Дедушки с гитарой 2

Глава 10

А следующий день принес нам приятный сюрприз… Когда мы готовились к очередным танцам дверь в зал открылась и дверях появился замдекана. Он галантно придержал дверь и в зал вошла… Пугачева.

— От оно как! — сказал Сергей, прекратив пробовать «бочку». — Похоже, по нашу душу?

— По вашу душу? — спросил Семен. — Это кто?

— Это тот самый женский голос, о котором ты вчера беспокоился.

Я спрыгнул со сцены навстречу гостям.

— Здравствуйте Михаил Николаевич! Здравствуйте, Алла Борисовна! Какими судьбами к нам? Мы, кстати, вас вчера вспоминали. Не икалось вам?

Глядя на Пугачеву, я машинально сунул руку заместителю декана и тот вероятно также машинально пожал её.

— Необходимость…

— Нужда позвала в дорогу… — пробормотал Сергей.

— Ну, можно сказать и так, — согласилась Алла Борисовна. — Срочно нужна новая песня. Срочно. У вас есть?

— Объясните сперва как вы нас нашли-то? — насторожился я. Червяк подозрения, что последнее время грыз меня, поднял голову и огляделся — нет ли опасности?

Несмотря на то, что мы вроде бы договорились считать, что Власть нас всерьез не восприняла в серьез и про нас забыла, все мы нервничали, понимая, что жизнь застыла в каком-то неустойчивом равновесии.

Получилось так, что в наших отношениях с ней образовалась тягостная пауза. Она тянулась и тянулась. Жизнь сейчас напоминала тот самый момент, когда музыкант, взявший по медной тарелке развел руки и замер в ожидании подходящего момента, чтоб соединить их. Я представлял, что тишина уже звенит ожиданием удара и медный начисленный блеск инструментов походит на блеск кинжалов, готовых взрезать набухшую ожиданием тишину, чтоб освободить звук…

Каждый из нас чувствовал эту паузу в жизни и понимал, что она не может длиться вечно. Любое странное или просто непонятное нам событие или действие я рассматривал как предпосылку к резкому развороту жизни. Приезд певицы был событием из этого ряда.

Но она улыбнулась.

— Просто. У родителей ваших узнала где вы учитесь, потом позвонила в институт и вот Михаил Николаевич любезно предложил подвести меня сюда, благо он и так собирался посмотреть, как вы тут устроились…

Наш замдекана кивнул.

«Значит не Тяжельников» — подумал я. — «Неужели и правда только из-за песни?»

— Так в чем нужда-то?

— Готовим новую программу. Там много лирики и я подумала, что может быть вы сможете дать нам что-то энергичное. Вы же такое умеете?

Она смотрела на нас как взрослый, успешный человек смотрит на детей. Это, конечно же, был не «развод», но и на равнозначное сотрудничество тоже не походило. Мы переглянулись. Ну-ну….

— Вы вовремя, — сказал Сергей. — Мы вот только-только песню написали… Слова пока не все. Вы помните слова у нас наш поэт пишет, но основу можем вам показать…

— Я думаю, вы оцените… — поддержал я товарища. Я поискал глазами Семена.

— Семен! Помнишь, что вчера играли?

И мы дали…

Гости послушали. Алла Борисовна попросила сыграть еще раз. Видно было, что она «примеряет» песню на себя, как новое платье. Подойдет? Не подойдет? Потом сама вышла на сцену и взяла листочек со словами.

— Хотите сами? Пробуйте.

Семен начал вступление, и мы подключились. Эти два куплета и припев мы повторили раза три и только тогда Пугачева остановилась.

Она почувствовала песню, раскраснелась. Как человек музыкально образованный, она уже видела аранжировку, понимала, что может получиться из песни при правильном обращении.

— Ну так что? Качественный продукт? Берете?

Ответ быстрый, легкий, из глубины души.

— Да!

Я побарабанил пальцами по столу, обозначая глубокую задумчивость. Вздохнул — тяжело принимать такое решение.

— Хорошо. Песня будет вашей… Но у нас будет встречная просьба.

