Звонкий сигнал уведомления пронзил тишину, будто капля металла упала на каменное дно колодца. На экране смартфона вспыхнуло имя отправителя – Рэймонд. В письме сухими, почти казёнными словами был изложен график предстоящего события, до которого оставалось чуть больше десяти дней. Там же указывалось, что бумажное приглашение вскоре прибудет прямиком в офис Goldman.
Губы сами собой изогнулись в лёгкой улыбке. Поводом была не простая встреча – готовилось торжество, к которому готовились многие.
"2014 Philanthropy and Innovation Gala". Черный галстук, безупречные смокинги, атласные платья, запах дорогих духов, блеск бокалов с шампанским, звонкий смех и шелест шёлка. Гала ужин, где собирались люди, о которых писали журналы, чьи имена звучали в новостях. А главное – там должны были появиться члены совета директоров Theranos. Если они будут в зале, значит и остальные гости окажутся не менее влиятельными – крупные филантропы, новаторы, политики, старые деньги, молодые акулы.
Взгляд упал на собственный костюм – сдержанный, деловой, годящийся для повседневных рабочих будней, но никак не для вечера, где каждая деталь означала статус. Недопустимо явиться в таком виде, тем более, выделяясь внешне на фоне привычной публики. В подобной среде малейшая небрежность мгновенно превращала человека в мишень для снисходительных усмешек. Решение пришло само собой – новая одежда, на соответствующем уровне.
К счастью, ситуация позволяла. Совсем недавно на счёт поступил щедрый бонус – сто пятьдесят тысяч долларов, подарок судьбы, с которым можно было позволить себе потратить часть на имидж. Выбор пал на Brioni – символ утончённости и роскоши.
Но в бутике случилось неожиданное. Продавец, вместо того чтобы держать привычную для таких мест сдержанность, вдруг вспыхнул восторгом, узнав посетителя.
– О, это же вы… охотник на акул, Касатка? – глаза у него загорелись, голос задрожал от возбуждения. – Невероятно! Я пересматриваю ту запись снова и снова!
Пришлось мягко прервать поток слов.
– Благодарю, но время поджимает. Скажите, сколько займёт пошив костюма на заказ, если ускорить процесс насколько возможно?
Готовые вещи вечно сидели мешковато, поэтому единственным вариантом был настоящий bespoke – индивидуальный крой, подгонка, ручная работа мастеров. Но у времени свои законы.
Продавец мгновенно сменил тон, стал официальным, почти холодным.
– Даже если начать сегодня, сначала идёт неделя на выбор ткани и утверждение дизайна, затем три примерки каждые две недели, и ещё шесть недель на производство. Минимум – тринадцать недель.
Слишком долго. Почти целое лето.
– А если оплатить ускорение? – вопрос прозвучал настойчиво, с намёком на готовность платить за минуты.
– Боюсь, невозможно, – покачал головой консультант. – Запись расписана, мастера загружены. И потом… искусство требует времени.
В словах его звучала истина. Есть вещи, неподвластные деньгам. Время – одно из них. До гала оставалось десять дней, bespoke был недостижим. Оставалось довольствоваться готовым костюмом с корректировкой по фигуре.
И всё же, когда портные стали отмечать мелом линии будущих исправлений, в голове вспыхнула мысль.
– Знаете что, оформите и индивидуальный заказ тоже.
Продавец удивлённо поднял брови.
– Но сроки…
– Тринадцать недель – это примерно три месяца. Более чем достаточно.
Будущее уже маячило впереди – три месяца спустя имя, облечённое в новый костюм, должно будет звучать иначе, громче, весомее. Тому, кто держит в руках власть и имя, полагалось облачение, достойное положения. Решив вопрос с костюмом, внимание обратилось и к обуви – гладкая кожа, мягкий блеск полированного носка, тихий скрип нового каблука на мраморном полу.
