Деньги не пахнут 4

Глава 6

Экран ноутбуков и телефонов полыхал, словно от удара искры в сухую траву – интернет вспыхнул в одночасье. Достаточно было одного намёка Белой Акулы: "Эпикура продала Harbor Lobster, где слишком много чернокожих посетителей, не приносящих прибыль".

Сеть закипела.

– Вести бизнес по цвету кожи? Это что, снова 1814-й?

– Они ещё и прибыльность клиентов просчитали, перед тем как решение принять! Настоящий расовый отбор.

– Семейные рестораны убыточны, говорите? А как же Toscana Garden, которую тут же возродили?

Комментарии хлестали, как пощёчины:

– Мусор, а не компания. И смешнее всего – у них директор-то чернокожий, а своих же клиентов под откос пустили ради белых.

Белая Акула так и не подтвердил подлинность документа, но и не опроверг. Достаточно было самой возможности – и недовольство разрослось, как пожар, в котором трещали сухие балки общественного мнения.

Не все, впрочем, поверили в столь прямолинейный расизм. Звучали и осторожные голоса:

"Это обычный чёрный пиар перед выборами…"

– Разбрасываться такими обвинениями без доказательств – безответственно.

– Надо послушать обе стороны, прежде чем судить о столь деликатном вопросе.

Но в противовес – крики:

– Тогда пусть скажут хоть что-то!

– "Эпикура" даже не пытается оправдаться. Разве это не ответ?

– Эти идиоты слили целый бренд только потому, что им не нравились чернокожие клиенты!

– Бойкот! Эта белая корпоративная мразь не получит ни копейки!

– Вот список брендов, которые принадлежат "Эпикуре".

Шторм негодования только нарастал.

И всё – из-за катастрофической реакции самой корпорации. В ситуации, когда первые часы решают судьбу, они ограничились одной сухой фразой для прессы: "Это безосновательно". Ни пресс-конференции, ни аргументов, ни попытки защитить честь компании. Пустота.

На фоне молчания клеймо "расистской корпорации" прилипло намертво. Громыхали хэштеги:

– Не валите собственное неумение на чернокожих клиентов! "LobsterGate BLM"

– Harbor Lobster был рестораном детства, а стал символом дискриминации. "Epicura_Racism_OUT"

– Даже чернокожие могут притеснять чернокожих…. "BlackLivesMatter"

– Я против этого расизма! "BLM"

– Корпоративные кабинеты насквозь пропитаны предвзятостью. Единственный способ проучить таких – ударить по кошельку. "BoycottEpicura"

Так тема всколыхнула движение Black Lives Matter. С 2014 года оно уже громыхало по стране: огромные митинги, громкие лозунги, и хотя пламя чуть стихло, этот скандал вновь подбросил в костёр сухих дров.

Теперь дело вышло на национальный уровень. Заголовки газет, крики в ток-шоу, тысячи постов – всё слилось в гул, в котором было больше гнева, чем рассудка.

В офисе, пахнувшем перегретым пластиком и кофе, который никто не допил, повисла вязкая тишина. За стеклом, тускло отражая неон, сидел Уитмер – осунувшийся, с мраморно-бледным лицом. Беспокойство съело его за несколько дней, добавив десяток лет к возрасту.

Сухой голос нарушил молчание:

– Есть что-то ещё?

Ответ прозвучал мягко, но уверенно, как щелчок карты о стол:

– Всё под контролем. Не волнуйся. Туз в рукаве ещё остался.

План был выстроен, словно часы – каждое колесико на месте, каждый шаг рассчитан до мелочей. Напоминание об этом встретило скептический вздох.

– Но ведь нет гарантии, что сработает, – голос Уитмера прозвучал глухо, будто застрял где-то в горле.

Лицо его было каменным, с налётом усталости и сожаления. Когда замысел только обсуждался, он кивал с воодушевлением, словно видел перед собой спасение. Но теперь, когда скандал разросся, уверенность растворилась, оставив только дрожь в глазах. И это было понятно: на него, как на генерального директора, сыпался весь поток обвинений, грязи и насмешек.