— Пожалуйста.

— Вы введёте нас в московскую музыкальную тусовку.

Певица вопросительно наклонила голову.

— Что, простите?

— За языком следи, — прошептал в спину Сергей и я тут же поправился.

— В круг московских музыкантов, в круг ваших знакомых. Годится?

Алла Борисовна мило улыбнулась.

— Хорошо.

— Кстати совет. Тут можно не только петь. Но и играть… В конце как-нибудь вот так сделайте…

Сергей растопырил пятерню и поднял её над затылком, то ли пародируя, то ли обозначая королевскую корону. Этот пугачевский жест из прошлой жизни он хорошо вспомнил…

— Публике это понравится. Будет весело и красиво….

Она кивнула.

— Когда песня будет готова?

Я прикинул сроки.

— Примерно недели через две.

— Так долго? — она помрачнела. — А раньше? Раньше никак нельзя?

Я с сожалением развел руками.

— Наш поэт тоже копает картошку, только в другом районе Подмосковья. А связи у нас с ним нет.

— Да, — поддакнул Сергей. — Времена нынче не те.

— Адрес у нас есть, но сами понимаете сколько дней пойдет письмо туда и сколько обратно… Да и наша «ссылка» — я с улыбкой посмотрел на Михаил Николаевича, — заканчивается только через неделю… Так что никак.

Певица повернулась к Михаил Николаевичу.

— А вы не могли бы отпустить этих замечательных студентов домой пораньше?

Замдекана не успел ничего ответить, как певица добавила:

— Готова пообещать, что не буду есть картошку в течении двух недель…

Наш «хозяин» улыбнулся в ответ.

— Это слишком большая жертва. Не стоит нарушать режим питания… А ребят я отпущу. Им и в Институте у нас работа найдется.

Он посмотрел на нас.

— Собирайтесь. Мы подбросим вас до Москвы… А завтра — в деканат.

— С вашего разрешения — в понедельник, иначе мы не сможем выполнить обещание Алле Борисовне…

Я поклонился певице.

— Тогда дня через четыре…

Потом повернулся к замдекана и объяснил.

— Завтра пятница… Завтра мы поедем искать нашего товарища, что учится в МИИТе, а уж когда найдем…

— Хорошо. Согласен.

Вечером мы уже были в Москве и весь вечер четверга прошел в поисках бумажки, на которой я записал адрес Никитиного совхоза. Разумеется, я её не нашел, так что утром я пошел искать её к Володину. Там её также не оказалось, что вообще-то было не удивительно — бумажка, потерянная в одной квартире, вряд ли найдется другой, тем более если эта квартира находится двумя этажами выше.

— Ну и что будем делать?

— Включим логику… Кто-то же знает куда увозят студентов МИИТа выковыривать овощи из земли?

Я молча согласился с товарищем.

— Значит нам осталось только понять кто этот человек и связался с ним!

— Диалог как из КВНа. Ты представляешь, как его найти?

— Без Интернета? Легко!

Сергей снял с полки телефонный справочник и зашелестел страницами. Пожалуй, он прав. Простые решение, они самые верные.

— Вот он МИИТ… Как на ладони. Сейчас всех найдем и обезвредим.

Приживая ладонью непослушные страницы он другой рукой закрутил диск телефона. С жужжанием цифры слетали с кончика указательного пальца и по проводам устремлялись в сторону телефонной станции. Разумеется, трубку в институте сняли, но сведений о том куда отправили первокурсников инженерно-экономического факультета мы не получили. Вместо них мы получили еще один номер телефона.

И все завертелось…

Я слушал как Сергей обхаживает сотрудников института, скорее всего секретарш, и понимал, что идя такой дорогой мы ни к чему путному не придем. Пару раз, когда нам давали уже знакомые телефоны, и путь превращался в кольцо, но он умудрялся выскальзывать из него. В конце концов мы получили-таки вроде бы нужный номер, но… Тут мы уперлись в стену.

Сколько мой друг не набирал его на том конце провода никто не брал трубку.

