Деньги не пахнут 4

Глава 8

Даже в гуще хаоса находились те, кто не мог скрыть восторг. Радость звучала особенно громко из уст акционеров "Эпикуры". Для них наступили дни, похожие на бесконечный праздник, когда каждое утро приносит новые, почти нереальные чудеса.

Акции компании, ещё недавно рухнувшие так низко, что вернуть вложенные деньги казалось почти невозможным, вдруг обрели крылья и взлетели. Сначала – резкий рывок на пятнадцать процентов сразу после открытия первых поп-апов. Потом – новый стремительный скачок, ещё на шестьдесят с лишним процентов, словно график биржевых сводок сорвался с цепи и рвался только вверх.

Ещё месяц назад стоимость держалась около сорока пяти долларов за бумагу. Теперь же стрелка перевалила за восемьдесят четыре и продолжала карабкаться выше, не зная остановки. Рост почти на девяносто процентов за столь короткое время выглядел настоящим чудом.

Торговые залы, переполненные брокерами, напоминали гудящие ульи. В голосах, доносившихся с мониторов и телефонов, слышались вздохи облегчения, крики восторга, нервный смех. Социальные сети разрывались от поздравлений и хвалебных комментариев.

"Уитмер – гений, лучший руководитель всех времён!"

"Рождён новый Чипотле!"

"Держать акции оказалось верным решением!"

"Пора докупать, пока не поздно!"

Однако среди ликования звучали и осторожные нотки.

"Очереди исчезнут – что тогда станет с ценой?"

"Слишком быстрый рост… пахнет грядущей коррекцией."

"Важнее всего – вовремя зафиксировать прибыль."

Эти сомнения имели смысл. В конце концов, бесконечные очереди у Double Crab House не могли длиться вечно. Вкус ажиотажа рано или поздно выветрится, и график неизбежно повернёт вниз – пусть и не к прежним низинам.

Но именно в этот момент Уолл-стрит загудела новыми отчётами.

"Goldman Sachs поднимает целевую цену акций "Эпикуры" с 84 до 120 долларов."

"GT Group рекомендует "Strong Buy"… новая цель – 127 долларов."

"BAML: 'Double Crab House станет серьёзной силой на рынке fast-casual'… прогноз – 132 доллара."

Оценка корпоративной ценности компании взмыла вверх единодушно.

Даже эксперты признавали: нынешняя горячка не вечна. Но волны, поднятые этим штормом, будут накатывать ещё долго.

"Социальная ответственность "Эпикуры" повысит ценность бренда и станет основой для долгосрочного роста. Подобно тому, как Ben Jerry’s и Starbucks построили успех на ценностях, ориентация на клиента привлечёт верную аудиторию и обеспечит стабильность."

"Последние шаги компании – не просто косметическая реформа бренда. Это шаги, способные обеспечить реальный приток капитала. Ожидается вливание ESG-фондов и социально ответственных инвестиций – новый двигатель роста."

"Double Crab House уже закрепил за собой репутацию лидера в сегменте fast-casual. При том как быстро растёт этот рынок – более 13% в год, против 3–4% у остальных – можно говорить о голубом океане. С учётом общенационального признания бренда, речь идёт не о мимолётной моде, а о прочном фундаменте для будущего."

Вхождение в сознание потребителей – главный барьер для любой компании. Double Crab House прорвал его мгновенно, оставив в памяти людей яркий след. Лояльность клиентов только крепла.

К тому же стратегия "Эпикуры", основанная на социальной ответственности, идеально совпала с трендом на этичное потребление. Это напрямую превращалось в стабильный доход.

Компания теперь вписывалась и в рамки ESG-управления. Из медленной дивидендной бумаги "Эпикура" преобразилась в стремительно растущий "голубой чип".

В институциональных кругах уже заговорили о масштабных вливаниях капитала. Всё зависело лишь от следующих шагов.

