Глава 4

Отступающие конные татарские рати через день пути вдруг наткнулись на выстроенные поперёк стометрового шляха рогатины. С обеих сторон шлях сжимал непроходимый тысячелетний лес. Татары попытались разобрать рогатины, но были обстреляны из-за деревьев и запаниковали. Окруженные со всех сторон и были вынуждены сдаться.

Воротынский ехал на коне вдоль распластавшихся на земле воинов крымского юрта, лежащие так уже почти сутки, до конца не веря в случившееся.

— Посчитали, сколько их? — спросил князь.

— Считают, — буркнул второй воевода.

Но и так было видно, что пленных много. Очень много.

— Считанных мы в рогатины и сразу угоняем. Заиндевели многие.

— Так, заставь подняться! Души позастужают… Возись потом с ними.

— Да и бог с ними. Меньше мороки, коль помрут.

— Я те помру!

Воронцов ткнул кулаком Тёмкину под самый нос.

— Государь строго настрого указал сберечь всех, кого можно. Все души свою цену мают.

— Вот-вот… — буркнул воевода. — Сам-то понимаешь, что говоришь? Души считать на гроши?

— Всё условно. Не по головам же их считать. Не скот ведь!

— Скот хоть продавать можно, а души, как на деньги считать?

Воевода помолчал, недовольно сопя, но продолжить разговор не решался.

— Что ещё сказать хочешь, Григорий Иванович?

Воевода басовито откашлялся в рукавицу и, хмуро глянув направо-налево, сказал:

— Не знаю, заметил ли ты, Александр Иванович, как умирали басурмане?

— Я не поспел за тобой…

— Ну, да… Ну, да… Зато и я, и наши все заметили. Мы погнать-то их погнали… И даже били мечами, но… Они умирали раньше.

— Как это? — удивился Воротынский.

— А так! Я догоняю татарина, саблей его хрясь! Татарин падает. Второго… Падает. Третьего… А потом объезжаю после схватки, а они раненые, и живые, но словно куклы скоморошьи.

— В смысле? — Воротынский нахмурился.

— Ну… Как тряпки с размалёванными рожами. Безумные! Правда, вскоре все они отошли в мир иной, но точно говорю я тебе, что души покинули их ещё раньше.

— И что? Может съели чего? — неуверенно воспротивился чертовщине Воротынский, но по спине его пробежал холодок.

— Нее… Ты знаешь, сколько я за свою жизнь татар положил, но доселе такой погибели не видал.

— Бог с ними, Григорий Иванович! Басурмане же! — махнул рукой Воротынский. — Не о том думаем. Нам с живыми душами разобраться надо. Чтобы они не покинули эти тела. Бо царь-государь зело гневен будет.

Он ткнул большим пальцем правой руки за своё левое плечо, за которым, метрах в пяти ехал царский опричный монах по прозвищу Галактион.

— Пусть за душами они смотрят. Нам бы головы свои сберечь от гнева государева.

Галактион словно услышал Воротынского, ткнул пятками лошадь и приблизился к воеводам.

— Что обсуждаете? — спросил он.

— Пленных много. Что с ними государь делать будет? Ума не приложу, — сказал Воротынский.

— Как, что делать? — удивился монах. — В Касимов погоним. Там царская рать собирается. Восставших бояр урезонивать.

— Не уж-то пойдёт царь-государь на города русские ратью татарской? — спросил Тёмкин, обращаясь к Воротынскому.

Тот дёрнул плечами.

— Сейчас он породнился с ногаями и черкесами. С кем ему бояр резонить? Опричники с Адашевым Москву держат. Мы тут османов… Гирея нашли? — вспомнил Воротынский.

— Нашли, — сказал монах. — Уже в кремль унесли. Бальзамируют.

— Вот ещё! Тьфу! — сплюнул второй воевода. — Когда такое было?

— Дурак ты, Григорий Иванович, — тихо сказал Воротынский. — Гирей — брат османского султана Сулеймана. Да и сродственник Казанскому наместнику. Почтить надоть царь всё-таки, хоть и басурманский.

