Дедушки с гитарой 2

Глава 6

До Тяжельникова мы добрались только после обеда. Наш Секретарь поспособствовал. Он же помог нам с оформлением — нашел пишущую машинку с родными буквами, на которой Никита отстукал нашу нетленку.

Держа перед собой три листочка с текстом, мы предстали перед Секретарем ЦК Комсомола.

Номер его был не лучше нашего, но побольше. Тот же конструктивизм и модернизм, но в трех комнатах. Оно и понятно — тут был «штаб восстания». То есть стояло несколько телефонов, пара пишущих машинок, радиоприемник и с десяток стульев вокруг овального стола.

Там шло какое-то не то совещание не то просто обмен мнениями, и мы вклинились туда как ледокол.

Тяжельников нас с первого взгляда не узнал, что в общем то не было удивительным, но к счастью Сашу вспомнил. А вспомнив его, вспомнил и нас.

— А! Нетворческая интеллигенция!

— Мы отчитаться, — сказал Саша с достоинством. Наверное, в эти дни и без нас у главы советской делегации хватало забот, и он кое-что запамятовал, но Саша кивнул в нашу сторону и пояснил.

— Мы с песней.

От этого «мы» я с удивлением посмотрел на нашего барабанщика, но Серега только плечами пожал. Спина Никиты также выразила легкое недоумение, но заострять внимание на эту несуразность мы не стали. Сказал и сказал… От нас не убудет.

Никита шагнул вперед, протянув листочки с текстом.

Тяжельников взял лист, бегло проглядел его, по диагонали и тут же вернулся к началу. Я внутренне ухмыльнулся. Вот попробуй на такие слова внимание не обратить? Добронравов — это вам не хухры-мухры. Это Поэт с большой буквы. И слова тут правильные и выражения наших лиц идеологическим верные.

Секретарь ЦК посмотрел текст песни сам, потом передал листы сидевшим с ним рядом мужикам. По возрасту явно не комсомольцам.

На нас он смотрел с удивлением. Это было не то вежливое удивление, которое я видел когда-то в глазах Кобзона, а удивление глубокое и настоящее.

Он словно бы не верил, что вчерашние школьники могли написать такой текст. В чем-то он, конечно, был прав, но зачем ему об этом знать?

— Откуда же вы такие слова нашили?

— Из сердца, — спокойно ответил Никита.

— А мелодия?

— Есть и мелодия.

Никита протянул другой лист. Нотной бумаги у нас не было и он, расчертив от руки нотный стан, разбросал по нему ноты.

— Аранжировку мы потом сделаем, — проявил инициативу наш секретарь Саша. — На мой взгляд песня получилась.

— На мой — тоже… — солидно согласился с ним Никита.

— Вот какие люди в Комсомоле! — весело сказал Тяжельников. — Поручили песню написать — они и написали!

Он повернулся к нам.

— У вас, наверное, и другие песни есть?

— Есть, — сказал я, почувствовав, что наступил походящий момент. — У нас есть еще одна новая песня. Хорошая. Мы бы хотели её тут исполнить, но требуется ваша помощь…

— Я петь с вами не смогу, — сказал Евгений Михайлович. — Просто не умею.

— Жаль, — нашелся Сергей. — Но может быть, по-другому поможете?

— Ну-ну…

— Надо бы пару куплетов перевести на английский и французский языки…

— Зачем это вам?

Я хотел пошутить на счет Пятого, музыкального, Интернационала, но передумал. Кто его знает, как там у него и этих возрастных дядей с чувством юмора? Похоже ведь ребята из Конторы, а там не шутят… Пришлось говорить правду.

— Хотим, чтоб песню исполняли люди разных народов на своих языках…. Знаете, есть такая песня «Солнечный круг, небо вокруг…»? Вот что-то похожее.

Он протянул руку, и Никита вложил в неё новый листочек со словами. Он пробежал глазам текст, вредительства в нем не нашел и одобрительно кивнул.

