Потом был грохот… Меня приподняло и покатило куда-то в сторону… В собственную смерть как-то не верилось, и навалившаяся на меня Тьма воспринялась не как переход в иной мир, а просто как темноту. Я почувствовал себя приемником, из которого вытащили батарейки и … исчез.
Сколько это продолжалось я не знаю. В себя я пришел от резкого запаха нашатырного спирта. Тряся головой, попробовал подняться, но чьи-то руки удержали меня.
— Лежите, юноша, лежите…
— Где я?
— В Караганде, — ответил мне из-за спины Никитин голос. — А если сказать точнее, то в Берлине…
— Интересная география.
Я попробовал повернуться, но у меня ничего не получилось. Желания не совпадали с возможностями, но сил задать самый главный вопрос хватило.
— Ты живой?
— Живой…
— А Серега?
— А что мне сделается? — прозвучало с другой стороны.
У самого меня однозначного ответа на такие вопросы не было — перед глазами плавали какие-то цветные пятна и шумело там так, словно рядом пузырился стаканчик газированной воды.
— А у меня в голове какой-то калейдоскоп… — признался я. — Что тут вокруг происходит?
— Все нормально. Жизнь течет… — успокоил меня Никита. — А калейдоскоп пройдет. У меня с четверть часа назад весь потолок в звездах был, а сейчас всё устроилось.
Я прислушался к своему телу. В общем-то действительно все более-менее ничего. Вместе с нездоровым кружением в голове можно было бы пожаловаться на плечо и колено, но я сдержался. Если б там было что-то серьезное, то на меня уже накладывали бы бинты и лубки, а так… Остальным, похоже досталось, куда больше, чем нам.
— А Тяжельников?
— Тоже живой…
— Где он?
— Уже побежал куда-то.
— Наверное пионерский костер затевает, чтоб изжарить на нем террористов…
Сергей засмеялся, но это движение и ему отдалось болью и смех перешел в злобное шипение.
— Нет. Костер — это не комсомольское мероприятие, — возразил Никита. — Он наверняка комсомольскую стройку затеял.
— Ага… — согласился Сергей. — Сейчас комсомольцы построят стенку покрепче и всех оставшихся в живых террористов около неё расстреляют…
— А, кстати, много их осталось-то?
— А кто ж его знает?
Я вытянул руку перед собой. Моя пятерня перед глазами расплывалась и отчетливо дрожала.
— Вы хоть заметили, что тут произошло?
— Освобождение заложников во всей красе. Ворвался спецназ и всех положил.
Через боль и кряхтения я все-таки повернулся.
— Убитые, раненые есть?
— Пока не известно…
Я нашел положение, в котором у меня почти ничего не болело и замер. Закрыл глаза, расслабился. Как же хорошо! Это были мгновения настоящего счастья.
— Интересно в нашем варианте Бытия такое было? — задумчиво произнес Никита.
— А кто ж его знает. Не исключено, что и в этом варианте тоже ничего не будет.
— Это как? — удивился он.
Не открывая глаз, я объяснил.
— Если сообщений в газетах не будет, то никто ничего и не узнает… Я, когда после института работал в НИИ, у нас, вокруг нашей группы, некий кружок поклонников организовался. Так в нашем кругу твердое правило действовало — «Неотмеченные события считаются не произошедшими».
— Это, наверное, был кружок не ваших поклонников, а кружок людей, ищущих повод для выпивки.
— Ну, не без этого, — согласился я. — Так что ждем…. Если с нас расписки о неразглашении возьмут, то мир возможно и не узнает о проявленном нами героизме… Журналистов тут не было, а с комсомольцами быстро договорятся.
— Получается История управляема? — сказал наш барабанщик.
— Скорее она непредсказуема. Сегодня одно невероятно, а завтра совсем другое… Помните, как с Иосифом Виссарионовичем получилось?
Суета вокруг нас становилась все более и более упорядоченной. Появилось еще несколько человек с белыми халатами с носилками.
— Пойдем или такси дождемся? — спросил Никита, кивая на носилки.
— Они без шашечек. Частники…
— Точно. Давайте попробуем сами… Чего людей утруждать?
С охами и ахами, помогая друг-другу, мы поднялись на ноги и потихоньку-полегоньку двинулись к выходу. Нас никто не остановил, только провожали сочувственными взглядами. Против моего ожидание за дверями зала не оказалось ни стола, ни человека в штатском, собирающего подписки о неразглашении.
