Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

III

Войдя в спальню, гиалиец повалился на кровать. Сапоги пришлось снимать самому – слуги разбежались, узнав, что тот, кому они прислуживали, колдун. Впрочем, это его не сильно огорчило.

Без стука вошёл Андахор.

-Благодарю тебя, аган, за сегодняшнюю защиту во время судилища – поблагодарил его гиалиец – Правда, непонятно, чем я обязан столь рьяным заступничеством.

-Сегодня, лумарг, у тебя были более высокие защитники – усмехнулся воин – Дин Бардэдас и его дочь, например. Но я сказал слова в твою защиту не из желания угодить правителю. Просто нехорошо получается: все сидели с тобой за одним столом, менялись оружием, а как только Четверо отвернулись от тебя, вчерашние собутыльники жаждут твоей смерти. Я решил, что хотя бы один человек должен помнить, с кем он ещё вчера пил и кому клялся в вечной дружбе. В конечном счёте, никто не плакал над трупом Морвэтила больше положенного. Даже его брат, который был рад заполучить корону дина. Покойник был большой скотиной, как и его братец.

Кое-кто поговаривает, что лучше бы ард-дин выдал тебя на расправу – продолжил Андахор, вольготно развалившись в кресле у окна – Они говорят: пусть кровь колдуна падёт на одних талдфаганов. Но Бардэдас не сделает так. Слишком уж сильно в нём желание нагадить талдфаганскому дину. А колдовства он не боится – ард-дин уже убедился, что твоё пребывание, лумарг, под крышей его дома никому не повредило. Не знаю уж, в чём дело – в том, что предки охраняют князя, или в том, что ты действительно не колдун. Андазир тоже не дурак – драться с тобой в честном бою. Потому он, скорее всего, сговорится с твоими местными недоброжелателями. И тебя прикончат в спину.

-А как ты на всё это смотришь? – поинтересовался гиалиец.

-Для меня самое главное, чтобы ты не сбежал из-под стражи – честно ответил аган – А как тебя убьют: по правилам чести или в спину, меня не волнует. Лишь бы это произошло быстрее.

-Спасибо за откровенность – поблагодарил Даргед – Хотя я и так знал, что мне не на кого полагаться, кроме самого себя. Что ж, буду ждать смерти. А кто это мои местные недоброжелатели?

-Главным образом, бардэдасов ключник с сыном. Эти в открытую под тебя копали. Но наберётся ещё немало народа, в основном молодых, которым не нравилось чересчур благосклонное отношение к тебе со стороны ард-дина и его дочери. Кому понравится, когда чужак и бродяга пользуется явной симпатией дочери Великого Князя, а тот на это смотрит сквозь пальцы.

-В сущности, не важно, как я погибну – с мечом в руках, убив до этого десяток противников, или меня придушат где-нибудь на заднем дворе. А теперь прошу оставить меня одного – попросил Даргед.

Гиалиец был несколько озадачен: неприязнь трупоедов к нему он чуял, но не видел особой разницы в отношении дикарей к нему и друг к другу. Что до Дандальви, то он как-то не задумывался об её отношении к нему, не видя в этом смысла: дело даже не том, что она – дочь аганского ард-дина, а он изгой и бродяга. Главное – пропасть, разделяющая людей-трупоедов и Единый Народ.

Андахор вышел, громко хлопнул дверью. На мгновение гиалиец увидел напряжённо сидящих в соседней комнате стражников-талдфаганов. Через несколько минут он уже безмятежно спал – следовало хорошенько выспаться. Несмотря на выказанную Андахору готовность умереть, Даргед не собирался сдаваться просто так. Здраво рассудив, что, во-первых, для того, чтобы сговориться, его врагам понадобится время, а, во-вторых, сбежать посреди дня из полного народу дворца невозможно, он решил как следует отдохнуть.

Проснулся гиалиец, когда на землю спустились сумерки. Осведомившись у Андахора, положена ли ему еда, Даргед развернул кресло так, чтобы держать под наблюдением и дверь, и окно, и принялся разглядывать виднеющуюся из окна степь.

