Деньги не пахнут 4

Глава 11

– Доступа к источнику информации быть не может. И уж тем более никаких сведений, которые могли бы намекнуть на его личность, – голос Джонатана прозвучал твёрдо, словно удар по столу.

В комнате на миг повисло ощущение окончательного отказа. Воздух стал плотным, тяжёлым, будто натянутый канат готовый лопнуть. Но журналист вдруг сделал шаг в сторону, предложив иной ход:

– Однако если речь не пойдёт о конкретном человеке, кое-что рассказать возможно. Послушайте, а потом сами решите, стоит ли это обмена.

Смысл был прозрачен: сначала нужно услышать его данные, а затем уже решать, заслуживает ли информация сделки. В его взгляде было что-то холодное, изучающее – словно в лаборатории учёный рассматривал подопытного, пытаясь вычислить истинные мотивы.

– Проверяете меня? – прозвучал вопрос, почти без эмоций.

Ответом стала тишина и внимательное молчаливое наблюдение. Отрицать Джонатан не стал.

– Не то чтобы я в вас сильно сомневался. Просто безопаснее всегда исходить из худшего варианта.

– Понятно. Давайте тогда начнём, – прозвучало в ответ.

Журналист на мгновение прищурился, черты лица стали резче.

– Прежде всего: даже если будет подан иск против "Theranos", победить невозможно.

Фраза повисла в воздухе, как тяжёлый колокол. Но никакой реакции он не добился – лишь безмолвие.

Джонатан продолжил:

– Их диагностический аппарат "Ньютон" – настоящая гусыня, несущая золотые яйца.

Сравнение оказалось точным. Устройство приносит деньги, но его тайна должна оставаться закрытой.

– А вы собираетесь утверждать, что эта гусыня вовсе не способна нести яйца. Чтобы доказать это, придётся вскрыть её брюхо – то есть показать внутренние технологии. Но они защищены коммерческой тайной. Юристы "Theranos" будут настаивать: раскрыть секрет – значит спровоцировать лавину подражаний. В терминах сказки – если каждая гусыня начнёт нести золотые яйца, ценность пропадёт.

И в этом доводе компании была своя логика. История знала немало примеров: после появления iPhone мир заполонили смартфоны; успех Tesla вызвал бурю в электротранспорте. Настоящее новаторство всегда рождало целые армии подражателей.

Но реальность была иной: никакой "гусыней" "Theranos" не обладала. Не было ни яиц, ни тайны, ни технологии – лишь дым и иллюзия. Именно поэтому компания и старалась так отчаянно скрыть правду.

– Единственный способ показать её сущность – вскрыть брюхо гусыни, – резюмировал Джонатан. – Есть три пути.

Он раскрыл блокнот, страницы хрустнули, и тонкая синяя линия ручки оставила на бумаге первые слова:

– Первый путь – добровольное раскрытие акционеров. Но ждать, что кто-то выйдет вперёд и сам обнажит правду, бессмысленно. Остаётся принудительная мера – решение суда, – произнёс Джонатан, делая короткую пометку в блокноте.

Взгляд его снова скользнул по лицу собеседника, словно хотел уловить хоть тень эмоций. Но черты оставались спокойными, неподвижными, как маска.

– Суд может приказать вскрыть брюхо гусыни, если сочтёт это необходимым. Предположу, именно ради этого и задумывался иск.

Фраза прозвучала убедительно, но при этом не лишена ошибки. Однако кивок, сделанный в ответ, позволил разговору течь дальше.

– Чтобы судья пошёл на такой шаг, нужны веские основания, – продолжал он. – Например, доказательства, что ошибки прибора способны поставить под угрозу человеческую жизнь. Именно поэтому мной и были собраны случаи ложных диагнозов.

Журналист рассказал о поездках по медицинским центрам, пользовавшимся услугами "Theranos". В архиве накопились истории докторов, чьё доверие к технологии постепенно превращалось в сомнение. Среди сорока центров нашлось пятеро врачей, решившихся говорить открыто.