Мы переглянулись. Похоже, делу хотели дать ход…
— Надо придумать какое-то героическое поведение для нас, — сказал Сергей. — Представляете какой пиар ход может получиться?
— Хорошая, кстати, мысль, — поддержал я его. — Герои нужны всякому времени… Может быть по медали дадут.
— Ага. Медаль «За отвагу на пожаре»… Ну вас, — остановил наши фантазии Никита. — Врать будем и завремся… Да и никто из нас ничуть на Рембо не похож, чтоб террористов гасить…
Людей вокруг нас хватало. Самых тяжелых уже унесли и тут остались такие как мы, на которых врачи махнули рукой — мол, сами оклемаются. Глядя по сторонам, я искал следы крови. Не бывает же такого, что такое вот событие и без кровопролития, искал, но не находил.
Выйдя из здания, мы поняли, что и впрямь, замолчать произошедшее никак не получится. Тут стояло несколько машин скорой помощи, полиция и какие-то машины явно военного вида. Там шла своя жизнь и на нас внимания не обратили. Мы боком-боком отошли в сторонку и уселись на парапет фонтана. За спиной у нас успокаивающе журчала вода. Намочив ладони, я прижал их ко лбу. Стало легче.
— А давайте подумаем, как мы теперь Евгению Михайловичу в глаза смотреть будем, — спросил Никита.
— Это еще вопрос захочет ли он сам в наши глаза глядеть, — ответил Сергей. — Подумает, что мы три сумасшедших идиота… Наговорили от страха что в голову взбредет.
— Ага. Физиологическая реакция. У кого от страха понос натуральный, а у кого-то — словесный…
— Это все пол беды. Ну, а если не подумает? Если он нас всерьёз воспримет?
Ответа на этот вопрос не было. Пока.
— Вот мы и снова пришли к тому же вопросу. Только на новом витке.
Я посмотрел на товарищей.
— Будем признаваться?
— Так уже признались… Вопрос — поверит ли.
— Да. Это действительно вопрос…
— А вот интересно будет, что он про нас и не вспомнит…
Я хлопнул ладонями по коленкам, попробовал встать, но у меня не получилось. Только привстал и плюхнулся назад. Сил не было.
— Значит будем считать, что мяч на его стороне… Захочет играть — будем играть.
— Только давайте договоримся. Игра будет коллективной, а не один на один…
Замолчать такое событие, разумеется, не удалось. Об этом позаботились и сами террористы, напечатавшие в газетах воззвание, да и наши журналисты, получив «добро» на отработку темы «наймитов империализма, стреляющие в светлое Будущее» постарались. Были гневные статьи, фотографии, собрания… Короче, Фестиваль запомнился не только красочным закрытием, но все этой шумихой.
Играть еще нам не получилось — приключения не прошли даром. Плечо ныло, требовало покоя и последние дни мы были балластом Советской делегации. Несколько раз разумеется пришлось разговаривать с товарищами в штатском, с нашими и с немцами, но вот что удивительно — товарищ Тяжельников к нам так и не подошел…
Мы ждали этого разговора. Сперва с нетерпением, а потом и с недоумением. Нашу песню про Ленина и Октябрь вовсю распевали, но и только. Авторами никто не интересовался. Он молчал, и мы молчали. Неужели все это ничем не кончится? Неужели обошлось?
— Ну и слава Богу… — сказал Сергей. — Не поверил, получается.
— Значит будем жить как жили, — решил Никита. — Вспоминаем песни и встраиваемся в Московскую музыкальную тусовку… Пора уже новые хиты народу выдать. Впечатлений в Берлине набрались, так вот будьте любезны.
— Кому на этот раз?
— Ну хотя бы Пугачевой. Девушка-то вот как развернулась!
— Это хорошо. Надо будет вспомнить что-то недалекое. У меня тут еще одно предложение появилось… Вы знаете, кто гимн Советского Союза написал? Слова, я имею ввиду…
— Конечно. Михалков. Отец того Михалкова, который…
— Который пока никто и знать его никак… Давайте лучше с его папой посотрудничаем!
— Нет, ребята. Я — против, — хохотнул Сергей. — Меня и старый гимн устраивает.
— Тьфу на тебя, — отмахнулся Никита. — Надо просто песню на его стихи написать!
— Написать, в смысле вспомнить?
— Песню про пионеров? — поморщился я.
— Причем тут пионеры? Помните Асадулин пел? «Мальчик с девочкой дружил…» Слова найдем, а музыку я помню….
