Дедушки с гитарой 2

Глава 18

Делать нечего. Переглянувшись, мы принялись писать заявления и заполнять формуляры.

Когда заполненные бумаги оказались в папке у Тяжельникова тот убрал папку в сейф позади себя. У него был вид человека хорошо сделавшего свое дело. Я подумал, что все на сегодня закончилось, но, оказалось, ошибся.

— Ну и теперь — вишенка на торте, — сказал Евгений Михайлович и, сняв трубку телефона, дал команду:

— Позовите товарища…

Дверь, что вела в приемную, открылась и в кабинет пришел мужик лет тридцати с небольшим. Он был какой-то неяркий, незаметный… Какой-то я бы сказал, профессионально неброский. Настолько, что сразу становилось ясно откуда он появился. Подтверждая мою догадку Тяжельников объяснил:

— Этот товарищ будет вашим куратором от Комитета Государственной Безопасности.

— Его фамилия Вишенка? — спросил Никита по-простецки и, прикинув возможное звание зашедшего, поправился — Полковник Вишенка? Или может быть вы просто граф Вишенка?

Тот нимало не смутившись ответил:

— Нет. Я просто майор. Моя фамилия Иванов. Майор Иванов.

— «Иванов Иван Иванов с утра ходит без штанов»… — пропел Сергей на какой-то частушечный мотив. «Афоню» еще не сняли, но не пропадать же из-за этого шутке? Никита воспользовался подсказкой и продолжил:

— «Одевает штаны на ночь, Иванов Иван Иваныч…»

Что я, что мои друзья с интересом ждали реакции. Он ведь мог и обидеться… Но этого не произошло.

— Точно! — сказал он слегка улыбнувшись. — Я штаны только-только надел. В приемной. А до этого без них ходил…

— Извините, — сказал я. — Это у нас от нервов…

— Ничего. Я не обиделся.

Он положил на стол кожаную папку.

— Нам еще с вами вместе работать… Вам следует заполнить еще несколько бумажек.

Снова перед нами появилась новые бумаги.

— Прочитайте. Подпишите.

Я начал смотреть «Подписку о неразглашении», но не дочитав до половины был остановлен вопросом Никиты.

— А почему «НИИ Дальрыба»? Что это за «Дальрыба» какая??

Никита тряс перед собой бланк заявления о приеме на работу. Я поискал в своей пачки такую же бумагу и убедился, что Никита не ошибся. Действительно нам предстояло работать младшими научными сотрудниками в «Научно Исследовательском Институте Рыбоводства» с адресом во Владивостоке.

— Нам что во Владивосток ехать придется?

— Никуда вам ехать не придется, — ответил наш куратор. — Все, что нужно будет для дела, будет происходить тут, в Москве. А это…

Он пожал плечами, словно сожалел о нашей недогадливости.

— Ну, считайте это хитростью… Простой азиатской хитростью. Вы пишите, пишите…

И мы писали….

Он ходил у нас за спиной и посматривал на бумаги и отвечал на вопросы. Когда мы справились со своими заданиями он, посмотрев то, что мы там написали, кивнул.

— Годится…

— Что еще хорошего скажите? — спросил я, шевеля пальцами.

— Скажу… — с отсутствующим видом пробормотал майор. Он проверял правильность заполнения какого-то заявления. — Пятого — аванс. Двадцатого — получка. А послезавтра жду вас всех вот по этому адресу.

Он дал Сергею листочек бумаги с адресом.

— И что там будет?

— Начало работы. Там мы и увидимся. А пока — отдыхайте, приходите в себя.

Пожелание было своевременным. Темп перемен в нашей жизни завораживал и вгонял в какой-то ступор. Хотелось бы остановиться и осмыслить то, что уже произошло и то, что вот-вот должно произойти.

На этом наша встреча и закончилась. Мы молча вышли из здания ЦК. Никто не спешил начать делиться впечатлениями.

— «Остановись мгновенье, ты прекрасно…» — наконец выдохнул сказал Никита.

— А менее поэтически можно сформулировать?

— Я могу, — сказал Сергей. — Охренеть…

Он помолчал и неожиданно напел:

— «We Shall Overcome»…

Песня оказалась исключительно к месту. Когда-то она когда-то была церковным гимном, но перепетая Питом Сигером стала песней протеста. На русский её название переводилось как «Мы преодолеем!». Похоже у нас и впрямь имелся повод напевать её.

— Поправка, — сказал Никита. — Надо говорить не о будущем, а о настоящим. Мы уже преодолели…

— Да. Мы теперь как те многостаночники. И студенты, и научные сотрудники и музыканты…

— И агенты…

— А без этого нельзя. Как без этого-то?

Мы не торопясь двинулись к метро.

— Когда с предками говорить думаете? — спросил я. Никита вздохнул, но ничего не ответил.