– Этот шаг не просто снимет последствия. Если получится – он принесёт куда больше, чем одна выигранная кампания, – прозвучало твёрдо и холодно, как щёлкнувший замок.

Такое объяснение и убедило Уитмера в самом начале. В случае успеха его ждало не только кресло главы компании, но и взлёт на вершину карьеры, триумфальное возвращение. "Эпикура" становилась шансом превратить двадцать лет труда – его личное детище – в величайшее творение, признанное всей отраслью.

Идея, что любимое "дитя" поднимется на самую вершину, зажгла его тогда. Но теперь он сидел бледный, напуганный, будто предчувствовал бурю, от которой некуда укрыться.

Промедления больше не было смысла терпеть – кости уже брошены.

– Нужно выбрать площадку. Сегодня и закончим, – прозвучало с нажимом.

Напротив, Пирс тоже выглядел неважно. Сама схема возражений у него не вызвала, но взгляд в последние дни стал колючим, почти враждебным – словно напротив него сидит не человек, а хищник. Остальные в комнате тоже выглядели выжатыми, будто в них вычерпали всю энергию. И только один участник совещания сохранял азарт, наслаждаясь происходящим.

На столе лежала кипа бумаг – заявки от СМИ, переданные пиар-отделом. Смартфон с бегущими новостями и раскалёнными комментариями был отложен в сторону. Три дня прошло с последнего официального заявления "Эпикуры". До сих пор журналистам бросали лишь сухое "голословные обвинения". Но момент, когда нужно было перехватить инициативу, неумолимо приближался.

Задача сводилась к одному – выбрать правильную сцену для выхода.

– Ведущий должен быть известным, харизматичным…. Так, этот слишком затянутый, отбрасываем, – пальцы привычно отодвигали ненужные листы в сторону.

– Прошу прощения, Пирс, – раздалось чуть мягче, – но если выходить придётся лично, лучше подобрать площадку под мой темп.

Уголки губ дрогнули, обозначив невольную улыбку. Решение принято – говорить от лица компании будет он. Для постороннего это выглядело бы безумием: новичок, самозванец? Но у этого шага были свои причины.

Взгляд скользнул к Уитмеру.

– Если вы хотите сами выступить, ещё не поздно.

Тот тяжело покачал головой. Слишком уж не его это роль. Речь у него всегда выходила неуклюжей, а теперь страна буквально ждала малейшей ошибки, чтобы растерзать "расиста-гендиректора".

Уитмер понимал – появиться на экране самому было равносильно самоубийству. Ошибись он хоть в одном слове перед камерами – и вся компания рухнула бы в пропасть, из которой не подняться. Потому именно "Голдман" обязан был взять удар на себя.

Стоило бы промахнуться представителю фонда – "Эпикура" всегда могла бы отмежеваться, сухо заметив: "Это ошибка Голдмана, а не наша официальная позиция".

Взгляд скользнул по тем, кто сидел за столом: Пирс, Джефф, Крис, Добби. Ни один не поднял руку. Воздух в комнате сделался вязким, словно пропитанным страхом, и даже шелест бумаг казался громким. Никто из них не хотел идти под яростный град чужой злобы. Но проблема крылась не только в трусости – все они были белыми.

Отправить белого человека оправдываться в прямом эфире: "Нет, мы не дискриминировали чернокожих"? Само по себе – скандал. Волна негодования накроет ещё до того, как прозвучит первая фраза. Потому Пирс и не рвался в бой.

Здесь требовался иной образ. Фигура, способная вызвать доверие. Человек, который сам понимает тяжесть предвзятости, но способен говорить холодно и рассудочно. Так выбор стал очевидным. Да и в целом, русского было не жалко.

Альтернатива оставалась всего две: Пирс или Уитмер. Ни один не хотел оказаться на растерзание публики. Значит, дорога открыта. Наступал час первого выхода на большую арену. Время перевернуть рассказ, ударить в самое сердце Белой Акулы и, используя его имя, вознести своё.

