Деньги не пахнут 4

Глава 5

В штаб-квартире "Shark Capital" атмосфера была натянута, словно струна. Сотрудники то и дело бросали настороженные взгляды на стеклянный кабинет на втором этаже, за прозрачной стеной которого возвышалась фигура Декса Слейтера – Великой Белой Акулы. На первый взгляд его лицо оставалось спокойным, почти холодным, но стоило всмотреться внимательнее – сквозь стекло просачивалась едва уловимая угроза, как ледяное дыхание хищника перед броском.

До собрания акционеров оставалось двадцать четыре дня. Баланс сил складывался в пользу Акулы: 40% голосов против 31% у Уитмера. Но висели в воздухе ещё 7% неопределившихся институционалов и 17% розничных инвесторов. Обычно такие мелкие держатели акций редко приходили голосовать. Но в этот раз всё было иначе – скандалы и споры гремели по всей стране, и даже самые равнодушные держатели вдруг потянулись к бюллетеням. Итог мог измениться в любой момент, словно ветер переменил направление.

Мысль грызла изнутри: "Не слишком ли поспешно?" Ведь именно Великая Акула поднял розничных акционеров на ноги, когда предложил пустить средства от продажи "Harbor Lobster" на специальный дивиденд. Но этот козырь растаял прямо в руках – деньги ушли на внезапное приобретение нового бренда. Ход оказался совершенно неожиданным. А затем последовал ударный отчёт, резонансная история с безлимитным хлебом и сэндвичами…. Цепочка шагов, которые предугадать было невозможно. То, что начиналось как уверенный разгром соперника, обернулось изнурительной схваткой.

Теперь это была дуэль, в которой на кону стояла репутация. Поражение означало бы крушение карьеры, превращение хищника в беззубую рыбу в глазах публики.

Рука с силой опустилась на стеклянную поверхность стола. "Трижды…" Ошибка первая – проморгать сделку с покупкой. Ошибка вторая и третья – позволить противнику обернуть отчёт и скандал с хлебом против себя. Но это были уже не ошибки – это были поражения.

Глухой треск пронзил тишину. Стекло со стола сорвалось вниз и разлетелось на осколки, рассыпавшись по полу звонкой россыпью. Острый запах пыли и стекольной крошки ударил в нос.

– Всё в порядке? – в комнату ворвались менеджер проекта и аналитик, ошарашенные грохотом.

– Вы не поранились?..

Они торопливо подбежали, но Великая Акула лишь поднял ладонь, жестом показывая, что помощь не нужна. Движение их ног затихло. Он сместился чуть в сторону, поставил блестящий туфель на острые края и слегка надавил. Стекло жалобно захрустело под подошвой. Закрыв глаза, он позволил себе короткий миг странного удовольствия от этого звука, а затем, распахнув их снова, хищно бросил взгляд на подчинённых.

– Как дела с институционалами?

PM, уже давно державший руку на пульсе переговоров с акционерами и консалтинговыми фирмами, заговорил, будто докладывал присяжному судье:

– Есть движения. Обсуждают корректировку плана по двенадцати местам в совете директоров. Говорят о сокращении до девяти или даже шести. Многие предлагают разделить места поровну, так как курс Уитмера во многом совпадает с нашим.

Разделить совет с Уитмером….

Искры недовольства сверкнули в воздухе, словно перед грозой. Хищный взгляд сузился.

– Что удалось выяснить о Пирсе?

Смена темы прозвучала резко, будто удар плетью. Аналитик вздрогнул и сбился на полуслове:

– Н-ничего нового… только то, что докладывал раньше.

Пирс, управляющий директор "Голдмана", подозревался в том, что именно он строит стратегию "Эпикуры". Слейтер настоял на отдельном расследовании – слишком не вязалась его фигура с образом невидимого режиссёра этой кампании.

Картина, нарисованная в отчёте: человек по прозвищу "Король-Лич". Упорный, въедливый, лезущий в серые зоны сделок, от которых прочие держались подальше. Такой прилипнет и будет точить из тени. Но враг сейчас действовал иначе – напористо, дерзко, открыто, ломая ходы и захватывая внимание толпы.

– Совсем ничего? Ни одной зацепки?