— Хорошо!

Еще бы! Мы так старались!

— А почему не на немецкий?

— Ну, с переводом на немецкий мы договоримся с нашими немецкими товарищами. Есть у нас друзья музыканты, а вот с английским и французским текстами у нас сложности… Можем мы найти таких спецов?

Тяжельников задумался. Разумеется, мы могли бы обойтись без его «благословения». По-простому попросили бы немецких друзей перевести стихи на немецкий. Может быть среди их или наших друзей нашлись бы и те, кто смог сделать это и французский и английский текст, но нам нужен был резонанс. Нужно было вовремя попасться на глаза руководству.

— А почему только два куплета и припев?

— А мы её будем петь по-особенному. Не одни.

Он отложил листочек в сторону.

— И как вы это себе представляете?

— Будет красиво… Мы, по одной-две строчке, поем первый куплет и припев, затем немцы тоже самое, а потом — англичане, французы… Кстати, если получится подобрать кого-то еще, ну поляков, болгар, чехов — можно и их подключить.

— Что уж музыкальный Интернационал получится, — объяснил Сергей. — Мы же все вместе!

— Идея хорошая, — одобрил Евгений Михайлович. — Принимаем. Послезавтра будет вечер интернациональной дружбы. К этому моменту подготовьтесь.

Вот это — дело. Мы переглянулись.

— Когда будут тексты на других языках? — деловито поинтересовался я. Тяжельников повернулся к секретарю Саше.

— Саша, организуй нам это. Поговори с чехами, словаками и поляками … С англичанами, французами я сам поговорю… Давайте попробуем!

Саша расправил плечи. В недавнем прошлом это называлось «попасть в случай». Напрашивалась аналогия с Меньшиковым и Петром Первым… Ну если после этого мы не станем для него лучшими друзьями, то я даже не знаю, что буду думать о Человеческой благодарности.

На следующий день нам предстояло играть в «Доме дружбы ГДР-СССР». В этом месте с начала Фестиваля постоянно проходили какие-то мероприятия — то дискуссии, то концерты, а вот вечерами шли танцы. Концерты шли с национальным уклоном — молдавские там, узбекские… В нашей делегации хватало музыкальных национальным коллективов, а вот танцы были просто танцами. В этот вечер честь представлять музыкальную культуру СССР в глазах молодежи всего мира и прогрессивного человечества выпало нам.

Ничего страшного — привычное дело…

Как и полагалось настоящим героям, мы пошли в обход. С заднего, технического хода, поднялись наверх и попали за кулисы.

Впереди, закрывая сцену от остального зала, висела плюшевая портьера тёмно-бордового цвета. Там, за ней, что-то происходило, но нам было не до этого: время поджимало — до танцев оставалось около часа, а нам еще хотелось бы попробовать звук, так что мы работали, не обращая внимание на жизнь за занавесом.

Справа и слева обнаружились небольшие комнатки, в которых и хранилось все, что нам было нужно — небольшой комплект аппаратуры. Неплохой такой комплект — колонки, усилители, гитары и ударная установка.

Негромко переговариваясь, мы начали «обживать» его. Тут нашлось много чего интересного. Пока я выбирал на какой из трех гитар сегодня буду играть, Никита полез вглубь одного из шкафов. С десяток секунд его не было слышно, а затем он сказал:

— Ох какая штука! Давно хотел такое в руках подержать…

Я обернулся. Никита разглядывал банджо. Приноравливаясь, он несколько раз тренькнул, наслаждаясь звуком. Такое, конечно же ни с чем не спутаешь.

— Вроде сковородка с длинной ручкой, — сказал Сергей, проверяя барабанные палочки на столе. Он выложил десяток на столешницу и катал их там, выбирая самые прямые. — А звук какой…

Никита тренькнул раз, другой…

— Ничего полезного в памяти не всплывает?

— Всплывает, — сказал Сергей. — Помните? «Не перебивай меня, не перебивай, я сегодня как железо…»

Мы переглянулись.

