Дар

Глава 31

Надзиратели ворвались в покойницкую.

— Ваше благородие, в сторону! — крикнул унтер. — В сторону, лицом к стене!

Полукровка Ксенориэль завизжал:

— Я знал, я знал! Он притворяется!

Трясётся весь, пальцем в меня тыкает:

— Предатель! Сказал — арестант мёртвый! А он живой! Обереги сломал, нарочно! Держите его!

Унтер с рядовым бросились вперёд, за ними подоспел ещё один, с дубинкой наготове.

— Держи его!

Я отскочил от Ворсовского. Тот так и стоит с мешком в руках, в себя прийти не может. Блин, почему я дверь не закрыл?

И что теперь сказать — мужики, я просто рядом стоял? Нет, поздно. Все слышали, что я крикнул арестанту. Не поверят. А даже если поверят, потащат к подполковнику — разбираться. Не за руки потащат, так за ноги. Операция сорвётся, карьера псу под хвост.

А главное — арестант Ворсовский точно будет трупом. Вместе с девицей Настасьей. За ней уже не я приду, а толпа жандармов явится, с дубинками и кандалами.

Надзиратель подскочил, с размаху залепил арестанту дубинкой. Я толкнул Ворсовского, тот упал под стол, где только что лежал покойничек. Удар прошёл мимо. Дубинка хрястнула по столу.

— В сторону, капитан! — снова крикнул унтер. — Лицом к стене!

Второй надзиратель обежал стол, навалился на Ворсовского. Первый снова замахнулся дубинкой.

Унтер кинулся ко мне. Здоровый мужик, плотный. Такой одной массой задавит.

— Лицом к стене, руки за спину! — рычит.

Я увернулся, перескочил через стол. Упал всем весом прямо на надзирателя, что бил Ворсовского. Тот крякнул, свалился на пол.

Другой повернулся ко мне, махнул дубинкой. Я опять увернулся, влепил ему пяткой в глаз. Надзиратель отшатнулся, упал на спину, а я в прыжке заехал в печень другому — он уже поднимался на ноги. Тот отлетел к стене, упал, скрючился, как креветка.

Унтер обежал стол, бросился на меня сзади, обхватил, будто в тисках зажал. Кричит:

— Бей!

Тот, что с ушибленным глазом, поднялся, взмахнул дубинкой — прямо мне в лоб.

Я повис на унтере, обеими ногами лягнул надзирателя с дубинкой. Тот отлетел. Унтер по инерции вместе со мной качнулся назад. Наткнулся на лежащего позади скрюченного напарника.

Шмяк! Унтер споткнулся, повалился на спину, ослабил хватку. Я вывернулся, ударил его снизу вверх по носу. Потом хлопнул унтеру по ушам открытыми ладонями.

Унтер оказался крепкий — выдержал. Поднялся на карачки, мычит, головой мотает, из носа кровь брызжет.

Второй, тот, что отлетел к стене от моего пинка, опять кинулся в драку. Не добежал — Ворсовский очухался, ухватил его за ноги, повалил на пол. Зарычал, вцепился в горло.

Я подхватил с пола оброненную дубинку, влепил унтеру по голове. Тот зашатался, но не упал.

— А-а-а! — полукровка Ксенориэль бросился к нам. С разбега прыгнул, повис у меня на спине. — А-а-а! Сдохни!

Я устоял на ногах, успел влепить унтеру со всей силы по лбу ещё раз. Тот пошатнулся, закатил глаза и упал навзничь.

Ксенориэль завизжал, вцепился зубами мне в шею.

— Сдохни, выскочка, тварь! Выскочка, предатель! Сдохни!

Повезло, гадёныш вцепился мне в загривок — зубы попали в мышцу. А то бы позвоночник перекусил. Впился, как терьер, руками ещё за шею хватается, задушить хочет.

Я попятился, со всей силы ударился спиной о стену. Полукровка пискнул, но зубы не разжал. Чувствую, уже кровь по шее течёт. Ударился я спиной ещё раз, ухватил его за руки. Оторвать от себя пытаюсь.

Ксенориэль зарычал, перехватил руки покрепче. Пальцы его цапнули медальон. Он у меня на цепочке, между ключиц висит.

Бах! В голове будто фейерверк взорвали. Мой медальон засветился под мундиром. Раскалился, как в костёр его сунули. Кожу обжёг.