– Представьте себе, – пояснил он, делая новый росчерк в тетради, – показатели ПСА, ранний признак рака простаты, внезапно скачут до критического уровня. Уровень тиреоидных гормонов, тромбоцитов, фибриногена – всё выходит за пределы нормы. А пациент при этом абсолютно здоров. Повторные анализы в других клиниках показывают нормальные значения. Подобные расхождения заставили медиков насторожиться. Их свидетельств было бы достаточно, чтобы убедить суд.

Строчки в блокноте прибавились:

"Метод второй: показания медицинских специалистов."

Но на лице Джонатана легла тень.

– Думал, что добился ключевых признаний… Но врачи вдруг замолчали. Ещё вчера горели желанием предупредить общество, а сегодня – "только не цитируйте мои слова, не используйте их".

– Это ведь информация от вашего "информатора"? – прозвучал уточняющий вопрос.

Журналист горько усмехнулся:

– Они больше не информаторы. Конечно, имена не назову. Если хотите – ищите сами среди трёх сотен специалистов.

По сути, раскрытые данные не позволяли вычислить конкретных людей, и риск для него был минимален.

– Отказались из-за давления "Theranos"?

– Верно. После моих визитов туда нагрянул вице-президент компании с юристом. Начали пугать исками за клевету, если кто-то решится дать негативные показания о продукции.

Возникло сомнение. Даже для такой бесстыдной компании угроза клеветой звучала странно.

– Но разве при наличии фактов это сработает? Врачи ведь опираются на реальные ошибки анализов.

Улыбка, еле заметная, тронула его губы.

– Им ответили так: "Кратковременные сбои не означают, что технология в целом негодна. Любое исследование имеет право на 1–5 % погрешности".

Проще говоря, все найденные ошибки списали на стандартную норму – статистический процент. Бесстыдство возведённое в принцип.

– Но речь идёт не о мелких погрешностях, – возразили врачи, – а о систематических ошибках, которые настораживают всё больше.

– И на это у них нашёлся ответ, – хмуро продолжил Джонатан. – "Виновата временная неисправность детали. Устройство будто бы на время заболело, вот потому и не смогло снести золотое яйцо".

Сравнение прозвучало издевательски, но в точку: компанию не смущала нелепость аргументов, лишь бы сохранить блеск мифа. Одних лишь ошибок в анализах оказалось недостаточно, чтобы доказать: золотых яиц у гусыни нет. Абсурдно, но в глазах закона такая логика имела вес.

– "Theranos" не только выдвигала подобные отговорки, – тихо произнёс Джонатан, – но и предупреждала: "преувеличение обычных дефектов и выдача их за технические сбои – это клевета". И каждый день докторам звонили, напоминая об этом. Скажите, кто при таком давлении согласится сотрудничать?

Для врачей этого было более чем достаточно. Одного только стресса хватало, чтобы ночами не спать, а впереди маячила перспектива тяжб, судебных заседаний, бесконечных встреч с адвокатами. В случае проигрыша им грозила ещё и обязанность выплатить компенсацию. Какая здравомыслящая душа решится добровольно ввязаться в такое?

– То же самое повторялось с каждым, кого встречал, – продолжал он. – Потому и сделал вывод: показания врачей достать невозможно. Остаётся лишь один путь доказать отсутствие самой технологии.

Острое царапанье пера по бумаге – и в блокноте появилась новая строка:

"Метод третий: свидетельства сотрудников".

– Эти люди – те самые, кто видел гусыню воочию, кто знает правду о её яйцах лучше других. Но и они не скажут ничего. Каждый подписал договор о неразглашении.

Сухие буквы NDA – холодная аббревиатура, за которой прячется железная хватка конфиденциальности. Нарушение означало не только увольнение, но и многомиллионные иски о возмещении убытков.