— Наверное, этот тип вместе со студентами и уехал в поля…

Несколько минут мы просто сидели и смотрели на телефон. Данное нами слово выдать песню нужно было держать, не смотря на все сложности.

— Наверное мы зашли не с того бока, — сказал я. — У нас не хватает авторитета, что получить допуск с этими сведениями. Девочки на телефоне этого точно не знают, а пропускать нас дальше, к тем начальникам, кто обладает нужной информацией, не хотят, ибо не положено. Тут надо действовать с фантазией!

— Позвоним и скажем, что студент Кузнецов Никита Борисович со вчерашнего дня зачислен в отряд космонавтов и поэтому мы хотим взять у него интервью?

— Ну, что-то вроде того… Кстати, красивая идея! Если нам не дают адрес, может быть с корреспондентом газеты поделятся секретной информацией? Давай подключим «Московский Комсомолец»?

Так и сделали.

В редакции нам обрадовались, вошли в положение и попросили немного обождать.

— Вот как надо дела делать! — сказал Сергей. — Что мы с самого начало так не сделали?

Ждать пришлось минут тридцать. Через полчаса девочки из редакции перезвонили и обрадовали. Возможностей и авторитета у редакции «МК» и впрямь было побольше, чем у нас. Прижав трубку плечом к уху Сергей записал адрес, но трубку не положил, что-то выслушивал.

Несколько раз кивнув, он сказал.

— Хорошо. Значит завтра в 8-30 у метро…

Глядя на лист бумаги с адресом с поинтересовался.

— Свидание назначил?

— Можно сказать, что да.

— Ну не будь таким загадочным, как граф Монте-Кристо.

— Будет маленькая помощь друзей.

Он насвистел несколько тактов битловской песенки.

— Оказывается у них есть редакционное задание — собрать материалы о студентах, работающих «на картошке» и кто-то из корреспондентов готов поехать туда вместе с нами и посмотреть, как там работают молодые железнодорожники. Ну и нас подхватят до кучи… Девочки сказали буквально «очень романтическая история может получиться…»

— Романтическая?

— Ну да. Картошка, герои музыканты и дружба как у мушкетёров…

Он посмотрел на часы.

— Короче, корреспонденту все-равно куда ехать, а тут мы со своей задачей. Что называется, «лыко в строку». Завтра в 8-30 нас ждут около «Рязанского проспекта». Будет машина.

Так оно и получилось. Мы погрузились в «жигули» и еще через пару часов прибыли на место. Корреспондент, который представился Андреем Василевичем, оказался общительным молодым мужиком, и мы всю дорогу проболтали о всякой всячине — о картошке, об учебе, о музыке, о фестивале, и о комсомольской работе в школе…

Уже на месте он пошел искать штаб битвы за урожай, а мы — разыскивать Кузнецова. Не знаю повезло ли корреспонденту, а нам повезло почти сразу. Собственно, по-другому и быть не могло — наступило время обеда, и голодные студенты вороньем слетелись к столовке. Разумеется, Никита нашелся там и удивился нам куда больше, чем мы ему.

— Это каким же образом? — поинтересовался наш поэт.

— На крыльях любви, — объяснил Сергей.

— О святом не надо, — поправил нас Никита. — Я, кстати, уже жену нашел!

Мы не удивились, так как знали, что он женился на своей однокурснице, но чтоб так вот сразу.

— И что, уже сочетался? — поинтересовался я.

— Пока нет. Но удочку закинул. У меня сейчас момент романтической влюбленности…

— Прогулки при луне, лирические стихи из головы на бумагу сами собой лезут?

— Точно! Хотя тут мокро и грязно, но — лезут, окаянные!

— Понятно. Значит мы вовремя. К нам Пугачева приезжала. Ей нужна новая песня.

Он хмыкнул.

— Музыка, полагаю, уже есть?

Я кивнул.

— И половина слов тоже. Тебе осталось самую малость — закончить начатое.

— Мы ей предложили «Все могут короли» исполнить, — объяснил Сергей. — Слова, что вспомнили — тут.

