Демонолога вызывали? Том 1

Глава 15 Ты помнишь наш почтенный дом?

— XV —

Разруха постигла наш дом… Как ржавчина, пожирающая железо, она медленно точила род Митасовых до самой сердцевины. Люди в городе злословят, мол, пришлось барину штат прислуги значительно сократить, да и серебро вековое с молотка пущено.

Глупцы! Эти побрякушки имеют столько же ценности, сколько песок на дне реки. Единственное, что действительно важно — это сила и честь. Именно по ним провидение нас и ударило.

Виной тому был мой дед, Прохор Олегович. По всей области он слыл виднейшим демонологом и одним из самых умелых Сшивателей. Да что там по всей области — он вполне мог тягаться с мастерами, служившими при дворе. Могущество изо дня в день толкало его на поиски вызовов — и оно же его сгубило. Алчный и надменный, дед постоянно находился в гонке. Новые знания, новые источники сил — и никаких запретов.

Я не знаю в точности, что произошло, какую зыбкую грань перешагнул Прохор Олегович. Ни одна душа, что живая, что мертвая, об этом уже не расскажет. Но только после его бесследного исчезновения и легла на род Митасовых тяжкая печать проклятия.

Моему отцу, Ивану Прохоровичу, в ту пору было двенадцать лет. До пропажи Прохора он подавал большие надежды, и многие опытные демонологи, бывавшие в поместье, полагали, что мальчик превзойдет отца в искусстве, как только повзрослеет. Но судьба — или злой рок — рассудили иначе. Сила каждый день покидала его — помалу, по капле, но покидала. Это очень сложно объяснить, но такие вещи чувствуются. Твой защитный круг тускнеет, цепи, удерживающие бесов на месте, становятся слабже, даже внутренний свет, без которого одно присутствие адских тварей в нашем мире способно сломить, гаснет.

Иван трудился в поте лица, вызубрил наизусть всю обширную библиотеку нашего рода, засыпал и просыпался с заклятиями на уме — и все равно не достиг даже половины могущества Прохора Олеговича. Он так и не смирился с этим. Ничего, кроме горя, его упорство не принесло.

Увы, многие родители стремятся к тому, чтобы их дети прожили то, чего они сами не смогли. Мой отец, сполна вкусивший горечь обид, оказался из таких. Чуть ли не первое, что я помню — строгий профиль деда на портрете, его волевое лицо с тяжелым подбородком, колючий взгляд. А еще запах пыльных книг, серы и… скуки. Наверное, Иван видел, что проклятие набрало силу, и природой мне дано немного, поэтому он пытался выковать из меня демонолога.

А выковал только ненависть. За любое неверное действие, за любой просчет в ритуалах отец нарекал меня позором рода и отправлял в подвал. Неделями я дневал и ночевал там, перебиваясь корками хлеба и колодезной водой. Злоба грызла меня изнутри, я проклинал всех — деда, который стал причиной наших бед, упертого отца, не желавшего видеть очевидного, себя…

С очередным приступом ярости я справился, только выпустив пар. Разгромил подчистую стеллаж с книгами и в изнеможении повалился на лежанку. А когда очнулся, передо мной возникло лицо Савелия, верного слуги, который растил меня с детства. Он протянул мне тарелку с куском вареного мяса. Я поблагодарил старика… и выронил вилку.

Потому что увидел на лице Савелия то, что было для меня, представителя благородного дома, постыднее всего на свете.

Жалость.

В ту самую минуту я пообещал себе, что обрету мощь, о которой мой отец не мог даже и мечтать. Что посрамлю обидчиков и злопыхателей. Что верну роду Митасовых его былую славу. И я был готов дорого за это заплатить.

…

Я хмыкнул и прочертил последнюю фразу пальцем. Любопытная штука вырисовывается, и есть у меня одна мысль. В слухах, которые о Митасове по местности ходят, есть доля правды. Не слишком большая, но есть. И мой опыт позволяет сделать некоторые… предположения.

Скорее всего, Прохор Олегович действительно славно погулял в свое время, чтобы обеспечить семейство наследником. Суррогатную мать он подобрал из совсем уж дальних областей, чтоб никто из знакомых не подкопался. Запредельных областей.