— А по мне, так, зацепить арканом ноги, да протащить по шляху до Москвы.

— Дурак ты, Григорий Иванович, — повторил Воротынский, косясь на опричного монаха. — Царь он. Нельзя так с царями. Наш государь узнает, что баешь, не сносить тебе головы.

Монах ухмыльнулся в бороду и воевода, поняв, что царь обязательно узнает, что он, воевода, желает царям, с расстройства жёстко стеганул лошадь и умчался вперёд.

* * *

Москва уже шесть месяцев находилась в осаде. Благодаря собранным царём запасам продовольствия и порохового зелья столица держалась уверенно. Всех «лишних» из города удалили. То есть удалили всех тех, кто отказался вставать на стены.

Стены же оказались очень надёжными своим фундаментом, заглубленным на три-четыре метра, что уберегало от подкопов. Обычно стены ставили на насыпь, сквозь которую и копали туннели, а тут сапёры[5] утыкались в бетонное основание, взорвать которое порохом никак не получалось.

Не очень высокие, но крепкие бетонные стены, не поддавались пушечным ядрам и изобиловали правильно «слепленными» бойницами, конически расширяющимися вовнутрь. Имели место попытки взятия стен с помощью лестниц, но все они заканчивались неудачей. Орудия башен, выступающих вперёд, были направлены вдоль стен, и стреляя картечью, сносили нападающих с осадных лестниц. Башни стояли часто и пушек было много, поэтому попытки взять стены верхом тоже быстро прекратились.

Через три месяца взять город штурмом войскам мятежников не удалось и столицу осадили, перекрыв пути подвоза продовольствия, то есть — дороги, ведущие к воротам. Замкнуть кольцо вокруг стен, периметр которых достигал едва ли не десять километров, никаким ныне существующим армиям было не под силу.

В мятежниках оказались многие, ограниченные в правах бояре: Третьяковы, Кропоткины, Сидоровы, Айгустовы, Тетерины, Квашнины, и многие, многие, многие другие.

Иван Фёдорович Адашев насчитал более трёхсот отрядов, возглавляемых боярскими фамилиями. Единого лидера не наблюдалось и это, с одной стороны, Адашева радовало, а с другой стороны заставляло задуматься, что главные силы мятежников ещё не подошли. Иван Фёдорович среди осаждающих не видел, ни Бельских, ни Шуйских, ни Глинских. Захарьины находились в Кремле и, хоть и не лично, а дворней, но участвовали в обороне города. Курбский где-то усмирял черемисов. Владимир Старицкий находился тоже в Кремле, но ссылаясь на болезнь ног, на стены не шёл и дворню на убой, как сам сказал, не посылал.

Адашев, подумал о том, и усмехнулся. Мятежники именем Старицкого стены и осаждают. Опасается родственник царя, что в случае взятия Москвы мятежники поставят ему это в укор.

На сторону мятежников перешёл и митрополит Московский со многими служителями. За это Александр Васильевич издал указ «отобрать все грамоты на жалованные епископиям и монастырям земли и имущество», коими они пользовались многие столетия. На основании царского указа патриарх Максим Грек, тоже находившийся в Москве, издал своё распоряжение о передаче церковной недвижимой и движимой собственности в царский приказ. Митрополитов и иных служителей культа вокруг стен Москвы после этого прибавилось.

* * *

— Похоже, что карта Герасимова, не помогла нам обмануть русского царя. Он не поверил, что Ченслер искал путь в Китай, думая проплыть туда по реке Двине, — задумчиво произнёс Генри Фиц-Алан, лорд-дворецкий королевы Марии Тюдор.

— Ему не дали даже попробовать, — хмыкнул Себастьян Кабат, управляющий английской торговой компании «Мистери».

— Да-а-а… Дураков там, оказывается, нет, а мы рассчитывали, — проговорил, усмехаясь Уильям Говард.

— У нас остался вариант предложить русскому царю открыть проход в Китай по реке Обь. Та карта правдоподобнее, — сказал Кабат.

