Царь Александр Грозный

Глава 26

— И что вас удивило в наших кораблях, Мехмед… То есть, Байо Дмитриевич. Вас же под таким именем крестили в Соколовичах, где вы родились?

Бывший визирь вздрогнул и, покачав из стороны в сторону головой, сказал:

— Недаром говорят, что тебе, великий государь, видно скрытое. Я уж и сам давно забыл, то своё первое имя и имя своего отца.

— Негоже, забывать имена отцов, — покачал головой Александр.

— Нас слишком упорно и долго учили бекташи, что единственный наш отец — султан, мать — орден дервишей, а семья — орда янычар.

— Понимаю…

Александр внимательно посмотрел в глаза пленнику и тот потупил взор.

— Расскажи про себя, пока я не принял у тебя клятву верности. И смотри, чтобы не осталось от меня тайного, ибо невозможно доверие к подданному, если он скрытен.

— Мне нет смысла, что-то скрывать, великий государь.

— Тогда рассказывай.

Бывший третий визирь султана начал свой рассказ.

— Я родился в одна тысяча пятьсот пятом году от рождества Христова в Сербской деревне Соколовичи. Это недалеко от Герцеговины. В связи с этим у янычар получил прозвище «Соколлу». Мой отец — Димитрий — был православным христианином. И я был крещён в православии, получив имя Байо. Получил образование в монастыре городка Милешев, и был отдан отцом в личные невольники султана по девширме. Это налог на мальчиков, которым облагались не мусульманские семьи. Кроме меня у отца было ещё восемь детей: пять сыновей и три дочери.

Визирь посмотрел на Александра.

— Продолжай, — разрешил царь.

— Я попал в город Эдирн, где провёл около года в обучении воинскому искусству. Там меня и обратили в ислам. Около двадцати лет я прослужил в янычарах, но мне хорошо давались науки, которым нас продолжали обучать, и меня перевели в имперскую канцелярию. Потом султан Сулейман назначил меня начальником своей стражи.

Рассказчик тяжело вздохнул и сделал небольшую паузу, якобы набирая воздух. На самом деле, Мехмед-паша всё ещё не решался сказать главное.

— Когда в одна тысяча пятьсот сорок шестом году от рождества Христова от болезни скончался предводитель пиратов Алжира, адмирал Капудан-паша Хайр-ад-Дин Барбаросса, султан назначил меня его преемником, хотя рассматривались и другие кандидатуры, но я напросился сам. К тому времени я изучил искусство войны на море и решил себя испытать, как адмирала.

— И как, испытал?

— Нет, великий государь. К сожалению, я увяз в административно-хозяйственной работе. За пять лет, что я провёл на этой должности, мы организовали ряд военных морских экспедиций, в том числе к морским крепостям современного Триполи, но возглавлял их капитан и адмирал Тургут-рейс, потому, что капитаны корсаров его лучше знали и уважали. Я же продолжил занимался обновлением флота и подготовкой корабельного вооружения.

— Очень жаль, что ты не получил опыт морских сражений…

— Почему? Я получил опыт морских сражений. Мне пришлось командовать небольшой эскадрой галер при захвате Мальты, и Махдии… Это в Тунисе…

— Это — хорошо. У меня почти нет галер, но они будут играть важную роль в наших сражениях.

Бывший визирь откашлялся.

— И всё же, я не нашёл себя в морских сражениях, и не думаю, что буду полезен тебе, великий государь, в качестве адмирала. В одна тысяча пятьсот пятьдесят первом году от рождества Христова султан назначил меня наместником Румелии и я успешно воевал с императором Римской империей Фердинандом, возглавляя две орды по сто тысяч воинов.

Александр, с уважением глядя на собеседника, покачал головой, но промолчал.

— Потом, ты знаешь, государь. Шехзаде Баязид напал на наследника Шехзаде Сулима, я разгромил его армию… Ну и вот, я здесь, стою перед тобой.

Рассказчик понурил голову.

Александр поднялся из кресла, где сидел во время разговора и подошёл к собеседнику. Тут же, стоявшие рядом с троном, рынды шагнули вслед за ним. Далеко выдвинутая назад и нависающая над рулём палуба юта, позволяла располагаться на ней небольшой группе людей, в том числе и стрелкам при боевых столкновениях. Сейчас на ней находилось восемь человек.

