Нас не торопясь провезли по Берлину. Видя автобусы, берлинцы улыбались и махали руками. Мы отвечали улыбками.
Минут через двадцать нас выгрузили около какого-то здания, похожего на многоподъездную хрущевку. Панельная пятиэтажка, длинная как положенная на стол немецкая сосиска.
— Общежитие? — предположил я, оглядывая её из конца в конец. На многозвездочный отель это сооружение никак не походило.
— «Все жили вровень, скромно так.
Система коридорная
На тридцать восемь комнаток
Всего одна уборная»…
Пробормотал Сергей.
— Ну. Это перебор. Уборных тут будет больше… — возразил Никита. — Вон… Пошли за людьми. Ключи получать.
Мы действительно получили ключи от трехместного номера. Был ли это отель или общежитие я не понял, но скорее всего это было именно оно — слишком просто тут все было.
Кое-как побросав вещи, мы захотели хлебнуть кипевшего вокруг нас праздника.
— Ну, что? — спросил Сергей. — Пошли радоваться жизни?
Голос его звучал весьма плотоядно, но мы не успели согласиться. В дверях появился человек и с начальственными интонациями сказал:
— Через десять минут общий сбор в фойе.
Мы, избалованные Будущим и чувствовавшие себя туристами, а не членами делегации, посланниками могучей страны, поморщились, но все оказалось не так уж скверно. Нас собрали и отвели на ужин, что было очень кстати. Получив полицию сосисок с тушеной капустой, мы порадовались, что в Германии ничего не изменилось.
— Германия осталась Германией. — подтвердил Никита, которой в прошлой жизни покатался по Европе. — Пиво и сосиски — это у них национальное…
— Ну уж нет, — возразил Сергей. — Если б ты Германия осталась Германией, то нам к этим сосискам поставили бы по кружке пива. И с принесла бы её нам пышная блондинка с грудью третьего размера.
Похоже все мы представили девушку из рекламы пива и вздохнули. Но даже не смотря на отсутствие девушки будущее было прекрасным…
Мы не успели вспомнить вкус пива, как перед нами, словно по волшебству появился поднос с несколькими бутылками. Я поднял голову. Рядом со столиком стоял улыбающийся барабанщик «Пудиса».
— Клаус! Привет!
Девушка рядом с ней перевела его слова на немецкий, но они так понял, что все ему рады.
— Как добрались?
— Спасибо, хорошо… Как вы нас нашли?
Он пожал плечами.
— Мы вас не искали. Мы вас ждали. Мы, как и вы, участники культурной программы Фестиваля, ну и поинтересовались где вас разместят. И вот мы тут…
Мы смотрели друг на друга и улыбались. Понятно было, что не просто так пришел. Значит что-то будет интересное.
— А все остальные ваши ребята?
— За этим и пришел.
Он посмотрел на часы и скомандовал.
— Допивайте пиво и пошли со мной. Мы сейчас тут недалеко, на Александрплатц. Играем для гостей Фестиваля.
До площади, которую немцы любовно называли просто «Алекс» мы и впрямь добрались быстро. Айн-цвай и мы там! Протолкавшись сквозь гостей Фестиваля, подошли к сцене и взобрались на неё. Клаус пошел вперед, а мы воспитанно остановились позади. Люди играют, так чего им мешать? Там стоял аппарат, и ребята готовились к выступлению.
Перед ними, перед сценой, плескалось море молодежи. В воздухе висел разноязыкий гул голосов. Где-то звучала гитара и под её аккомпанемент пели песню, а с другого края доносился пасторальный звук пастушеской свирели. Клаус трогал меня за плечо и сказал одно слово:
— Слушайте…
— Что?
Он только усмехнулся и пошел вперед. Через минуту мы увидели, как наши знакомые немцы, разобрав инструменты, вышли к микрофонам. Гитарист что-то сказал. Народ внизу зашумел одобрительно.
— И чем они нам удивят? — сказал я. — Неужели и они «Катюшу» исполнят?