— Но мы же понимаем, господа, что никакая река не может течь от индийских широт до северных. А острова пряностей находятся ещё южнее. Это же на противоположном полушарии, — простонал Джон Ди. — Сколько можно об этом говорить? Можно дурачить акционеров, но мы ведь должны реально мыслить?

— Да, успокойтесь, многоуважаемый географ. Никто никого не дурачит. Наше общество выполнило программу минимум, — попытался успокоить друга Кабат. — Наша компания называется: «Торговая компания купцов-путешественников для открытия земель, стран, островов и неизвестных мест». Ченслер официально открыл морской торговый путь в Московию. Ганзейский маршрут заблокирован.

— Но русские дикари не дают нам привилегии свободной беспошлинной торговли! — возмутился Уильям Герберт, лорд-хранитель печати. — Предлагаю послать к Двине наш военный флот и заставить их торговать цивилизованно!

Себастьян Кабот пренебрежительно хмыкнул.

— Вы не представляете, уважаемый лорд-хранитель, с какими трудностями сталкиваются испанцы колонизируя Вест-Индию. Вы знаете, я прошёл всё восточное побережье Америки. С севера до экватора. В Московии будет намного сложнее из-за холода… Да и капитан Ченслер рассказал про Московитов много нового и интересного.

— А что посол Московский? Говорят, ведёт себя дерзко? Вы, лорд-адмирал, встречались с дикарём? — спросил Уильям Герберт.

— Имел незавидную честь, господа, говорить с ним. Словно пообщался с пятью ирландцами, — ответил Уильям Говард. — Этот московит спесив и упрям, как бык. Норовит свести переговоры в политическое русло. Словно торговля не интересует Московитов. Он привёз предложение руки и сердца от русского короля.

— К кому?! — удивились все лорды. Только Джон Ди и Себастьян Кабот воздержались от восклицания.

— К Марии Тюдор? — спросил лорд-дворецкий.

— Нет, к Елизавете Тюдор[6].

— Вы у себя в Адмиралтействе помешаны на секретности[7]. Не выпускаете московита из Тауэра, — поморщился Герберт. — Однако у королевы имеется хороший шанс отправить конкурентку очень далеко.

— Вы с ума сошли, Уильям?! Давать русским царям право наследования нашего престола? — возмутился Говард.

— С её помощью можно воздействовать на русского короля. Как там его?

— Александр, — сказал лорд-адмирал. — Плохо, господа, другое. Откуда-то русский царь знает про Елизавету и о том, что она примерно такого же возраста, как и он, и к тому же не замужем. Мы, господа тоже, конечно многое знаем про Московию, но ведь это, только благодаря нашим осведомителям, поддерживающими связи с монахами ордена. Всех наших прямых агентов новый русский государь извёл. Все они в один год вдруг ушли на небеса. Пятнадцать лучших агентов, господа.

Лорд-адмирал вздохнул.

— Теперь приходится использовать литвинские каналы. Но и благодаря им мы знаем, что в Московии бунт.

— Ха-ха! — хохотнул Фриц-Алан. — Словно вы к бунту никакого отношения не имеете?

— Ну… Если только совсем немного. В основном деньгами. Это давняя игра принесла свои плоды. Мы просто чуть-чуть ускорили события. Слишком уж новый московский царь оказался не удобным. И вот тут, кстати, я поддержал бы предложение сэра Уильяма Герберта. Вижу смысл в посылке к Двине нескольких военных кораблей с небольшой армией. И совершенно пустые торговые суда. По словам Адамса[8] там одного тюленьего жира на тысячи фунтов. И пушнина.

— Ха! — снова хохотнул лорд-дворецкий. — Можно собрать неплохой гешефт если подняться по Двине. Она достаточно судоходна?

— До Холмогор, как пишет тот же Адамс, она вполне себе судоходна. Там же и основные склады с северными богатствами, — сказал Кабат.

— Но тогда нам придётся забыть о нашей торговой компании и Московии, как торговом партнёре! — воскликнул Джон Ди.