Я заорал, оттолкнулся от стены, чуть на коленки не шмякнулся. Ксенориэль разжал руки, свалился на пол, как мешок.

Оборачиваюсь, смотрю — валяется полукровка у стенки, руки раскинул, глазами моргает. Медленно так моргает, сам в потолок уставился, глаза пустые.

А меня что-то в сторону повело, в глазах потемнело, чуть сам не упал рядом с полукровкой.

Помотал головой, маленько в глазах прояснилось. Посмотрел по сторонам, вижу: надзиратель, которого я в печень пнул, лежит, скорчился. Голова в крови. Над ним Ворсовский с дубинкой стоит. Зубы оскалены, вид страшный. Чисто зомби.

Второй надзиратель, которого арестант за ноги ухватил и повалил, лежит за столом. Отсюда не видно, ноги только торчат. Не шевелится.

Унтер без сознания в сторонке валяется, на лбу шишка огромная, уши распухли, из носа кровь вытекает. Но вроде живой, дышит.

Блин! Меня же карета наверху ждёт. Бежать надо. Если войдёт кто сейчас, увидит вот это всё — конец. Финита ля комедия, как говорится.

Вот только один, без помощи, я арестанта в ящике не донесу.

Подцепил я связку ключей, бросился в коридор. Хорошо, дверь в покойницкую толстая, крепкая. Ничего снаружи не слышно. Да и нет там сейчас никого — все здесь. Полумёртвые валяются.

Я пробежал до карцера, где сидел полукровка Афедиэль. Федька, то есть. Открыл карцер, говорю:

— Выходи! Живо!

Афедиэль увидел моё лицо, молча подскочил с пола, пулей вылетел в коридор. Даже не спросил ничего.

— За мной!

Метнулись мы с ним обратно в покойницкую. Я скомандовал:

— Ворсовский — лезь в ящик. Мешок накинь.

Арестант молча кивнул, полез в ящик для трупов.

— Господин капитан, — говорит Федька, — вы его сами понесёте?

— С тобой, — отвечаю. — А что, кишка тонка?

— Да нет, — он плечами пожимает. — Не по чину вашему благородию самому руки марать. Давайте вот этого поднимем.

И на Ксенориэля показал.

— Да он не годен никуда.

— Годен, годен, — Федька подбежал к полукровке, пнул ногой. — Вставай, эфирный трупоед!

Ксенориэль зашевелился, сел на задницу, моргает.

— Господин капитан, прикажите ему! — Федька ему ещё пинка дал. — Вас он послушает.

Ладно, подступил я к полукровке, велел ему:

— Встать!

Ксенориэль встал. Глаза свои пустые на меня повернул, ждёт чего-то.

— Прикажите, прикажите ему, — шепчет Федька.

Ага. Вот оно что. Взглянул я повнимательней на полукровку, понял — от Ксенориэля одна видимость осталась. Всё мой амулет в себя забрал, выпил. Типа зомби он теперь, пустышка. Ни желаний, ни чувств своих нет. Что скажут, то и сделает. Не скажут — будет стоять, моргать.

Да, не зря сказал Афедиэль — воспитали вас, господин капитан, как человека.

Учиться тебе ещё и учиться, Найдёнов.

Командую:

— Взять ящик. Нести за мной.

Пошло дело. Взялись оба полукровки за ящик с телом, подняли со стола. Ворсовский туда уже улёгся, в мешке. Мы крышку присобачили сверху, всё, как должно быть.

Полукровки сильные ребята оказались, пыхтят, но тащат. Не подумал бы, что вдвоём мужика в ящике поднять смогут. Хотя арестант не такой уж тяжёлый. Исхудал на тюремных харчах, тощий стал, что твой скелет.

Вытащили ящик наверх, я впереди иду. Всё как надо — инороды работают, пыхтят, а офицер для контроля. Дотащили до кареты. Там уже из окна ругаются:

— Почему так долго! Сколько можно ждать! И ещё какие-то слова. Типа — ленивые твари. Натурально как играет, и не подумаешь, что полицейский агент. Умеет Сурков кадры подбирать…

Я спорить не стал, велел ящик грузить. Два мужика в чёрных сюртуках, что на козлах сидели, помогли ящик поднять. Быстренько прикрутили — готово.

Открыл я дверцу, впихнул внутрь Афедиэля, запрыгнул следом. Плюхнулся на сиденье, сказал:

— Поехали!