– Ну… есть странное, но это больше похоже на байку, чем на факт….

– Говори.

Аналитик сглотнул и всё же выдавил:

– Поговаривали, что Пирс однажды заключил пари внутри "Голдмана". Ставка была дерзкая – должность MD против другого топа. Предсказал, что новичок обыграет матерого трейдера. Более того… утверждал, что тот сможет показывать точность прогнозов до восьмидесяти процентов.

Глаза Акулы сверкнули.

– Восемьдесят? – голос прозвучал с насмешкой. В реальности подобное считалось невозможным, почти бредом.

И всё же… именно в этой абсурдности угадывалось что-то знакомое. Безумная ставка. Риск, который переворачивает стол. Всё это слишком напоминало нынешнего противника.

– Продолжай.

– Сложно проверить… но слухи гласили, что новичок действительно выиграл, показав результат почти в восемьдесят процентов. А в недавней истории с "Генезисом" якобы умудрился вытащить доходность свыше шестисот процентов.

Аналитик замялся, боясь выглядеть смешным:

– Не утверждаю, что правда. Просто пересказал то, что слышал от источника в "Голдмане".

– Тогда не пора ли пробить эту историю через другие каналы?

Слова прозвучали мягко, но в них сквозила сталь. Запах холодного стекла и жжёного кофе, треск осколков под сапогом – всё слилось в один гулкий аккорд. Настоящая буря только набирала силу.

В кабинете на втором этаже, за холодной прозрачной стеной, сидел Декс Слейтер, Великая Белая Акула. Его пальцы тихо постукивали по лакированной поверхности стола: "тук-тук-тук". Каждый удар отзывался в ушах сотрудников, будто тяжёлый метроном, отмеряющий время до грядущего суда.

Аналитик, переминаясь с ноги на ногу, наконец выдохнул:

– Странно одно…. Все мои контакты в "Голдмане" повторяют почти одно и то же.

Слова прозвучали так, словно даже сам он не верил в услышанное. В воздухе запахло скепсисом и нервным потом. Возникла мысль: не сам ли Пирс запускает эти слухи, расплетая сети намеренно? Цель оставалась туманной, но нить казалась слишком ценной, чтобы рвать её сразу.

Слейтер не стал осаживать подчинённого. Хриплый голос разрезал тишину:

– Хорошо. Копай глубже. Иногда жемчуг скрывается в грязи.

Даже обрывочные слухи могли оказаться осколками чего-то большего. Считать их пустотой – роскошь, которую нельзя было себе позволить.

PM осторожно подал голос:

– Что дальше? Попробовать переговоры?

Под "переговорами" подразумевалась сделка: разделить места в совете с Уитмером. Но ничья в такой битве была равна поражению. Белая Акула не допускал компромисса, где вкус крови подменялся пресной водой.

В кабинете снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь жужжанием кондиционера и редким скрипом стула.

– Как продвигается проверка сделки с "Гавань Лобстер"? – голос Слейтера прозвучал глухо, но твёрдо.

Запах морской соли будто ожил в памяти – слишком уж странно выглядела та продажа. Слишком поспешно, слишком нелепо.

– Пока особых результатов нет. Но разве продажа не пошла на приобретение?

– Даже так, не кажется ли странным время?

– Время?..

– Да. Если хотели средства для покупки бренда – зачем спешить до собрания? Логичнее было дождаться голосования. Но они торопились. Это значит, у них была причина рискнуть. Причина, которую мы ещё не нашли.

Инстинкты шептали Слейтеру: разгадка кроется именно здесь.

Снова прозвучал сухой перестук пальцев по столешнице. Затем приказ:

– Узнайте, когда начались переговоры о покупке "Дабл Крэб Хаус".

– Точную дату?

– Нет. Очерёдность.

– Очерёдность?

– Что было первым – продажа или приобретение? Если Уитмер говорит правду, покупка должна предшествовать продаже. Но если наоборот… это уже доказательство.

В этот момент Слейтер заметил, как один из аналитиков замялся, словно держал что-то за щекой.

– Что ещё?

– Ну… пришло странное письмо.

– Письмо?

– Да, сейчас покажу.