И вдруг новостные ленты озарились сенсацией:

"Эпикура объявляет о запуске сразу 200 ресторанов Double Crab House по всей стране."

"Эпикура" выложила карту на стол с таким размахом, что у аналитиков перехватило дыхание: сразу двести ресторанов, и всё разом. Для бренда, который ещё недавно был лишь локальной забавой чикагских улиц, это звучало как вызов здравому смыслу.

Обычно региональные сети двигаются осторожно, словно пробуя воду кончиком пальца. Сначала – десяток пилотных заведений в мегаполисах, чтобы прислушаться к рынку, уловить его дыхание. Потом, при удаче, ещё двадцать точек в местах с людским потоком, где пахнет кофе на углу и слышен шум шагов в торговых центрах. Лишь доказав свою жизнеспособность, компании решаются на сотни точек по пригородам и второстепенным городам.

Но "Эпикура" вычеркнула все промежуточные ступени. Громогласно прозвучало: "Сразу двести по всей стране".

Скепсис должен был захлестнуть рынок, ведь такие скачки обычно ломают даже крепкие бренды. Перерастянутая сеть часто рушится под собственным весом. Но вместо тревог – ликование. Цена акций взмыла ещё на двадцать четыре процента.

Имя Double Crab House уже знали повсюду, словно оно стояло на каждом билборде и звучало из каждого телефона. Уверенность в том, что марка справится с нагрузкой, только крепла.

И вот цифры на экранах брокеров дрожащими зелёными строчками перескочили через вековой порог:

104.46… 105.39…

Трёхзначная отметка. Исторический момент. Радостные крики акционеров гулом раскатились по чатам и торговым залам, словно фанфары.

Оставалось три дня до общего собрания, но исход был очевиден.

– Бюллетени отправили?

– А зачем? И так ясно: Уитмер победит.

– Великая белая акула уже на дне, ха-ха!

– Этот камбэк Уитмера – будто сценарий для кино.

"Great White Shark" против Уитмера. Но ставки давно сделаны, и сомнений не осталось.

"Сначала казалось смешным: "второй Чипотле", "Nvidia ресторанного бизнеса"… А теперь кто смеётся?"

"Чипотле отдыхает, это настоящий переворот!"

"Эпикура – Чипотле 2.0!"

"Лучшая инвестиция в жизни!"

Когда-то слова Уитмера казались фантазией на грани безумия, но теперь именно эти фантазии рисовали новую реальность. Акции росли, как пена на свежем пиве, и будущее сияло так ярко, что никто не желал моргать.

Кто бы решился сменить капитана, когда корабль летит по ветру с парусами, расправленными до предела? Это было бы безумием. Ведь имя Уитмера вплетено в саму ткань бренда. Убрать его – означало вырвать сердце Double Crab House.

***

А в Shark Capital царила тишина, напоминающая похоронный зал. Великая Белая Акула исчез на целую неделю, не появлялся в офисе – подобного не случалось никогда.

Менеджер портфеля, стиснув зубы от тревоги, решился ехать прямо в его особняк в Гринвиче.

И там, у дверей, раздалось глухое:

– Ты пришёл?

***

Встреча спустя неделю выглядела неожиданно спокойной. Великая Белая Акула сидел в кресле, словно хозяин штормового моря, на лице его блуждала тень улыбки. Взгляд был холоден, но в уголках губ таилась насмешка.

– Попробовал договориться? – прозвучал вопрос, сухой и ровный, как удар хлыста.

Ранее он велел управляющему портфелем выйти на переговоры с Уитмером: пусть их кандидат и отозван, но пара мест в совете директоров могла стать ценой почётного отступления. Так поражение выглядело бы не бегством, а дипломатическим шагом. Красивый жест, выгодный для прессы и акционеров.

Но ответ уже был ясен заранее. Уитмеру незачем было идти на компромисс. Единственным резоном могло стать желание сохранить с Акулой рабочие отношения на будущее. Если же и этот мост сгорел – это означало полное разрывание связей.