Он протянул товарищу листок с текстом.

— Ну и как она? Песня понравилась?

— Приняла. Но попросила, чтоб песня была готова к понедельнику.

— Вот как? И что вы?

— Сказали, что надо посоветоваться с товарищем и под это дело наш замдекана отпустил нас, что мы смогли выполнить обещание.

— Нашли проблему.

Никита уселся на скамейку и закатив глаза к небу начал что-то шептать. Похоже что-то пошло не так и он поднялся и принялся расхаживать перед скамейкой. Потом вздохнул, покачал головой.

— Надо вспоминать. Не хочу переделывать. Надо поднапрячься и вспомнить как было в оригинале…

— У нас не получилось, так что сам понимаешь на тебя вся надежда…

Он отложил листок в карман.

— А вы-то как сюда? На такси что ли?

— Лучше! Нас сюда корреспондент «Московского комсомольца» привез. У них в планах статья о студентах, что работают на картошке, вот они и совместили приятное полезным. Нас к тебе, а им — материал из первых рук.

— А где он?

— Так, наверное, пошел с кем-то разговаривать. Профессия у него такая — задавать вопросы.

— Это ты путаешь. Задавать вопросы — прерогатива следователя.

— А вот и нет. Следователь задает неприятные вопросы, а корреспондент просто любопытничает.

— Вот-вот. Как напишет о тебе статью «Участник Фестиваля на трудовой вахте»! Будешь знать.

Андрей Васильевич подошел к нам и услыхал последнюю фразу.

— Это вы о чем?

— Да о вас. Точнее о вашей работе. Кстати, вот он наш Никита. Сделайте его героем очерка. Поэт, музыкант, собиратель картофеля…

— И иных корнеплодов, — добавил Никита. — Я думаю, что тут и без меня героев хватает. Вон, посмотрите.

Студенты, получив алюминиевую миску супа, искали место и начинали есть. — Кстати идите за мной. Моя хорошая знакомая работает на кухне и нас накормят.

— Это будет нелишним, — согласился Андрей Васильевич. — От еды корреспонденты добреют…

Кормили тут и правда неплохо. Мы ели, а Андрей Васильевич параллельно общался с народом, втягивая в разговор окружающих. Говорили о работе, о досуге, о нормах и планах на будущее… После обеда все стали потихоньку расходиться.

— Ну ладно, — поднялся Никита. — Мне дальше трудиться… А вы тоже обратно в колхоз?

— Нет. Мы — в отставке. Нас отпустили…

— Так вы больше не вернетесь туда?

В голосе товарища в равной пропорции смешались удивление и белая зависть.

— Это с чего это вдруг? Картошка в ваших полях закончилась?

— Нет. Нас замдекана от работ освободил. Точнее, перекинул на что-то такое, что мы будем делать в институте. Помнишь у Александра Сергеевича? «Ярем он барщины старинной оброком легким заменил…» Вот у нас получилось примерно тоже самое.

— Ага. «И раб судьбу благословил…» Помню, конечно.

— А тебе судьба слова дописывать…

— Вам хорошо, — с явной завистью сказал Никита. — За вас Пугачева попросила… А мне эту барщину еще неделю отбывать.

— А давайте я с вашим начальством поговорю? Стихи-то, как я понимаю, вы ещё не написали? — неожиданно предложил корреспондент. — Вдруг у меня получится?

— Попробуйте, — безо всякой веры в успех согласился Никита, касаясь кармана, куда спрятал заветный листок бумаги.

— Должно получиться! — добавил я оптимизма в настроение Никиты. — Пресса — это ведь пятая власть!

— Это кто сказал? — поинтересовался корреспондент.

— Маркс, конечно…

Разумеется, я был в курсе, что первым это сказал не Маркс. Автор «Капитала» только повторил ранее высказанную неким Францем Шнеллером формулировку. Но сказать об этом было бы и опасно, и невежливо. Опасно, потому что придется объяснять кто это такой и отчего я его знаю, а найти такую информацию в это время непросто. А невежливо… Ну вот скажу я ему «Шнеллер», так он меня за фашиста может принять…Особенно если я при этом пальцем в спину ткну.