– Подобные соглашения – обычная практика в Силиконовой долине, – отметил Джонатан. – Но "Theranos" выделялась одним: компания действительно судилась со своими работниками. В то время как прочие подавали иски лишь при реальном ущербе, здесь в суд обращались уже при подозрении, ещё до доказанного факта. Потому сотрудники держали рот на замке.

Тень легла на его лицо. Голос стал тише, будто слова отдавались эхом в стенах.

– Некоторые говорили, что за ними следили только за сам факт встречи со мной. Даже если разговоров не было. Люди прятались у друзей, скрывали всё от семей. Но и туда приходили письма от юристов "Theranos": "Нам известно, что вы разгласили конфиденциальную информацию и оклеветали компанию. Если немедленно не встретитесь с нашей командой, подадим в суд". После этого они умоляли меня больше никогда не звонить.

Повисла густая тишина.

– Уверен, за мной тоже установили слежку, – продолжил он после паузы. – Каждый врач, каждый сотрудник, с кем встречался, через пару дней получал угрозы. Высока вероятность, что и офис прослушивают. Потому и предложил встретиться на улице. От слежки ещё можно уйти, но вот кто именно "глаза" – до сих пор загадка.

Ситуация походила на сюжет дешёвого фильма, но знание маниакальной подозрительности Холмс и Шармы делало её вполне реальной.

Джонатан, опустив глаза, снова посмотрел в блокнот. На странице, подчеркнутые жирной линией, стояли три пункта:

"Метод 1: добровольное раскрытие акционеров"

"Метод 2: показания врачей"

"Метод 3: свидетельства сотрудников"

Улыбка, тягостная и одинокая, скользнула по его лицу.

– Всё, что могу предложить, – это показания, по которым невозможно определить источник. Даже если свидетели найдутся, в суде они не выступят. Их останавливают страх клеветы и нарушение NDA.

Он поднял взгляд.

– Вот вся информация. Скажите… считаете ли вы по-прежнему, что она стоит обмена?

Тон его голоса выдавал испытание. Словно хотел прочесть в ответе не слова, а намерения, уловить – можно ли доверять или перед ним шпион "Theranos". В комнате повисла натянутая тишина – только кондиционер изредка шептал заботливо-холодным дыханием, а ткань кресел поскрипывала при малейшем движении. Взгляд Джонатана отразил недоумение: его глаза расширились, а потом на губах появилась горькая усмешка, будто вкус неожиданности оказался слишком кислым.

Разговор принял новый оборот. В ответ на предыдущие аргументы прозвучало неожиданное заявление – без единого местоимения "я", прямо и твёрдо, словно слово выковано в металле:

– Планируется подать иск против "Theranos" в течение двух месяцев.

– Что? – вырвалось у Джонатана.

Его удивление ощутимо дрожало в воздухе; ручка в его руке на мгновение застучала по бумаге, как будто сама бумага пыталась успокоить ситуацию. Беседа продолжилась с прежним напряжением. Джонатан покачал головой, недоверие читалось в каждом жесте:

– Невозможно. Уже говорилось: три препятствия неодолимы. Выиграть в суде нельзя.

Ответ последовал холодный и спокойный, губы слегка улыбнулись, но взгляд оставался твёрдым:

– В одном месте вы просмотрели дырку."

– Дырка? – повторил Джонатан, нахмурившись и обводя взглядом блокнот с подчёркнутыми пунктами.

Указали на первую строчку в списке: "Метод 1: добровольное раскрытие акционеров." Остальные два пункта – показания врачей и свидетелей из числа сотрудников – оказались закрытыми кольчугой NDA и угроз, и в этих направлениях дорога действительно заперта. Юристы "Theranos" дежурили и во всю применяли прессинг – звонки, письма, иски на любой шорох.

Но первая тропа была иная: она вовсе не охранялась с той же ревностью. Размышления сложились в план: не ждать, пока владельцы сами откроют рот – подставить их в ситуацию, где честь и репутация станут важнее денег. Если перед выбором "честь или золото" окажется невозможным взять оба – многие из членов совета, бывшие политики и государственные чиновники, выберут не деньги.