А потом – неожиданное желание побаловать себя ещё кое-чем. В отделе постельных принадлежностей воздух был насыщен лёгким ароматом крахмала и хлопка. Белоснежные полотна сверкали под светом ламп, как свежевыпавший снег.
– О! Это же тот самый охотник за акулами…, – едва не выкрикнула продавщица.
Фраза тут же была обрублена на корню.
– Спешу. Покажите комплекты из египетского хлопка, плотность не меньше тысячи двухсот нитей.
Сон всегда был тяжёлым врагом. Долгие месяцы приходилось засыпать в дешёвой, жёсткой постели – ворочания, пустой час бессмысленных мыслей в темноте. Теперь же пришёл момент сменить это мучение на достойное спокойствие.
Выбор пал быстро, но итог оказался ошеломляющим – почти пятьдесят тысяч долларов исчезли с карты в одно мгновение.
Стоит ли остановиться? – промелькнуло сомнение.
Бонус от Пирса составил сто пятьдесят тысяч. После налогов осталось девяносто пять. А теперь, после шопинга, счёт показывал лишь сорок пять тысяч. Решение созрело: остаток должен уйти в сбережения.
Но сбережения эти были не простыми.
"452 BTC"
Криптовалюта.
В месяц откладывалось всего по три тысячи – сумма скромная, но надёжная. На оплату медицинских расходов такие вложения не годились: вывести крупные деньги сразу из крипты было почти невозможно. Клинические испытания требовались без промедления. Уже к концу года нужно было начинать курс с рапамицином, а в 2017-м приступать к тестированию собственного метода лечения. Ждать, пока биткоин достигнет пика, времени не оставалось.
В памяти ясно стояло: в конце 2017-го курс взмыл к двадцати тысячам, затем рухнул, и лишь к 2021-му поднялся выше пятидесяти. Слишком поздно. Если бы рассчитывать на это, жизнь оборвалась бы раньше.
Так что крипта предназначалась лишь для накоплений – и только при одном условии: абсолютная тайна. Никто не должен был даже догадываться об этих вложениях.
Секрет мог сыграть решающую роль. Если предчувствия верны, в 2020-м или 2021-м возникнет необходимость в огромных деньгах – возможно, ради участия в торгах, где ставки будут запредельными. Тогда соперники станут примерять свои капиталы к моим, прикидывать и готовить сумму чуть больше.
Но они не узнают о тайной заначке.
Представьте: противник уверен, что рассчитал все патроны до последнего… и вдруг из-под полы достаётся скрытый запас.
К тому моменту эти крохи, спрятанные сейчас, вырастут в сто пятьдесят раз. Сумма, которую невозможно будет не заметить.
Именно в этом заключалась цель.
Побеждает в сражении не тот, кто громче стреляет и у кого больше пуль. Настоящий успех рождается в момент, когда враг ошибается в расчётах и недооценивает скрытый козырь. Будущее таилось где-то впереди, в тумане лет, но настоящему требовалось внимание здесь и сейчас. И словно в ответ на это внутреннее напряжение экран телефона дрогнул от короткого сигнала – сообщение от Пирса:
"Всё готово."
***
В просторной переговорной повис запах свежесваренного кофе и лёгкий гул кондиционера. Пирс сидел во главе стола и, постукивая пальцами по папке, представил собравшихся:
– Перед вами команда, с которой придётся работать в рамках спецгруппы. Прошу познакомиться.
Четыре новых лица наблюдали с деловым интересом.
– Миа Скотт, департамент управления рисками. Рубен Маршалл, PE Group. Тед Кейн, юридический отдел.
Команда временная, собранная под конкретную задачу. По просьбе Пирса создана рабочая группа для анализа рисков, связанных с "Теранос", и именно в неё вошёл новый участник.
– Основную полевую работу возьмёт на себя Шон. Остальные – консультируйте, давайте советы, когда это потребуется, – продолжил Пирс.