Слуги принесли ужин. Дождавшись пока они уйдут, гиалиец принялся за еду. Эсхорское вино явно отдавало чем-то посторонним. Посмаковав его на губах, Даргед понял, чем именно. Травка называется у трупоедов черноголовником, используется их колдунами и лекарями в разных целях. В том числе и в качестве яда.

Изгой усмехнулся. Андазир решил уничтожить его, не рискуя своей шкурой. Если бы аганы интересовались мнением презираемых ими покорённых обитателей степи, они могли бы услышать от своих рабов, что лумаргов никакой яд не берёт. Трупоеды, соседствующие с гиалийцами, сочиняли про Единый Народ много всякого вздора, но в данном случае они были полностью правы – сородичи Даргеда не боялись использовать в пищу любые растения, в том числе и такие, от которых, трупоеды в муках умирали.

В несколько глотков он ополовинил кувшин и крикнул страже: “Эй, аганы, допейте вино!” Один из стражей испуганно просунулся в дверь и быстро вырвал кувшин из рук лумарга.

Гиалиец смежил веки и вслушался в окружающее. В Гостевом зале шумел очередной пир – на этот раз в честь дина талдфаганов. Правда, шум был какой-то приглушённый. Понятно, от чего – и хозяина, и гостей больше занимало, как всё повернётся с ним, Даргедом.

Трупоеды сидящие за дверью напряжённо гадали – свалил яд колдуна или ещё нет. Впрочем, не все: один, судя по тошноте, подкатывающей к горлу, принял… да его напоили тем же вином, что недавно хлебнул Даргед. Вот ублюдки, Андахора отравили.

Ещё один трупоед торчал под окном – мысли этого были подобны натянутой тетиве.

Время тянулось медленно. Скорее бы начинали, что ли.

За стеной стражники начали перепираться, кому идти добивать колдуна. Потом смолкли.

Гиалиец бесшумно пробрался к входу и замер.

Дверные петли чуть слышно скрипнули и, первый воин Андазира осторожно заглянул в комнату. Даргед обманчиво лёгким движением руки коснулся кадыка талдфагана. Тот сразу же обмяк и начал сползать вдоль дверного косяка. Гиалиец успел выхватить из-за пояса врага кинжал и ударил его точно в сердце. Агонии трупоед не испытал: только короткий миг чужой боли коснулся разума изгнанника. Вырвав клинок из груди убитого, Даргед толкнул тело вглубь комнаты.

“Ардахор, скоро ты?” – крикнули из-за двери. “Ардахор!?” – переспросил стражник с тревогой в голосе. Будь талдфаганы за дверью чуть умнее, они, наверное, побежали бы за подмогой. Но умом сородичи Андазира не отличались, потому они просто ворвались в комнату сразу втроём, ощетинившись мечами, прикрывая друг друга.

Одного гиалиец сумел убить, скупо полоснув ножом по горлу сбоку, пока трупоеды привыкали к полумраку комнаты. Но двое уцелевших, нисколько не испугавшись, а наоборот, придя в ярость от гибели двух своих сородичей, начали теснить его, пользуясь длиной своих мечей. Даргед уловил миг, когда один из дикарей, преследуя его, заслонил собой второго. Тут же гиалиец, сцепив свой клинок с мечом врага рукоятками, нанёс трупоеду сокрушительный удар в нос левой рукой. Противный хруст ломаемых костей и перед ним остался только один противник. Последний талдфаган, встретив холодный взгляд лумарга, развернулся и бросился к выходу из комнаты. Межу ними был труп и, гиалиец понимал, что подручный Андазира если не уйдёт, то шум поднять сумеет точно. Но короткий свист рассекающего воздух метательного ножа – и трупоед, словно наткнувшись на невидимую преграду, падает на пороге.

Гиалиец повернул голову в сторону окна. Тёмная фигура, перемахнув подоконник, застыла в напряжении.

-Лумарг, с тобой всё в порядке? – еле различимый шёпот коснулся ушей Даргеда.

-Ты Эдаг, начальник отряда, которому я сдался, когда появился в Мидде – сказал гиалиец.

-Это я – подтвердил трупоед, приближаясь к изгою.

-Зачем ты вмешался?