Я вспомнил. Действительно такая песня была. Энергичная такая… Толкающая к поступкам.
— Да… Сотрудничество с автором слов текста государственного гимна — это круто! Таким же образом, как и с Андреем Андреевичем?
— Конечно. Попросимся в друзья, а потом выдадим шедевр…
Закрытие Фестиваля обернулась большим праздником. Все веселились, словно старались оставить в прошлом неприятности, связанные с террористами. Звучала музыка, песни, включая те, что написали мы, был салют… А затем советская делегация погрузилась в поезд и отбыла на Родину. А вот руководство делегации вылетело в Москву самолетом. Друзья не обратили на это внимания, а мне это показалось странным. Похоже, что Тяжельников избегал встречи с нами, ибо не знал, как ему вести, а поезд хоть и длинный, но все-таки могли бы и попасться друг другу на встречу. Может быть поэтому?
Друзьям я ничего не сказал. Пусть подозрения остаются подозрениями.
В Москве нас ждали встречи с родителями, раздача подарков и планы на будущее. Первый курс института. Первая картошка….
Наша учеба в нашем институте, как, наверное, у всех советских студентов, началась с поездки на картошку. Это мероприятие длилось недели три — студентов вывозили в какой-нибудь совхоз и те помогали селянам собирать выращенный урожай овощей. Может быть какие-то институты типа балетного техникума или ВГИКа от этой повинности и освобождались, но МИИСП — ВУЗ сельскохозяйственный, а значит судьба наша была этим выбором определена. Наших рук ждали картошка, морковь и свекла… У Никиты в его МИИТе все было точно также.
В последний день перед выездом мы встретились в ДК на репетиции. Настроение было невеселое. Сентябрь, дожди, и понимание того, что почти на месяц мы будем отлучены от музыки. Мы играли, играли, играли, вспоминая старые и новые песни и каждый думал, что новая встреча произойдет ой как не скоро.
— Ладно. Впрок не наиграемся… — со вздохом сказал Никита, снимая с плеча гитару. — Тут впору подумать той же мы дорогой идем, товарищи…
— Той, — откликнулся Сергей. — Той самой, которая уводит от армии. Или новые варианты появились?
— В психичку только если? — невинно предложил я. — В Кащенко всем составом.
Ребята промолчали.
— Можно было в милицию.
— А возьмут? — оживился Никита.
— Меня нет, — признался я.
— Тогда в КГБ.
— То есть пойти и сдаться?
Кузнецов пожал плечами.
— Тогда не обсуждаем… Нужно было тебе вместе с нами в МИИСП поступать, тогда все было бы проще. Думаю, что в той деревне, куда мы едем, Клуб есть и инструменты какие-никакие найдутся. Мы-то с Серегой поиграем, а вот ты…
— А ему впрок стихи писать, — посоветовал Сергей. — Тебя куда посылают?
— Деревня где-то под Дмитровым. Рогачево…
— А нас Сергеем под Серпухов.
Я прикинул как эта география смотрится на карте.
— «Дан приказ ему на запад ей в другую сторону…» Все как по песни. Только в реале тебя — на север. А нас — на юг… Давайте подумаем, как связь держать будем? Мало ли что?
— Ты имеешь ввиду Тяжельникова?
— И его тоже. Кто знает каким боком жизнь повернется?
— Ну и как тут её держать?
Мы посмотрели друг на друга, в который раз осознав в какое Средневековье провалились. Не только телефонов — пейджеров еще нет! Придется не смсками обмениваться, а телеграммами… Или заказывать междугородные разговоры.
— Вот и я про это… Адрес есть?
— Ладно. Адресами обменяемся и, если что-то экстренное, то через родителей.
…Наша учебная группа 11Р оказалась разновозрастной. Вместе с такими дедушками, как мы с Сергеем, тут имелось два десятка недавних зеленых школьников и четверо парней уже отслуживших в армии. Вот из этих ребят на первом собрании группы мы и избрали старосту и комсорга. Выбор был очевиден — эти могли не только попросить, но и потребовать. Ребят было большинство, но и пять девушек тоже обнаружились. Ничего. Жить можно… Решив все оргвопросы на завтрашний день назначили выезд.
Как там пелось в песне? «Сборы были не долги…» Так вот и у нас. На следующий день нас погрузили в автобус у повезли куда-то в район Серпухова. Как оказалось, я еще помнил это место. Не город, но уже и не деревня. Посёлок городского типа.