Сегодня ветер дул в паруса Эпикуры, но завтра грянет шторм – и тогда Великая Белая Акула поджидал бы добычу в глубине. Одно уступленное место могло стать страховкой от удара в будущем.

– Ну? – хищный взгляд сузился, словно прицелился в жертву.

– Мы сделали предложение… – управляющий замялся, губы дёрнулись. – Но он отказал.

– Значит, решил, что зубы мои обломаны, – тихо процедил Акула, уголки рта скривились в ледяной ухмылке.

Улыбка эта не грела – она резала воздух, как лезвие. В ней читалось обещание: "Потом посмотрим".

Менеджер почувствовал странное облегчение. Вместо ярости – безмятежное спокойствие. Но реальность оставалась прежней: поражение налицо.

– Может… стоит отступить? – осторожно бросил он.

Акула кивнул, и тут же, будто смакуя, усмехнулся:

– Пусть будет стратегическим отступлением.

– Стратегическим? Значит, есть ещё ход?

– Надо мыслить шире. Проиграть сегодня – не значит проиграть навсегда. Через пару лет всё может перемениться.

В голосе звучал металл. Поражение признавалось лишь как временный сбой. Настоящая охота ещё впереди.

– Теперь важна следующая схватка. Сосредоточьтесь на сделке с Yahoo, – глаза Акулы вспыхнули азартом.

Yahoo уже дышала на ладан, но в руках держала сорок процентов Alibaba – сокровище, на которое кидались многие хищники и ломали зубы. Если же он сумеет урвать этот кусок – вся неудача с Эпикурой превратится в досадную мелочь.

– Встретимся в понедельник. Подготовь всё, – приказал он, отпуская управляющего.

Когда тишина снова заполнила особняк, Акула прошёл в личный кинозал. Под ногами хрустело стекло от разбитого бокала, в воздухе ещё висел запах дорогого виски. Он опустился в кресло и нажал на паузу.

На экране раздался знакомый голос:

– Простите, но когда это мы бросали своих клиентов? Покажите хоть раз.

Запись трансляции. Одно и то же видео проигрывалось сотни раз за последнюю неделю. Не ради мазохизма – ради вскрытия причины позора.

И наконец пазл сложился.

– Так это… он, – прошептал Акула, в голосе звучал яд, а в глазах полыхнуло обещание расплаты.

Невидимая паутина всей этой интриги оказалась соткана вовсе не закалённым хищником рынка, а тем самым юным русским аналитиком, которого на Уолл-стрит до недавнего времени и всерьёз никто не воспринимал.

Сомнения закрались ещё в прямом эфире, но чем чаще пересматривалась та самая запись, тем яснее становилось: именно он и был кукловодом, держащим за ниточки весь этот хаос.

– Невероятно… – губы Акулы выдохнули короткий смешок, больше похожий на хрип недоумения.

Ничтожный аналитик – и вдруг подобная игра? Вся логика рушилась, привычные правила финансовых баталий оказывались перевёрнутыми. Но мир слишком часто доказывал: невероятное случается чаще, чем хотелось бы.

Неделя в затворничестве превратилась в адское самокопание. Стены особняка пропитались запахом выдохшегося алкоголя и холодного табачного дыма. Стук шагов по мраморному полу отдавался гулом в пустых залах, где дни сливались с ночами. В каждой мысли крутился один-единственный вопрос: как можно было этого избежать?

Ответ оказался безжалостно прост. Никак.

Подобный удар невозможно было предугадать – потому что никто не мог представить, что новички способны провернуть столь чудовищную комбинацию. Играть на расовом вопросе, раздувать его до общенационального скандала, затем выставить себя жертвами, а в финале обернуть всю волну гнева в крепкий фундамент поддержки – это походило на безумие. И тем не менее, именно это и произошло.

– Настоящий чёрный лебедь, – прошептал Акула, сжимая стакан так, что стекло заскрипело в пальцах.

