Царь Александр Грозный

Глава 24

Сигизмунд очнулся от «размышлений» и посмотрел сначала на Курбского, потом на Вишневецкого. Взор его был суров, лицо мрачным. Он попытался что-то сказать, но не смог. Только откашлявшись, у короля получилось выдавить из себя членораздельные звуки.

— У меня только около двух тысяч всадников. Этого очень мало для войны с Гиреем.

— Мало, — согласился Вишневецкий. — Мало для захвата всего Крыма, но достаточно для нападения на Керчь и контроля за Шёлковым торговым путём. Дети Давлет Гирея ссорятся. Нужно этим воспользоваться. Ислям Гирей очень долго прожил при дворе султана Салмана и не имеет поддержки в крымских войсках. Он османскими галерами осадил Кафу с моря, но с их пушками это может продолжаться долго. Похоже, что султану не важно, кто из детей Давлет Гирея продолжит поставлять ему рабов и пасти его стада.

— Ты сказал, что караваны идут через море, аки посуху? По мосту? — спросил он Андрея Курбского.

— Так, государь, — кивнув головой, согласился князь. — Мы сами не видели. Это написал мой человек и прислал с голубем.

— Я видел море и оно редко бывает спокойным… Ну, да ладно. Это не моё дело. Главное, чтобы из Тамани по Шёлковому пути шли караваны в Киев. Как думаешь, — спросил он Вишневецкого, — царь Александр может поддержать нас в войне с Гиреями? Ведь и в Московию идут караваны по Муравскому шляху.

Сигизмунд, таким образом, пытался понять, на сколько Вишневецкий зависит от московского царя.

— Не могу знать, ваше величество, но могу предположить, что раз ваши с ним интересы не пересекаются, то вполне возможно. Если есть мост, значит нужно контролировать побережье. Вполне возможно, что он не отдаст его тебе. Если тебя это устроит, то с московским царём можно будет договориться.

Сигизмунд посмотрел Вишневецкому в глаза и улыбнулся. О понял, что Вишневецкий тоже работает под контролем этого удивительного человека — царя Александра. Да и человека ли?

Под контролем, но по указке ли?

Сигизмунд не замечал, чтобы принимаемые им решения противоречили его желаниям. Александр, вероятно, читал его мысли. Нет, даже не все мысли, а определённые, а то, что касается самого Александра и России. Сигизмунд чувствовал, что, как только он начинал обдумывать свою политику в отношении Москвы, тут же его голова начинала пульсировать. Не болеть, нет. Просто мозг отсылал информацию куда-то вовне.

Лишь получение информации о территориальных соседях можно было посчитать попыткой повлиять на принятие им, Сигизмундом, решений. Но он проверял, как учили в университете, информацию по другим каналам, и только после проверки делал какие-то выводы. Но пока ничего не предпринимал. Обдумав своё положение, Польский король пришёл к заключении, что воля его свободна и принадлежит только ему.

Сигизмунд не знал, да и не мог знать, что Александр не мог разрушать волю другого человека, навязав ему свою. Вернее, мог, но сразу бы перешёл из «света» в «тень». Причём не постепенно, а сразу. У него уже был подобный опыт, и он не хотел бы оказаться в тени снова, ибо там надо было всё начинать сначала. Учиться управлять тенью и накачивать себя её силой.

Свет и тень — две разные субстанции. В тени, Санькины навыки управления светом, не действовали. Надо было продолжать вредить людям, чтобы упрочится в тени и соединиться с ней. Тогда можно было бы черпать из тени силу. А Санька не хотел. Претило ему делать людям пакости.

Так, например, кикиморки… Ведь они долго выходили из «тени». Боялись этого, потому, что их силы таяли. Но Санька был по глупости щедр, и раздавал свою силу даже не горстями, а лопатами. Сейчас он удивлялся, как его свет не поубивал девонек? Наверное, потому, думал он, что изначально был не огнём, а именно светом, чистой силой.

Пострелять из винторезов польскому королю удалось только через день. В ту первую ночь они, почему-то втроём, нарезались так, что проснулись в том же шатре к обеду, и нарезались вина снова.

Курбского, как только он видел польского короля, начинало поколачивать сразу и он, глуша адреналин, напивался быстро. Сигизмунд с Вишневецким говорили много и за разговорами не замечали, как напивались. Только опьянение у них было разное. Сигизмунда Августа, алкоголь, по причине многодневного пьянства, уже не брал, а Вишневецкий пил мало, но искусно притворялся.