-У меня свои счёты к Андазиру и его братьям – ответил Эдаг. Даргед поймал его взгляд, полный застарелой ненависти. Целый рой чужих воспоминаний промелькнул в голове гиалийца: смешливое лицо девочки-подростка, жар торопливых объятий за околицей деревни, как гром среди ясного неба: “благородный Андазир берёт восьмой женой”, ярость, горечь, скромный могильный холмик на родовом кладбище.

“Она прожила во дворце дина всего полгода” – добавил Эдаг, поняв невесть как, что лумарг прочитал его мысли – “Андазир счёл, что она слишком нерасторопно снимает с него сапоги, и избил её до смерти. Хвала Ветрам, никто не знал о моей страсти, и мне удалось выслужиться до сотника – во время переселения и войн с агэнаярами. А эти четверо – все родичи дина. Не с ним самим, так с роднёй поквитался”. Смолкнув на миг, талдфаган добавил: “Сегодня днём я случайно подслушал, как наш дин разговаривал с бардэдасовым ключником и его сыном. Чернявый давал Андазиру яд, чтобы отравить тебя, лумарг. Но предупредить тебя я не сумел. Только и оставалось, что караулить под окном”.

-Спасибо трупоед. Если бы не ты, мог подняться шум – произнёс Даргед – Иди, пока тебя никто не увидел. О твоём участии никто и не догадается. Всё припишут моему колдовству.

-Прощай, лумарг – прошептал сотник, уже стоя на подоконнике.

-Прощай – повторил негромко Даргед.

С мягким стуком Эдаг приземлился на той стороне, чтобы навсегда исчезнуть из жизни гиалийца – со страхом перед колдуном-лумаргом, застарелой тоской по давно умершей любви, ненавистью к отобравшему эту любовь повелителю.

Сняв меч с одного из убитых, изгой прошёл через ряд комнат. В соседней ползал в луже собственной блевотины Андахор. Даргед подумал, что яд не успел всосаться его желудком полностью, и трупоеду можно ещё помочь. Прислушавшись, всё ли тихо, он поднял Андахора. Усадил на скамью. Порядочный кувшин с вином предназначался, судя по всему, для убийц. Гиалиец разжал агану рот и принялся вливать вино. Когда кувшин опустил на треть, он решил, что хватит. Теперь надобно вызвать рвоту. Выдернув перо из пучка на шлеме кого-то из стражников (сейчас гиалиец не обращал внимания на то, что перья взяты с убитой птицы), Даргед сунул его как можно дальше в глотку Андахору, наклонив того, чтобы он не захлебнулся своей собственной рвотой.

Оставив агана извергать из себя вино и желчь, гиалиец бесшумно выскользнул в коридор. Из центральной части дворца доносились звуки продолжающегося пира. По проходу, соединяющему Пиршественный Зал с кухнями, сновали туда-сюда слуги. Пройти незамеченным было весьма трудно. Даргед повернул обратно. Придётся воспользоваться окном, несмотря на то, что в комнату вот-вот нагрянут слуги Андазира, посланные узнать, чего это мешкают воины и не несут голову лумарга. Да и путь до стойл с “секущими” удлинится, чуть ли не в три раза – придётся обогнуть большую половину дворца.

За окном было темно и тихо. Перекрикивались где-то вдали стражники, выли на нарождающуюся луну собаки. А здесь, под стеною дворца было тихо. Гиалиец заскользил, вдоль стены влево, прочь от ярко освещённого входа в темноту. Осторожно он обогнул дворец, долго искал тропу, ведущую к рисюшням. Нащупав под ногами утоптанную землю дорожки, Даргед быстро зашагал вверх по склону.

Двери рисюшни были приоткрыты. Сторож сидел на земле, прислонив голову к стене. При появлении Даргеда он даже не пошевелился. Гиалиец наклонился над стариком. Похоже на то, что кто-то опередил его – сторожа явно оглушили. Эдаг? Но зачем? Участие сотника в сегодняшних событиях останется скрытым от всех, а бегство только возбудит подозрения.

Даргед вынул на всякий случай нож. В дверях показалась женская фигура.

-Я знала, что ты сумеешь выбраться, Деревянный Меч – шёпотом произнесла девушка.

-Дандальви? – удивлённый гиалиец убрал кинжал в ножны.

-Да, это я – отозвалась дочь ард-дина.

-Мне пора уходить – сказал Даргед.

