Далее начал Лизавету Филипповну разыскивать: в комнате нет, на кухне тоже.
— Куда же эта блядь молодая подевалась? — развёл руками Александр Сергеевич.
В общем Лизавету в коридорчике на горшке обнаружил, ухватил её Александр Сергеевич за шиворот.
— Хватит срать! — гавкнул на неё по привычке, словно давеча доберман-пинчер, — А ну давай в койку!.. Дело будем делать…
Да так и у толкал, в койку бросил, хорошо хоть трусы снимать не пришлось – в этом смысле подготовленной оказалась наша героиня.
— Ну наконец-то снова вдвоём! — предрешая действие сообщил присутствующим Александр Сергеевич.
— Но это если не считать третьего – Степана Никаноровича… — предупредил его на всякий случай автор данной рукописи.
— Нет, этого хмыря мы сегодня считать не будем – пускай себе спит! — именно так ответил тогда Пушкин на моё предупреждение.
И вот уж обнял Александр Сергеевич Лизавету Филипповну, и она его тоже, а он воздуха в лёгкие вобрал побольше, и в ухо ей дунул; и она тоже дунула ему в ухо – он ей в правое, а она ему в левое; сжал он её своими волосатыми руками под рёбра, перевернул как удобнее и тут же ей вставил – слово литературное:
— Когда б не смутное влеченье чего-то жаждущей души, я здесь остался б — наслажденье вкушать в неведомой тиши: Забыл бы всех желаний трепет, мечтою б целый мир назвал — и всё бы слушал этот лепет. Всё б эти ушки целовал…
Ну и понеслось, она с низу, он сверху. Туда-сюда, туда-сюда; кровать ходуном ходит, Степан Никанорович тоже за одно с ними на своей подушке весело подпрыгивает. А когда Лизавета заохала да заахала, тут уж Пушкин постарался задействовать все свои возможности, возведя их в статус самого совершенства. Ну в общем если глянуть на них со стороны, то придраться если даже захотеть было не к чему.
И так всё славно да ладно у них получается: Тук-тюк-тук-тюк – слышен звук; и она ему тоже помогает; не что другая бревном лежит, а эта нет, эта тоже толкается в его сторону, аж быстрей его самого, ну и он за нею – чтобы не отстать: Тук-тюк-тук-тюк…
Полчаса пролетело как одна секунда; обычный мужичок давно бы уже откинулся к стенке отвернувшись, однако Пушкин был не такой; Пушкин знал в этом деле толк, а толк знал его. Незаметно пролетел час, за ним второй, а он так увлёкся что только тукает её, и она ему в тюк – тоже в тюкивает.
И даже под утро, не смог Александр Сергеевич остановиться, вот ведь разогнался как, и она в него ногтями вцепилась – не отпускает, а лишь подгоняет.