Их обязанности в родных отделах сохранялись, но при необходимости можно было обращаться за помощью. Финансовые рынки, регуляторные барьеры, нюансы стартап-инвестиций, правовые вопросы – охват знаний оказался широким.
– Ну а теперь слово Шону, – сказал Пирс и откинулся в кресле.
Гулкий скрип стула прозвучал особенно отчётливо, когда на ноги поднялся докладчик.
– Наш клиент из подразделения управления активами Goldman, компания RP Solutions, запросил стратегическое консультирование.
Эта организация принадлежала Дэвиду. По сути, она представляла собой некоммерческую "дочку" фонда Каслмана. Аббревиатура RP означала "Rare Path" – "Редкий путь". Звучало, мягко говоря, неудачно, но это уже был чужой выбор.
– RP Solutions согласилась инвестировать тридцать миллионов долларов в стартап "Теранос" и уже подала term sheet, – прозвучало следующее.
Term sheet – документ, фиксирующий ключевые условия сделки. По сути, компания Дэвида обязалась вложить эти деньги. Всё это было частью заранее выстроенного плана.
Чтобы стратегия сработала, требовался "пострадавший". И RP Solutions должна была сыграть эту роль. Встреча с Прескоттом из Heritage Group показала, что убедить уже обманутых инвесторов почти невозможно. Даже когда на стол выкладывались доказательства мошенничества, сомнение и страх перед громкими именами совета директоров брали верх. Остальные потенциальные "жертвы" вели себя точно так же.
Вывод напрашивался сам собой: если нет готовой фигуры, её следует создать. Именно ради этого Дэвид был склонён к учреждению RP Solutions.
– Компания ожидает проведения due diligence и стратегических консультаций по вложениям в "Теранос" и просит о поддержке в сфере риск-менеджмента, – завершил доклад.
После короткой тишины встреча была объявлена закрытой.
Когда остальные покинули переговорную, Пирс подошёл ближе. Его голос прозвучал тише, но острее:
– Любой прогресс докладывай немедленно.
Он был главой этой спецгруппы и требовал контроля над каждой деталью: командировки, новые факторы риска, графики – всё должно было оказаться у него на столе.
– Будет сделано, – последовал ответ.
Тишина затянулась, взгляд Пирса впился холодной сталью. И только потом прозвучало новое признание:
– Через десять дней состоится гала-вечер. Там будут члены совета директоров.
В воздухе будто повисло напряжение.
– Все материалы предоставлю в форме отчёта, – раздалось твёрдое обещание.
– Не только отчёты – присылайте обновления по почте, немедленно, – прозвучало строго и хладно в кабинете, где за стеклом город мерцал вечерними огнями.
– Понял, – последовал ответ, краткий и ровный.
Пирс ещё несколько секунд вглядывался в лицо собеседника, затем отмахнулся, будто в воздухе что-то щёлкнуло. Возникло ощущение, что подозрение пробежало по комнате, как лёгкий сквозняк: возможно, он уловил наличие у сегодняшнего проекта скрытого замысла. Но масштабы плана оставались неочевидными.
На поверхности – официальная причина привлечения Пирса: член MA, ограниченные полномочия у аналитика, необходимость формального кураторства. За этой ширмой скрывалась другая логика: подготовка к возможному судебному штурму. Рэймонд предупреждал: у "Теранос" при себе лучшие юридические фирмы, и в случае серьезного расследования последует иск. Иск, превращающийся в бой на правовом поле – это было предсказуемо как прибой.
Итак, единственный безопасный путь – действовать не в одиночку. Если одиночка возьмётся за расследование и получит от "Холмс" процессуальный удар, то Goldman немедленно станет ситом, через которое сольют ответственность. В глазах присяжных получится картина: «проблемный сотрудник, наказанный банком», – и это станет ходом защиты против обвинений в предвзятости или личной мести. Нельзя было допустить такой интерпретации.