На столе громоздилась стопка заявок от телеканалов. Бумага источала запах скандала, пальцы скользили по гладким листам. Одно название вдруг зацепило взгляд.

"CNBC Capital Insight. Специальный выпуск: Shark Capital против Epicura. Живые дебаты один на один."

Схватка лицом к лицу с Белой Акулой? То самое, что нужно.

***

Программа, выбранная Сергеем Платоновым, "Capital Insight", никогда не считалась лидером рынка. Но именно здесь Декс Слейтер впервые вынес на свет обвинения в расовой дискриминации. Символизм был слишком очевиден, чтобы пройти мимо.

Идею организовать "дуэль" предложил ведущий Лоусон. Его глаза блестели азартом:

– Такое на Уолл-стрит бывает раз в десятилетие! Это может стать второй битвой Акмана и Айкана!

Упоминание той истории вызвало дрожь воспоминаний. Всего год назад два титана Уолл-стрит – Билл Акман и Карл Айкан – сцепились в прямом эфире. Акман громогласно обвинил компанию "Гербалайф" в том, что её бизнес – пирамида, и начал масштабную атаку короткими продажами. В ответ Айкан купил солидный пакет акций "Гербалайфа" и обрушил удар на голову давнего соперника.

Вражда их тянулась много лет, ещё с тех времён, когда суд обернулся поражением Айкана, заставившего его выплатить Акману огромные деньги. Семь лет Карл выжидал момента отомстить – и дождался.

Эфир тогда стал настоящим театром – напряжение, словно электричество, потрескивало в воздухе, зрители глотали каждое слово, а биржевые индексы дрожали вместе с голосами спорящих. На экранах прошлогоднего эфира гремели слова, от которых студийные микрофоны, казалось, звенели медным холодом. Карл Айкан, с каменным лицом и насмешливым прищуром, публично назвал Билла Акмана "лгуном" и насмешливо обронил: "хнычущий мальчишка с школьного двора". Воздух будто наполнился запахом железа и озоном. В ответ, едва сдерживая ярость, Акман ударил обратно: "человек, для которого обещания – пустые клочки бумаги, у которого нет ни капли чести".

Этот обмен был не просто словесной перепалкой – это был удар грома посреди ясного неба, и всё Уолл-стрит затаило дыхание.

Теперь же вокруг "Эпикуры" разгоралось не менее драматичное действо. Лоусон, ведомый азартом, протолкнул предложение в эфир, и оно получило одобрение. "Шарк Кэпитал" даже ответила согласием. Казалось, всё складывалось.

Но возникла загвоздка: глава "Эпикуры" Уитмер не собирался выходить к камерам. И вдруг – неожиданный поворот. Поступило сообщение:

"Однако генеральный директор Уитмер лично участвовать не будет. От лица компании выступит сотрудник департамента слияний и поглощений Голдмана, занимавшийся сделкой."

Разочарование на лице Лоусона мелькнуло лишь на миг. Мысль о стратегии "Эпикуры" стала очевидной: компания оставляла для себя запасной выход. Прямое столкновение Уитмера и Белой Акулы было бы шоу века, искрами, способными поджечь весь финансовый мир. Но и эта версия оставалась лучше полного молчания.

– Кто же именно выйдет в эфир? – последовал уточняющий запрос.

Ответ прозвучал сухо: "Аналитик, напрямую занимавшийся продажей бренда".

Уточнение обожгло слух. Для журналиста, знавшего внутреннюю кухню, это звучало нелепо. Аналитик? В мире MA это, как правило, ступень самая низкая, черновая работа, не статус для битвы с акулой Уолл-стрит.

– Не нравится? Ну что ж, тут уж ничего не поделать…, – прозвучало с другой стороны.

Лоусон, словно обожжённый, поспешно возразил: – Нет, нет! Нужно лишь обсудить это с продюсером.