Однако все получилось… Минут через десять из дома вместе с нашим корреспондентом вышел какой-то упитанный дядька и скомандовал:

— Кузнецов! Можете ехать. В деканат я позвоню. В понедельник вас там будут ждать…

— Волшебник, — прошептал Никита. — Ей Богу он волшебник!

— Жену за эту неделю у тебя не уведут?

— Типун тебе на язык. Все у меня будет хорошо!

Первый секретарь ЦК Комсомола находился в кабинете не один.

Те двое, кого он пригласил на беседу, должны были ответить на вопросы, что мучали его последнее время. Вопросы был серьезными, но это не означало, что при его обсуждении нельзя было выпить чаю с хорошим тульским пряником.

— Откуда пряник? — спросил Андрей Васильевич, журналист из «Московского комсомольца». — Свежий!

— Да ребята из Тульского обкома заезжали и подарили. Вкусно?

— Было бы невкусно не ел бы, — сказал второй. — Вон как вцепился.

Он рассматривал пряник, размером с раскрытый журнал «Огонек» и такой же красивый — с глазурью сверху и полоской варенья внутри.

— Ты, Семен, не жадничай. У меня еще один есть…

Он выставил на стол еще одну подарочную коробку.

— Расскажите лучше, как с поставленной задачей справились? Составили мнение о ребятах?

Оба кивнули.

— Так. Тогда…

Тяжельников посмотрел сперва на одного, потом на второго и выбрал того, кто был постарше.

— Тогда тебе первому слово. Излагай.

Осторожно придерживая чашку тот начал.

— Необычные люди. Такое впечатление, что у них есть какое-то двойное дно… Они сверху одни, а внутри — совсем иные.

— А в чем их необычность?

— Думают иначе. Говорят иначе… Если общаться с ними с закрытыми глазами, то вполне можно принять их за взрослых, уже поживших, людей, которые смеха ради заговорили детскими голосами. Я, когда машину вел — они позади меня сидели — это очень хорошо почувствовал.

— Аргументы, — попросил хозяин кабинета.

— Изволь.

Андрей Васильевич на мгновение задержался с ответом.

— Похоже, что они неплохо знают Маркса.

— Насколько неплохо?

— Настолько, что позволяют себя его цитировать. Ты много сможешь найти школьников…

— Студентов, — поправил его Семён.

— Ты давай пряник ешь и не перебивай. У тебя тоже будет возможность свое мнение высказать. Продолжай.

Корреспондент «МК» все-таки повернулся к Семену, но сказал не столько ему, сколько хозяину кабинета.

— Да какие они студенты? Они ещё вчерашние школьники. А что такое уроки «Обществоведения» в школах я неплохо представляю. У них в головах могут задержаться парочка цитат из Ленина, но никак не больше. А один из них цитирует такое, словно учился в «Институте Марксизма-Ленинизма». Они ведь, насколько я понимаю, с комсомолом свою жизнь связывать не планировали?

Говоривший вопросительно посмотрел на Первого Секретаря.

— Ты имеешь ввиду строить там карьеру? — Тяжельников назвал все своими именами. — Вроде бы нет.

— Ну так вот. А темой они владеют получше, чем комсомольский актив его возраста. Кроме того, имеют вполне взрослые суждения по событиям в мире. Очень четко представляют, чего хотят добиться.

— И чего?

— Стать заметной величиной в музыкальном мире страны. В шутку говорили, что вроде бы и мира, но вот теперь я думаю, что может быть они вовсе и не шутили. Цель достойная…

Семен держал в руках чашку с чаем и слушал. Тяжельников посмотрел на него.

— А ты гармонист? Составил свое мнение? Как тебя, кстати, в деревне приняли?

Семен отставил чашку, положил кусок пряника.