— А дедуля-то был не промах, скажи? — Бесенок висел над моим плечом и заглядывал в дневник, — Как думаешь, с суккубой спутался или выбрал кого-то поэкзотичнее?

— Однозначно нет, — отмел я его предположение, — магическая сила суккуба интересует мало. Семя, слюна, на крайний случай, кровь, если в роду вампиры были — словом, все, где есть жизненная энергия. Ремесла они боятся и плату им брать не станут ни за что.

На самом деле у меня уже возникло несколько идей, на что и к кому мог пойти Прохор, чтобы завести сына. Ни одна из этих идей мне категорически не нравилась. Но пока до конца этой увлекательной истории я не добрался, предположений делать не следует.

Хотя финал уже известен, и он оказался печальным. Я вспомнил, каким легким было тело отца, его лицо — изможденное, раньше времени постаревшее, с запавшими глазами.

Я вздохнул и перевернул страницу.

…

Заплатить пришлось действительно немало — нужными мне сведениями обладали несколько человек на всю империю. И расставались они с этими сведениями неохотно. Накопления утекали как вода сквозь пальцы, отец обеспокоился и попытался по привычке меня приструнить. Но я не поддался — перебил поток очередных упреков и дал ему понять, что поступлю так, как считаю нужным. Деньги — только инструмент для достижения цели, зачем над ними трястись? В конце концов я выдвинул выбор:

Если отец желает мне помогать, буду только рад. Если же нет, возражать и принуждать не стану. Но и мешать мне не следует, потому что толку из этого не выйдет.

Что и говорить, ужин в тот вечер не задался.

После этого я засучил рукава и занялся поисками. Шарлатаны и проходимцы всех мастей осаждали поместье. Писем от них копилось столько, что зимой и осенью мы могли обходиться без растопки. Но в горах навоза попадались жемчужины — те самые сведения, которые мне удавалось выторговать.

Граф Свейский, чьи предки переселились в империю с северных земель, выслал мне оттиски древней рукописи, которая принадлежала его отцу. За десяток ветхих страниц я отдал столько денег, сколько хватило бы на годовое содержание всех окрестных деревень, но это стоило того.

В рукописи говорилось о племени магов-отшельников. Когда-то они жили бок о бок с северянами, пока не обнаружили среди Аккардских гор источник древней силы. После этого легенды о местных мастерах пошли по всему краю. Целительство, прорицания, контроль над природой — ничего невозможного для них не осталось. Но особенно хороши они были в военном ремесле. Если на поле боя появлялся северный маг, ряды противника ломались как сахарное печенье, и он бежал — настолько силен был страх. Автор рукописи заявлял, что овладеть этой силой могут единицы — путь к обители отшельников долог и труден, а в обучение они берут не каждого. Обрести эту силу — одно дело, писал он, а вот научиться контролировать — совсем другое. Гораздо более сложное.

Признаю, я был слишком горяч и не внял предостережениям. Ты, тот, кто читает эти строки, волен осудить меня, но подумай — в моих руках оказался ключ к возрождению рода Митасовых. Разве имел я право упустить его?

В тот же вечер я снарядился в дорогу. Меня не смогли остановить ни стареющий отец, чье тело слабело с каждым днем; ни малолетний сын, ни супруга, которая грозилась покинуть наше имение и уйти в монастырь в случае моей отлучки.

Я лишь сказал, чтоб делала все, что посчитает нужным, хоть катилась под три черта, если вздумается. Вечером же моя карета выдвинулась в путь.

Долгих три дня дороги заставили лошадей выбиться из сил. Мой кучер, вечный спутник, и я гнали их до мыла, пока они изможденные не стали спотыкаться через шаг. Вечером же четвертого дня мы прибыли к подножию Аккардских гор. У самой острой вершины, где ровное плато резко обрывалось, виднелся лагерь чудотворцев. Ни шквальный ветер, ни разряженный воздух нисколько не смущал их. В тот момент я молил Всевышнего лишь обо дном: дай мне сил, чтобы взобраться наверх.

К полудню шестого дня, изодрав колени и ладони в кровь, потеряв несколько ногтей, я смог взобраться на самую вершину. Равнодушные взгляды суровых мужей, живших на этой горе, встретили лишь меня одного… спи спокойно, дорогой друг.