Совещание прошло стремительно. Идеальным вариантом, разумеется, оставалась дуэль Уитмера и Белой Акулы. Второй по силе – выход топ-менеджера, человека с весомым именем. Но время поджимало, и продюсер резюмировал без колебаний:

– Берём. "Эпикура" до сих пор молчала. Мы первыми получим их позицию – и это уже победа. Останется убедить Белую Акулу.

В студии пахло свежесваренным кофе, режиссёр за стеклом ритмично щёлкал ручкой, и Лоусон снова набрал номер.

Реакция Белой Акулы была предсказуема: "Хотите, чтобы я спорил с каким-то аналитиком?" – в голосе слышалась насмешка.

Лоусон выкрутился мгновенно: "Разумеется, нет. Если хотите, со стороны вашей компании тоже может выступить аналитик равного уровня".

Так могла выйти дуэль "младших" – не то, о чём мечтали зрители, но всё же событие. Однако неожиданно последовал ответ, от которого у Лоусона перехватило дыхание:

– Нет. Я выйду сам.

– Что? – вырвалось прежде, чем успел сдержаться.

– Если вас это не устраивает, то откажусь.

– Нет-нет! Мы будем в высшей степени рады!

Так Белая Акула решила выйти на арену собственноручно. И соперником её станет всего лишь молодой аналитик из Голдмана.

Последний звонок Лоусона прозвучал коротко, с сухим официозом, но голос дрожал от напряжения:

– Завтра, 20:00. Прямой эфир. Просьба быть в студии за час до начала.

***

Вечер выдался тяжёлый, липкий от напряжения. Стрелки на циферблатах замерли у отметки 19:00, когда Декс Слейтер шагнул в здание телеканала CNBC. Вестибюль встретил его запахом свежесваренного кофе, холодком кондиционеров и приглушённым гулом кабелей, прячущихся под потолком.

– Господин Слейтер, сюда, – вежливо, но торопливо указала дорогу сотрудница канала.

Знакомая гримёрка встретила его приглушённым светом софитов и запахом пудры. Кисточки визажиста едва касались кожи, оставляя лёгкий, почти невесомый след. Однако мысли Декса не знали покоя – клубились и рвались, словно тёмные птицы.

"Как же отреагирует "Эпикура"?" – этот вопрос прожигал сознание.

Недавняя сенсация, выведенная им в свет, стала подарком судьбы, шансом всей жизни. Для "Эпикуры" же – ударом, тяжёлым, как молот. Страна бушевала, общественное мнение единым хором заклеймило компанию предателями. Даже акционеры поспешили отвернуться, будто от заражённого тела.

В основе скандала лежало обвинение: будто бы прибыльность клиентов в "Эпикуре" оценивали по цвету кожи и вели бизнес, опираясь на такие данные. Подобная практика казалась чудовищной, немыслимой, и волна негодования захлестнула всё.

Но кое-что в этой истории не укладывалось в привычную логику. Источник утечки оставался тенью – неясным, неуловимым. Две версии крутились в голове: донос от инсайдера или же намеренный слив самой компании.

"Скорее всего – инсайдер", – склонялся Слейтер.

Обвинения в расовой дискриминации сами по себе смертельны. Даже если позже они опровергнуты, пятно позора уже невозможно смыть. С какой стати "Эпикуре" самой вытаскивать наружу такую бомбу?

Тем более их реакция выглядела откровенно провальной. Лишь одно короткое заявление: "Обвинения беспочвенны". Ни объяснений, ни попытки успокоить публику. Тишина, усугубляющая подозрения. И всё же осторожность не отпускала. "Эпикура" прежде вела себя непредсказуемо. Исключать и второй вариант было нельзя.

А что, если это хитрая ловушка? Что, если вброс оказался ложным, и вскоре они громко заявят: "Белая Акула пыталась нас уничтожить недостоверными данными"? Ход рискованный, но при Пирсе – возможно всё. Этот человек умел действовать так, что невозможно было угадать следующий шаг.