– Самое опасное в инвестициях – принимать за очевидность то, что таковым не является. В привычных местах и зарыты ловушки, – прозвучало тихо, но уверенно. Голос стал чуть холоднее, как металл чашки, взятой рукой в перерыве разговора. Пальцы постукивали по столу в такт словам.

– Нужно создать причину, чтобы они отказались от своей "гусыни", – пауза, запах бумаги стал более ощутимым – как будто сама комната собралась прислушаться.

– Честь… возможно? – последовало риторическое замечание, на него тут же прозвучал утвердительный кивок:

– Именно.

Джонатан вскинул бровь, его лицо исказилось одновременно скепсисом и интересом. В блокноте снова скрипнула ручка: планы, заметки, идеи складывались в линию, как точки на карте. В этом мире политиков и общественного мнения репутация была валютою не меньшей, чем деньги – и именно здесь намечалась слабость.

"Задача – поставить членов совета в положение, где придется выбирать: сохранить имя или сохранить прибыль. Принуждение к такому выбору и есть стратегия."

Воздух в комнате стал чуть прохладней; разговор перешёл в стадию, когда слова уже не только информировали, но и тестировали — кто готов действовать, а кто лишь отбрыкивается рукописными нотами.

В голове Джонатана клубился настоящий хаос. Мысли то и дело натыкались одна на другую, создавая странный, почти нереальный узор. Сама встреча с Сергеем Платоновым казалась чем-то из сна, настолько неправдоподобной, что казалось, воздух вокруг стал гуще и тяжелее.

Инициатива ведь исходила не от журналиста – наоборот, человек с другой стороны первым протянул руку и назначил встречу. Уже это насторожило. Но когда дверь скрипнула и на пороге появился тот, кого меньше всего ожидалось увидеть, напряжение в висках стало стучать сильнее. Перед глазами предстал человек, имя которого совсем недавно не сходило с первых полос за резкие высказывания против расовой дискриминации, обрушенные на популярную знаменитость.

"Как такое возможно? Почему именно он?!" – стучало в голове.

Сначала промелькнула мысль, не засланный ли Платонов лазутчик от "Theranos". Слишком уж известная фигура, слишком красноречив, слишком заметен. В голове даже мелькнула нелепая догадка – а вдруг подкуплен? Но чем дальше тянулся разговор, тем более зыбким становилось это объяснение.

Каждое новое слово, сказанное собеседником, разрывалось, как гром среди ясного неба. Заставить акционеров отвернуться от "Theranos"? Загнать их в угол так, чтобы пришлось выбирать между деньгами и честью? Звучало неправдоподобно, почти фантастично.

Джонатан, собравшись с мыслями, аккуратно произнёс:

– Теоретически, конечно, можно создать подобную ситуацию. Но воплотить это в реальность… почти невозможно.

Перед глазами стояли фигуры – члены совета директоров, люди из верхушки американской элиты, те, для кого любое давление казалось ничтожным. Как можно заставить таких отказаться от золотых потоков?

Сергей Платонов лишь слегка пожал плечами, словно речь шла о чём-то будничном:

– В этом мире нет ничего простого. Важно другое – возможно ли. А это возможно.

Любопытство журналиста вспыхнуло сильнее.

– Каким образом?

Ответ прозвучал с тонкой улыбкой, словно намёк, обещающий тайну:

– Расскажу, когда сделка будет окончательно скреплена. И, кстати, условия стоит немного изменить.

Изначально всё выглядело просто: обмен информацией – данные журналиста в ответ на сведения с совета директоров. Но теперь правила изменились, да ещё и в неожиданную сторону.

– Необходимо, чтобы расследование стало громче и заметнее, – прозвучало требование.

Джонатан нахмурился.

– Что?