— Кстати, да! Неплохая песня…. Лолита пела?

— Нет. Алика Смехова… Только её на два голоса петь нужно. Женщина нужна…

Сергей уселся на стульчик и начал приноравливаться к тарелкам: двигал, чтоб было удобнее, переставлял.

— Знаю я для чего она тебе нужна…

Серега показал ему язык.

— Может быть Пугачевой предложим? — предложил Никита.

Я с сомнение покачал головой.

— Алла Борисовна сейчас круто пошла в гору. Захочет ли?

— Ну так и песня-то неплохая… Может и захочет.

— А не захочет, так ничего страшного. Не пропадет песня, — сказал Сергей. — С такими песнями мы из какой-нибудь серой мышки сможем еще одну приличную певицу сделать. Найдем кого-нибудь.

Никита пощупал струны и вроде бы даже не слушал нас. Витал в эмпиреях…

— Слушайте! Я вот еще одну песню вспомнил…

Он зачал пощипывать струны, вспоминая мотив.

Я хлопнул в ладоши.

— Точно. «Пой Вася!» Так она называется. Слушайте, а почему-то все, что приходило в голову с использованием банджо носит шуточный характер?

Друзья одновременно пожали плечами. Загадка…

— Слова кто написал?

— Я и слов-то не помню толком, а уж про автора… — он махнул рукой.

— Ну и что тогда делать? По какому варианту? «Слова народные»? Или Вагонов-Ресторанский?

— А сам что? Ты ведь общий принцип, настроение чувствуешь? Вот и напиши нечто похожее…

Никита вздохнул. На него снова падала самая трудная часть задачи. И самая опасная, между прочим…

— Ладно… Дело до Москвы терпит. Пошли колонки расставлять. Про песни не забудем?

— Чего мозги напрягать? Карандашиком запишем.

Мы взялись за колонки, начали расставить их по сцене и прикидывать куда нужно ставить микрофоны.

Серега потихоньку разбирался со своими барабанами, а мы с Никитой таскали колонки. Транспортируя очередной ящик, Никита вдруг остановился и прислушался.

— Ну? — спросил я, ткнув его ящиком.

— Слушай…

— Неси, — сказал я. — Донесем, тогда начнем слушать. Шевелись давай. Нам еще настраиваться…

Но Никита на уговоры не поддался.

— На русском говорят…

— И что? Ты всегда останавливаешься, когда родную речь слышишь?

— Так там их много!

Я проставил свой край колонки на пол, разогнул спину. Мелькнула мысль, что может быть там сидят наши товарищи и тогда их можно будет припахать для установки аппаратуры, но потом я сообразил, что если б там были наши соотечественники, то мы бы об этом уже знали. Значит тут кто-то чужой…

— Ты помнишь где мы? В «Доме дружбы». Вот тут немцы собрались и планируют дружат с нами. А под музыку дружить куда как приятнее, так что давай дальше двигать… Создавать атмосферу праздника.

Никита внял и подхватив колонку, мы утащили её в дальний край сцены.

Там мой друг подошел к занавеси и чуть отодвинул материю. Я покачал головой. Не время, но… Если нельзя, но очень можется, то можно! Я оставил товарища подслушивать и подсматривать, а сам пошел за усилителем. Тот можно было принести в одиночку. Минут десять я возился с проводами, подключал электричество и микрофоны, а когда оглянулся, чтоб воззвать к Никитой совести, увидел, что его нет. Занавесь оказалось слегка раздернутой, что и показывало куда он подевался.

Потихоньку подойдя к прорехе посмотрел.

Внизу, под сценой, стояла группа молодежи человек в сорок и говорили о чем-то, а перед ними стоял Никита.

Там шел какой-то спор. Я услышал:

— А если есть связка «банкир-инженер-рабочий», — сказал какой-то одетый в хорошо потертый джинсовый костюм блондинистый парень возрастом лет двадцать пять, — то кто важнее?