— Готов ли ты поклясться мне в верности и добросовестно служить? — спросил русский царь.

— Да, великий государь, — ответил Мехмед и поднял на царя глаза.

— Смотри, ежели есть в душе твоей каверза супротив меня, а я наложу на тебя руку, сейчас же умрёшь.

— Нет каверзы, великий государь, ни в душе, ни в уме.

Александр положил левую ладонь на плечо Мехмед-паше и тот преклонил колени.

— Клянёшься мне в верности?

— Клянусь.

Александр провёл указательным пальцем правой руки по голове Мехмеда: от макушки до переносицы. Так ему было удобнее считывать мысли Мехмеда. А потом провёл кончиком пальца по лбу, от правого виска до левого. Неожиданно для самого Александра, кожа в том месте, где прикасался его палец, набухла тонкой полоской шрама и покраснела.

Однако, бывший третий визирь султана Сулеймана стоял на коленях спокойно, вероятно, не чувствуя боли. Все, стоявшие со стороны Александра, а таких, кроме рынд, было ещё четверо: капитан корабля адмирал Кошкин, строитель и архитектор Барма, старец Акакий (бывший епископ Тверской), с некоторого времени считавшийся царёвым духовником, и охранница Марта, всегда сопровождавшая Александра, изменения на челе Мехмеда заметили и напряглись. Все, кроме Марты, конечно.

Напрягся и сам Александр, ибо от себя такого воздкйствия на чужое тело не ожидал, но вида не подал. Он накрыл голову своего нового министра иностранных дел правой ладонью и мысленно приказал шраму рассосаться.

— Ты дал присягу, Мехмед Дмитриевич, я, — Царь и Великий Князь всея Руси Александр Васильевич, присягу твою принял. О том приказываю внести запись в Крестоцеловальную книгу.

— Да, как же, великий государь?! Ведь не целовал он крест! — вдруг раздался голос священника Акакия.

— Ты сам видел, что бог поцеловал его. Или не видел?

— Крест, что вспух на голове, видел, а как бог целовал, не видел! — упрямился Акакий.

— А, как крест вошёл в него видел?

Акакий подошёл к Мехмеду ближе и всмотрелся в него.

— Нету креста, — подивился Акакий.

— Значит, что? — спросил его Санька.

— Что? — Акакий хитро прищурился.

— Значит, вошёл в него крест, и значит, что люб он господу нашему Иисусу Христу, — едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить Акакию, сказал Санька.

Он с почтением относился ко всем служителям христианского культа, но некоторые из них, на его взгляд, были излишне нетерпимы к представителям иных конфессий. В том числе и к всевозможным «народным» верованиям, с которыми христианские церковники активно боролись, но побороть не могли.

Вот и к Саньке неутомимый Максим Грек приставил бывшего епископа Твери Акакия. Тот, в бытность настоятелем Тверского Отороч монастыря двадцать лет надзирал за, сосланным в монастырь, Максимом Греком. Грек пользовался вниманием и уважением со стороны Акакия, на том и сошлись, ибо и «ели с одного блюда».

И хотя Грек молился на Александра, аки на нового мессию, соглядатая своего к нему всё же направил, ибо сказано в писании про Антихриста, что «… родится человек от блудодеяния и примет на себя все действования сатаны[48]…», «которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою, и знамениями, и чудесами ложными».

А Александр, по легенде, придуманной Адашевым и царём Иваном Васильевичем, родился от блуда царя Василия… И чудесами иногда «баловался», и силой владел немалою, что многие чувствовали на себе.

Вот и оглядывался Александр по сторонам, опасаясь, как бы его не записали в Антихристы. Однако бога, Санька не хулил, а, наоборот, почитал. Однако, время от времени, провоцируемый Акакием, иногда позволял себе слишком уж толерантные высказывания в защиту различных от христианства ересей, или иных религий. Вот и сейчас… Не удержался, по сути, от святотатства.

— Я так думаю, — сказал Санька, поднимая правый мизинец вверх.

— Негоже басурманам дозволять государственными делами заниматься Российскими.

Царь с интересом и укоризненно посмотрел на священника.