— Успокойтесь, Джон! — скривившись, медленно растягивая слова, произнёс лорд-адмирал. — Корабли пойдут под ложным флагом. Например, как голландцы. Или, как франки.

— Однако, где взять средства на снаряжение такой флотилии?

— Предлагаю переформатировать наше торговое общество. Формально, московский царь сам предложил создать Московскую торговую компанию и гарантировал беспрепятственную торговлю на паритетных началах. Он ждёт наших условий и гарантий.

— Так давайте дадим их ему! Максимальные, но строго на определённый срок. Пусть плывут его купцы к нам! Только если кто из них не доплывёт, то мы тут не при чём, — сказал и снова рассмеялся Уильям Говард.

Заседание правления торговой компании купцов-путешественников продолжалось ещё какое-то время, но уже все главные слова были сказаны и решения, формально, приняты. Осталось только найти деньги на экспедицию, но правление не стало концентрироваться на деньгах. Аристократы и деньги — это так пошло и несовместимо! — считали лорды.

О деньгах, как только было произнесено слово «средства», сразу же задумался управляющий компании Себастьян Кобот и на всё остальное время из обсуждения выпал.

Кабот думал, в каком виде представить своим патронам идею лорд-адмирала сэра Уильяма Говарда. Чем заинтересовать? В акционерной компании состояло более двухсот человек, жаждавших получить свою долю. Пушнина и тюлений жир неплохой товар, но конечно же не сравнится с пряностями, которые были обещаны. Надо искать торговые пути в Китай и Персию через Московию. На картах пути уже проложены. Но это другая история.

С картами тоже не всё так просто. Древние карты северного побережья, как уже понимал Кабот, сильно отличаются от действительных. Берега Московии оказались значительно южнее, чем обозначенные на картах широты.

Кабот опасался того, что имеющиеся карты придётся исключить из обращения, как и предрекал его друг, математик, астроном и географ, Джон Ди. Себастьян понимал, что им не найти путь в Индию через северное море, но понимал и то, что ни акционеры, ни патроны этого понимать не должны.

По словам капитана Адамса, северные моря вполне себе судоходны и в летний период свободны от льдов.

— «Надо постараться вместе с военной экспедицией отправить один корабль для научной, чтобы пройти вдоль берега дальше на восток», — подумал Кабот.

Встреча с монахом, традиционно патронировавшим изыскания пути в Индию, проходила в одном из немногих, оставшихся у августинцев после секуляризации[9] домов в Сити. После изъятия земель и имущества ордена Кабот полагал, что финансирование экспедиций иссякнет, однако ошибся. Итальянский банк в Лондоне субсидировал и северную экспедицию в Китай. Так её называли официально.

В экспедиции они потеряли два корабля. Да и товары с третьего корабля были изъяты казной Московского государя. Если бы не дурацкий апломб Ченслера, всё могло бы пойти иначе. Ченслер не был главой экспедиции и не знал тонкостей английской игры. Он попытался назваться послом к Московскому царю, а в письмах-то обращения к конкретному правителю не имелось. Это у погибшего Хью Уиллоби имелось несколько писем. И к царю Ивану, и к хану Сибирской Тартарии, и даже к императору Китая. Чем чёрт не шутит, вдруг экспедицию занесло бы и туда? Но получилось, так, как получилось.

— Что дало совещание правления общества? — спросил Бернард Оконер. — Про посла Московитов что-то стало известно, кроме того, что он требует двадцать перемен блюд?

— Из нового, отче, стало известно, что царь фактически посватался к Елизавете Тюдор. Про посла ничего нового. Лорд-адмирал предложил напасть на северные склады Московии, используя чужой флаг.

Оконер нахмурился, подумал и сказал:

— А это правильно.

— В Московии бунт.

— Мы это знаем. Там ещё и шведы с ляхами готовят вторжение. Не до того будет московским правителям. Не до северных земель. От Двины до Москвы, говорят, очень долго ехать.

— То есть, на ваши субсидии можно рассчитывать?

— Можно. Банк даст кредит обществу.

Загрузка...