Непредсказуемое, редкое, ломающее весь порядок явление. И за его ослепительным крылом скрывался тот самый новичок.

– Монстр… – прозвучало в тишине.

До сих пор это слово бросали самому Акуле. Но теперь на арене появился кто-то, превосходящий даже его. Ошибка заключалась в том, что он был проигнорирован. За это и пришлось расплачиваться сокрушительным поражением.

Но финальная точка ещё не поставлена. В груди клубилась тяжёлая злость, смешанная с холодной решимостью. Эта боль останется надолго – и однажды будет возвращена с процентами.

– Сергей Платонов… – прозвучало имя, будто предвестие грядущей схватки.

Исчезнуть из индустрии такой игрок не мог. Значит, встреча неизбежна. И в тот день ослабить хватку будет уже невозможно – добыча будет разорвана до последнего клочка.

А пока приходилось склонить голову перед свершившимся фактом. Финансовый мир содрогнулся от срочных лент новостей:

"Shark Capital отказывается от участия в прокси-сражении…"

Официально Великая Белая Акула снял свои кандидатуры на места в совете директоров. Иными словами, он полностью вышел из игры.

Повестка собрания акционеров изменилась: вопрос о назначении новых членов совета снят. Все двенадцать директоров, выставленных Уитмером, те самые, что стояли за продажей "Harbor Lobster" и поглощением "Double Crab House", сохраняли свои кресла.

Эпикура праздновала безоговорочную победу.

Заявление Белой Акулы о капитуляции разнеслось по Уолл-стрит громом, будто удар молота в тишине. Человек, чьё имя долгие годы ассоциировалось с безупречными победами и легендарной хваткой, отступил, не вырвав ни одного кресла в совете директоров. В воздухе сразу запахло чем-то большим – словно в толще океана начал шевелиться тектонический разлом, грозящий изменить судьбу всех активистских фондов.

– Полное поражение, даже без единого места! Разве это не яркое доказательство стратегического превосходства Goldman? – шептались в кабинетах, где жужжали кондиционеры и пахло крепким кофе.

– Перебор. Это случайность. Всего лишь удачное совпадение: эмоциональная реакция публики и неожиданное решение главы. Второго такого не будет, – возражали другие.

– Нет, наоборот. Чем сильнее разрастаются активистские фонды, тем ожесточённее прокси-сражения. А корпорации учатся защищаться, становятся всё опытнее.

Биржа гудела от слухов и пересудов. Одни видели в случившемся нелепое совпадение, другие – предвестие сдвига, способного переписать правила игры.

– Так что это было?.. – этот вопрос звучал во всех торговых залах, среди бесконечного щёлканья клавиш и треска телефонов.

Инвестбанки и хедж-фонды носились, словно охотничьи псы, вынюхивая малейший след истины. Люди хватались за связи в Goldman, словно за последнюю карту в колоде.

– У тебя есть знакомые в Goldman? Выведай всё, хоть по крупицам!

Сотрудники банка вдруг превратились в невольных звёзд. Барная стойка на Бродвее, где пахло бурбоном и лимонной цедрой, стала для них местом почёта: все готовы были платить, лишь бы услышать лишнюю байку.

– Ах, случай с Белой Акулой? Да нет, не совпадение это. Тут явно руки Пирса, – уверял один из молодых ассоциатов, прикуривая сигарету и щурясь от дыма.

– Пирс – монстр. Не проигрывал никогда. Недаром его зовут Король-Лич. С ним даже спорить опасно. Я однажды поспорил с ним на работе… – похвастался он, а глаза аналитика из фонда загорелись алчным блеском.

– То есть не совпадение? Какой же фокус он провернул?

– Ну… – ассоциат замялся, не слишком уверенный, но всё же выпалил: – Может, это дело рук Единорога.

– Единорога? – брови собеседника поползли вверх.

– Есть у нас в фирме один чудик, у него точность предсказаний – восемь из десяти.