— Акакий, а ты все мои задумки знаешь? Лучше меня знаешь, как с османской империей и другими ворогами сладить? Так, ты и править вместо меня возьмись… Давай, тебя посадим на царство? Корабли строй, и заводы ставь, ворога воюй и …

Санька говорил спокойно и с лёгкой улыбкой, не давая своему гневу даже затлеть искрой. Однако, радужки глаз его, до того светло голубые, наполнились золотыми искрами. Это не скрылось от взора Акакия и тот, думая, что набежала туча и замелькали молнии, оглянулся по ходу движения корабля.

Стоял полдень, корабль двигался на юг, солнце и синее небо повисли над синим морем, а глаза у государя, обычно от этого синевшие, сейчас напоминали два солнечных луча, затягивавших служителя культа в себя. Акакий отшатнулся назад и в сторону, несколько раз шагнул, мелко перебрав ногами, и спрятался за охранника.

— Смотри, надоешь мне, Акакий, и отправлю я тебя встречным кораблём в Ростов, а потом и в монастырь к Греку. Чтобы не мешал в делах государственных. Как не поймёшь ты, что не весь люд Российский обращён в веру православную. Много и у нас магометан, и в присоединяемых землях. Да и Будде многие молятся. Всех под тебя перекраивать прикажешь?

— Ничего не приказываю, великий государь. И в мыслях не было, — пробормотал старец, покашливая.

— Ну, — пожал плечами царь, — на нет и суда нет. Пора полдничать. Зову всех вас к своему столу.

Прототипом при строительстве Санькиного флагмана — шестидесятиметровой шхуны-барка, послужил парусный корабль «Седов», виденный Александром только на картинках и в чертежах. Почему прообразом? Да потому, что строить девяностометровый корабль было пока ещё негде, да и незачем. До океанских скоростных переходов Александру было ещё далеко. Да и осваивать корабли надо постепенно.

Но зато, все остальные конструкционные решения «Седова» при строительстве адмиральского корабля были соблюдены, не смотря на то, что корпус «Седова» был стальной, и корабль имел дизельный двигатель. Ну и отношение длинны к ширине взяли не восемь, а четыре.

Флагман построили с таким же почти прямоугольным поперечным сечением корпуса и плоскодонным. Его, практически прямые и вертикальные борта, не имели навесных «излишеств», коими изобиловали «современные» парусники и внешних поперечных связей, сильно тормозивших корабль и дающих много брызг при высоких волнах. Борта этого корабля были собраны из абсолютно гладких полированных снаружи дубовых «досок» сорокасантиметровой толщины.

На верхней палубе и палубе юта имелось две надстройки. Первая надстройка, стоящая за грот-мачтой была резиденцией Александра и вмещала несколько помещений: спальню, санузел и большой кабинет с «Т-образным» совещательным столом, легко превращавшийся в трапезную.

Надстройка между фоком и бизанью была, одновременно и штурманской рубкой, и каютой капитана. В штурманской рубке стоял большой стол и штурвал, синхронизированный со штурвалом, находящимся на капитанском мостике[49].

Хотя первая надстройка находилась на нижней палубе, по отношению к палубе юта, их «мостики» были на одной высоте. Поэтому царские «корабельные палаты», как их называли, были двух уровневые и имели свой, «царский мостик» с переговорными средствами. Второй уровень царских палат представлял собой банкетный зал со столами, поставленными в виде буквы «П».

— Отобедаем у меня в кабинете, — сказал Александр.

Сразу под «царскими палатами», палубой ниже, находился камбуз, спуск в который имелся прямо из надстройки, поэтому команда не была смущаема царскими деликатесами, ибо кухни комсостава и экипажа всё же отличались сильно даже по запаху. Чего греха таить. А царская, и подавно.

На «царском мостике» тоже можно было устроиться удобно. И так, по приглашению царя, и делали, но с более лёгкими перекусами и напитками. Чаще вечерами. Сейчас было время обеденное, «заправляться» полагалось плотно, но быстро, ведь после обеда наступали два часа пересыпа, называемых «адмиральскими».

Однако часа небольшой компании вполне хватило, чтобы и наесться, и напиться, и поговорить, в очередной раз обсудив дальнейшие действия их флотилии.

Флотилия направлялась вокруг Крымского полуострова для поиска и уничтожения военных кораблей. Нельзя было оставлять у себя за кормой недобитого противника, который мог бы ударить им в спину. Особо такого нападения Александр не боялся, «но зачем ему эти нервы?», как иногда говорил Максим Грек.

