Дар

Глава 18

Мёртвое тело вниз по лестнице катится, руки мотаются, голова колотится о ступеньки. На груди рана, напротив сердца. Из раны кровь сочится. Чем дальше, тем больше на платье расползается алое пятно. Волосы длинные, густые, растрепались, облепили лицо, видно только, что девушка молодая, красивая… Что?!

Да это же девочка моя, танцовщица, я же её только что, полчаса не прошло, в постели спящей оставил!

Забыл я про всё, к ней кинулся. Она как раз до нижней ступеньки докатилась, на площадку упала и замерла.

Подбежал я, на коленки рядом с ней грохнулся, подхватил…

Поздно, сделать ничего уже нельзя. Пульса нет, но видно, что только что дышала, под ладонью сердце ещё будто трепещет напоследок. Да что ж такое! Кто?!

На площадке над лестницей завизжали. Мужик какой-то выскочил, пожилой уже, сам одет богато, золотые часы на толстой цепочке из кармашка выпали, на пузе болтаются. Волосы на себе рвёт, кричит:

— Бес попутал! Не виноват я, бес попутал, под руку толкнул! Душенька, как же так!

Вниз по лестнице сбежал, тоже на коленки брякнулся, рыдает:

— Ах, ах, что я наделал, окаянный! Почему, почему?!

Я его за манишку ухватил, на ноги вздёрнул. Хотел придушить гада. А мужик даже сопротивляться не стал. Сопли утирает, плачет, убивается.

Вокруг трупа уже народ собрался, постояльцы набежали, коридорные, солидный дядька пришёл — управляющий. За дверью швейцар в свисток свистит, заливается. Полицию вызывает.

Не дали мне убийцу придавить, навалились толпой, оттащили.

Коридорные с дворником меня держат, убийцу тоже подняли, на ноги поставили, а тот еле стоит, шатается.

Тут полиция явилась — околоточный и пара городовых при нём. За ними ещё один — в штатском. Но видно, что сыскарь. Вслед за околоточным зашёл, всех одним взглядом срисовал — как сфоткал. Управляющий к нему сразу двинул, руку жмёт:

— Какое несчастье, ваше высокоблагородие… как хорошо, что вы здесь!

Тот отвечает, важно так:

— Мимо проходил, да зашёл по дружески, Евсей Петрович. Да смотрю, я уже без надобности?

— Что вы, что вы, ваше высокоблагородие, вам всегда рады! — управляющий пот платком вытирает, аж пыхтит весь. — Как видите, досадная случайность… Убийство на почве страсти.

Городовые уже зевак умело отогнали, меня из рук выпустили, околоточный всех опрашивать начал.

Этот, в штатском, встал рядом с трупом девушки, наклонился, посмотрел внимательно. Ко мне обернулся:

— Что скажете, господин капитан? — и смотрит эдак пристально, как из пистолета целится.

Ему управляющий говорит:

— Это из постояльцев, с дамой ночевали-с…

Штатский поморщился, отвечает:

— А всё-таки? — а сам глазами сверлит.

Отдышался я, в руки себя взял, говорю:

— Удар точный, сильный. Практически мгновенная смерть. На убийство в беспамятстве не похоже.

Убийца возле стойки администратора плачет, бороду на себе рвёт. Так ему девушку жалко. Понятное дело. Я вот только что с ней, считай, познакомился, одну ночку провели вместе, и то жалко до слёз. Узнал я его — он накануне тоже в ресторане был, в Яре. Прекрасной танцовщице денежки бросал. Видать, поклонник… не повезло ему, что сказать.

— А кровь на руках? — штатский кивнул на плачущего мужика. Тот сморкался в большой белый платок. Платок стал уже заляпан красным.

— Хватался за тело, — отвечаю. — Рисунок брызг на руках и манишке характерный.

Штатский сыскарь кивнул одобрительно.

Я ему:

— Здесь посторонние по чёрным лестницам шастают, как у себя дома. Могу описать.

Сыскарь в штатском кивнул мне, сказал:

— Пойдёмте, капитан. Осмотрим место преступления.