Именно поэтому Слейтер держал дистанцию: он лишь вынес обвинения на публику, но оставил себе лазейку, подчеркнув, что данные не подтверждены. В итоге удар пришёлся по "Эпикуре", а "Шарк Кэпитал" оказалась на гребне волны.

Но теперь ситуация менялась. "Эпикура" неожиданно согласилась выйти в эфир. Для чего? Что собирались доказать?

Единственный разумный вариант – попытка доказать невиновность. Скорее всего, они будут твердить, что документы сфальсифицированы, предъявят какие-то свидетельства, подкрепят доводы графиками и цифрами. Странно лишь одно: почему понадобилось столько дней на подготовку?

Разве что удар был столь внезапным и сильным, что внутри компании царил хаос. Тогда промедление ещё можно объяснить. Но даже это не снимало чувства странности, липкой, тянущейся нитью в воздухе.

Слейтер провёл ладонью по щеке, смахивая невидимую пыль. Что-то в этой истории оставалось неправильным, как фальшивая нота, звучащая среди выверенной симфонии.

Слишком грубо, слишком неряшливо для той "Эпикуры", что раньше умела держать удары. Компания, побеждавшая трижды из трёх, вдруг показала трещины – и это не давало покоя Слейтеру. Непривычная дрожь сомнения скользнула под кожу.

– Пора, – резкий голос сотрудника разорвал вязь мыслей.

К горлу потянулись холодные пальцы техники, цепко закрепляя микрофон. Металл защёлки щёлкнул, как спусковой крючок. Воздух в коридоре студии был густ от пыли прожекторов и резкого запаха пластика, нагретого лампами. Декс Слейтер заставил себя собрать мысли в тугой комок. Сомнения оставить уже было поздно – теперь оставалось только смотреть, какие карты готов противник.

Шаги повели его в главный зал, где под потолком гудели кондиционеры, а свет софитов резал глаза. И вдруг взгляд упёрся в знакомый силуэт. Высокая фигура со славянскими чертами лица, явно восточного-европейского происхождения.

Сергей Платонов… что и требовалось доказать. Русский!

Глаза Слейтера сузились. От "Голдмана" должен был прийти аналитик – но имя до этого момента оставалось тайной. Теперь оно обрело лицо. Воспоминание, будто вырванное из прошлого: пара встреч с Уитмером, где этот молодой человек стоял сзади, бесшумный и незаметный, словно предмет мебели. Настолько незначительный, что имя не задерживалось в памяти.

И вдруг именно его выставляют на прямой эфир?

"Сошли с ума?" – мелькнуло раздражение. Но тут же промелькнула иная мысль: "В этом есть логика".

Вопросы расы – тема скользкая, острая, будто лезвие. Белый – скажет слово, и его обвинят в высокомерии. Чёрный – и это превратится в картину жертвы, обличающей угнетателя. А вот русский способен балансировать: вроде бы близок к меньшинствам, но при этом не вовлечён напрямую, даже белый, как бы. Такой голос может звучать объективнее.

"Хитрый ход", – отметил Слейтер, но сомнение не рассеялось.

Аналитик против "Белой Акулы"? Абсурд.

Тем более сейчас, когда "Эпикура" отчаянно нуждалась в очищении имени, когда каждый их шаг рассматривали под увеличительным стеклом. Отдать такую роль новичку? Только ради того, что он азиат?

Вывод напрашивался один: руководство не собиралось рисковать собой. Генеральный директор или топ-менеджер могли сорваться на прямом эфире, выдать лишнюю фразу – и тогда скандал взорвался бы ещё сильнее. А вот младший аналитик – пешка. Скажет не то – его спишут: мол, ошибка сотрудника низшего уровня, компания здесь ни при чём.

Может, это лишь пробный шар? Вброс идей наугад – посмотреть, какая зацепится в глазах общественности. Если что-то найдёт отклик – строить на этом официальную линию защиты. Если же реплика вызовет новую волну ярости – отмежеваться: "Мы тут ни при чём, виноват мальчишка".