— Нормально. Гармошка помогла. Деревенским, сказал, что решил отпуск тут провести, оделся попроще и сошёл за своего. Правда пришлось проставляться, чтоб совсем уж своим стать, но ничего. Печень выдержала. А что касается мнения… Если б вы ставили задачу конкретнее, то можно было бы смотреть на какие-то тонкости. А тут …

— Если б я знал, как её поставить, — перебил его Тяжельников, — то я бы и поставил. Точнее поставить задачу я просто не могу.

— Тогда так. Если совсем коротко — они другие.

— Давай-ка как старший товарищ. С примерами и объяснением.

— Хорошо. Я всегда считал, что сочинительство — это не простое дело. То одно в голову придет, то другое. Надо понять, что лучше… То есть сочинительство — это труд. А у них…

Он пожал плечами, не зная, как сказать, потом нашел-таки формулировку.

— У них — игра… Они сочинили песню легко и быстро…

Тяжельников осторожно возразил.

— Ну это еще ничего не говорит. Кто-то сочиняет тяжело и медленно, а кто-то — легко и быстро.

— Возможно… — согласился Семен. — Но меня удивило то, что они не только сочинили мелодию, они еще сумели представить песню как маленький спектакль… Вот это жест…

Он показал растопыренные пальцы над головой.

— …нужно было придумать и увидеть. А они её только вот что, можно сказать на моих глазах сочинили.

Он замолчал и с трудом закончил.

— Такое впечатление, что они уже видели исполнение кем-то этой песни и знали, что нужно делать, чтоб та стала лучше, а от чего-то нужно воздержаться.

— Это все?

— Нет. Время от времени они в разговорах между собой сбиваются на какой-то свой язык…

Сказав это, он взмахнул рукой, останавливая готовые сорваться с языка хозяина кабинета вопросы.

— Не язык, а… Употребляют какие-то выражение, понятные им двоим и не понятные никому другому…

— Жаргон? Как уголовники что ли?

— Да какие уголовники? Как люди с общей базой знаний. В отличии от той, которая есть у нас. У меня, во всяком случае. Какие-то профессиональные слова. Ну и, понятно, образованность выше школьной. Кто нынче из школьников объяснит, что такое «ноосфера»? Я и сам узнал про неё только после того, что в Советской Энциклопедии статью прочитал.

Тяжельников смотрел на тех, кого попросил разобраться в этой странной ситуации и понимал, что все более и боле запутывается. Сидевшие перед ним друзья хорошо чувствовали недосказанность, висевшую в этой комнате, но он и сам не знал больше, чем знали они.

Может быть только догадывался…

Невольно посмотрел на книги на полках. Теперь он точно знал, что там ответа на его вопрос не было. Ответ нужно было искать самому…

Неожиданно для самого себя он вдруг подумал:

«А может быть все-таки наоборот, наоборот? Распутывается. Если допустить, что все, о чем я не смею думать возможно, то все стает на свои места. Все объясняется».

— Значит, говорите, странные люди… — сказал он.

— Точнее не скажешь….

Под его взглядом Семен доел пряник и кивнул.

— Согласен. Странные и непонятные.

«Значит придется разбираться дальше… — подумал Тяжельников. — И пока одному. Слишком уж невероятной может оказаться правда…»

…Учеба-учебой, но нам получалось время от времени встречаться в родном ДК и репетировать. Наши выступления стали реже, но директор ДК ценил нас выше других, и мы успевали даже на редких уже выступлениях зарабатывать неплохие деньги.

Потихоньку копились новые песни. Мы набрались смелости и отыскав адрес Михалкова, направили ему письмо с просьбой использовать в песни его стихи. Ответа пока не пришло.

— Не рано ли? — засомневался я. — Чтоб как в прошлый раз сработало надо с этой песней какой-нибудь конкурс выиграть… А в обозримом будущем пока ни одного не видно.

— Значит надо проявить инициативу самим…

Сергей помолчал и сказал то, о чем думал каждый из нас.

— Тяжельников, похоже, не захотел играть мячом, который мы ему подкинули, так что давайте тогда думать о собственном будущем. А не о будущем СССР.

— Знать бы наверняка, — вздохнул Никита.