Они и впрямь удивили…
По первым аккордам я не понял, что звучит, но когда они рванули от самой своей широкой сумрачной немецкой души…
Слов мы, разумеется, не разобрали, но нам и мелодии хватило. Они пели «Я свободен». На немецком…. Языка мы не понимали, но песня летела. Да и звучала, пожалуй, не хуже, чем на русском. Все-таки правильная аранжировка — великая сила… Они услышали только мелодию, но сумели сделать глубже, трагичнее. Профессионалы…
Люди вокруг нас стихли, принимая новую песню, вслушиваясь в слова, а голоса накалом эмоций рвали воздух над площадью.
Когда песня кончилась, народ на площади взревел. Сергей, стряхивая очарование песни, сказал:
— Надо будет попросить, чтоб перевезли… Любопытно, что у них с текстом получилось?
— Они что запомнили её? — спросил Никита. — Ты же всего раз её сыграл?
Пока песня звучала я думал о том же и, кажется, нашел ответ.
— Наверное была включена запись, — сказал я. — Надеюсь, что они не присвоят нашу песню.
Кто-то их гитаристов сказал несколько слов, и толпа на площади одобрительно взревела, девушка-переводчик сказала.
— Ребята просит поднять вас всех на сцену. Зрители хотят видеть авторов этой песни.
Мы вышли вперед и встали рядом с музыкантами. Внизу, под нашими ногами ширился шум, вспыхивали огоньки сигарет.
— Вудсток… — сказал Никита.
Клаус услышал и хмыкнул.
— Jam? — предложил он. И тут же поправился, показывая возросшее знание русского языка. — Сбацаем?
Мы переглянулись. А почему бы и нет? Это ведь и есть дружба народов. Мир-дружба-жвачка. Мы делимся со всем миром песнями и радостью, что даёт людям хорошая музыка. Разве не для этого мы сюда приехали? Разве не за этим нас туда послали? Как совсем недавно говорил наш Секретарь — «Показать лучшие образцы советской молодежной музыки…» Вот они и есть! Сейчас и покажем.
— Ну что? Попробуем? — спросил я. Настроение было подходящим. Вокруг плескалась море искренней радости и дружелюбия. Молодые люди улыбались, одобрительно хлопали в ладоши. С кивнул и жестом попросил гитару.
— Про Ленина? — предложил Сергей, поворачиваясь, чтоб пойти сесть за барабаны. — Или думаете, рано…
— Рано, — сказал Никита. — Там слова нужно будет Тяжельникову показать.
— Ты оригинальные слова помнишь?
— Помню.
— А какие там могут быть вопросы? — удивился я. — Проблем не должно быть.
— Нет. Все равно не стоит. Давайте что-нибудь из старенького…
— Тогда давайте «Элис»…
— В смысле «Машу»?
— Да…
И мы дали «Машу»… Мы пели, разумеется, на языке «родных осин», но после второго куплета позади нас собрались пудисовцы и показали, что хотят присоединиться. Мы освободили места около микрофонов, продолжая играть, а те продолжали песню на языке сосисок, тушеной капусты и хорошего пива. Только теперь речь шла о Гретхен. Как раз, как и в том варианте, что мы пели в посольстве ГДР.
Половина зрителей понимала, о чем речь, а те, кто не владел ни русским, ни немецким просто радовались ритмичной музыке…
Мы сыграли еще парочку песен и вернули инструменты хозяевам. Пора было обживать номер, который станет нашим домом почти две недели…
Темнота не остановила веселья и Берлин веселился. По улицам бродила молодежь, группируясь около кафешек под разноцветными полотняными зонтиками. Издалека, с площади, долетали звуки танцевальной музыки — молодёжь во все времена остается молодежью. В этот вечер прогрессивная молодежь планеты веселилась. Политические мероприятия, начинались после открытия Фестиваля, а оно должно будет произойти только завтра.
В номере Никита сразу уселся к столу и достал блокнот. Понятно для чего. Поручение ЦК Комсомола требовало исполнения.
— Ты там давай без ошибок, — сказал Сергей. — А то из институтов повыгоняют…
Никита только плечом дергал — мол не мешайте, раз не помогаете и на секунду задержавшись начал записывать слова новой нашей песни. Много времени это не заняло. Он передал лист мне. Текст был, как я помнил максимально близок к оригиналу, только в нескольких местах виднелись пустые места. Я вопросительно поднял глаза на него.
— Что-то вспомнишь? — сказал Никита. — Если не вспомнишь, то придется что-то придумывать.