Экран планшета ожил мягким светом, и вскоре перед всеми высветился текст электронного письма – анонимного, резкого, адресованного на официальный ящик "Шарк Кэпитал". В электронной почте, пришедшей на официальный ящик, содержалось нечто совершенно неожиданное. Прикреплённый файл оказался копией исследования, заказанного "Эпикурой" в одной из частных аналитических фирм.

– Документ анонимный, достоверность под вопросом…, – голос аналитика дрожал, будто в нём боролись осторожность и азарт.

Слейтер, Великая Белая Акула, развернул отчёт и погрузился в чтение. Листы, испещрённые цифрами и диаграммами, шуршали под пальцами, будто предвещая бурю. Глаза его становились всё шире с каждой строкой.

– Исследование поведения чёрных потребителей? – голос прорезал тишину, как лезвие.

Документ целиком был посвящён только этой аудитории: структура расходов домашних хозяйств, частота посещений ресторанов в кварталах с преимущественно чернокожим населением, тонкости повседневного потребления. Никаких других групп – словно весь мир сузился до одного сегмента.

В воздухе будто запахло озоном – интуиция Слейтера включилась, как сигнал тревоги. На последних заседаниях по управлению рисками всё чаще всплывала тема дискриминации и грядущих проверок. Гражданские движения усиливались, рынки дрожали. И тут – отчёт, вырванный словно из сердца проблемы.

"Неужели "Эпикура" решила отступить от чёрных клиентов?" – мысль била в висок.

Если так, пазл складывался: таинственная продажа "Гавань Лобстер", скрытность, отсутствие внятных комментариев. И всё это на фоне движения за права, когда любая тень дискриминации превращалась в ураган.

Если догадка верна – последствия будут сокрушительными. Стоило лишь вытащить это наружу, и доверие к Уитмеру рухнет, словно карточный домик.

– А если это ловушка? – осторожный голос аналитика нарушил нарастающее напряжение.

Взгляд Слейтера метнулся к нему. Тот заговорил торопливо, оправдываясь:

– Слишком уж удобно всё складывается. Не могли ли они сами подкинуть нам это, чтобы сбить с пути?

Белая Акула усмехнулся уголком губ. Так могла рассуждать только зелёная третьегодка.

– Возможно, ловушка. Но даже если так – обходить её стороной нет смысла.

– Простите?..

– Главное – понять, для чего её поставили, и превратить яд в лекарство.

Аналитик замялся.

– Может, это подделка? Мы обнародуем, а они предъявят оригинал и выставят нас лжецами.

– И что тогда?

– Потеряем доверие.

Репутация фонда – хрупкий сосуд. Одно пятно могло перечеркнуть годы. Ошибись – и не только собрание акционеров будет проиграно, но и сам "Шарк Кэпитал" окажется в списке ненадёжных игроков.

Слейтер, однако, чувствовал только азарт. Даже самое ядовитое растение, если знать, как обращаться, способно лечить. В его голове уже рождался план, как превратить угрозу в оружие.

– Назначьте эфир, – бросил он PM-у. – Чем раньше, тем лучше.

***

На следующее же утро ведущие экономического телеканала анонсировали особого гостя. Вечером того же дня Великая Белая Акула снова вышел в эфир – и мир услышал новости, от которых запахло грозой.

На экранах делового ток-шоу "Capital Insight", обычно остававшегося в тени более громких передач, вдруг вспыхнул яркий свет прожекторов. Камеры мягко скользнули по студии, выхватывая строгие линии мебели, отражения в полированном стекле столов, и остановились на фигуре Декса Слейтера, Великой Белой Акулы.

Выбор этого шоу выглядел странным – рейтинг невысокий, известность ограниченная. Но у Слейтера была своя причина: именно здесь можно было выйти в эфир быстрее всего. Времени оставалось мало, и каждая минута напоминала звон раскалённого металла в кузнечных клещах.

– Уже не первый год утверждаю: в истории с продажей "Гавани Лобстер" скрывается тайна! – его голос гремел в студии, отдаваясь эхом от стен.

– Ах, о том случае? – ведущий чуть приподнял бровь. – Вы ведь тогда привели любопытное сравнение.

– Верно. Я сказал, что это похоже на управляющего, который спешит сбыть здание, не показывая, что внутри, и к тому же за бесценок.