– Ведь "Theranos" уже знает о твоём интересе. Так пусть узнает и совет. Нужно усилить давление и дать понять: "Wall Street Times" следит за этим делом.

Сначала слова показались абсурдными. Но спустя миг всё стало яснее: Платонов намеренно отвлекает внимание, создаёт дымовую завесу. Пока пресса бьёт в одну сторону, он займётся другим направлением – тем самым первым методом, до которого не дотянулись юристы "Theranos".

– Значит, нужен отвлекающий манёвр, – пробормотал Джонатан, и получил короткий ответ:

– Именно.

Условие прозвучало ясно: согласие – и тогда план будет раскрыт полностью. Отказ – и разговор оборвётся. Журналист задумался. В сущности, терять было нечего. Всё равно расследование должно продолжаться, а если при этом удастся заполучить доступ к сведениям с совета директоров – только выигрыш.

– Хорошо, – прозвучало наконец.

И тогда Платонов заговорил спокойно, без лишних эмоций. Слова текли ровно и уверенно. Но смысл, заключённый в них, ударил в голову, словно молния, разорвавшая тьму. Мысли Джонатана оборвались. Лист блокнота перед глазами перестал существовать, и только оглушительный звон в ушах напоминал, что разговор продолжается.

– Ну что скажешь? – раздался спокойный голос напротив.

Губы журналиста дрогнули, но слова застряли где-то в горле. Ответа не последовало. Только молчание, в котором звучал гул потрясённого сознания.

То, что раскрылось в словах Сергея Платонова, не укладывалось в привычные рамки. Казалось, мозаика, которую невозможно было собрать, вдруг обрела очертания: обрывки фактов сомкнулись, сложились в единую картину. Всё стало на свои места.

Вот почему именно Платонов оказался втянут в дело "Theranos". Вот для чего понадобилось участие журналиста. В груди похолодело от этого прозрения – словно в комнате на миг приоткрыли окно и вкрался сквозняк.

Обычно разгадка снимает завесу тайны, лишает происходящее очарования. Но здесь всё было иначе: чем яснее становилась суть, тем сильнее пробирал холод по позвоночнику.

– Как вообще могло родиться такое решение? – вырвалось непроизвольно.

Платонов улыбнулся спокойно, будто речь шла о чём-то само собой разумеющемся:

– Если игра заведомо проиграна, лучший ход – перевернуть доску и начать заново.

Слова легли тяжёлым камнем. Именно так и выглядело противостояние с "Theranos": партия без единого шанса на победу.

Любые улики растворялись в тени монополизированных технологий. Документы прятались, данные были недосягаемы. Без доказательств оставались только свидетели – живые голоса, которых "Theranos" пыталась заставить замолчать, натравив на них стаю дорогих, беспощадных адвокатов.

Одного человека всё же удалось склонить к откровению, но другой колебался, терзался муками выбора. В ушах всё ещё звучали слова, произнесённые дрожащим голосом:

– Мне угрожали не только разорением, но и бедой для родителей. Сумею ли выдержать это? Прости, я ещё не решился….

Эта исповедь, сказанная со слезами, до сих пор стояла перед глазами.

Юрист "Theranos" слыл безжалостным, и его угрозы соответствовали репутации. Каждый раз после подобных разговоров внутри поднималось глухое чувство вины. Нужна была правда, нужны были свидетели… но им приходилось платить слишком дорогую цену. Как потребовать от людей пожертвовать собственной жизнью ради общего дела?

А если даже после их смелости всё закончится ничем? Если очередные отговорки компании поглотят голоса, смоют их, как пену с берега? Тогда те, кто решился на риск, окажутся сломленными. Этого нельзя было допустить.

Истина должна была вспыхнуть так ярко, чтобы озарить всю страну, чтобы не осталось возможности отвернуться. Только тогда у свидетелей появлялся шанс остаться в безопасности.

Но как добыть твёрдое доказательство в условиях, когда каждая дверь заперта, а каждое слово свидетеля заглушается угрозами? Казалось, сама реальность не даёт прорваться к разгадке.