— А я сегодня, — решил я. — Чего откладывать? Тем более все решено…

— И как ты это сделаешь? Тут ведь врать придется… — вздохнул Никита. — Ох не люблю я этого…

— Не врать, а всего лишь слегка искажать действительность, — поправил его я. — А может быть даже и без этого обойдется.

— Это каким же образом?

Идея, пришедшая в голову показался мне показалась мне весьма достойной. Врать придется по минимуму, а то и вовсе получится обойтись чистой правдой.

— Простым. Дам им документы и пусть сами читают. Там в письме ЦК ВЛКСМ очень все правильно написано. И слова красивые.

Так я и сделал. Придя домой позвал родителей, усадил их, чтоб не попадали от неожиданности.

— В общем так, родители… Читайте.

Я положил перед ними письмо на бланке ЦК ВЛКСМ.

— Что это?

— Читайте, читайте… — увильнул я. — Там все написано. А потом я все объясню…

Они прочитали и посмотрели на меня.

— Объясни, что происходит… — занервничала мама.

— Мы все уходим из институтов…

Я увидел, как родители нахмурились и поспешил поправиться.

— Мы переходим из своих институтов в Высшую Комсомольскую Школу! Рекомендацию на это нам дает ЦК ВЛКСМ.

Папа с мамой переглянулись.

— Комсомол дал вам рекомендацию?

Это папа. Вот что значит серьезный человек! Сразу нашел нужную формулировку.

— Да, пап. ЦК ВЛКСМ дал нам рекомендацию на обучение в Высшей Комсомольской Школе. Это знак доверия…

Я посмотрел ему в глаза.

— Ты понимаешь, что это значит.

Он кивнул и посмотрел на маму и для неё объяснил.

— Это не только образование. Это — карьера. Это возможности…

— И как вы?

Я пожал плечами. Кажется, самый сложный участок беседы я уже преодолел. Ответил бородатой цитатой.

— «Партия сказала „Надо!“, комсомол ответил „Есть!“» Сам понимаешь — от таких предложений не отказываются…

— А музыка?

Я вздохнул.

— Куда же мы без этого? Будем совмещать.

— Ты хорошо подумал?

Ну как тут можно отвечать?

— Да. Хорошо.

— Ну что ж… — сказала мама. — Образование ты все-таки в итоге получишь… И это правильно!

Голос звучал не так радостно, как я рассчитывал, но всё-таки она меня поняла. Она поднялась и ушла к телевизору. Из комнаты звучали музыкальные заставки «Кабачка 13 стульев». Проводив её взглядом папа спросил:

— Рекомендацию дал только комсомол?

Он выделил слово «только». Я понял вопрос правильно.

— Не только.

Он пожал мне руку и тоже вышел.

Думая, что легко отделался, я налил чаю, но выпить не успел. Помешал дверной звонок. Пришел Серёга.

— Ну как?

Он, не скрывая настроения напел:

— «We Shall Overcome»…

— Привязалось к тебе… Поговорил? — улыбнулся я, не скрывая и своего настроения. — Легко прошло?

— Если бы! Ели уболтал.

Он потащи меня в подъезд. Мы уселись около окна между третьим и четвертым этажами.

— Все-таки комсомол тут реально пробивная сила!

— Мы же сами письмо читали. Там слова правильные…

— Обмывать будем.

В его словах не было вопроса. Только констатация.

— Не сегодня.

— Разумеется… К такому надо готовиться, — мечтательно сказал Серёга. — Вот когда комнату в общежитии дадут, вот тогда!..

Два дня пролетели для нас незаметно…

Мы по-прежнему ходили в институты, готовились к сдаче сессии.

Мозги у нас работали, новые знания хорошо ложились на старые и поэтому даже «Историю КПСС» сдавать было не напряжно… Родители и те вели себя прилично, приняв наши решения изменить жизнь.

А на третий день мы пришли в НИИ Дальрыба…

Встретили нас хорошо. Знакомый майор подхватил нас у входа и привел к двери с кодовым замком. За дверью сидел крепкий молодец с цепким взглядом, а не старушка с вязанием и стал ясно, что за рыба тут водится.

Мы шли по коридору и майор негромко вещал:

— Вот и начинается ваша служба.

— Работа, — поправил я его. — Мы — работаем. Научными сотрудниками.

Он покладисто кивнул.

— А? Ну, разумеется… Хотя ничего это не меняет. Сейчас мы идем в лабораторию, в которой вы будете работать…

— Подрабатывать, — теперь его поправил Никита.

— А? Ну да. Конечно… Там с вами поговорит руководитель лаборатории, объяснит задачи и наметит план работы… Вам — следует слушаться и со всем соглашаться. Понятно? Планы работы уже сверстаны и утверждены.

Он, как я понял, так и не понимал, что перед ним сидят трое стариков, а не подростки, невесть как ставшие объектом интереса Конторы.

— Мы так не умеем, — возразил Сергей. — Давайте мы сами подумаем?

Спорить с нами он не стал. Мы как раз остановились около двери без таблички, но с номером.