Хотя с виду — деревня-деревней, но все-таки смычка с городом тут уже произошла. От Серпухова туда можно было доехать на автобусе, тут стояла почта, десятка четыре домов и главное — имелся очаг культуры. Клуб. Обшарпанный, как все вокруг, но…
Представляя на что будет похожи эти три недели, я, оглядев поселение, поинтересовался у новоизбранного комсорга:
— Чем вечерами заниматься будем? Как бы нам тут не спиться.
Я точно знал, что говорил. Те три недели, что мы тут будем работать, днем нам придется заниматься сбором картошки, а вот чем нам заниматься вечером? Чем нам занять вечера?
Альтернативой выпивания немереного количества водки могли стать только танцы. Конечно одно не исключало другое, но студенту все-таки интереснее выпить и пойти танцевать, чем выпить и выпасть в осадок.
А раз так, то, значит должна быть музыка.
Конечно Никита в этот момент был не с нами. Но я твердо был уверено, что это не станет нам помехой. Мы тут не пластинку собрались записывать, и слушатели у нас будут простые, как… Как я даже не знаю что. Как черенок от лопаты. Так что справимся.
Комсорг группы, тоже, похоже, думавший об этом спросил:
— Есть предложения?
— Есть. Танцы можно будет устроить… Мы с Сергеем — половина ансамбля.
Он оглядел нас.
— А вторая половина?
— Вторая половина, точнее треть, копает картошку в другом районе Московской области.
Я панибратски похлопал его по плечу.
— Но я думаю, мы справимся.
Сергей кивнул.
— Так вы вдвоем все сможете организовать?
— В принципе, конечно, можно и третьего поискать… Ты же понимаешь, что у нас в стране на вопрос «Третьим будешь?» всегда следовал утвердительный ответ, ну и, разумеется, находился сам третий находился.
— Значит надо будет, как устроимся, клуб найти и сходить туда.
Решив вопросы размещения, мы вечером пошли в клуб, прихватив с собой комсорга.
Директор клуба — невысокий, упитанный человек чем-то неуловимо походил на другого нашего знакомого директора ДК.
— Товарищ директор! У нас к вам просьба.
— И предложение, — поправил я комсорга.
Он посмотрел на нас внимательно.
— Студенты?
— Да. Приехали помогать вам с картошкой… Разместились, а теперь хотим поинтересоваться как у вас тут с культурно-массовой работой?
Он сидел, мы стояли, но это не было проявлением невоспитанности. Сесть в маленьком кабинете было попросту не на что. Он все понял правильно. Улыбнулся.
— У нас из точек культуры только сельпо и этот клуб.
— И где чаще можно видеть молодежь? — поинтересовался я. — У вас или…
— Молодым везде у нас дорога, — строкой из песни ответил Директор, а потом уточнил. — У нас оба очага культуры как сообщающиеся сосуды. Они сперва ходят в один, а потом в другой…
— Ну вот примерно так мы себе и представляли. Может быть сделаем так, что б они туда пореже заходили, а к вам — почаще?
— Есть идеи?
— С этим и пришли. У вас музыкальные инструменты есть? Гитары, барабан, усилители… Если имеются, можно будет по вечерам танцы устраивать…
— Веселой жизни захотелось?
Я кивнул.
— Именно. Работать будем много, а значит надо, чтоб была возможность отдохнуть…
Он задумался.
— Знаете, наверное, что нам песня строить и жить помогает? Вот мы под хорошую песню в ваших полях всю картошку уберём!
— Ага. А может быть и в соседних полях что-нибудь прихватим! — добавил Сергей.
Его молчание обернулось предложением.
— Давайте пойдем посмотрим… Не знаю на что вы рассчитываете, но…
Инструменты тут нашлись. Совсем простенькие, но и мы не привередничали. Две гитары с каким-то древним, чуть же не ламповым, усилителем и ударная установка из трёх предметов. Бедно, конечно, но ведь нам больше и не нужно. Сережа, конечно поморщился, но иных вариантов просто не имелось.
— За неимение гербовой… — сказал я, глядя на все это богатство.
Комсорг кивнул. В инструментах он конечно же не разбирался, но выражение наших лиц оценил.
— Надо будет на всякий случай кого-то поискать что кто-нибудь на басу струны подергал.
Я постучал комсорга по плечу.
— Вот будет тебе комсомольское поручение — поговори с ребятами. Может быть кто-то сможет нам с бас-гитарой помочь?