– Но разве истина не была озвучена? По словам генерального директора, деньги пошли на приобретение нового бренда….

Улыбка Слейтера стала едва заметной, как тонкая трещина на стекле.

– А если всё наоборот?

– Наоборот?..

– Если продажа была вызвана отчаянием, а история с приобретением – лишь дымовой занавес?

– То есть само объяснение – это ширма?

Белая Акула кивнул, словно ставил точку.

– В наших руках оказались доказательства. Хотите, покажем?

Лицо ведущего на миг застыло в недоумении – подобное предложение выбивало почву из-под ног.

– Понимаете… у нас не было времени проверить достоверность….

Обычно любой материал тщательно проходил редакционные фильтры, каждое слово взвешивалось. Но Слейтер требовал нарушить правила и показать всё здесь и сейчас. До собрания акционеров оставалось меньше двадцати дней. Ждать он не собирался.

В стороне, за пределами кадра, помощник из его команды уже сжимал в руке серебристую флешку. Продюсер наклонился к нему, шепча на ухо, споря – пускать в эфир или нет.

Слейтер же сидел спокойно, будто всё уже решено. Он знал: отказаться теперь – значит вызвать негодование зрителей. Подогреть любопытство и оборвать на полуслове? Такой шаг обернётся скандалом. А если этот канал откажется, конкуренты ухватят шанс и выведут Акулу на свои экраны.

После паузы, напряжённой, как гул трансформатора, в ухе ведущего прозвучала команда.

– Мы обязаны предупредить, – сказал он, стараясь держать голос ровным, – что предоставленные материалы не были проверены нашей редакцией и транслируются исключительно по инициативе "Шарк Кэпитал".

На экране загорелась надпись-дисклеймер, и изображение резко сменилось.

На экране, словно из тумана, возникло изображение, сделанное с орбиты. Серо-зелёные квадраты пригорода складывались в узор улиц, а среди них выделялось здание – штаб-квартира "Double Crab House". Камеры уловили каждый отблеск крыш, каждую тень от деревьев, будто воздух сам дрожал от приближения к разгадке.

Голос за кадром прорезал тишину студии:

– Перед вами спутниковый снимок главного офиса "Double Crab House".

В мире хедж-фондов такие кадры ценились дороже золота. По ним угадывали урожайность полей, вычисляли объёмы выпуска на заводах, предсказывали выручку магазинов, просто подсчитав машины на стоянке. Но снимки, что использовали фонды, были несравнимы с общедоступными: если обычный спутник давал картинку с разрешением в пятнадцать метров на пиксель, то здесь каждый пиксель равнялся тридцати сантиметрам – резкость, от которой кружилась голова. И обновлялись они так часто, что создавалась иллюзия прямого эфира.

– Обратите внимание: в обычные дни посетителей здесь почти не бывает…, – экран ожил, и кадры начали сменять друг друга, каждый с новым числом в углу.

И вдруг – резкая пауза. На одном из снимков к зданию потянулась вереница чёрных машин, блестящих лакированными боками.

– Несколько месяцев назад камеры стали фиксировать регулярные визиты кортежей. Эти автомобили предположительно связаны с процессом сделки.

В воздухе повисло напряжение. Во время слияний и поглощений подобные приезды – дело привычное: сюда наведываются топ-менеджеры, юристы, банкиры, консультанты. И почти всегда пользуются одинаковыми, неприметными чёрными машинами напрокат.

– Проверка прокатных агентств показала: в те дни автомобили брали сотрудники "Голдмана" и "Эпикуры". Но главное – даты.

Белая Акула указал пальцем в угол экрана, где мерцала цифра.

– Эти визиты фиксируются начиная с марта. Мы поднимали архивы вплоть до 2013 года – ничего подобного прежде не наблюдалось. Значит, именно весной начались реальные шаги к поглощению "Double Crab House".

Ведущий нахмурился.

– Но ведь совет директоров "Эпикуры" одобрил продажу "Гавани Лобстер" ещё в сентябре прошлого года…

– Верно. То есть продажа произошла раньше, а поглощение началось только потом. Уитмер утверждал, что сделка нужна ради покупки нового бренда. Но эта версия не совпадает с хронологией, которую показывают снимки.