Пирс, получивший карт-бланш как руководитель спецгруппы, становился щитом легитимности. Работа в рамках TF – официально порученная, с отчётностью, с сопровождением юридического отдела – превращала любые шаги в корпоративные действия. Суд увидит не одинокую атаку, а организацию, созданную и санкционированную банком. Это повышало шансы на благополучный исход гораздо сильнее, чем одиночные попытки.
Практический выигрыш тоже очевиден: не потребовалось срочно нанимать внешнего адвоката – юридические ресурсы Goldman подключатся автоматически. Временной и бюджетный выигрыш оказался существенным. Навязчивые напоминания Пирса про "долги" звучали как шлифовка отношений, но в условиях грядущего испытания такая цена казалась приемлемой. Когда грянет гром – именно Пирс окажется тем, кто получит первые удары по репутации, и это сыграет на руку: ответственность распределится, а защитные ресурсы банка встанут стеной.
План сформирован: легитимность, юридическая броня, ресурсная поддержка и точечная полевая работа под официальной эгидой. Осталась последняя формальность – выход на субъект, который будет встряхивать «Теранос» в самый подходящий момент. Вся подготовка велась к одному – начать давление таким образом, чтобы последующий судебный бой оказался выигрышным.
Ключевой момент был прост: не вступать в одиночный поход. Под прикрытием спецгруппы и с согласием лидера проекта можно было смело ковырять подлинные слабости стартапа, рассчитывая не только на разоблачение, но и на эффективную защиту в зале суда. Так решено было действовать – и теперь оставалось только привести план в движение.
Среда выдалась знойной и ослепительно яркой. Город за окном сиял, словно натёртый до блеска металл: небоскрёбы отражали солнце, ослепляя стеклянными гранями, а где-то внизу, на горизонте, тянулся крошечный осколок зелени – Центральный парк, казавшийся с высоты игрушечным пятном.
Квартира дышала редкой для буднего дня тишиной. Соседи по жилью все разошлись по своим офисам, и в воздухе витала тягучая прохлада кондиционера, прерываемая лишь лёгким гудением улицы, просачивавшимся сквозь приоткрытую форточку. Необычайное спокойствие контрастировало с последними неделями: стремительная слава принесла с собой назойливую фамильярность соседей, которые вдруг решили, что мимолётное знакомство обязывает к дружбе. Поэтому квартира давно превратилась в место ночёвки – быстро войти, поспать и сразу уйти. Но сегодня здесь ждали гостя. Особенного.
Часы на запястье мягко блеснули серебром: стрелки замерли у отметки 16:02. Дверной звонок не спешил подтверждать обещанный визит, и воздух постепенно наливается лёгким напряжением. Ровно в 16:08 раздался резкий звонок — мелодия резанула тишину, заставив сердце на мгновение замереть.
На пороге стоял мужчина лет сорока с небольшим, сдержанный, с внимательным взглядом серых глаз. Джонатан Курц. Журналист "The Wall Street Times", тот самый, кому в прошлой жизни суждено было первым обнародовать скандал вокруг "Теранос".
Взгляд его расширился от неожиданности, будто он столкнулся с фантомом из телевизора. На губах дрогнуло удивлённое:
– Что? Не может быть… Охотник на акул?
Внутри промелькнула тень усмешки: нынче в Америке, кажется, труднее найти того, кто не видел ту самую передачу.
– Проходите, – прозвучало вежливо, но настойчиво.
Курц всё ещё озирался с недоверием, словно ожидая подвоха или скрытую камеру. Осторожность в его движениях говорила сама за себя: слишком уж невероятным казалось столкновение телезвезды из "Эпикура" с делом "Теранос". Но реальность постепенно брала верх.
В гостиной на стол лёг стакан ледяной воды – тонкие стенки звякнули о подставку, а внутри приятно позвякивали кубики льда. Атмосфера чуть размягчилась.
– Сергей Платонов, – представился хозяин, делая короткую паузу. – Можете звать Шоном.