Аналитик нахмурился: приехал за истиной, а слушает сказки. Но слова полились дальше, будто откупорили бутылку с газировкой.

– Во время истории с "Генезисом" он сделал больше шестисот процентов прибыли.

– Ерунда, просто угадал случайно, – отмахнулся аналитик, пока не услышал нечто, от чего стакан с виски едва не выскользнул из пальцев собеседника.

– Этот Единорог – тот самый, Охотник на Акул!

– Тот, с передачи?.. – глаза аналитика расширились.

Каждый на Уолл-стрит видел тот эфир, где Сергей Платонов, ещё юный и никому не известный, стоял напротив самой Белой Акулы. Тогда всё выглядело как фарс: зелёный аналитик против хищника мирового уровня. Казалось, это будет избиение, не более.

Но в кадре произошло иное. Парень не дрогнул. Голос его был гладким, словно натёртый камень, каждое слово скользило и одновременно давило, не оставляя оппоненту воздуха. Белая Акула – символ силы – вдруг оказался загнан в угол.

Итог был ошеломляющим: односторонняя победа новичка. Да, обстоятельства играли ему на руку: для белых топ-менеджеров тема расовой справедливости – словно раскалённый уголь. Но суть в другом – вся улица увидела, как "мальчишка" ударил по самому хищнику, и от этого сердце каждого зрителя билось быстрее.

Передача тут же вошла в историю как легенда года. Записи пересматривались сотни раз, в каждом офисе и баре.

– Вот этот парень! Ты его видел? Он ненормальный. Настоящий феномен! – возбуждённо воскликнул ассоциат.

Сложно было поверить.

– Да ладно… Просто болтун. Его наверняка пригласили ради красивой речи. Ну не может же низший аналитик придумать всю стратегию.

– Ты просто не понимаешь! Этот парень? Он ни у кого над собой приказов не слушает! Говорю же – это он! Сумасшедший, без тормозов….

И словно прорвало плотину – один за другим посыпались истории о Сергее Платонове.

– Наследнику старинного рода он сказал: "Охота – это как прийти с ружьём в зоопарк".

– Представь: ввалил двадцать шесть целых и восемь десятых миллиона в одну акцию.

– На этом поднял подпольный фонд. Недавно удалось туда влезть – доходность уже выше восьмидесяти процентов.

Слухи звучали настолько невероятно, что больше напоминали анекдоты, но собеседники верили каждому слову.

– Если это он – верю! Никто другой. Только он!

В глазах тех, кто видел Платонова, он был словно сорвавшийся с рельс локомотив, несущийся вперёд без машиниста. Ассоциаты Goldman твёрдо были уверены: именно этот безумец сумел сбросить Белую Акулу с пьедестала.

– Да ну, бред! Такого быть не может! – отмахивались скептики.

Но с одним соглашались все.

– Этот парень – безумен.

Слово "сумасшедший" прилипло к Сергею Платонову намертво, словно бирка к чемодану.

***

Собрание акционеров закончилось тихо, без потрясений. В кулуарах шумели голоса, пахло дорогим вином и свежесваренным кофе. Пирс куда-то вышел, и в этот момент к столу подошёл Уитмер, держа в руках небольшую коробку.

– Подарок. Не знаю, понравится ли, но…, – сказал он, протягивая её.

Крышка щёлкнула, и взгляду предстал шедевр – часы Patek Philippe Reference 5270 Perpetual Calendar Chronograph. Настоящая вершина часового искусства.

Корпус переливался мягким блеском золота, на молочно-белом циферблате мерцали золотые накладные цифры. Фазы луны на отметке "шесть часов", аккуратные подциферблаты под "двенадцатью" – всё это складывалось в совершенную симфонию. Сквозь сапфировую крышку проглядывал изящный, почти живой механизм – словно миниатюрный город с мостами и башнями, где каждое колесо двигалось с выверенной точностью.

