Дар

Глава 20

Все на меня уставились, даже доктор забыл застегнуть свой чемоданчик.

Сурков сразу мрачный стал. Ясное дело - думал, он главный надо мной, а вышло наоборот. Князь Васильчиков — это вам не кот чихнул. Сурков ведь на особую канцелярию работает, а главный над ней кто? Правильно, князь Васильчиков. Особа, приближённая к государю. Так что я, выходит, выше Суркова. Не по званию - по положению.

Пожилой сыщик спрашивает:

- Так что же, князь вас лично сюда прислал?

Ну, мне что терять, и так уже по самые уши. Кивнул я, отвечаю:

- С высочайшего соизволения.

И глазами на потолок показал, типа, государь одобрил, собственной персоной. Ещё перстень алмазный, что мне от государя вручили, повернул камнем вверх. Чтоб виднее было.

Ну а чего зря время терять. Эльфов у сыскарей нет, гоблинов тоже. Следы искать некому. Разве что мне. Зря, что ли, я недавно в гостинице жулика-администратора влёгкую прижал? Пакетик с травкой у него в кармане нашёл, как экстрасенс или фокусник какой. Ясное дело, я не фокусник, но Дар оказался полезный. Или это не Дар действует, а талисман у меня на шее, от Иллариэль? Ну так всё равно польза.

Хотя, если бы я не загасил этим своим даром мирные обереги, девушка моя, танцовщица, была бы жива… эх. Но что теперь.

Ведь сейчас что будет? Скажут — дело ясное. Подлец ректор нечист на руку оказался. Взятки брал, грязными делишками не брезговал. Вот его совесть и замучила. Всё ж таки благородный человек, сам руки на себя наложил. Вон, и записка предсмертная имеется. Дело закрыто, все свободны.

Огляделся я вокруг, заметил кое что. Полицейские сыщики как следует обыск производить не стали, дело-то ясное. Записку нашли предсмертную и обрадовались.

А я вижу, огонёк в ящике стола светится. И ещё парочка — на стене, где картина висит. Амулеты, обереги, как их там, короче — камушки зачарованные.

Две штуки как раз под картиной. Там девочка нарисована, сидит за столом, на столе яблоки и ножик для фруктов. Красивая картина. И девчонка вроде знакомая. Да это же дочка ректора, что мы на лестнице встретили! Только здесь, на картине, она мелкая ещё.

Открываю ящик стола, где один огонёк, достаю ключ. Ключ с брелком - бусиной на цепочке. Амулет.

Один сыщик, что возле стола стоял, на меня глаза вытаращил. Говорит:

- Как же так, я стол обыскивал, никакого ключа не было!

Взял я ключ, подошёл к стене, картину снял. Мне никто не мешает, все смотрят — любопытно. За картиной вроде ничего нет, стена гладкая.

Смотрю - два огонька, справа и слева. Как габариты. Положил я правую руку на один огонёк, левую — на другой. Они зашипели и погасли, как спички. Ну, это мне показалось, что зашипели. Но огоньков не стало.

Сыщики ахнули. На стене прямоугольник появился — дверца потайного сейфа.

- Чудеса! - сказал один.

Другой молча перекрестился.

- Господин капитан, откуда дверка взялась? - сухо спросил пожилой сыщик.

Я рукой по дверке провёл, нащупал замочную скважину. Ответил:

- Так она была здесь. Я просто надавил, она и показалась.

Пожилой носовой платок вытащил, высморкался. Сунул платок в карман, сказал:

- Полезный вы человек, господин Найдёнов. У меня поработать не желаете?

Сурков тут же встрял:

- Мы с Дмитрием Александровичем уже сговорились. По старой памяти, - и на меня зыркает, как кот на сметану.

Я подумал, говорю:

- Господа, весьма польщён. Обращайтесь, с радостью помогу. Если основная служба не помешает.

Повернул ключ, дверца сейфа распахнулась.

Бумаги какие-то, стопка ассигнаций, шкатулка, ещё шкатулка. Ничего особенного с виду нет. Обычный сейф. Зачем было обереги ставить?

Достал бумаги, на стол положил. Ассигнации, письма, все конверты вскрытые. Одна шкатулка с драгоценностями. В другой шкатулке пачка писем, письма потрёпанные, шёлковой лентой перевязаны. Локон волос, медальон с женским портретом. Понятно, любовные делишки. Дело давнее…

В толстом конверте — пачка ценных бумаг. Хорошая такая бумага, гладкая, вся в завитушках, печатях и подписях. Акции.

Ого, и сумма немалая. Кое-кто вложился в железную дорогу. Акционерное общество, всё солидно. Ничего себе.

Порылся я ещё в конверте, вытащил плотный листок, сложенный в несколько раз. Карта. Красной и зелёной линией отмечено, где железная дорога идёт. Зелёная — что уже есть, красная — что только ещё будет. От столицы вниз, и дальше, в неведомые дали. Гляди-ка, а общество с размахом! Судя по всему, дорога будет длинная. Как раз через те места, где наш губернский городок стоит.

Неплохо живут ректоры институтов, вон какой пакет солидный. Тут акций на миллион. Ну, может, не на миллион, но точно на хорошие деньги.

Да и земля вдоль дороги, небось, тоже денежек стоит.

Так, что там ещё… Листок с подписями, круглая печать. Сверху надпись: "копия". Список учредителей. Список небольшой, на пять строчек всего. Первый же номер — граф Бобруйский. За ним ещё имена, этих не знаю. Но звучат солидно. Сразу видать — уважаемые люди.