– Джонатан Курц, – откликнулся гость, ещё раз всматриваясь в лицо собеседника, будто проверяя, не мерещится ли. – Простите, просто… совершенно не ожидал увидеть именно вас.
Его взгляд всё ещё возвращался к хозяину комнаты, в нём оставалось недоумение, но постепенно оно уступало место профессиональной сосредоточенности.
– Вот почему вы отказались встречаться в кафе, – заметил он.
– Верно. В последнее время слишком часто стали узнавать.
Курц кивнул, на его губах мелькнула короткая усмешка.
– Ха, неудивительно. У нас в редакции половина сотрудников пересматривает ту программу снова и снова…
В воздухе всё ещё держался привкус ледяной воды и лёгкая неловкость первого знакомства, но за ней уже начинал проступать контур важного разговора. Комната будто сама выдохнула, когда разговор скользнул от лёгкой болтовни о передаче к тому, ради чего гость пришёл. Воздух, пахнувший льдом из стаканов и еле уловимой свежестью кондиционера, стал плотнее, а свет, пробивавшийся из окна, обозначил на лице Джонатана Курца глубокие складки сосредоточенности.
– В письме говорилось о сведениях по делу "Теранос", – наконец произнёс он, глядя в упор, и голос его был сух и ровен, словно холодный нож.
Ответ прозвучал спокойно, но в воздухе ощутимо качнулась невидимая струна напряжения. Стекло стакана с водой едва слышно звякнуло о стол, когда Джонатан поставил его, и, слегка прищурившись, выстрелил вопросом:
– Позвольте узнать… как удалось выйти на меня? Расследование "Теранос" ведь ещё не афишировано.
Слова эти звучали с улыбкой, но за ней слышалось подозрение, как скрип несмазанной двери.
– Подозреваете, что это визит из лагеря "Теранос"? – прозвучало в ответ с лёгкой насмешкой.
На лице журналиста отразилось лёгкое удивление; потом, будто признав догадку, он коротко кивнул:
– Честно говоря, да. Первой мыслью после вашего письма было: кто-то из "Теранос" или их адвокатов.
Слова шли размеренно, как удары метронома.
– О расследовании знают лишь две стороны – мои источники и сама компания. Источники заверили, что ничего не разглашали. Значит, остаётся одно.
Логика безупречна, словно шахматная доска, но ответ последовал с лёгкой улыбкой, отсекающей его подозрение:
– Существуют и другие пути узнать о вашем расследовании.
– И какие же? – глаза журналиста сузились, в них промелькнула искра любопытства.
Правду о том, что всё это известно благодаря памяти о будущем, озвучить было невозможно – это прозвучало бы бредом. Вместо этого прозвучала версия, куда более земная:
– Был нанят частный детектив для сбора сведений о "Теранос". Так и стало известно, что журналист идёт по их следу.
Серые глаза Курца снова расширились, но на этот раз – от удивления, а не подозрения.
– Если не верите – проверьте, – прозвучало спокойно.
Планшет лёг на стол, экраном вверх, как карта, раскрывающаяся в нужный момент. Электронная переписка с детективом, аккуратно выстроенная цепочкой писем, выглядела достаточно убедительно. Приложенные файлы не показывались, но и самих писем оказалось достаточно, чтобы развеять главный скепсис.
Журналист кивнул, но взгляд его всё ещё оставался настороженным:
– Тогда позвольте узнать, зачем ведётся своё расследование "Теранос"?
– Ну…, – голос только собрался ответить, но Джонатан вдруг поднял ладонь, прерывая.
Из внутреннего кармана его пиджака появились блокнот, ручка и небольшой прибор, на котором мигнул красный огонёк.
– Не возражаете, если беседу запишу? – произнёс он мягко, но с той деловой сосредоточенностью, что свойственна опытным репортёрам.