Прошлись с ним по этажам, зашли в номер, где мы недавно с девицами развлекались. Везде этот сыскарь заглянул, везде нос сунул, зубом поцыкал, что-то в книжечку записал. Маленький такой блокнотик, карандаш свинцовый, огрызок с мизинец длиной.

Сам вроде ко мне с уважением, но от себя не отпускает. Сзади городовой топает, и ещё один чувак — тоже в штатском. Не убежишь. Оно и понятно — девица-то моя, с меня и спрос.

Я ему опять про дилера, а сыскарь в штатском только кивает да мычит что-то себе под нос. Типа, сами с усами.

Там мы битый час по гостинице таскались. Потом в холл спустились, сыскарь у стойки администратора остановился, достал из кармана портсигар.

— Курите? — спрашивает.

— Нет. Вы торговца травкой искать собираетесь?

Он будто не слышит, от спички прикурил, стоит, дым пускает.

Явился околоточный.

Сыскарь ему:

— Значит, так. Я думаю, преступление на почве страсти. Купец Потапов из ревности свою давнюю пассию прикончил. Ничего, адвокат у него зверь, откупится. Возможная причина состояния аффекта — негодные обереги на этаже. Виновный в недосмотре — инород эльвийского происхождения Афедиэль.

Околоточный кивнул. На меня покосился:

— А постояльцы что?

— Осмотр тела, а также места, показал, — скучно ответил сыскарь, — что убийство случилось уже после того, как постояльцы покинули номер. Показания сняты, свидетели будут вызваны в обычном порядке. Случайных людей в заведении не замечено, слова о якобы постороннем человеке на чёрной лестнице никем более не подтверждены.

Околоточный снова кивнул, зацарапал себе в блокноте.

Ну ничего себе! Кузен мой, выходит, вообще ни при чём оказался. Будто и не было его. И вообще, во всём виноват бедняга полуэльв. А купец Потапов нечаянно убил… Ловко. Хорошо быть аристократом! Так и вижу, как Кирилл с певичкой своей по чёрному ходу из гостиницы выходят, а сам управляющий им дверь открывает. Да ещё до коляски провожает, для верности.

Эх, думаю, тряхнуть что ли своим происхождением? Как скажу, что сынок государев, тут же все в струнку вытянутся. Отпустят, как только что кузена отпустили, со всем почтением. Вот только стыдно, блин. Как там Кирилл сказал: без году неделя, а уже? По девкам бегаю, устриц жру, дела побоку… мажорчик ты, Димка, а не солидный карьерист.

Ещё понял я вдруг, отчего обереги работать перестали. Моя вина. Когда с кузеном дрался, заметил — искры в глазах мигают. На потолке, цветные такие. Да на кузене ещё парочка огоньков мигнула и погасла. Где перстни у него были. Я ему когда руку крутил, за перстни ухватился. Думал, искры в глазах, потому что по башке мне прилетело. А оно вон чего. Ещё покойный Альфрид говорил — ты гаситель, Дмитрий! Чужие амулеты гасишь, магию на ноль умножаешь. Не зря говорил покойничек — так и есть.

Выходит, если бы мы с кузеном не подрались, а я не стал амулеты гасить вокруг себя, ничего бы не было? И купец Потапов свою зазнобу не прикончил по дури? Вот же гадство…

Тут с улицы городовой прибежал:

— Ваше высокоблагородие!

И бумажку протягивает. Сыскарь бумажку развернул, лицо помрачнело. Сигарету прикусил, сказал сквозь зубы:

— Да что за день такой. Людишки мрут как мухи.

На меня глянул, говорит:

— Коляска у входа. Поехали, господин капитан. По дороге поболтаем.

Так сказал, что понятно — лучше не отказывать. Да и зачем? Хороший сыскарь на дороге не валяется, а дядя этот точно не из последних. И помощь мне сейчас не помешает. На ловца и зверь бежит.

Забрались мы в коляску, сыскарь новую сигарету закурил, спрашивает:

— Так что, господин капитан, это вы танцовщицу Ой’Нуниэль прикончили?

— Нет, — отвечаю. — И господин Потапов вряд ли. Вы лучше скажите, почему…

Сыскарь выпустил дым колечком, сказал тихо:

— Найдёнов, ты что, не узнаёшь меня?