Он помолчал и с улыбкой продолжил:

— Вы сейчас, конечно, скажите, что рабочий. Но почему? Да. Рабочий сделает что-то… Но ведь он сделает это не просто своими руками, а инструментом, который для него спроектирует Инженер. Получается без Инженера Рабочий для Общества не нужен.

— Понятно. Тогда встречный вопрос — а зачем Инженер, если нет Рабочего? Если нет человека, который возьмёт в руки ну, скажем…

Никита явно вспомнил стоящему во дворе нашего ДК фигуру Стаханова.

— … ну отбойный молоток? В шахту что, Инженер полезет? И уголек ломать начнет?

Он покачал головой.

— Не думаю…

— Вот и выходит, что каждый должен заниматься своим делом, — сказал я сверху.

На меня посмотрели, и никто не возразил, а Никита продолжил.

— Не возражаю. А где тут дело для Банкира? В чем его работа?

Наш джинсовый собеседник по-настоящему удивился.

— В организации денежных потоков. Это тоже важно!

— Важно, — согласился Никита. — Тут, правда, есть одно «но»… Рабочий работает руками и его руки никто не заменит…

Кузнецов поднял руку, останавливая не высказанное возражение.

— Ну, по крайней мере, пока Инженер не изобретет робота-шахтера или угольный комбайн. Но зачем тут Банкир?

Блондин усмехнулся.

— А кто даст деньги сыну Рабочего, чтоб он начал учиться и стал Инженером? Кто заплатит Инженеру, чтоб он сидел и изобретал тот самый угольный комбайн? Только он. Деньги-то у него!

— То есть у Банкира функция не производить, а управлять деньгами?

— Да! И это, как мы видим, очень важная функция.

— И что, никто кроме него не может с этой функцией справится? — сверху усмехнулся я. — Вот уж не поверю… Между прочем эту функцию очень удачно может выполнять Государство. Точнее Общество, через Государство. Как, собственно, это происходит у нас в стране.

— И что получается? — с иронией спросил мой визави. — Посмотрите на ваши автомобили!

— Не всегда, — согласился я с ним. — Но иногда — очень хорошо. Посмотрите на наш «Луноход», на наши спутники и космические станции… Посмотрите в конце концов на наши танки….

— Вот-вот… — блондин посмотрел на меня почти победоносно, словно подловил меня. — Танки у вас хорошие.

Я немножко картинно развел руки.

— Увы. Это печальная необходимость. Вы, кстати, помните, чему посвящен Фестиваль?

Он не ответил.

— Напомню, если забыли… Мы тут выражаем солидарность с героической борьбой народов Вьетнама и Лаоса, и Камбоджи с империализмом.

— И как это соотносится с предметом нашего разговора? — удивился он.

— Самым непосредственным образом. Социализму, чтобы жить и развиваться, нет необходимости с кем-то воевать. Ему нужно только трудиться. Поверьте, наши народы с большим удовольствием делали бы не оружие, а те же самые автомобили и телевизоры, но Капитализм не дает нам этой возможности. Капитализм, чтоб развиваться, просто должен воевать. За колонии, за рынки сбыта… А мы не можем оставаться беззащитными, понимая это. Американские автомобили действительно хороши. Но, к сожалению, Америка производит не только отличные автомобили, но и военные конфликты. Мы это видим. Весь мир это видит… Ближний Восток, Вьетнам, Лаос, Кампучия… Если бы Америка только делала отличные товары, мир был бы доволен…. Но Капитализм не может жить, не организовывая новых войн…

Он не стал отвечать и я, не дождавшись возражения продолжил.

— Наша система в данный момент, возможно, не так эффективна, но она более справедлива. Банкир у нас не снимает сливки, отдавая обезжиренное молоко Рабочему и Инженеру… Да и имейте ввиду, что ваша система функционирует уже сотни лет, а наша — всего полвека. Да заметьте какие полвека! Две войны — Гражданская и Вторая Мировая, восстановление после всего этого, культурная революция… Мы хорошо помним, что у нас было и видим, что стало. Мы знаем, что с чем нужно сравнивать.