Мы немного посидели молча. Все трое понимали, что задачи, что мы ставили перед собой мы уже решили. Теперь пришло время ставить новые… Я хлопнул кулаком по ладони.

— Ладно… Что ни делается, все делается к лучшему. Нам нужен новый план! План движения вперёд!

— Вперед и вверх! — поправил меня Сергей. — Вверх это непременно!

— Можно попробовать совместить оба пути и попутно зацепить Михалкова, — подумав сказал Никита. — Мы можем снова выйти на Тяжельникова.

— На него?

— Ну или на ЦК Комсомола.

— С чем выйти? Есть идеи?

— С предложением записать пластинку! Пластинка — это ведь «вперед и вверх»? — Кузнецов вопросительно посмотрел на нас.

— Ага… Так нам и дали! — голосом в котором смешались надежда и недоверие сказал наш барабанщик.

— Нам, может, и не дадут… Только есть такая идея. Помните были…

Никита усмехнулся использованному обороту.

— То есть будут, а может быть и сейчас есть пластинки типа «Музыкальный калейдоскоп»? Как будто бы «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады»?

— Точно!

— Вот такую и предложим. И на неё запишутся те коллективы, что принимали участие в Фестивале или просто играющие музыкальную музыку. «Пудис», «Но-То-Цо», «Локомотив ГТ», «Червоны гитары», Марылю Радович, «Скальдов», Пугачеву… Ну и мы там рядом с парочкой песен встрянем.

— А Кобзона?

— Кто помнит, кто в том времени пел песню о Ленине, которую мы у Пахмутовой с Добронравовым тиснули? Кобзон или Лещенко?

Точно никто не знал. Мы смотрели друг на друга и молчали.

— С Кобзоном мы вроде бы, дружим… Однако Лещенко вроде помоложе и больше похож на комсомольца. Может быть это нам даст возможность с Лещенко подружиться? Это-то тоже песню не испортит.

— Идея хорошая… Вот туда-то можно будет и «Мальчик с девочкой дружил» поставить.

— Между прочим он пока еще ничего не ответил.

— Ну и ничего страшного. Что из-за забывчивости поэта тогда хорошей песни пропадать?

— Не ответит — все равно номер сделаем. Пусть будет в запасе. Тут еще одна идея возникла… Не пришло ли время пощипать группу «АББА» на предмет репертуара?

— Кстати. Их не слышно и не видно… Почему?

— Ну, почему невидно понятно — их у нас не показывают, а вот на счет неслышно. Давайте вспоминать, когда они вообще их небытия вынырнули? Кто помнить?

— Так вот-вот должна… Они же на Евровидении вылезли! А когда у нас Евровидение? Оно ежегодное или как?

— Первая песня у них была «Ватерлоо». Это я точно помню.

— Хорошая песня.

— Надо думать, если она Евровидение выиграла.

— Получается, или в следующем, 1974 году или в 1975 году она «выстрелит». Сейчас же 1973 год?

— Именно…

— Ну что, подождем годик и дадим им выиграть и выйти в люди или собьём шведов на взлете?

Мы переглянулись и замерли. Нам всем одновременно пришла в голову простая мысль — мы ведь действительно можем радикально перекроить историю поп-музыки. Присвой мы «Ватерлоо» и кто знает, что служится в этом мире с «АББА»? Песни-то, понятно, не пропадут, если мы их помним, а вот сами люди. Два мальчика и две девочки…

Мы молчали довольно долго. Это было чувство, похожее на всемогущество. Я понимал, что существуют поступки, которые могут разрушать что-то значительное. Нечто такое огромное, что не сразу и вообразишь, что-то вроде пирамид. И вот сейчас мы стояли перед выбором — сделать нечто и обрушать карьеры четырех молодых людей или оставить все как было…

— Давайте не станем, — решил Сергей, похоже, испытавший те же чувство. — Пусть хоть взлетят.

Словно стыдясь своего благородства он добавил:

— Потом-то можно будет парочку перьев у них из хвоста выдернуть, но это Евровидение пусть с «Ватерлоо» выигрывают.

