику. Гиалиец недовольно смотрел на темную полосу, тянущуюся следом за ними. Дотащив Вейяхора до края кустов, бросил тело средь ломких ветвей прошлогодней малины. “Пойдём” – сказал он – “Все следы всё равно не спрячешь. Будем надеяться, что прежде чем покойника обнаружат, мы успеем оказаться достаточно далеко”.
-Ты убил старика – нарушила молчание Дандальви, когда от места убийства отделяло их не менее десяти харилей пологих холмов.
-Да – ответил Даргед – Иначе бы он убил меня. Или тебя. И вообще, он шёл продавать нас за два десятка эсхорских монет местному князю.
-Ты убил агана.
-Как будто раньше аганов я не убивал. И не только аганов – гиалиец хранил спокойствие – Я убил семерых своих соплеменников, я перебил кучу талдфаганов в позапрошлом году, я убил ещё четырех десять дней назад, когда выбирался из дворца, наконец, от моего меча погибло немало агэнаяров, когда я спасал тебя.
-Тогда ты защищался.
-Сейчас я тоже защищался.
Спор сам собой угас.
Дандальви была на грани истерики, Даргед приготовился уже привести её в чувство парой оплеух. Но этого не понадобилось.
На вершине очередного холма гиалиец остановился и огляделся. Далеко на севере синели горы. На востоке, в харилях тридцати-сорока серебрилась извивистая лента реки – наверное, Шархел Многоводный. На северо-востоке темнело соломой крыш покинутое утром селение – совсем близко, намного ближе, чем хотелось бы. Прямо на их пути, к югу, полого спускаясь несколькими уступами, лежала долина с такими же деревнями на удобных для поселения местах. Отсюда не отличишь, чьи это селения: аганские или агэнаярские. Строили трупоеды одинаково: плетёные стены, обмазанные глиной, крытая корой или соломой крыша. На западе тянулась безлюдная степь. Где-то там лежали земли красных радзаганов, родного племени Дандальви. И где-то там стоял Келен-Коннот, под крышей которого сидел на своём троне Бардэдас Мрачный.
“Отдохнём” – сказал гиалиец, садясь на прошлогоднюю траву. Дандальви рухнула рядом, стараясь не встречаться с ним взглядом. Даргед не пытался читать её мысли, руководствуясь старым правилом Единого Народа: не делай без нужды с трупоедом того, что он не может сделать с тобой. Это по большей части как раз и относилось к проникновению в чужие мысли. Но ему и не требовалось читать мысли своей спутницы, чтобы понять, о чём та думает. Наверняка дочь ард-дина уже сто раз пожалела о своём бегстве и том, что дворец отца променяла на дорожный костёр, а жизнь в позолоченной клетке – на любовь к колдуну-лумаргу. Всё было совсем не так, как представлялось ей в мечтах: грязь дорог, холод и сырость ночи, непонятный чужак, который взял её с собой просто из жалости. Бедная девочка… Даргед был не намного старше её, но с ним оставалась вся многотысячелетняя мудрость Единого Народа – та её часть, которую изгой успел охватить до Исключения Из Перечня Живых. А у дочери ард-дина за душой были только годы, прожитые ей самой. Увы, он ничем помочь не мог – Незнающие, Слепые, трупоеды, которые не могут воспринимать мысли и чувства других, должны доходить своим умом, порой кроваво раня свою душу, чтобы постичь то, чему гиалийцы учатся на примере других, зачастую живших тысячи лет назад. И ему, Даргеду остаётся только терпеливо сносить приступы раздражительности и истерики увязавшейся за ним трупоедки, говоря самому себе, что это – ничтожная плата за исходящее от своей спутницы ощущение нежности и тепла.
Гиалиец молча протянул Дандальви баклагу с водой. Девушка, бросив короткий взгляд на него, взяла воду и сделала несколько жадных глотков.
Даргед попробовал расслабиться и подумать о будущем. Думалось плохо – от того, что ничего хорошего впереди их не ожидало. Сейчас они находились почти в самом сердце аганских земель: до Драконовых гор на севере без малого две тысячи харилей, до Быстрой реки около четырех, до Серой – почти шесть. До неопределённой границы между владениями одиннадцати племён и Эсхора – около пяти тысяч харилей. В любом случае, даже если удастся уйти из гунворгских земель, им ещё долго придётся прятаться от людей и обходить человеческое жильё за сто харилей.
Чёрный столб дыма гиалиец заметил почти сразу же. Он тянулся вверх с холма возле деревни потомков Варихора Убийцы Вепря. С того самого холма, где стоит Дом Ветров.
-Дандальви, что может означать этот дым? – спросил Даргед.
-Знак опасности – сказала дочь ард-дина отстранённо – Может быть, горцы напали?
-Если это набег, то дымы сначала зажглись бы на севере, а не здесь – покачал головой гиалиец – Скорее всего, нашли труп Вейяхора, и теперь подымают всю округу.
Он пристально вглядывался в ту сторону, откуда они пришли. “Да, дым в небо пускают по нашу душу” – добавил он вскоре – “Наши гостеприимные хозяева уже собираются в погоню”.
-Где? Я ничего не вижу – сказала Дандальви, пытаясь разглядеть хоть что-то в гунворгском селении.
-Почти сотня человек идёт по дороге – пояснил Даргед – Сейчас они сворачивают с дороги в нашу сторону, рассыпаются мелкими отрядами.
-Теперь вижу – сказала дочь ард-дина.
-Зря я убил этого Вейяхора – сказал гиалиец – До дворца своего дина он бы дошёл к вечеру, а ночью никакой погони можно было бы не опасаться.
Дандальви от этих его слов дёрнулась. Даргед ожидал приступа истерики, но она просто посмотрела на него, ничего не сказав. Нет, всё-таки надо следить за своими словами – эту трупоедку просто корёжит небрежное упоминание о соплеменниках. Скажи гиалиец сейчас подобное о любом другом убитом им, она бы пропустила мимо ушей – а аган вызвал раздражение.
“Быстрее” – отрывисто сказал гиалиец, запихивая в заплечный мешок разложенные на траве припасы – “Между нами и погоней десять харилей. Преимущество на их стороне, гунворги знают эти холмы лучше нас”.
Меж тем дымы заклубились и на юге, и на востоке.