Я посмотрел на часы.

— Извините… Нам надо успеть подготовиться. Мы сегодня будем играть для вас.

— Согласен. Давайте от политических споров перейдем к музыке, — сказал блондин. — Время само все расставит по своим местам…

«Эх, если бы!» — подумал я, а Никита ответил по существу.

— Музыка примиряет, но не снимает всех противоречий.

Танцы получились… Ну и как всегда у нас.

Несмотря на то, что это был «Дом дружбы ГДР и СССР» молодежи тут набилось разных национальностей и цветов кожи и когда мы через полчаса начали концерт тут уже крутился настоящий интернационал. Молодежь веселилась, танцевала… Те из наших, кто знал наши песни не стеснялись подпевать.

Мы играли и свое, и чужое. Пели и на русском, и на английском, а ближе к концу мероприятия появился секретарь Саша, а с ним ребята из «Пудиса» и еще несколько незнакомых нам человек. Саша знаком попросил нам прерваться.

— Есть слова, — сказал наш секретарь. — Не хотите попробовать?

Ребята из «Пудиса», стоявшего у него за плечами и слушавшие переводчика кивнули.

— Без репетиций? — удивился я.

— Мы репетировали, — важно сказал Саша. — У нас все получилось…

Мы переглянулись, пожали плечами. Для него это было выполнение комсомольского поручения, а для нас только радостью. За свой кусочек песни мы отвечали.

— Хорошо… Не вижу препятствий.

Впереди три микрофонные стойки. Я щелкнул пальцем и звук улетел в зал.

— Премьера песни! — объявил я. — В нашем мире есть много вещей, которые помогают людям лучше понимать друг другу. Песни — одно из них.

Я нашел взглядом нашего блондина и махнул ему рукой, тот взмахнул в ответ.

— Мы написали новую песню, которая может подружить всех нас, людей, всего мира. Понять слова несложно. Вы их наверняка поймете….

Народ радостно загомонил.

Не дожидаясь тишины, я негромко начал, но электроника делал свое дело, разнося голос по всему залу.

Никита сделал шаг вперед и подхватил:

Люди на танцполе притихли, вслушивались в слова. Сообразили, что не танцевальная вещь звучит. Шум потихоньку стихал. И верно — такие слова имело смысл обдумать.

Мы спели куплеты и неожиданно получили поддержку от Саши. Оказалось, у него неплохой голос.

Следом в дело вступили немцы из «Пудиса». Смысл слов никто из нас точно не понимал, но наверняка это был все тот же поэтический перевод Никитиного текста. Они пропели, но и этим дело не ограничилось! Музыкально-политический конвейер продолжил крутиться! Саша заработал как дирижёр.

У пришедших с ним людей в руках появлялись листки со словами, и наша песня зазвучала на разных языках. Мы играли. А народ пел. Слава Богу и Крису Кельми, музыка входила в мозг «на раз».

Рядом с нами выходили ребята и девчонки и по одной строке выпевали нашу песню. Музыка раскачивала толпу.

Подчиняясь ритму, люди у сцены начали обхватывать друг друга за плечи и раскачиваться.

Немцев тут было большинство, и они подхватили припев. Потом вышло двое англичан и француженки… На сцене смешались все языки и голоса.

Если помните, одна из строк припева случала так: «Будет новый мир и в нем — социализм!» и теперь, сообразив, что к чему, люди даже не знавшие иностранных языков выпевали это одинаково звучащее на всех языках слово — «Социализм»…

Каждый пел, что помнил, но ведь слово «социализм» звучало одинаково на всех языках и это слово поднималась из глубины и волной накатывалось на нас из зала.

В итоге нас подхватили и от избытка чувств начали подбрасывать в воздух. Летали мы, летал секретарь Саша…

«Если это не слава, то кто это?» — подумал я.