Буфетчик шлёпнул на стойку ящик с пистолетами. Хороший такой ящик, сделан из полированного дерева, уже изрядно потёртого. Видать, пользовались, и не один раз.
Вытащили пистолеты. Да блин, они что, издеваются?! Из этих пистолетов ещё Пушкин стрелял в Дантеса. А потом колотил рукояткой по голове… Как из этого вообще стрелять можно?
— Не сомневайтесь, сударь, пистолеты отличные, — говорит буфетчик. — Работают исправно. Ещё господин ректор академии, когда юношей был, из них стрелялись с господином управляющим городских бань. На спор.
— И что? — спрашиваю, а сам гляжу на этот антиквариат, и думаю — приколисты. Это шутка, они всех новеньких так пугают.
— Да ничего, — спокойно отвечает буфетчик. — Господин ректор без царапины, а господина управляющего на месте убило. Эти пистолеты такая штука — или промах, или наповал.
Ну блин, спасибо! Успокоил.
А ведь отказывать нельзя — толпой ногами запинают, и вообще, позорище. Вон, барышня опять же смотрит, глаза как блюдечки.
Взял я пистолет, мой противник тоже. А я посмотрел на него, посмотрел, и меня будто торкнуло. На груди у чахоточного под одеждой, между ключицами, точка светится — в мелкую монету размером. Как уголёк тлеет. Говорю:
— А что это у вас, сударь, под рубашкой такое? Амулет от пули?
Он смутился, побледнел ещё больше, ворот рукой сжал:
— Это просто оберег, на память…
— Нет уж, снимайте!
Он руку на рубашке сжимает, а барышня ему:
— Правда, правда, покажите-ка! Нечестно с амулетом!
Буфетчик сказал, важно так:
— Сударь, амулеты и прочие обереги запрещены.
Все закивали, зашумели — да, да, нечестно!
Делать нечего, чахоточный рубаху расстегнул, показал какой-то камушек на шнурке.
Смотрит на меня с ненавистью, так бы и загрыз. Говорит:
— А вы сами-то, сударь, отчего не покажете? Снимать, так всем!
Опаньки… Я рубаху распахнул, там амулет мой, эльфийкой Иллариэль подаренный. Который нельзя снимать. Вообще никак и нигде.
— Ага! — каркнул чахоточный. — Попался!
— Снимайте оба, — говорит студент в серой шинели. — Такой порядок.
— Извините, — отвечаю, — не могу. Клятву дал. Хоть убейте.
— Это любой сказать может! — возмущается мой противник. — Я тоже так скажу!
Блин, ну что, деваться некуда.
— Ладно, — говорю, — можешь не снимать. Будем стреляться наудачу.
Тут все заорали, заспорили, положено — не положено.
Буфетчик постучал вилкой по графину, все затихли.
— Господа, — говорит он, — братья студенты. Ежели этот амулет от пули, так дайте им шпаги. На шпагах уже давно не дерутся, амулет от них навряд ли у кого есть. Вот и дело с концом.
Вот блин, у них и шпаги нашлись. Кто-то метнулся в чулан, притащил длинный свёрток — коврик персидский, перевязанный витым шнуром. Развернули коврик, а там шпаги. Тоже антиквариат, пылью покрытый.
Бросили жребий, раздали оружие. Я свою шпагу взял, покачал в руке. Солидная штука. Такой проткнёшь — мало не покажется.
Противник мой шпагу взял, крутанул в руке — все отскочили. Барышню едва по личику не задело.
— Подите на улицу, — крикнула, — братья студенты! На воздух!
— Ладно, — говорю, — мне всё равно.
Мне же главное — время потянуть. Полиции дождаться. Не то чтобы я боялся, просто резать людей по ерунде неохота, когда тут настоящие убийцы бегают.
Мой противник кивнул, типа — на воздух, так на воздух.
Вышли на улицу, уже темно, фонари вдоль набережной горят, а здесь такое себе освещение, из окошек. Студенты за нами толпой повалили, со всех сторон обступили, не вырвешься. Где же полиция?
Стыдная мыслишка вылезла — скорей бы полиция прибежала, да разняла нас. Я ведь холодняком не владею. Стрелять могу, а шпагой фехтовать вообще никак. И чего я к амулету этого чахоточного прицепился? Может, и ничего, повезло бы на пистолетах. Сказал же буфетчик — пятьдесят на пятьдесят, или промах, или насмерть…
А так — вот проткнёт этот чувак мне печёнку или того хуже, разворотит кишки, и всё — приплыли. Здесь медицина не то что там. Да и там навряд ли… На магию сейчас надежда плохая. Скорая помощь с сиреной и мигалкой не прикатит, маг с волшебной палочкой оттуда не выскочит. Вот главный эльв, господин Домикус, он бы смог. Так он же на меня злющий, аки чёрт. Ещё наоборот помереть в мучениях поможет, с него станется…
Дали сигнал — начали.