В студии стало тише – слышно было, как шелестит бумага в руках ассистентов за кулисами.

– Однако одного этого недостаточно, – заметил ведущий, глядя на экран. – Ведь не исключено, что делегация пользовалась другими машинами. Или же представители "Double Crab House" сами приезжали к "Эпикуре".

– Конечно, эти снимки – не окончательное доказательство. Но в череде сомнительных совпадений появился ещё один штрих. Недавно в Shark Capital поступила анонимная информация.

Кадр сменился. Теперь зрителям показали копию письма, словно вырванного из чьей-то переписки.

– Этот отчёт свидетельствует: "Эпикура" проводила исследования пищевых привычек афроамериканцев. Только этой группы. Ни одной другой.

На лице ведущего проступила жёсткая складка.

– Странно… почему именно эта аудитория?..

– Все, кто знаком с "Гаванью Лобстер", знают: основная клиентская база сети – афроамериканцы.

Слово "раса" прозвучало в студии, как металлический звон. Воздух будто сгустился, и даже камеры замедлили дыхание. В Америке подобные темы требовали осторожности, словно хождения по хрупкому льду. В студии повисла густая тишина, нарушаемая лишь ровным гулом камер и еле слышным треском наушников у ведущего. Белая Акула говорил медленно, словно каждое слово выверял на весах, и в голосе его звучала уверенность, от которой становилось не по себе.

– В последнее время в обществе всё чаще поднимается тема системной дискриминации афроамериканцев. Особенно пристально стали разбирать экономическую сторону этой проблемы, – прозвучало в эфире.

При слове "раса" ведущий заметно напрягся. Лицо его словно окаменело, черты заострились, взгляд стал тяжелее. Но Белая Акула, будто не замечая этого, продолжил, не позволяя разговору свернуть в сторону.

– Крупнейшие компании всё чаще подвергаются критике за то, что уходят из афроамериканских районов или резко сокращают инвестиции, прикрываясь объяснением о "низкой рентабельности". В этом ряду можно назвать телекоммуникационные фирмы, банки, сети ритейла, даже медицинские компании. А результат один – у миллионов людей ограниченный доступ к интернету, банковским услугам, магазинам и здравоохранению.

Перечислив всё это, он сделал паузу, позволив словам осесть в сознании зрителей, а затем тихо, но жёстко подвёл к сути:

– Есть серьёзные основания полагать, что "Эпикура" поступила так же, отказавшись от "Гавани Лобстер".

Ведущий приподнял брови.

– Вы хотите сказать, что компания сознательно ушла из районов с преобладающим афроамериканским населением?

– Именно. Причём уход этот был не спонтанным, а тщательно просчитанным. Они проанализировали прибыльность клиентов из этой группы и решили, что бизнес нерентабелен. Продажа бренда – это и есть фактический отказ, пусть и замаскированный.

Воздух в студии стал сухим и напряжённым. Осветительные приборы жгли кожу, создавая ощущение раскалённого пространства, где каждое слово могло превратиться в искру.

– Это очень серьёзное обвинение, – голос ведущего прозвучал жёстко, почти глухо.

Подобные заявления были сродни минному полю: один неверный шаг – и взрыв. Обвинение корпорации в расовой дискриминации могло стать её концом, репутационной катастрофой, от которой не оправиться.

Белая Акула кивнул, будто соглашаясь с опасностью сказанного.

– Да, это рискованная гипотеза без прямых доказательств. Но именно об этом говорил анонимный источник, передавший нам материалы.

Он словно сделал шаг назад, искусно снимая с себя часть ответственности. Казалось, он лишь пересказывает чужие слова, осторожно перекладывая груз обвинений на невидимого свидетеля.

– Проверить личность информатора оказалось невозможно – он тщательно сохранил анонимность. Запрос в исследовательскую фирму тоже не принёс результата: там сослались на конфиденциальность клиента. Мы предприняли всё возможное, чтобы удостовериться в подлинности сведений, но окончательного подтверждения нет.

Так он перечислял предпринятые шаги – словно показывал зрителям, что действует предельно осторожно и объективно. Не утверждал напрямую, а лишь задавал вопросы, оставлял пространство для сомнений.