И тут же, словно заученный кодекс, последовал перечень правил, сухих и точных, как пункты закона:
– Запись только для личного пользования. Никаких утечек. Прямое цитирование – только с вашего разрешения. Имена и формулировки согласовываются заранее. Если пожелаете остаться анонимным – анонимность гарантируется. Возможно, вы позволите назвать себя определённого рода инсайдером – обсудим и это…
Голос звучал так, будто произносил "права Миранды". Лёгкая дрожь перьев ручки по бумаге, запах свежих чернил, щёлканье прибора – всё вместе создавало ощущение строгой честности, почти ритуала.
– Анонимность защищена законом, – продолжал он. – Первая поправка гарантирует прессе свободу. Закон штата Нью-Йорк о защите источников обязывает хранить тайну. Исключения – терроризм, угроза общественной безопасности или предписание суда, которое превалирует над первой поправкой.
Слова звучали, как чётко выстроенная лестница. В этой тщательности ощущалась прочная внутренняя этика – та самая, что позволила Курцу в прошлом вскрыть обман "Теранос" и выдержать давление адвокатов и угрозы.
– Личность не будет раскрыта, – произнёс он, отложив ручку. – Но когда статья выйдет, "Теранос" может догадаться, кто стал источником. Если информация известна только одному человеку, даже без имени их догадка будет точной. В этом случае возможны юридические последствия. Даже понимая это, готовы поделиться сведениями?
Свет из окна ложился на его лицо, обостряя черты. Запах чернил, прохлада льда в стакане, тихое тиканье часов – всё это сливалось в фон, на котором витал вопрос, тяжёлый, как свинец.
В тишине Сергей Платонов сдержанно нажал на кнопку диктофона. Щёлчок включения прозвучал отчётливо, словно выстрел в пустом коридоре. Записная книжка раскрылась перед ним, страницы шуршали мягко, как крылья ночной мотыльницы. Пальцы крепко сжали ручку – стальной стержень чуть не треснул в этом напряжённом захвате. Взгляд журналиста стал колючим, внимательным, будто он пытался прожечь собеседника насквозь.
– Ну что ж…. Расскажите, что известно о "Theranos"? – произнёс он, не меняя интонации.
За этим последовал рассказ – неторопливый, но насыщенный фактами, с вкраплениями деталей, собранных с разных концов: упоминания о переговорах с фармацевтической компанией по поводу клинических испытаний, о странных трудностях с одобрением FDA, о документах, присланных профессором из университета Джонса Хопкинса. На планшете вспыхнул холодный свет – экран отразил даже дрожь пальцев, когда на нём появилось письмо профессора.
Курц, не отрывая взгляда, скользил глазами по каждой строчке, задавал вопросы острые, как скальпель хирурга.
– Хм… Понятно. Есть ли возможность получить оригиналы этих файлов? И ещё – координаты вашего профессора?
Старый волк журналистики – опыт сквозил в каждой фразе. Ни единого слова на веру: всё требовало подтверждения, всё – проверки. Контакты были переданы – пальцы с хрустом переплелись над столом, взгляд поднялся навстречу холодному вниманию репортёра.
– Это максимум, чем могу поделиться "бесплатно".
Журналист чуть склонил голову, словно примеряя на вкус эти слова.
– "Бесплатно"? – переспросил он тихо. – Значит, есть что-то ещё, но за это нужно заплатить?
– Верно.
На лбу журналиста проступила складка. Подозрительность и интерес скрестились в его взгляде, как два лезвия.
– То есть вы хотите, чтобы я отдал что-то взамен… Что именно?
– Информацию, которой располагаете вы. Назовём это обменом.
Пауза. Мгновение, и Курц качнул головой.
– Это невозможно. Моё расследование ещё в процессе. Слишком много нитей, смысл которых не до конца понятен. Раскрыть свои находки – значит подвергнуть источники опасности. И главное…
Голос стал жёстким, будто по стеклу провели ногтем.
– В первую очередь моими данными интересуется сама "Theranos". Если честно, вся эта история кажется подозрительной.