Вот оно что. Выходит, граф Бобруйский не зря к нам в провинцию катался, у него интерес был. Денежный. Ведь для чего он тогда приехал, и знатного эльфа с собой притащил? У нас в губернии беспорядки начались. Инороды взбунтовались, начали демонстрации устраивать, вместо работы. Заодно эльфийку благородных кровей на лоскуты порвали магическим образом. Какие уж здесь шутки. Тут надо дорогу строить, а в губернии бардак.

Понятно теперь, почему такие благородные господа к нам в провинцию прибыть изволили. У них там в акционерном обществе отчёта требуют, дохода всякого. А какой там доход, когда такое. Ни денег, ни репутации, забастовки с убийством.

Вот почему Лобановский хотел дело замять. Ему диверсия ни к чему. Там же разбирательство начнётся, солдат нагонят, землю будут носом рыть — динамит искать с народовольцами. А так — сами виноваты, руки кривые, не на тот рычаг нажали, дико извиняемся, господа. Больше не повторится.

Хотя — врать своему же акционерному обществу? Заметать пыль под ковёр? Нелогично. Всё равно же узнают, шило в мешке не утаишь.

И всё-таки — зачем Лобановский велел замять дело? Ректор может акционерам лапшу на уши вешать про несчастный случай, а мне ясно как день — диверсия. Зачем скрывать правду, когда важные люди дорогу строят, стараются? Вложились капитально, опять же дело нужное, прибыльное… Нет, здесь что-то не то...

Неужто конкуренты постарались? Англичане? Поезд взорвали, чтобы наших акционеров разорить? Так это их был паровоз. Им-то зачем взрывать, они с нами торгуют, локомотивы продают. Какие конкуренты, их и нету, считай.

Погоди-ка… Я снова заглянул в документы. Вот ещё бумажка, акционерное общество купило землю под завод, для строительства собственных локомотивов. Так что того гляди, английские станут не нужны.

Ну так это когда ещё будет... Да, общество построит свои паровозы, доход хочет от своего завода. Чтобы свои локомотивы ездили, а не чужие. Так что же, выходит, это они английский локомотив взорвали? Взорвали вместе со своим человеком — графом Бобруйским? Чтобы конкурентов убрать? Бред какой-то...

Или это в самом деле народовольцы постарались, им же всё равно, какой поезд взрывать?

Ну да, я так бы и подумал. Если бы народовольцев не знал, и с ними на конспиративной квартире не общался. Если бы их главарь, Швейцар, не сказал мне: где наш динамит? Кто поезд взорвал, почему не мы?

А Швейцара теперь не спросишь. Потому что мёртвые не болтают. Всех народовольцев на квартире одним махом прикончили. Без суда и следствия. И вот сюрприз — прикончил их сынок князя Васильчикова, Митюша, блестящий офицер. И меня хотел прикончить, да не вышло. Сказав при этом: так надо, Дмитрий. Ты бы понял, если бы знал. Вашу губернию нужно закрыть.

Кстати, и ректор Лобановский наверняка об этом знал. Вон как испугался, когда я спросил его, что эти слова значат. И где теперь Лобановский? Правильно - лежит мёртвый. Прямо как народоволец Швейцар. Только того из револьвера застрелили, а ректора повесили…

Погоди, Димка. Что значит — повесили? Все говорят — самоубийство. Вон, и доктор, и полицейские — все. Все уверены, что ректор покончил с собой.

Но как удачно помер, как вовремя… Вот блин.

- Господин капитан. Господин Найдёнов! - голос пожилого сыщика.

Я аж вздрогнул. Стою с бумагами в руке, как дурак, задумался.

- Мы уходим, - говорит пожилой сыщик. - Пожалуйте, бумаги передайте сюда. Квартиру нужно опечатать, бумаги сохранить. Для адвокатов и наследников. Прошу всех на выход!

Отдал я ему бумаги. Шкатулки они тоже все забрали, сейф так оставили — раз уж я его вскрыл.

Все из квартиры вышли, дверь опечатали. Полицейские толпой вниз двинулись. Доктор с пожилым сыщиком вместе пошли, с ними остальные.

Вышел я на лестницу, к нам девица кинулась, дочка ректора.

- Дорогая моя, я же просил, успокойтесь, - Сурков ей говорит. По плечику её погладил, повторяет: - Езжайте к родным, к матушке. Здесь вам делать нечего.

Пожилой сыщик то же самое:

- Успокойтесь, прошу, поезжайте к матушке. Хотите, выделю провожатого?

Короче, всем на девицу плевать.

Я говорю:

- Прошу прощения, мы не представлены. Как ваше имя?

Девица ко мне повернулась, глазами похлопала, отвечает:

- Настасья Ипполитовна я.

- Настасья Ипполитовна, вам есть куда пойти?

Она кивнула, говорит:

- У меня есть жених… Но я не хочу туда. И к матушке ехать боязно, она в таком горе…

И давай всхлипывать.

Ну, я её за руку взял, пальчики ей пожимаю:

- Хотите, провожу вас? Матушку вашу успокоим, заодно с ветерком прокатимся, вам легче станет.

Знаю, что гад я последний, девице глазки строю. Не успокоить её с матушкой хочу, не прокатить с ветерком. Мне надо в деле разобраться.

Девица на меня поморгала, слёзы свободной рукой утёрла, улыбнулась даже.

- Конечно, господин…

- Дмитрий. Дмитрий Александрович, к вашим услугам.

Слышу, за моей спиной Сурков фыркнул. Пожилой сыщик головой покачал, эдак одобрительно. Сказал:

- Так я ловлю вас на слове, господин капитан. Обещались помогать в меру сил.

Я кивнул ему — типа, да, помню.

Потом взял барышню под ручку и повёл вниз по лестнице — ловить извозчика.