Дар

Глава 4

Сколько я так в камере просидел, не знаю. Счёт времени потерял. Пить хочется, сил нет. Губы потрескались, коркой покрылись. Чуть шевельнёшь — лопаются. И темнота. То ли глаза от голодухи и побоев ничего не видят, то ли просто тюремная тьма. Жутко мне стало, чего уж там.

Помню, как-то нам экскурсовод в Петропавловской крепости доказывал, что всё чинно-благородно было в царские времена. Никто узников не пытал, кормили-поили, разве только гулять не выпускали… Ага. Посидел бы тут, сразу узнал, какой бывает обед по расписанию.

А вот и бред начался… В темноте появилась ослепительная вертикальная полоса. Дверь открылась, вошла наша эльвийка, с которой мы в Петербург приехали — пресветлая Иллариэль. В руке фонарь небольшой на петле, в одну свечу, эльвийка его внесла и на пол поставила. Дверь закрылась за её спиной.

Иллариэль подошла ко мне — да тут и идти-то некуда — сделала шажок, остановилась. Говорит:

— Это не бред, мальчик. Встань, мне неудобно смотреть на тебя.

Приподнялся я, она руку протянула, лоб мне потрогала. Настоящая рука, тёплая. Живая!

Пощупала эльвийка мне лоб, прямо как мамаша, выпрямилась:

— Я велела тебе сидеть в гостинице!

— Я…

— Я велела сидеть и не высовываться! — оборвала она. Сама злая, глаза сверкают в полутьме, как у совы. — Зачем ты пошёл в Летний сад?

Ответить мне опять не дала, говорит, уже тише:

— У нас мало времени. Слушай внимательно. Я поговорила с Эннариэль. Она меня ненавидит, но мы одна семья. Я попросила, она обещала тебе помочь.

— Почему? — спрашиваю. — Зачем я вам нужен? Мы, полукровки, для вас пыль под ногами. Расходный материал.

Эльвийка вздохнула.

— Ты до сих пор ничего не понял? Я делаю это ради твоего отца. Я обещала позаботиться о тебе.

Ничего себе! Она обещала. Хороша забота…

— Это полицмейстеру что ли, Ивану Витальевичу, обещали? Любовнику вашей подруги? Спасибо, позаботились!

Пресветлая Иллариэль брови подняла, посмотрела, как на дурачка.

— Моя подруга тебе сказала, что ты её сын?

— Нет, но я и так догадался, — отвечаю.

Нет, ну ясное дело, прямо мне ничего не сказали. Но что тут понимать? Так намекнули, что дальше некуда. Куда уж яснее.

— Бедняжка… — тихо произнесла эльвийка. — Она была верной до конца…

Взглянула на меня, глаза блеснули:

— Нет, моя подруга, та, которую ты знал как хозяйку Дома невинных лилий, не была твоей матерью.

— А кто? — что-то я туплю сегодня. Наверное, от удара по голове.

— О, пресветлый эфир! — выдохнула эльвийка. — Я, я твоя мать!

У меня аж челюсть отвисла. Даже не почувствовал от удивления, что губы опять треснули, и кровь потекла. А эльвийка говорит, быстро, не перебить:

— Да. Двадцать лет назад я завела любовника, человека. Мой муж, Домикус, презирает такие связи, но никогда не вмешивается. Но в тот раз вышло иначе. Я забеременела и решила оставить ребёнка. Муж был в ярости. Чтобы спасти тебя, я уехала далеко, в глухомань, и родила там. Моя подруга взяла всё на себя. Мы сделали так, чтобы думали — это её ребёнок. Тайну знала только она, и местный землевладелец, офицер флота в отставке. Он согласился признать себя отцом, если дело выплывет наружу. Мы заключили сделку. Подставной отец получает наше покровительство, мы получаем безопасность. Ты должен был расти в неведении, но твои опекуны тайно давали деньги на твоё обучение. Подставной отец, да, его зовут Иван Витальевич, устроил тебя в гимназию, потом послал учиться в университет. Заодно и его карьера шла в гору. Брат Левикус, глава местной общины, поддерживал его во всём.

Эльвийка вздохнула. Голос её упал почти до шёпота.

— Прошло двадцать лет. Я жила в полном достатке, в полном блеске. Я была женой самого могущественного эльва — Домикуса. Сестра Эннариэль, та, что ты недавно видел при допросе, в подмётки мне не годилась… А ведь теперь она занимает моё место. Но потом я снова понесла. И муж припомнил мне измену. Домикус вытащил на свет старинный закон: один высший эльв приходит, другой — уходит. Ты исчерпала свою квоту, сказал он. Твой второй ребёнок не будет жить.