Взяв у него ручку вписал два слова и передал листочек Сергею. Тот посмотрел, пожал плечами, вернул листок на стол.
— Понятно. Тогда так…
Никита прошелся по номеру от окна с двери и вписал недостающие слова.
— Вот с этим можно и к Тяжельникову.
Я перечитал написанное. Был ли это тот текст, который написали создатели песни или нет, никто из нас в точности не знал, но то, что с этим текстом можно будет идти хоть на съезд Комсомола, хоть на демонстрацию, сомнений ни у кого не было.
Я посмотрел на часы.
— Не сегодня. Давайте завтра, после открытия…
…Открытие Фестиваля состоялось на следующий день на стадионе Вельтфестштадиум.
Мы построились колонной и потихоньку двигались прочь из центра Берлина. Это очень походило на нашу отечественную демонстрацию. Колонна то стояла, то бежала, догоняя ушедших вперед. Все-таки это было не только политическое мероприятие, но и зрелище, в котором все должно было произойти в то время, когда это было запланировано. Мы, участники, получим свои ощущения, а вот весь остальной мир должен будет довольствоваться зрелищем.
Фестиваль крутился как веселая пестрая карусель. Он не давал нам скучать. Вместе с делегацией мы двигались к стадиону и, чтоб не скучать, распевали песни.
Что сказать? Зрелище у немцев получилось. Устраивать парады, похоже у них в крови…
Мы вернулись домой около девяти вечера. День выдался насыщенным, но спать не хотелось — сказывался накал чувств после открытия, так что мы не пошли в номер, а устроились около фонтана в небольшом кафе. Вокруг толпилась молодежь, летали фразы не русском, немецком, английском. В уголке кафе сидели ребята, окружив гитариста, что наигрывал что-то испанское. Он играл, а у меня в голове щелкали кастаньеты.
— Хорошо… — сказал Сергей. — День прошел не зря….
Он посмотрел на ближний фонарь сквозь бокал с пивом. Пиво ему явно нравилось, как и фонарь и девушки, что сидели через столик.
— Мы в Берлине, — продолжил Никита, — мы пьем пиво и от нас руководство Комсомола ждёт новых песен….
Он похлопал ладошкой по карману, в котором лежал текст песни про Ленина.
— Да, — согласился я с ними. — Вроде бы мы сделали все, что хотели. Нас теперь знают не только на уровне Москвы, но и повыше… Задача минимум реализована. О чем еще помечтаем? Чего еще захотим?
— Славы и денег…
— Это стратегически.
— И тактически тоже.
— Конкретнее можно? Цель должна быть видна и измерима.
— Войди в историю молодежного движения.
— Каким образом?
— Через музыку, разумеется. Чтоб концерты на стадионах…
Он запнулся от пришедшей в голову мысли.
— Давайте замахнемся на финальную песню Фестиваля!
Никита оживился, и я его понял — мы же вот только что были на стадионе полным людей, которые приветствовали делегации, и шум трибун еще стоял в наших ушах.
— Представляете! На весь мир!
— Так уж и на весь?
— Ну, на всю Восточную Европу и большую часть Азии точно! Что-то вроде олимпийского «До свиданья наш ласковый Миша»? Финал фестиваля. Представляете?
Он прищурился представляя.
— «До свиданья, Берлин, до свиданья.
Фестивальная сказка прощай…»
Мысль, конечно, была богатой. Это, конечно сказочный вариант, но почему бы не подумать над ним? Вдруг да получится?
— Или вот еще… Помните у Пугачевой была песня какая-то про сто первого друга? — продолжил Никита.
— Да, было что-то такое… — согласился я. — Что-то вроде «не имей сто рублей, а имей сто друзей»…
— Вот-вот. Может быть её прихватить? Актуально же!
— А зачем?
— А представляете, если сделать такую песню финальной песней Фестиваля?
У него загорелись глаза.
— Финальную песню? — С нескрываемым скептицизмом спросил Сергей. Он с большим удовольствием тянул пиво и разглядывал сквозь свой бокал ближайший фонарик. — Да вы что, офонарели? Это же немцы!
— И что с того? — по-хорошему удивился я. — От хороших песен ни одна нация не откажется.
Никита кивнул.
— Это Германия, — повторил Сергей.