Мой чахоточный противник не промах оказался. Взялся за шпагу покрепче, ножку выставил в позицию, и давай в меня тыкать. Сразу видно — где-то насмотрелся. А может, и пару уроков взял в фехтовальном зале.
Кое-как я от него отмахнулся, раз, другой. Народ вокруг кричит, подбадривает. Противник прёт, как танк, злой, аж пар из ушей. Сразу видно — человек всерьёз собрался меня прикончить. Из мести за товарища.
Тут он меня по ноге чиркнул, быстро так. Вроде несильно, но ощущение — будто дубинкой ударили. Ах ты ж гад…
Я отпрыгнул, поскользнулся, крутанулся на каблуках, как балерун какой. Балет на льду, впервые на арене Димка Найдёнов — офицер полиции, спешите видеть. И такое меня зло взяло, не хуже этого чахоточного вскипел. А этот гад всё напрыгивает, так и норовит полоснуть по голове да по шее. Того гляди зарежет.
Перехватил я эфес поудобнее, с наскока тыкнул в противника. Тот отскочил, тоже поскользнулся. Ага! Так его. Откуда что взялось — в голове у меня ясность настала, в смысле, ничего лишнего, только приёмчики фехтовальные. Раз, два, укол, защита, выпад, уход, прыг-скок, на носок. Всё само собой стало получаться.
Шпаги зазвенели, из клинка выбило искры. В полутьме отлично смотрится, как бенгальский огонь. Противник мой отступать начал, но не сдаётся. Студенты вокруг расступились, идут вслед за нами.
Вот мы уже у набережной. Народу мало, вечер уже, разве что одинокие пролётки ход замедляют. Пассажиры высовываются, смотрят, но не вмешиваются. Как видно, такие дуэли между студентами обычное дело.
Смотрю — мой противник пыхтеть начал, в горле у него засипело, дышит тяжело. Понятно, здоровьишко у бедолаги подкачало, и дыхалка не та.
Мы к парапету выскочили, зрители немного отстали. Я говорю:
— Сдавайся, сейчас ведь свалишься!
— Нет! Прежде ты!.. — хрипит противник.
— Чего ты такой упёртый? — говорю, а сам клинок его отбросил своим клинком, подскочил и эфесом ему в голову залепил.
Маленько промахнулся, вскользь пришлось, но чахоточный зашатался. Стоит, на ногах покачивается, лицо как череп стало. Только пятна красные на щеках.
— Ты шпик! — сипит. — Шпик, жандарм проклятый… Вы наших братьев… в крепости повесили этой зимой. Витьку, Зину, Мастера… Швейцар только спасся. Я тебя за них на куски порежу!
— Швейцара убили в прошлом месяце, — отвечаю.
Блин, этот кадр много знает! Со Швейцаром знаком, и с погибшим студентом, что в государя стрелял, тоже. Похоже, это одна компания. Нельзя его шпагой тыкать. Надо живым брать. Хотя… если его повесят, я виноват буду. А они, народовольцы-то, поезд не взрывали, я почти уверен. И вообще — грязное это дело, народовольцев ловить, да отправлять на виселицу. Карьера карьерой, но не такой же ценой. Мне бы убийц и грабителей сажать, а не это вот всё.
— А-а, сволочь, — каркнул чахоточный. — Так и знал, у тебя руки в крови по локоть! — и снова на меня бросился, тычет шпагой со всей дури.
Да ёлки зелёные, я же не это имел в виду!
— Мне убийца нужен! — крикнул я, и шпагой его плашмя хлестнул — наискось. — Мне надо знать, зачем поезд взорвали!На Швейцара всю вину вешают, а мне точно знать надо!
Противник от моего удара покачнулся, опустил шпагу и навалился спиной на парапет. Клинок звякнул о камень.
Я подбежал к чахоточному, выдернул у него из руки оружие. Навалился, прижал спиной к парапету, рычу ему в лицо:
— Говори, что знаешь? С кем связаться? Кто диверсию готовил? У вас свой человек на путях?
Тот глаза вытаращил на кого-то сзади меня, крикнул:
— Беги, брат! Беги!
Дёрнулся, захрипел горлом, надрывно так, и закашлялся. Кашляет, надрывается, будто разрывает человека. Я его отпустил, так он сполз по стеночке, на коленки упал и согнулся — лицом в снег.
Кому он кричал? Обернулся я, вижу — из толпы человек выбирается. Лицо прячет в воротник, и боком, боком от нас. А народу много уже собралось, не протолкнёшься.
Выбрался человек из толпы, воротник поднял, и рванул со всей мочи.
Да это же инженер Краевский! Он, значит, не убежал никуда, а в кабаке отсиживался. Затаился, хитрец, знал, что не выдадут.
— Стой! — я бросил шпагу рядом с чахоточным. Тот кашлял и не мог остановиться. Снег вокруг него уже был весь в красных брызгах. — Помогите ему, вызовите доктора!
А сам бросился вдогонку за беглым инженером Краевским.