Цена? Около ста восьмидесяти тысяч долларов. Символ власти и изысканности.

Тяжёлый ремешок лёг на запястье удивительно уютно, словно старый друг обнял за руку. Вес дарил ощущение устойчивости и уверенности. Будто изношенные рубища сменили на безупречно скроенный костюм.

– Рад, что тебе по душе, – тихо сказал Уитмер.

В голосе его звенела искренняя теплотa. Казалось, он видит перед собой не просто аналитика, а того, кто вытащил его компанию из пучины.

– Ты не только спас мою жизнь, но и подарил Epicura новую золотую эпоху, – произнёс он, чуть дрогнув голосом.

Его глаза задержались дольше обычного, и в этом взгляде было что-то трогательное, почти смущающее.

В словах Уитмера звучала искренняя благодарность, но в этой теплоте таилась и лёгкая неловкость. Epicura для него была словно ребёнок, которого он растил и лелеял долгие годы. Теперь этот "ребёнок" переживал стремительный взлёт – и всё благодаря спасённому креслу генерального директора и тем идеям, что вывели компанию на новый уровень. Основания для признательности были железные.

Тем не менее в его присутствии витала осторожная скромность.

– Всё это заслуга не одного человека, – прозвучало мягко, почти как возражение.

Уитмер вскинул брови:

– А если не твоя, то чья же?

– И твоя роль огромна. Без смелости рискнуть мои планы так и остались бы теорией на бумаге.

В этих словах не было преувеличения. Руководителю пришлось проявить мужество – поверить не самому влиятельному аналитику, а скорее "винтику" в большой машине. И он решился.

– Спасибо за доверие, – сказал Уитмер, и в его голосе прозвенела твёрдость.

– А тебе спасибо за то, что дал повод верить, – последовал ответ.

Разговор постепенно подходил к концу, но Уитмер вдруг замялся, оглянулся по сторонам и, понизив голос, спросил:

– Планируешь задержаться в финансах?

В воздухе ощутился намёк на предложение. Однако ответ прозвучал без тени колебаний:

– Нет. Через полгода собираюсь запустить собственный хедж-фонд.

– Через полгода? В таком возрасте?.. – в глазах Уитмера мелькнуло удивление, смешанное с уважением.

– Уверенность есть. Не веришь – не страшно, – прозвучало спокойно.

После паузы уголки его губ изогнулись в лёгкой улыбке.

– Тогда обязательно свяжись со мной, когда придёт время.

И в этих словах чувствовалось обещание: он станет одним из первых инвесторов. Сумма? Вопрос второй. Гораздо важнее было другое – его преданность и имя. Стоило возникнуть сомнениям в надёжности фонда – и Уитмер встанет первым на защиту.

Именно он уже превратился в фигуру легендарную – что-то среднее между Мартином Лютером Кингом и Стивом Джобсом ресторанного бизнеса. Его голос весил больше сотни подписей, а за его спиной чувствовались целые движения, верившие в справедливость.

– Ну что ж, до встречи, – сказал он, и разговор был окончен.

***

Спустя время стены Goldman вновь встретили знакомым гулом клавиш и шелестом бумаг. На столе мигал экран ноутбука, пальцы быстро выбивали строки кода и цифр, но взгляд всё чаще скользил вниз – к запястью. Там мерцал под светом лампы шедевр часового искусства, тяжёлый и тёплый, словно часть тела.

"Первая ли это вещь в новой жизни?" – промелькнула мысль.

Из всех перемен, что пришлось принять после возвращения, тяжелее всего оказалось смириться с утратой богатства. Четыреста семьдесят миллионов долларов – сумма, от которой кружилась голова, – теперь осталась лишь в памяти.

Картинки прошлого возникали одна за другой: крошечный остров у побережья Вьетнама, утопающий в изумрудной воде; вилла с белыми террасами, утренний шум пальм, запах океана; личный вертолёт, гул его винтов, разрезающих раскалённый воздух.