Мы не стали возражать. Он конечно же был прав. Это вокруг действительно простиралась Германия.
— И это, — Он развел руки, обхватывая весь Берлин. — Международное политическое мероприятие…Тут везде ордунг! В смысле порядок. Шаг в право — расстрел, шаг в лево — и по пояс в какашках… Все уже согласованно и занесено в протоколы. Никто не станет ломать отработанную процедуру.
Сергей был, безусловно прав. Это Никита размахнулся — финальная песня. Она уже наверняка есть. Записана и отрепетирована.
— Отработанную и согласованную. Да. Пожалуй…
Я сдулся, но не сдался. Идея-то хорошая! Плодотворная!
— Ну, а если что-нибудь размером поменьше? Какой-нибудь вечер Советско-Германской дружбы?
— Ну… Тут может быть…
— Тогда и песня должна быть поспокойнее… Более камерной, что ли… Значит нужна песня-кач, — задумчиво резюмировал я.
— Это ещё что такое?
Я уже представлял, что хочу получить на выходе и объяснил:
— Нужна песня, которую можно петь хором, обнявшись… Представляете? Костер… Вокруг него человек тридцать ребят и девчонок и они, обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону, поют песню…
— И что за песня? Новая?
— Конечно новая. Помните была такая «Замыкая круг»?
— Чья?
— Кажется Кельми написал.
— Это музыка. А слова?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Точно не Андрей Андреевич.
— Напомни, о чем там…
— Хорошие слова, ну, разумеется те, что я помню. Припев такой: «Замыкая круг ты назад посмотришь вдруг…»
— Уже не согласен, — сказал Сергей.
— Это почему еще? — удивился я.
— Ну, во-первых, глядеть надо вперед… Во-вторых, в песне должен быть политический подтекст, а там, насколько я помню, больше философии.
Мы посмотрели друг на друга, порылись в памяти. В тех кусочках действительно было много философии и ни грана политики.
— Если не будет идеологии, Тяжельникову песню можно не показывать, — сказал Никита. — Этот вопрос обязательно всплывет.
— А в-третьих, — закончил Сергей. — Мы слов наверняка не помним.
Я помолчал. Смысл в замечаниях Сергея имелся. Во всяком случае на счет слов. Мы их точно не помнили.
— То есть против музыки возражений нет, а против слов — есть.
Друзья кивнули. Уже легче. Считай пол дела сделаны.
— Ну, значит Никите придется дать задание написать политически верный текст. О дружбе, социализме и того подобном.
Уже включившийся в процесс Никита подумал и предложил:
— А давайте припев оставим, только мы будем не «замыкать круг», а «разрывать цепь».
Я оценил идею, одобрительно кивнув.
— Логично. Цепь — это ведь еще и символ неоколониализма!
— Тем более! Разрывая цепь, цепь несчастий и….
Никита несколько мгновений посмаковал это слово на языке, задумался.
— Ну и какие рифмы могут быть к слову «цепь»?
— Это ты у нас поэт, ты и думай, — сказал я. — А я тебе политическое направление задал. Нужно придумать и — все!
— Цепь — плеч, — пробормотал Никита, погружаясь в омут рифм. — Цепь — пренебречь, цепь — налечь, цепь-…
— Не «налечь», а «налить», — поправил его я. — Вот налить тебе и сразу рифмы появятся. Хотя бы пива.
— Тьфу на тебя… Нехорошее слово эта «цепь»…
Он замолчал, задумался.
— Рифм практически нет… Что-то я не то предложил.
— То, то… То, что нужно… А это тебе комсомольское поручение, — голосом Тяжельникова сказал я. — Вот тебе еще подсказка: цепь — в печь.
— Ага… «Разрывая цепь мы врагов посадим в печь…» Это вообще концлагерь какой-то получается.
— А если не разрывать цепь, а посадить на неё? — предложил Сергей. — Типа «мы войну возьмем на цепь…»?
— Поэты, — с презрением сказал Никита. — Помощи от вас… Ладно. Буду думать. Что придумаем, то и придумаем…
Но мы не остановились. Это превратилось в какую-то игру.
— Цепь — обеспечь.
— Это еще откуда вылезло? — удивился я.
— Из подсознания, — огрызнулся Сергей. — «Ты порви гадюку-цепь, мир свободой обеспечь». Как?