Но ведущий, привыкший различать подтексты, смотрел с недоверием.

– Даже простое озвучивание непроверенной информации может нанести непоправимый ущерб другой стороне. Неужели именно на это и направлены ваши действия?

Слова звучали как вызов. Для телеканала подобная тема была опасной: одно неверное движение – и в адрес редакции посыплются обвинения в безответственности.

– Не пытаетесь ли вы, прикрываясь осторожными формулировками, лишь посеять подозрения, избежав ответственности? – прозвучал следующий вопрос.

Белая Акула чуть усмехнулся, уголок губ дрогнул.

– Это естественная мысль. Конечно, эти сведения выгодны мне.

Сказав это, он не стал отрицать очевидного. Но тут же изменил интонацию: голос стал твёрдым, как сталь, и прозвучал так, будто дальше последует нечто решающее. В студии запахло раскалённым воздухом, словно лампы прожекторов выжигали не только лица участников, но и правду, которую предстояло услышать. Белая Акула заговорил не как финансист, играющий миллиардами на рынке, а как совладелец, обратившийся напрямую к тем, кто держал акции и, значит, имел право требовать ответов.

– Здесь речь не о цифрах и не о стратегии, – прозвучало его твёрдое заявление. – Важен один-единственный вопрос: правда.

Попытка уничтожить компанию на одних лишь слухах заслуживала бы осуждения, и он это знал. Но если за этими слухами скрывался весомый аргумент? Тогда всё менялось.

– Если хотя бы часть этих подозрений верна, – продолжал он, – то это не просто просчёт в управлении. Это плевок в корпоративную этику, в основы социальной ответственности. Инвесторы обязаны знать правду. И не только они – потребители тоже.

Так он выстроил свою защиту: право акционеров знать. Право общества знать.

– Более того, если приобретение бренда стало лишь прикрытием сделки и настоящую причину скрыли, – голос его зазвенел металлом, – то это прямое предательство доверия акционеров. Закрывать глаза на подобное – значит самим становиться соучастниками.

Ведущий нахмурился:

– Но что, если всё это окажется неправдой?

– Именно поэтому я пришёл на этот эфир, – ответ прозвучал с почти ледяным спокойствием. – Эта история затрагивает каждого акционера, и правда должна быть обнародована. Но раскрыть её могу не я. Настоящие ответы – у "Эпикуры".

Белая Акула взглянул прямо в камеру, его глаза сверкнули под жарким светом софитов.

– Требую официального заявления, – произнёс он с нажимом. – Так ли это на самом деле или всё ложь?

Здесь и раскрылась его истинная стратегия: бросить вызов и заставить "Эпикуру" оправдываться.

– Если с их стороны всё чисто, пусть скажут об этом открыто. Как акционер, именно этого исхода и жду, – добавил он, будто подбрасывая в топку угли.

Теперь бремя доказательств переходило на противника. Если материал оказывался подделкой – достаточно было извиниться и свалить вину на таинственного осведомителя. Но если окажется, что всё правда… "Эпикура" начнёт суетливо замазывать пятна, совершая новые ошибки. А сокрытие всегда страшнее проступка.

– Если окажется, что компания невиновна, а обнародованная мной информация нанесла ущерб, – слова легли тяжёлым приговором, – я принесу официальные извинения, сниму свою кандидатуру в совет и приму любые юридические последствия.

Но в воздухе витало чувство: этого не случится. Слишком многое указывало на то, что "Эпикура" далеко не безгрешна. Даже если они упрямо станут твердить о своей невиновности и обвинят Белую Акулу в клевете, хуже для него не будет – судебные тяжбы вытянут наружу доказательства, которые корпорация так стремилась прятать.

– Буду ждать ответа "Эпикуры", – заключил он, обрушив на студию свой последний залп.

Эфир оборвался, словно захлопнулась массивная дверь, оставив зрителей с раскалёнными мыслями и вопросами.

А далеко от телекамер, в тишине, Сергей Платонов позволил себе еле заметную улыбку. Крючок заглочен. Теперь предстояло настоящее представление – с размахом, сопоставимым уже не с бесконечными караваями хлеба, а с залпами орудий, грохочущих на всю страну.