Но… в этой осторожности чувствовалась какая-то странная уверенность, словно под гладкой водой скрывался иной расчёт.

В студии пахло перегретым металлом и тонким слоем пыли, осевшей на световых прожекторах. Камеры стояли неподвижно, словно орудия, готовые выпалить любой неосторожный жест в эфир. Именно ради этого момента Слейтер и явился лично – не для формальностей, а чтобы разнести вдребезги все доводы "Эпикуры".

Задача казалась простой: зеленый аналитик будет пытаться доказывать невиновность компании, а он, Слейтер, методично и безжалостно разберет каждое слово на части, оставив собеседника без малейшей возможности для оправданий.

Взгляд снова скользнул к Сергею Платонову. Что-то в его облике не давало покоя. Ни следа растерянности, ни привычного для новичков трепета перед множеством объективов и шуршанием аппаратуры. Казалось, будто этот парень не раз сидел под светом прожекторов.

– Уходим на рекламу! – голос режиссера пробил воздух, как резкий звон колокольчика.

Суета закулисья наполнила пространство сухими щелчками выключателей, мягким стуком каблуков по линолеуму. Оператор поправил фокус, ассистент пододвинул кресло, и двое оппонентов заняли свои места.

Слейтер изобразил дружелюбие, улыбка вышла ровной, будто вырезанной.

– Лицо уже видел, но имя так и не запомнил. Декс Слейтер.

– Сергей Платонов. Можно просто Шон, – последовал спокойный ответ.

– Не волнуйся. Говори так, как привык.

– Как привык… – губы Платонова тронула тень улыбки. Не было там ни страха, ни смущения. Напротив, в этой улыбке проскользнула хищная холодность – взгляд, каким смотрят на добычу, уже загнанную в угол.

На миг у Слейтера возникло ощущение, будто что-то пошло не так. Но выражение лица собеседника быстро сменилось на скромное и чуть извиняющееся.

– Могу быть резковат и прозвучать грубо. Надеюсь, не обидитесь.

– Ха-ха, всё в порядке, – отмахнулся Слейтер, но внутреннее беспокойство не отпускало. Казалось, Платонов заранее предупреждал о том, что собирается бить без пощады.

– В эфир через пять… четыре… три… – отсчет режиссера прозвучал в наушниках, словно удары метронома. – Два… один!

Красный огонек зажегся на камере.

***

– Спасибо, что дождались. Сегодня в студии – представители сразу двух сторон: от "Shark Capital" вновь присутствует Декс Слейтер, а рядом с ним – представитель "Эпикуры", Сергей Платонов из Goldman.

После короткого вступления ведущий без промедления перешел к сути.

– Господин Слейтер, вы неоднократно высказывали сомнения. Давайте начнем с продажи "Harbor Lobster".

– Именно так. Последовательность продажи и дальнейшего приобретения вызывает вопросы.

– Вы утверждаете, что причина сделки скрыта, а приобретение стало лишь прикрытием?

– Не утверждаю наверняка. Лишь указываю на вероятность, ведь прямых доказательств недостаточно.

Слейтер говорил осторожно. Любое неверное слово могло стать оружием против него. Сначала требовалось изложить факты, простые и бесспорные.

– Хочу уточнить хронологию. Какая сделка была первой: продажа "Harbor Lobster" или приобретение "Double Crab House"?

Взгляд обернулся к соседу. Платонов ответил без тени колебаний.

– Сначала была завершена продажа "Harbor Lobster".

Слейтер ожидал ухода от ответа, неясных формулировок – но получил прямое признание.

– Значит, сперва избавились от "Harbor Lobster", а уже потом занялись покупкой?

На столе ведущего блестели папки, разложенные будто на шахматной доске. В воздухе висел терпкий запах нагретой пластмассы и кофе, оставленного в бумажных стаканах техниками. Камеры урчали тихо, как звери перед прыжком, и каждый в студии ощущал напряжение, будто электричество проскальзывало между стенами.