Никита затряс головой. Понятно, что не от радости.
— Ну тогда еще — цепь — навстречь!
— В смысле?
— Ну у нас враги, а мы им паровоз навстречу, — растолковал нас Сергей. — И все враги всмятку! А мы — в смокинге, а смокинг в добавок еще и в шоколаде.
— Или колеса от паровоза в разные стороны. Ты что выступление Леонида Ильича о том, что холодная война закончилась не слышал? Что мы если не друзья со Штатами, то по крайней мере не враги…
— Разрывая круг мы найдем себе супруг, — неожиданно вернулся Сергей к первому варианту.
— Что-то ты о странном заговорил.
— Да мы по кругу ходим… Нужно как-то этот круг порвать.
— Не цепь, а цепи… — медленно сказал Никита, глядя с отсутствующим видом в окно. — Разрывая цепи мы уйдём заре навстречу, там увидим Солнца свет свершений и побед!
Он торжествующе хлопнул ладонью по столу.
— Вот так вот будет!
Он вздохнул, словно сбросил с плеча какую-то тяжесть.
— А если так — «Будем строить мир, а в нем — социализм!»
— Нет. Тогда уж — Будет новый мир и в нем — социализм!
— Вот-вот. Вот она и идеологическая составляющая!
— Так! Это припев. Только вот песня состоит из припева и куплета, хотя бы одного. Куплет какой будет?
— Предлагаю держаться поближе к оригиналу.
«Вот одна из тех историй о которой люди спорят
И не день, не два, а много лет.
Есть ли правда в этом мире?…»
— Дважды два всегда четыре? — выскочило у меня.
Никита посмотрел на меня глазами полными горечи, вздохнул, словно окончательно разочаровался во мне. Наверное, чтоб не обижать меня, все-таки сказал.
— Как вариант годится…
Но не сгодилось. Мы снова уперлись в какую-то несгибаемую рифму.
— А если по-другому… — предложил Сергей. — Есть ли в этом мире правда…
Мы с Никитой задумались. В головах теснились рифмы. «Правда» это вам не «цепь». Должны быть.
— И о чем тоскует панда, — сказал Сергей, и опережая возмущенные вопросы ответил:
— А что? Хорошая рифма. И политический подтекст есть.
— Какой?
— Ну, если поискать, то найдется…
— «Правда-надо», — предложил Никита. — В смысле «за неё бороться надо…»
Он закрыл глаза, замолчал, а потом быстро пробормотал.
— Так-так… Так-так-так…
Мы молчали, чувствуя себя лишними посетителями поэтической мастерской. Мастер работал, а остальные наблюдали. Так и получилось. Он в конце концов открыл глаза и вздохнул.
— Пользы от вас — как от козла молока. Ладно. Сам справлюсь…
Возражать ни я ни Сергей не решились. Никита записал несколько слов на салфетку и убрал её в карман.
— Вы давайте, головы не мучайте… Лучше подумайте кто у нас станет отцом русского рэпа?
— Не русского, а советского, — поправил я друга, — и разумеется им станет Сергей Вячеславович. Мы же вроде бы договаривались?
— Согласен, — кивнул Никита. — Так что вы лучше со своими рифмами ко мне не приближайтесь, а сочиняйте свои политические рэп-частушки. А я как напишу — скажу.
Я не стал спорить. У поэтов души тонкие, чувствительность высокая. По себе знаю…
— И вот еще что… — сказал Никита. — Нам ведь главное, что? Чтоб качались? Вот они и будут качаться. Я много куплетов сейчас писать не буду. Ну, один-два… И припев. Потом, в Союзе можно будет её в полноценную песню развернуть, а тут… Тут слова не важны. Сделаем так: один куплет на русском, потом тот же куплет на немецком и далее — на английском и французском… И все довольны.
— Будем ковать железо пока горячо. Пошли к Тяжельникову…
Загорелся Никита и встал, готовый к действиям.
— Где его искать? Он наверняка на каком-нибудь официальном мероприятии… Да и не стоит делать все через голову нашего Секретаря.
Я знал, что говорю, так как имел представление, что такое аппаратные игры и понимал, что того лучше иметь в союзниках, а не в противниках… Мы можем быть ему полезны, но и он со своей стороны нам не враг.