Под этим намёком звучало прямое обвинение: возможно, собеседник – шпион "Theranos". Так проявилось нечто важное: компания не только знала о расследовании, но уже пыталась ему мешать. Чтобы человек был настолько осторожен, должны были быть веские причины.
Купц прищурился, взгляд упёрся в самую суть подозрения:
– Обычный информатор не стал бы выспрашивать детали моего расследования, верно?
Вопрос был вызовом – нужно было объяснить, почему важно знать, чем он занимается.
На это прозвучало спокойно:
– "Theranos" – мошенническая компания.
В лице журналиста ничего не дрогнуло. Но следующие слова заставили его взгляд изменить оттенок:
– Поэтому планируется подать на них в суд.
Глаза Джонатана расширились – в них вспыхнуло неподдельное удивление. Улыбка мелькнула на губах собеседника, и слова продолжились с лёгкой насмешкой:
– Точнее, в суд пойдёт не сам пострадавший, а его представитель. Мой клиент вложил деньги, поверив обещаниям, а в итоге получил лишь пустую оболочку.
Именно ради этого и была создана компания через Дэвида: никто из других инвесторов не решился бы на тяжбу, как бы их ни убеждали.
– Для суда, – продолжал Платонов, – решающее значение имеют доказательства. Поэтому и нанят был частный сыщик. А в процессе его работы выяснилось: именно вы, Джонатан, копаетесь в этой истории. Логично было подумать, что журналист способен собрать самые ценные материалы. Вот почему и вышел на вас.
Наступила тишина. Джонатан опустил взгляд на свой блокнот, барабаня пальцами по столу. Секунда, другая – он словно проверял каждое услышанное слово на вес.
– Простите, – наконец произнёс он, – но до тех пор, пока иск не будет реально подан, всё это для меня не более чем слова. В деле замешано слишком много людей. Даже если вы правы, у меня нет обязанности помогать.
Прозвучало холодно и сухо, будто поставлена точка.
– Но ведь враг моего врага – мой друг, разве не так? – попытался возразить Платонов.
– Вы ошибаетесь, – Джонатан поднял голову и встретил его взгляд. – У меня нет личной вражды с "Theranos". Журналист должен оставаться нейтрален. Моё дело – докопаться до истины и донести её до общества. Даже если вы и компания окажетесь в суде, моя позиция не изменится.
Слова прозвучали жёстко, но в них чувствовалась непоколебимая профессиональная честность.
– Значит, причин сотрудничать у вас нет…, – задумчиво протянул Платонов.
Но это не было проблемой. Если причины нет – её можно создать. У каждого человека есть свои желания, и у репортёра, живущего ради истины, желание угадывалось легко. Нужно лишь подбросить приманку.
– У меня есть доступ к членам совета директоров "Theranos", – спокойно сказал он.
В глазах Джонатана мелькнула молния. Он прекрасно понимал, насколько эти люди неприступны.
– Через неделю назначена встреча. Смогу задать им любые ваши вопросы и передать вам ответы.
Журналист не произнёс ни слова, но пауза выдала всё: соблазн был слишком велик. Прямые комментарии совета – именно та брешь, которая зияла в его расследовании.
– До сих пор вы, наверное, говорили в основном с обычными сотрудниками, – продолжал Платонов. – Дайте время, и такие же сведения можно получить и от них. Но совет директоров – другое дело. К ним не подобраться, сколько бы лет ни прошло. В этом смысле сделка выгоднее именно вам.
Джонатан тихо усмехнулся, едва заметно качнув головой:
– Если бы всё было настолько выгодно для меня, вы не стали бы предлагать это так легко.
– Самое ценное сейчас – время, – спокойно возразил Платонов. – Обмен сведениями позволит его сэкономить. А держать эту информацию только при себе нет смысла.
На столе блеснул стакан с водой. Джонатан сделал медленный глоток, поставил его на место, и в тишине снова раздался только тонкий звон стекла о дерево.
И лишь после долгой паузы журналист наконец открыл рот, чтобы дать ответ.