И вдруг – спокойный голос Платонова:

– Разве этого не хватит, чтобы завершить всё в течение двух месяцев?

Прозвучало так буднично, будто речь шла о пустяке. Но за этими словами скрывалась трещина в стене, узкий просвет, ведущий к решению.

Журналист вновь и вновь прокручивал услышанное в голове. И чем больше возвращался к этому плану, тем очевиднее становилось: если всё сложится, в течение пары месяцев можно будет прорвать оборону.

Метод сулил не только шанс на успех, но и то самое оглушительное воздействие на общество, которое сделает невозможным молчание властей. И главное – свидетели оставались в безопасности.

Пока мысли ещё метались, словно ошпаренные, Сергей Платонов продолжал говорить всё тем же ровным, невозмутимым тоном. Ключ к успеху крыылся в одном – двигаться так, чтобы "Theranos" ничего не заподозрила. Для этого требовался партнёр, тот самый человек, кто способен прикрыть манёвр.

– Значит, нужен ассистент фокусника, – с иронией заметил Джонатан, тонко прищурившись.

– Ассистент? – переспросил Платонов.

– Да, ассистент фокусника.

На мгновение воздух будто стал гуще: Сергей Платонов собирался устроить представление, где иллюзия перевернёт сцену. И пока внимание публики будет приковано к ловким движениям рук, в тени совершится главный трюк. Роль Джонатана – заворожить зрителя, отвлечь, удержать свет софитов на себе, пока настоящая работа будет вестись за кулисами.

Лучшего кандидата и представить нельзя. "Theranos" и без того боялась именно его – неотступного репортёра, шаг за шагом идущего по следу.

– И что же предстоит сделать? – прозвучал вопрос.

Джонатан, не удержавшись, расхохотался. Отказывать? Поводов не находилось.

– Назови точные действия, – сказал он, отсмеявшись.

Платонов улыбнулся мягко, почти доверительно:

– Через несколько дней предстоит командировка в Калифорнию. Хотелось бы, чтобы ты поехал туда моим ассистентом.

***

С момента встречи с Джонатаном прошло всего три дня, но времени будто бы сжалось – каждый час был заполнен подготовкой к поездке. Командировка в Калифорнию имела двойную цель. С одной стороны – предстоял торжественный приём, удобный повод приблизиться к членам совета директоров. С другой – требовалась тщательная проверка компании: полная due diligence для RP Solutions, фирмы Дэвида.

Подобная проверка представляла собой кропотливое исследование перед заключением сделки. Финансовая отчётность, модель бизнеса, компетентность руководителей, скрытые юридические риски – всё подвергалось анализу. Обязательным этапом становился выезд на площадку: убедиться, что цифры соответствуют реальности, оборудование существует не только на бумаге, а процессы работают, как заявлено.

Случайно или нет, но день проверки совпадал с вечером гала-вечера. Удобное совпадение позволяло соединить два замысла в одном маршруте.

При подготовке возникла первая преграда.

– Зачем столько людей? – нахмурился Пирс, разглядывая заявку на командировку.

Обычно для выездной проверки хватало шести–двенадцати специалистов, но было заявлено пятнадцать. Финансисты, юристы, аудиторы, технические консультанты – собраны были эксперты со всех направлений.

– Чтобы ничего не ускользнуло, – прозвучало объяснение. – Как уже говорилось, "Theranos" может оказаться компанией-миражом.

Пирс сузил глаза, будто пытаясь угадать скрытый мотив. В кабинете повисла тишина, где тикали только наручные часы. Но после короткой паузы он кивнул: возражения растворились.

***

Через трое суток команда выдвинулась в путь. Пятнадцать человек разместились в трёх арендованных машинах. Дорога за окнами струилась серым потоком, и двигатель ровно гудел, убаюкивая.