Иллариэль покачала головой, кажется, она плакала:

— Мне снова пришлось бежать. Как глупо, как странно ведёт себя женщина, когда пытается спасти своё дитя… Ведь я почти ровня Домикусу, я эльв. Мы должны быть выше этого. Подруга вновь помогла мне. Мы могли спасти только одного из нас: меня или сына. Я не сомневалась — на этот раз Домикус не простит. Мы нашли исполнителей, нашли место силы в лесу, и провели обряд. Душа моего сына должна было спрятаться до времени в безопасности под рукой брата Левикуса. Моя судьба была — слияние с землёй, деревьями, ручейками. Я вечно блуждала бы там, пока стоит этот лес, пока жива земля. Но что-то пошло не так. Обряд не удался. Душа моего сына укрылась в маленьком котёнке, неведомо как забредшем на лесную поляну. Тело моё нашли и лишили покоя.

Иллариэль вздохнула, сказала холодно:

— Мне пришлось выйти из спокойствия леса. Чтобы спасти тебя, я заняла тело твоей подружки-полукровки. Как её там — Альвиния? В нём невыносимо тесно, невыносимо. Твоему брату в теле стряпчего было лучше, чем сейчас мне. И что за странное имя — Талисман?

Я обхватил голову руками. Да блин блинский! То по морде кулаками колотят, то страшные тайны открывают!

Это что же выходит — меня родила вот эта эльвийка? Та самая, тело которой полиция нашла на поляне в магическом круге, всё раскромсанное, покрытое снегом и загадочными знаками? А котик Талисман, получается, мой младший брат? Только от другого папаши? Ой. Давайте по одной новости за раз, а то у меня мозг взорвётся. Ощущение, как будто сопливый сериал смотрю, только я в нём — главный герой. Луис-Альберто, как любит говорить моя тётка, она обожает такие штуки. Ещё поёт и приплясывает при этом: «Луи-ис Альбе-е-ерто! Ты не поверил мне… Тарам-пам-пам!..» Тьфу.

— Ладно, я понял, — говорю. — Вы моя мать. А отец тогда кто? Если не полицмейстер, то кто тогда?

— Ты всё узнаешь, — эльвийка оглянулась на дверь. — Мне нужно идти. Но прежде…

Она расстегнула пуговки на платье и вытянула медальон на цепочке.

— Вот. Возьми.

Я посмотрел. Кругляшок, размером с большую монету. Обод чернёного серебра, внутри распластался, как будто хочет вылететь, но не может, сине-золотой феникс. Хотя нет… не феникс. Попугай, просто встопорщенный. Перья вразлёт, клюв раскрыт, глаз блестит чёрным алмазом. Птица как живая, кажется, тронь пальцем — улетит. Где-то я его уже видел…

Погоди-ка… Микки? Мой Микки, мелкий малец гоблин, которого хозяйка Дома невинных лилий, не спросясь, превратила в попугая?

— Да, это твой попугай, — сказала Иллариэль. То есть моя мать. — Твой гоблин в теле попугая. Я взяла его с собой, он всю дорогу ехал с нами в моей сумочке.

— Ты убила его? — вот тварь. Мамаша, называется. — За что?

— Не волнуйся, он жив. Я его… — эльвийка пощёлкала пальцами, — упаковала. Заморозила. Нельзя везти такую большую птицу, это неудобно. Возьми амулет, надень его.

Я взял кругляшок, посмотрел, потёр пальцем чёрный алмаз глаза. Надел цепочку на шею.

Иллариэль подступила вплотную, сказала:

— Никогда не снимай этот амулет. Никогда, слышишь? От этого зависит твоя судьба. Он будет охранять тебя днём и ночью. Но ты должен носить его всегда. В бане, в постели с женщиной, где угодно. Скажешь всем, что это прощальный подарок твоей матери. Что она дала его тебе… на смертном одре. Что ты поклялся не снимать его — в память о ней. Ты понял?

Я кивнул. Спросил:

— А Микки можно оживить? Или он так и будет амулетом?

— Да, амулет можно распаковать, — нетерпеливо ответила Иллариэль. — Когда опасность будет позади. Когда у меня будет достаточно силы сделать это. Сейчас разморозить амулет не может никто. Разве что Домикус. Но он не захочет.

Эльвийка снова оглянулась на дверь.

— Мне пора. Помни, что я сказала! Тебе помогут. Только не снимай амулет! Никогда, никогда не снимай.

Скрипнула, отворилась дверь, эльвийка быстро скользнула наружу. Бросила напоследок взгляд и пропала. Дверь захлопнулась, я остался один. С амулетом на груди, весь в синяках, в голове — бардак.

Получается, моя мать — высшая эльвийка. Пресветлая Иллариэль собственной персоной. Муж её — старший эльв Домикус. Вообще старший, над всеми инородами. Личный друг государя и его правая рука.

Братец мой вообще капец прикольный — маленький котик, которого я нашёл в лесу возле раскромсанного тела. Тела его — и моей, получается — матери. Назвал я котика Талисманом, притащил домой, обогрел, накормил, с собой везде таскал. Потом котик стал призрачным, спрятался у меня внутри за магической печатью. А потом ему стало скучно и он забрался в тело стряпчего. Где теперь этот стряпчий, где гуляет, эфир его знает…

Осталось только выяснить, кто мой папаша. А там пожалуйте, пора на эшафот. Как сказал князь Васильчиков — петля и плаха, плаха и петля. Потому что факт покушения на государя пока ещё никто не отменял.