Александр не боялся нападения чужой флотилии не потому, что был такой самоуверенный, а потому, что знал, что сейчас тактикой сражения на море, был абордаж. Орудия служили не для пробития бортов, а для поражения экипажа противника выстрелом «в упор».

Пушки стояли на прямой наводке, так как отверстия, в которые «выглядывали» их жерла, вырезались в бортах строго по их диаметрам. То есть, стрелять из них можно было только тогда, когда корабли стояли «борт в борт».

К тому же, перезарядка пушек была затруднительна, так как производилась из-за борта, и поэтому пушки стреляли всего лишь один раз за сражение. Пушки были безоткатные, так как внутри кораблей царила жутчайшая теснота. А орудия максимального калибра (до ста семидесяти миллиметров) имели совершенно «неподъёмный» вес и стояли «намертво вмурованные» в борта.

А дальнобойные казённо-зарядные орудия Александра стояли в прямоугольных портах достаточной для прицеливания, путём поворота на тридцать градусов по курсу, ширины, закрывавшиеся толстостенными прямоугольными герметичными крышками.

В своём первом бою портив турецкого флота, скопившегося напротив крепости Кафы, Александр использовал тактику линейного боя, и она себя оправдала. Его корабли были однотипны и легко держали «линию». Так воевать современные иностранные флоты, по старинке использующие тактику галерных флотилий, ещё не могли.

Тут ещё надо понимать, что русские корабли были построены «изнутри», то есть, начиная с киля и шпангоутов, на которые в стык «навешивались» доски бортов. Не все иностранные корабли строились так же. Чаще всего сначала сбивались борта, скреплявшиеся поперечными распорками. Поэтому корабли получались разных форм, размеров и не очень крепкими.

Царь Пётр Первый потому и ездил в Голландию учиться кораблестроению, потому, что на Руси испокон веку корабли строили по второму варианту. Изучив опыт голландцев, царь сам стал проектировать корабли. Это легко, когда знаешь, как, и умеешь чертить. Санька знал и умел не только чертить, но и рассчитывать корабли по заданным параметрам, и уже научил этому многих своих мастеров.

Кстати, в качестве балласта на Санькиных кораблях использовалась метровой толщины стяжка из чугуно-бетонна, замешанного в пропорциях: десять процентов цемента, восемьдесят пять процентов чугунной дроби и пять процентов воды. Им заливали и узкости форпика, и ахтерпика. А простым цементным раствором обмазывали дубовые водяные резервуары, установленные прямо на стяжку балласта и выполняющие функции закрытых балластно-питьевых цистерн. Было замечено, что такие цистерны легче мыть, и они не рассыхаются.

— Расскажите, уважаемый Мехмед, про флот султана, — попросил Александр, когда они закончили трапезу. — Вы сказали, что участвовали в разгроме Мальты?

— Ну… Разгрома Мальтийского ордена, как такового, не было, великий государь. Мы смогли захватить несколько небольших городов: Бирга, Сенглеа и Мдина, а также остров Гоцо, население которого (около 5000 человек) было взято в плен. Основные крепости взять не представилось возможным, но султан Сулейман до сих пор не оставляет надежд полностью завладеть островом.

— Понятно. Чем сейчас занимается флот султана?

— Флот обороняет берега Северной Африки, великий государь. Император Священной Римской империи был обеспокоен потерей своих территорий и ростом границ Османской империи. Их флот тем летом попытался сразиться с флотом Тургута Рейса и вернуть захваченные земли. Но попытка оказалась безуспешной. Насколько мне известно, в начале этого года объединённый флот Генуи, Испании и Священной Римской империи, под командованием Джанеттино Дориа, отправился в морскую кампанию в сторону Триполи,[50] но вскоре по причине болезни большая часть моряков и солдат умерли, а кампания оказалась обречена на провал. Не желая сдаваться, флот отправиться на Джер-бу[51] и построить там укрепления, пока османский флот не появится. Флот под командованием Пияле Мехмеда-паши прибыл на остров значительно быстрее, чем этого ожидали представители объединённого флота, а ещё через несколько дней на помощь прибыл Тургут Рейс со своим флотом. За первый день морского сражения наш флот… Простите великий государь, флот султана Сулеймана утопил почти весь объединённый флот.

Сейчас Тургут Рейс готовится к нападению на Мальту.