Всё это теперь казалось далёким миражом.

Кто-то когда-то сказал, что деньги не приносят счастья. Какая же это чушь.

***

Золотистый свет утреннего солнца лился сквозь высокие окна, отражаясь в полированном циферблате хронографа, что покоился на запястье. Тонкий аромат свежезаваренного чая, с нотками горького шоколада, витал в воздухе, смешиваясь с едва уловимым запахом кожаной обивки кресел и старого дерева, пропитавшего стены кабинета. Золотой корпус часов холодил кожу, а их размеренный тик-так, словно биение сердца, напоминал о времени, что неумолимо бежит вперед. Это был первый предмет роскоши в этой жизни – единственный, что удалось себе позволить, несмотря на сто миллионов долларов, заработанных с таким трудом. Половина этой суммы уже растворилась, как дым, в клинических испытаниях, а оставшиеся деньги, подобно семенам, были посеяны в надежде вырастить четыреста миллионов – заветную цель, что манила, как далекая звезда. Роскошь? Она оставалась недоступной, словно мираж в пустыне.

Взгляд скользнул по часам, и тут в поле зрения мелькнула тень – Добби, с его вечно растрепанными волосами и озорной улыбкой, уже суетился у стола, размахивая эскизами.

– Шон, посмотри, что придумали для сделки! Какой тебе по душе? – голос его звенел, будто колокольчик на ветру, а в руках мелькали наброски памятного трофея – "deal toy", символа удачной сделки.

Каждый эскиз, что он подсовывал, пестрел изображением умирающей акулы.

– Может, что-то связанное с "Эпикурой"? Это же логичнее, – прозвучало предложение, но Добби лишь фыркнул, отмахнувшись, как от назойливой мухи.

– Скукота! Надо оставить след в истории, Платонов! Выбирай уже!"

Кабинет наполнился гомоном – коллеги, словно стая птиц, слетелись на шум. Кто-то хихикал, кто-то подбрасывал новые идеи, а воздух гудел от их голосов, будто улей в разгар лета. Шон, вдруг вскинул телефон, и с экрана донесся приглушенный рев океана. Видео на YouTube – "Орк охотится на большую белую акулу". Снова это прозвище – "Косатка". В русском языке оно звучит почти ласково, но по-английски – "Кiller Whale". Убийца. Холодок пробежал по коже, когда вспомнилось, как косатки, словно морские хирурги, сбивают акулу с ног одним точным ударом, переворачивают, парализуют и выгрызсют её печень с ювелирной точностью. Жестокая, но восхитительная точность. Именно так теперь называли Сергея Платонова – не только в офисе Goldman, но и в барах Уолл-стрит, где незнакомцы, потягивая виски с терпким ароматом дубовой бочки, подмигивали и окликали:

–Эй, Косатка!

Даже вчера, в маленьком магазинчике, где пахло свежим хлебом и лимонной газировкой, какой-то парень, смущаясь, спросил:

– Вы… тот самый Охотник на акул?

Прозвище, конечно, не самое приятное, но уж лучше "Косатка", чем что-то вроде "Котёнок". К тому же, в будущем оно могло сыграть свою роль. Компания, основанная вместе с Дэвидом под эгидой фонда Каслмана, жгла деньги, как сухую траву в степи. Рано или поздно акулы учуют кровь – начнут кружить, требовать прекратить "бессмысленные" траты, перераспределить капитал. Но если главным акционером будет сам Охотник на акул? Пусть только попробуют сунуться. Репутация – это оружие, и его стоит держать наготове.

Но всё это лишь подготовка. Истинная цель – Theranos и их десять миллиардов. Битва с "Белой акулой" была лишь билетом на встречу с их советом директоров. Теперь, когда этот билет в кармане, пора начинать настоящую охоту. Пальцы коснулись холодной трубки телефона, и в ушах зазвучал голос Реймонда, едва слышный сквозь треск помех. Настоящая игра начинается.