Рядом с Платоновым оказалась знакомая фигура – Лилиана из отдела кадров. Когда-то, в первые дни в компании, она помогла обустроиться, и теперь неожиданная встреча вызвала искреннюю улыбку.

– Давненько не виделись, – приветствовал он её тепло.

– Да, – ответ прозвучал сдержанно, и тонкая улыбка очертила границу, не позволяя перейти ближе.

Лишь спустя много километров тишину прорезал её осторожный голос:

– Но почему в команде на проверку оказался специалист по кадрам?

И в этот момент стало ясно: о нестандартной просьбе не забыли. Подобные специалисты в подобных миссиях встречались редко….

Иногда в проверочных поездках действительно берут специалистов по кадрам – формально, чтобы ничего не ускользнуло от внимания. Такой аргумент прозвучал спокойно, но на лице Лилианы он вызвал лишь ещё большую напряжённость.

– Не думала, что выберут именно меня. Совпадение, – выдохнула она, избегая взгляда.

На деле всё оказалось прозаичнее: в отделе кадров тянули жребий. Кому выпадала короткая соломинка – тот и ехал. Лилиане не повезло. По её собственным словам, удача обходила её стороной уже не первый раз.

– Так значит, командировка со мной – наказание? – невольно мелькнула мысль.

Она, заметно нервничая, всё же решилась спросить прямо:

– Только не говори, что опять собираешься что-нибудь учудить.

В машине повисла гулкая пауза. Даже мотор будто стал работать тише. Все взгляды в салоне обернулись к Платонову – настороженные, с оттенком недоверия.

– Вы всерьёз? – вмешалась Лилиана, выразив общее настроение. – Ведь ты недавно устроил переполох на всю страну, и в прямом эфире!

Сергей ответил без тени смущения, почти спокойно:

– Всего лишь искра. Земля давно была пропитана бензином – я просто бросил спичку.

– Вот именно! – голос Лилианы взлетел выше обычного. – Кто в здравом уме будет бросать спички там, где всё вокруг уже готово вспыхнуть?!

Пришлось защищаться:

– Это было частью работы. Всего лишь план компании "Эпикура", я там выступал говорящей головой.

– Не ври, – перебила она. – Лентон всё рассказал! Это ты предложил скупить "Double Crab House"!

"Добби, как всегда, проболтался", – скользнула мысль. Мужчины с Уолл-стрит вечно теряют язык при красивых женщинах.

– Преувеличение, – попытался сгладить ситуацию Сергей. Но лица в машине оставались одинаково скептическими.

И всё же этот скепсис, тревожные взгляды, приглушённый страх – в них ощущалась свежесть. После истории с "Эпикурой" реакция людей стала предсказуемой: восторг, рукоплескания, похвала. А тут – живое сопротивление, искренний упрёк. Даже смешинка пробежала по губам Платонова.

***

Спустя семь часов пути, пересадок и полёта, делегация из пятнадцати человек стояла у знакомого фасада. Стеклянная громада "Theranos" сверкала под солнцем. С последнего визита минуло около четырёх месяцев, но само здание словно не изменилось – всё тот же холодный блеск и стерильная выверенность линий.

– Команда RP Solutions по проверке? – уточнил сотрудник, появившийся у входа. – Прошу за мной.

Коридоры отдавали запахом полированной мебели и кондиционера. Наконец двери конференц-зала распахнулись, и внутрь вошла группа представителей "Theranos".

Первые двое едва заметили Платонова – и тут же застопорились, словно наткнулись на невидимую стену.

Холмс и Шарма.

Неужели они не ожидали его здесь увидеть? Разумеется, о проверке им сообщили заранее, но состав команды, очевидно, держался в секрете. Для них это было полным сюрпризом.

Выражения лиц сказали всё: растерянность, сжатая тревога и та самая тень узнавания. История с "Эпикурой" и её оглушительный медийный след не могли кануть в небытие.

Платонов позволил себе лёгкую улыбку и произнёс ровно, почти дружелюбно:

– Давненько не виделись.