Мы молча кивнули, упиваясь собственным благородством и щедростью. Но даже у той имелись пределы.

— А вот «Happy New Year» можно и реквизировать. Представляете, что будет, если эта песня станет нашей?

Никто не ответил. Мы молча переживали величие идеи. Весь мир будет отмечать Рождество и Новый Год под эту мелодию. Весь мир! От Канады до Китая включительно! А если считать по алфавиту, то от Австралии до Японии.

Это было то мгновение, которые литераторы описывают словами «ангел пролетел».

Лицо Никиты мгновенно изменилось. Там появилось отсутствующие выражение, словно душа нашего поэта устремилась ввысь за идеями и рифмами.

— Про Рождество нельзя будет… — с сожалением сказал он. — Только про Новый Год… — . — А какие там рифмы могут быть? Новый год, Новый год…

— Вперед, наоборот, несет, вездеход…

— Пароход…

— Тогда уж с припева и начинай. «Вот Новый год, счастье несет…»

— И пулемет…

— «А пулемета я вам не дам!» — голосом таможенника Верещагина сказал я. — Хватит фигней заниматься! Рано еще об этом говорить. Давайте лучше прикинем каким путем двинем. Через нашего районного Сашу?

— Через Сашу это как-то мелко.

— Пожалуй, — согласился я. — Но в известность его поставить все-таки нужно. А то вдруг обидится?

— Поставим в известность, — кивнул Сергей. — Если все заварится, будет нашим представителем и координатором. Но начать надо со ступеньки повыше. С горкома. Есть у нас знакомые в орготделе?

— Есть. Надо будет приготовить парочку кассет.

Но ничего путного мы в этот день сделать не успели.

Тяжельников нас опередил. Когда мы зашли к РК ВЛКСМ к Саше, тот нас обрадовал.

— А мне Тяжельников звонил!

Было видно, что он гордится близким знакомством с большим человеком.

— Просил передать вам, что хочет переговорить.

— А о чем? — осторожно спросил Никита.

— Что-то по фестивальным делам… Вот телефон в приемную. Звоните, договаривайтесь…

Он протянул лист бумаги с телефоном.

Так ничего и не сказав о наших планах, мы вышли на улицу.

— Ну, что, — спросил Сергей. — Ни у кого никакие части тела ничего по этому поводу не вещуют?

— Принял он мячик-то, — невпопад отозвался Никита. — И играть готов… А мы?

Он поднял голову, посмотрел на нас.

— Мы-то готовы? Что делать теперь будем?

— А варианты?

— Идти в любом случае нужно. А вот о чем говорить… Можно от всего отбрехаться, сказать, что со страху такого наговорили…

— Ага. Кто-то ссытся со страху, а у нас — словесный понос, — припомнил Сергей недавнюю формулировку.

— Зря смеешься, — остановил его я. — Разговор-то серьезный. Он, похоже для себя какое-то решение принял.

— Да не какое-то, — поправил меня Никита. — Не какое-то. Похоже, он поверил в нас.

Я покачал головой.

— Не так скоро… Если б он безоговорочно поверил в нас, то тут уже стояла очередь из «черных воронков». Тут нюансы важны. Вы чувствуете, как он нас пригласил? Деликатно! Не «всем стоять, руки на затылок», а официально. Можно сказать, в гости.

— И что это по-твоему значит?

— Скорее всего это значит, что он еще до конца решения не принял. А вот, что он близок к этому. Тут я соглашусь…

— И что теперь?

— А вот теперь давайте думать… Либо продолжаем и дальше под дурачков косить, либо попробуем что-то изменить…

— Страну спасти? А по силам ли?

— Нам — точно нет, но может быть у него со товарищами сил на это хватит…

— Интересно знать, что у него за товарищи…

— Тогда придется идти и выяснять на месте. И вот еще что. Давайте напряжемся и выгребем из самых тайных уголков памяти информацию о будущем. Даже самую пустяковую и ненужную. Кто знает, когда что понадобится…