– Да, во время подписания финальных бумаг по продаже мы уже начали присматриваться к новым объектам, – голос Сергея Платонова звучал ровно и уверенно, без малейшей дрожи. – Процесс шел поспешно, но в этом не было ничего подозрительного.

Слишком легко давались ему ответы. Будто и скрывать было нечего.

– "Shark Capital" утверждает, что истинная причина сделки иная, а приобретение лишь ширма, – произнес ведущий.

– Это беспочвенно, – отрезал Платонов.

Ни пояснений, ни оправданий. Лишь жесткая уверенность. Этим молчанием воспользовался Слейтер:

– Но ведь на пресс-конференции вы сами заявляли, что продажа была подготовкой к приобретению?

– Верно.

– Тогда логичнее было бы сначала найти объект покупки, а уж потом продавать "Harbor Lobster"?

– Не обязательно, – последовал спокойный ответ.

Сравнение оказалось простым и неожиданным:

– Представьте человека, решившего купить новую машину. Он сперва продает старую, чтобы освободить средства, а уже с деньгами на руках начинает искать подходящий вариант. Разве сам факт того, что осмотр начался позже, означает, что со старым автомобилем было что-то неладно?

Фраза прозвучала ясно и уверенно, в студии даже прошел легкий ропот. Простейшая метафора обесценила доводы "Белой акулы", выставив их чрезмерно надуманными.

Но Слейтер быстро собрался:

– Подозрительным остается не порядок сделок, а их сроки.

Эта мысль была его главным оружием.

– Продажа прошла стремительно, прямо накануне собрания акционеров, несмотря на протесты. Словно существовала срочная необходимость избавиться от актива.

Ответ Платонова прозвучал с нажимом, словно заранее отрепетирован:

– Рынок fast-casual развивался стремительно. В сознании потребителя закрепляются не более трех ведущих брендов. Два места уже заняли Chipotle и Shake Shack, оставалась лишь одна позиция. При этом ходили слухи, что McDonald’s и Burger King тоже ищут себе бренды в этом сегменте. Упускать время было нельзя.

– Но ведь собрание акционеров должно было состояться всего через пару месяцев. Разве это так существенно?

– Когда конкуренты наступают на пятки, ждать бессмысленно. Это вопрос делового чутья. Торопливость не равна наличию скрытых проблем. Если кто-то мчится по улице во весь дух, разве сразу возникает мысль, что он убегает от полиции?

Ведущий вмешался, и в его голосе прозвучала особая твердость:

– Но ведь реальные претензии к "Harbor Lobster" существовали. Поговорим о главном – об анонимном докладе разоблачителя.

Вот оно – настоящее оружие, долгожданный удар. В студии даже воздух стал тяжелее.

– Согласно документу, "Эпикура" заказала исследование, посвященное особенностям потребления в афроамериканских семьях. И никаких других расовых групп затронуто не было. Исследование действительно заказано вашей компанией?

– Да, – спокойно подтвердил Платонов.

На секунду в помещении воцарилась ледяная тишина. Никто не ожидал столь прямого признания.

– Более того, утверждается, что именно результаты этого исследования подтолкнули к продаже "Harbor Lobster". Это так?

– Так.

Воздух стал колючим, будто в него добавили инея. Операторы на миг замерли, ведущий сбился, Слейтер почувствовал странное чувство дежавю. Этот темп… это умение сбивать противника неожиданным согласием.

В памяти всплыло одно имя – Пирс. Только он мог выстроить такую стратегию. Значит, перед ним вовсе не пешка, а фигура, натасканная до блеска.

– Хм… значит, по-вашему, "Эпикура" посчитала афроамериканцев убыточной аудиторией и решила отказаться от этого сегмента? – ведущий, отдышавшись, снова взял инициативу.

– Нет, – твердо и четко отозвался Платонов. – Это крайне странная интерпретация.