Я бегал глазами по строчкам старого дневника, погружаясь все глубже в историю рода Митасовых. Теперь уже — своих предков. На этих желтых страницах он в красочных деталях рассказывал о том, как жил несколько недель в племени горных отшельников. Как закалял тело и характер в суровых условиях.

Горные чудотворцы же вместе с тем помогали постигнуть ему неизведанное. Александр Иванович описывал различные методики медитации, среди которых были и использования разного рода веществ, микстур и декоктов, состава которых он не знал. Также в ход шли грибы и мох.

Совсем скоро, писал он, к нему во снах стал приходить голос, пока однажды не явился лично. Рогатый человек, предложивший силу в обмен на его жизнь и жизнь близких. Он согласился, но, когда вернулся домой и застал полную разруху: отец умер, жена ушла в монастырь, а сын пропал невесть где — осознание ударило большее, чем молотком по пальцам.

Александр Иванович понял, что наделал и что это было фатальной ошибкой. Что в погоне за силой позабыл в чем обычное людское счастье.

Журнал так и пестрил различными символами и закорючками на полях. Дата сменяла дату. И с каждым листом я видел, как почерк становился хуже. Чем дальше шла история, тем запутаннее становился слог и труднее воспринимать написанное.

Создавалось впечатление, что Александр Иванович торопился, что было мочи, но его здравый разум все быстрее и быстрее угасал, пока в один момент не потух окончательно.

Записи обрывались рядом непонятных символов, а дальше часть листов была вырвана с корнем.

— Ты понимаешь, что тут написано? — спросил я у бесенка и ткнул пальцем в иероглифы.

Бес слез с руки, спрыгнул на стол и критично принялся рассматривать каракули. С одного бока. С другого. Постоял на руках вниз головой, после чего резюмировал:

— Ни слова не понимаю. Марк, у него чердак протек, — он покрутил пальцем у виска, — я вообще сомневаюсь, что он последние листы в адекватном осознании себя писал. Оглянись и посмотри внимательнее — у него тут за каждым углом всякая ерунда выцарапана. Вот, например…

Он вспорхнул крыльями и пересел на деревянный подоконник, после чего постучал когтистым пальцем по торцу.

— Видишь? Какое еще «.ВЕК·ВАК.»? Тебе это хоть о чем-нибудь говорит?

Я покрутил головой.

— Ни единого слова не понимаю.

И если слово «ВЕК» я еще как-то худо-бедно притягивал за уши к временному отрезку, то вот загадочное «ВАК» действительно оставалось для меня тайной за тремя печатями. На каждую из печатей по букве.

Я закрыл дневник и осмотрел помещение еще раз, но уже глазами, привыкшими к свету, а не сумрачным коридорам. И действительно: мебель, стены, стол, подоконник, почти все было испещрено странными символами и узорами, наслаивающимися друг на друга.

— Красота, — сказал бесенок, осматривая вместе со мной комнату.

Мое внимание привлек кованый сундук, который я приметил, когда входил в комнату. Металлические части каркаса тоже были усеяны разномастными линиями и узорами, которые понимал лишь их творец.

Я присел на корточки рядом с ларем и вытянул ключ из кармана.

— Ключ от всех две…

— Это сундук, бес — перебил я его. — И даже не дверь, а крышка.

— Ты скучный, — ответил рогатый.

— А ты желчный маленький говнюк, но я тебя почему-то терплю, — я пожал плечами и вставил ключ в амбарный замок. По весу он был явно тяжелее кирпича, когда я его снял и аккуратно положил на пол перед собой.

Аккуратно прикоснулся к крышке. Кто его знает, вдруг у Александра Ивановича тут не только проклятия припрятаны, а еще и огромный сундук-монстр, рот которого он закрыл на замок, чтоб на людей не кидался. А ему тут — раз — и рот открыли.

Но ничего не случилось. Я ощутил отполированную гладкую поверхность крышки, после чего поддел кончиками пальцев край и поднял ее вверх.

Внутри лежало разное: аккуратно сложенные шелковые вещи, очень приятные наощупь; кожаный сверток, внутри которого оказались бритвенные принадлежности — опасная бритва, помазок и чаша для пены.