— Ну, хорошо, — согласился он с нами. — Давайте как умеете. Вперед и — с песней!

— Вот это непременно! — серьезно подтвердил Сергей. — Мы по-другому не умеем.

Начальник лаборатории встретил нас приветливо. Руки не подал, но довольно любезно улыбнулся. Вид у него был профессорский. Наверняка не простой ученый сидел перед нами, а некто опутанный подписками, никак не меньше, чем мы, но наверняка и он не знал главного. Что, собственно тут же и подтвердил.

— Не знаю, что вы будете вспоминать, но мне поставили задачу поработать с вашей памятью.

— Надеюсь, что работать будите не отбойным молотком?

Он улыбнулся.

— Нет! Ну что вы, молодые люди! Наши инструменты не отбойные молотки и лопаты. Мы работаем тоньше. Если проводить аналогию, то скажу так — мы не кладоискатели, а археологи. У нас кисточки и совочки, а не лопаты и бульдозеры. Наши методы куда как более щадящие.

Никита наклонился к моему уху.

— Надеюсь это не отечественный вариант Индианы Джонса…

Я представил, что может случится с нашими мозгами если там похозяйствует такой инициативный ученый какого сыграл Гаррисон Форд и поежился. Поделиться своей мыслью я не успел. Профессор встал, крылья белого халата поднялись и опали.

— Мы попробуем медикаментозно воздействовать на вашу память и посмотрим, что из этого выйдет.

— То есть вы не знаете, что у вас получится? — насторожился я.

— Реакция может быть разной, — уклончиво ответил тот.

— Даже летальный исход?

— Ну что вы! — взмахнул руками профессор. — Это исключено! Я имею ввиду, что эффективность может быть разной. Методика еще не отработана полностью.

Не знаю о чем подумал хозяин кабинета, а я подумал о том, что не рановато ли мы сунули головы в это все. Повисшую тишину разрушил наш персональный майор.

— Будем надеяться на ваше мастерство, — бодро сказал он. — Наука нас никогда не подводила… Давайте приступим.

— Прошу, — сказало медицинское светило. — Вон туда, за ширму… Там вам ждет девушка…

— Если она похожа на Лару Крофт, — пробормотал Никита не потерявший своих опасений, но обошлось. Медсестра оказалась обычной медсестрой.

Слово и дело разошлись ненадолго. Уже через четверть часа мы сидели на кушетке в одинаковых позах — правая рука согнута и прижата к груди. В сгибе локтя у каждого виднелся ватный тампон.

— А у сестрички очень ловкие руки, — сказал Никита. — Как она ловко иголку в вену засадила…

— Опыт, наверное, большой.

— Руки ласковые…

Девушка… Ну для нас настоящих девушка, а для теперешних скорее тётенька лет двадцати двух сидела за столом и поглядывала на нас.

— Как на лабораторных мышей смотрит.

— А мы и есть мыши.

— Ага. Только хвостик впереди.

Мы посмеялись. Препарат, который нам вкололи должен был каким-то образом активизировать нашу память. Как это проявится не знал ни изобретатель этого снадобья ни сами. По уверениям профессора, в чьи рук мы попали, подопытные приматы время от времени оказывать чудеса сообразительности. У людей, как он недавно уже говорил, также была реакция, но индивидуальная. После укола нам следовало немного посидеть — ну мало ли что — и мы с удовольствием это делали.

— Может быть вы нам радио включите? — предложил я. — Что просто так-то сидеть. Музыку или новости послушаем…

— Голова не кружится? Не тошнит?

— Нет. Все в порядке, — за всех нас ответил Никита. — Включите, пожалуйста…

Медсестра послушно дотянулась до висящей на стенке радиоточки, включила и тут же комната заполнилась музыкой. Кобзон и еще кто-то незнакомый пели революционную песню:

— «Красная гвоздика, спутница тревог…»

— Давно мы с Иосифом Давидовичем не общались… — сказал Никита. — Он нас, наверное уже и не вспоминает…

Сергей сосредоточенно смотрел на приемник радиоточки и молчал.

— Ты чего? — встревожился Никита. — Нормально все?

Сергей медленно кивнул.

— Нормально… — несколько заторможено отозвался он и тут же попросил у девушки за столом.

— Лист бумаги и ручку дайте…

Косясь на медсестру он написал несколько строк и передал его мне. Неровным Серегиным почерком там было написано слов.

Едва я прочитал эти слова, как и в моей голове словно шторку отодвинули. Взяв у Сергея ручку дописал «25 апреля».

С интересом смотревший на нас Никита, получив листочек сказал.

— Точно!

Глядя на Сергея с удивлением сказал.

— Слушай… Песня-то старая, что ж ты только сейчас…

Он остановился, замолчал… Мы переглянулись сообразив, что это не случай, не волшебство, а скорее всего, достижение научной мысли. Работает инъекция! Работает!