-Я знаю – ответила Дандальви, помедлив – Потому я выкрала у отца твой меч.

-Спасибо – гиалиец протянул руку, чтобы взять клинок. Ладонь его соприкоснулась с мелко дрожащей ладонью трупоедки.

- Спасибо - повторил изгой – Прощай – добавил он как можно жёстче. Несколько мгновений, и они расстанутся навсегда, и никогда он больше не увидит эту дикарку.

-Я ухожу с тобой – вдруг заявила княжна.

-Что? – гиалиец непонимающе посмотрел в лицо дочери ард-дина.

-Я ухожу с тобой, лумарг – повторила Дандальви.

-Зачем? – холодно спросил Даргед.

-А говорят, что колдуны с крайнего запада способны видеть людей насквозь – горько усмехнулась аганка.

-Способны – подтвердил гиалиец и добавил - Меня убьют, рано или поздно. Ты это понимаешь? И что сделают с тобой, это ты представляешь?

-Меня побьют камнями – ответили девушка спокойно – Хотя мне всё равно. Если не станет тебя, то незачем жить и мне. А не возьмёшь с собой, пойду и брошусь в Серебрянку, течение здесь глубокое.

“И ведь бросится” – подумал гиалиец. Вязкое и тягучее отчаяние наваливалось на него, точь-в-точь как тогда, когда обезумевший бык мчался прямо на холм, где сидела дочь ард-дина со свитой. Только сейчас не поможет никакой шет, ибо некому сворачивать на этот раз шею. Разве что самому себе…

-Я знаю, что мы, простые смертные, для лумаргов всего лишь животные – горячо зашептала Дандальви.

-С чего ты взяла – Даргеда словно холодной водой окатило.

-Я слышала. Так одна агэнаярка рассказывала. Давно, когда мы только завоевали Мидду.

-Глупости – сказал гиалиец. Чувство, которое он испытывал сейчас, было ему внове – кажется, трупоеды зовут это не то стыдом, не то совестью.

-Возьми меня с собой – в голосе княжны послышались слёзы – Пусть я буду твоей собакой, пусть. Но с тобой…

-Не говори глупостей. Ты для меня не животное – мягко ответил изгой. Странно, ложь далась ему безо всякого труда. Может быть, потому что она была почти что правдой, особенно сейчас, когда его словно накрыло тёплой волной, исходящей от девушки. Как будто время повернулось вспять и он вновь в Бидлонте, среди Единого Народа.

“Ты ещё сто раз пожалеешь, что ушла со мной” – тихо и печально говорил Даргед, прижав её к себе. Дандальви сдавленно рыдала, уткнувшись в грудь гиалийцу. “Лучше бы нам расстаться” – добавил он.

“Ну и пусть, ну и пожалею” – всхлипывая, пробормотала девушка.

-Хорошо – Даргед обречённо отстранил её от себя и шагнул внутрь конюшни.

-Выбирай любого из риси, кроме моего Ворчуна – прошептала Дандальви.

-Вообще-то мы пойдём пешком – ответил гиалиец, открывая первую клетку – Разве ты не знаешь, что “секущие” не могут летать в темноте?

-Нет – удивлённо произнесла девушка – Тогда зачем ты пришёл сюда?

-Для того, чтобы выпустить крылатых – гиалиец продолжал открывать загородки – Это собьёт с толку преследователей, которые будут думать, что мы улетели. Кроме этого в первые часы нас не смогут выследить с воздуха, а потом мы доберемся до лесов, отделяющих красных радзаганов от соседей.

Когда последняя клетка была открыта, гиалиец с довольным лицом обернулся к Дандальви, неотступно следовавшей за ним по пятам: “Можно уходить”. Небо на востоке начинало светлеть. Во дворце умолкли последние гуляки. Сопровождаемые тихим шорохом кожистых крыльев освобождённых крылатых, гиалиец и дочь Бардэдаса Мрачного удалялись прочь от стен Келен-Коннота. Хрустела под ногами ломкая прошлогодняя трава, журчала не видимая в темноте Серебрянка. Риси медленно расползались по округе, чтобы с первой зарёй подняться в небеса и отправиться искать места, где никто не будет ловить их и заставлять летать с тяжёлой ношей.