Я вытягивал вещи одни за другими, пока не добрался до самого дня. Обычное деревянное дно, прикрытое плотным куском ткани. Я снял и его на всякий случай. Постучал по дну костяшками пальцев и этот звук мне показался мне пустым.

— Хм, умно, — сказал бес и ехидно усмехнулся.

Я попробовал надавить по краям, но ничего не произошло, дно не провалилось ни с одной, ни с другой стороны. Даже ни с противоположных оставшихся.

Бесенок сполз по руке, повис на стенке сундука и опустился головой вниз, вытянув руки. Его тонкие, но длинные коготки вошли в едва заметную узкую щелочку между дном и стенкой. Он поддел донышко и потянул вверх. Я перехватил и вытянул дощечку, сделанную аккурат идентично под самое настоящее дно. Не докопаешься.

— Вот так надо, — сказал он мне, стоя в горделивой позе человека больного шизофренией с бредовыми идеями величия.

— Спасибо, — сухо сказал я и опустил взгляд на второе дно сундука.

Там лежала книга.

— Не может быть, — не сдержал я удивления и тут же потянулся рукой к находке. Кожаный переплет, небольшой замочек, сдерживающий обложку, как две челюсти (как и у сундука), и круглая, как яблоко печать в виде пятиконечной звезды, обведенной кругом.

— Гримуар⁈ — рявкнул бесенок, усаживаясь на него сверху, обхватывая лапками и впиваясь ноздрями, словно собака, которой дали команду «нюхай».

Я выпрямился на ногах. Легкая дрожь волнения и предвкушения пробила все тело.

— Неужели…

Я ощутил, как чья-то рука обвила меня со спины и легла на живот, а вторая на плечо. Теплое тело прижалось со спины. Горячее дыхание обжигало затылок. Дрожь предвкушения испарилась также мгновенно, как и возникла. Мысли жужжали в голове, словно пчелы: кто это? Почему не слышал? Почему бес не предупредил? Что за фамильярное поведение?

И почему… такое дыхание?..

Я ощутил, как на висках и лбу выступил пот. Внутренне отметил, что даже дышать перестал.

— Опять ты? — услышал я голос бесенка, в котором отчетливо слышалось легкое раздражение.

— Что это тут у вас? — мягкие теплые пальцы скользнули с живота по руке и выхватили гримуар из рук.

Тело плавно отстранилось от меня и уже стояло в дальнем углу комнаты с гримуаром в руках. Я резко развернулся и увидел. Ее. Синие волосы. Рога. Строгий облегающий костюм.

Взгляд снова осмотрел комнату. Ни открытых окон, ни обвалившегося потолка. И как она только умудрилась сюда проникнуть — загадка.

Я посмотрел на Аиду, которая крутила гримуар в руках и осматривала со всех сторон.

Бесенок уже бежал по столу, махал крыльями, явно намеривавшийся выхватить ценный фолиант.

— Отдай! Это мое! Наше!

Он подпрыгнул, маханул лапками и… свалился со столешницы на пол. Снова вскарабкался вверх и теперь прыгал на задних ногах, как маленький ребенок, у которого старший брат забрал мяч и дразнил, держа над ним.

— А что мне за это будет? — лукаво спрашивала она, то опуская, то поднимая книгу.

— Ничего! Это мое! Я нашел! Ты украла! — вопил рогатый.

— Как ты сюда вошла? — спросил я спокойно, хотя сердце все еще билось слегка учащенно.

— Я все время была тут. С самого начала, как вы приехали, — ответила Аида и ловко перехватила гримуар, который на секунду выскользнул из пальцев. Бесенок успел уцепиться, залез на руку Аиды и хватанул зубами за палец.

— Ау! — она взяла его за тело второй рукой и сняла за шиворот, как нашкодившего кота. — Как тебя зовут?

— Альф! — гаркнул он и попытался выкрутиться, но ничего не вышло.

— У тебя есть имя? — спросил я и выгнул бровь от удивления.

— Представь себе! — отозвался бесенок с раздражением. — Ты не хочешь мне помочь и забрать наконец эту сраную книгу?

— Ты никогда не говорил, что у тебя есть имя, — не унимался я.

— А ТЫ И НЕ СПРАШИВАЛ, КАММЕРЕР. ПОМОГИ УЖЕ ЗАБРАТЬ МНЕ ЧЕРТОВУ КНИГУ!