То есть, по-настоящему пил только Андрей Курбский, ибо сильно переживал за свою судьбу. Откровенно говоря, он уже жалел, что приехал вместе с Вишневецким. Сейчас ему казалось, что это не он давно вынашивал планы перехода к Польскому королю, а на измену его подтолкнул князь Вишневецкий.

— Значит, говоришь, крепость Ростов мы не возьмём? — спросил Сигизмунд Вишневецкого.

— Не возьмём, мой король, — согласился князь. — Мало того, мы увязнем в осаде даже не на год. В Ростове царь Александр сделал много хранилищ. В некоторых почти зимний холод сохраняется и летом. На них стоят высокие башни, вытягивающие тепло[45].

— Я-то думал, что ты поведёшь наше войско на Ростов. Мы же, вроде, об этом договаривались… А на Крым я войска не поведу.

— Но как же, государь?! — обиженно воспрянул Вишневецкий. — А торговый путь?

— Никуда от нас не денется торговый путь. Он был, есть и будет. Мы не станем рушить мирный договор с султаном Сулейманом.

Сигизмунд лежал на подушках и старался не думать ни об Александре, ни о России вообще. Он научился обходить «сторожки», расставленные Александром. Не зря Сигизмунд учился в иезуитских монастырях, школах и университете почти пятнадцать лет. Он умело подставлял любые другие образы вместо видений войны с Русью. Например, образом Швеции или Дании.

— Мы вернёмся в Краков, а ты оставайся здесь и займись укреплением городка и сбором козацкого войска. Ты говорил, сыновья Темрюка готовы уйти от царя Александра?

— Да, государь.

— Вот и склони их к службе и, коли получится, отправь в Краков. Мы лучше Эстляндию заберём, пока шведы не захватили.

— А, оборотни?

— Что, оборотни?

— На Русь пойдут?

Сигизмунд пожал плечами.

— Пойдут, не пойдут, не знаю. То не наше дело. За нас решают. Но свою армию первой на Псков и Новгород не поведу.

— А как ты Эстляндию захватишь? Там же рыцари!

— Русы вывели из Литовских земель весь народ. На рыцарей некому работать. Они голодают. Многие начали покидать замки. Они попытались взять Нарву, но получили такой огневой отпор, что разбежались по болотам и почти все потонули. Тевтонцы сами отдают мне восточные замки. Их даже уговаривать не пришлось. А я разрешил им перебазироваться в Польшу. Ну, в смысле, ближе к Данцигу. К нашему Гданьску…

— А где же твои, государь, рыцари крестьян найдут? — несколько обиженно спросил короля Вишневецкий.

Он не понимал, что вдруг нашло на Сигизмунда? Князь был совершенно уверен, что его миссия по совращению польского короля удалась и он ввяжется в войну с Османским султаном, захватив Керчь.

— Мы у германцев захватили в плен много селян. Да, здесь по степям около двух сотен… Да, ещё и со стадами овец и лошадей. Их уже погнали в Киев.

Вишневецкий закрутил правый ус, свисающий ниже бритого подбородка, и едва не оторвал его в раздражении.

— Что, расстроен? — серьёзно спросил Сигизмунд. — Могу оставить тебе тех, кто пожелает остаться. Кое-кто из шляхты не захочет возвращаться без бакшиша[46]. Если всё так, как ты говоришь, собирай отряд и забирай Керчь. Тебе легче сговориться с царём Александром. А меня ни шляхта не поймёт, ни Ватикан, который Александру каверзу готовит.

Вишневецкий задумался и вдруг понял, что Сигизмунд предложил разумный вариант развития событий. Ну, да ему не удалось отвлечь войска Сигизмунда от северных территорий, но ведь и Русский Государь говорил, что задача это сложная и все мысли не только короля, но и магнатов направлены на прибалтийские земли. Они спят, и видят себя во главе империи, простирающейся «от моря до моря».

Князь расслабился, но вида не подал.

— Но тогда я винторезы тебе не дам, мой государь.

Сигизмунд равнодушно посмотрел на Вишневецкого и пожал плечами.

— Они мне погоду не сделают, — сказал он, отхлёбывая из кружки сыворотку, оставшуюся от только что «отбитого», на сите творога, лежащего перед ним на блюде. — И Курбского своего забирай. Он, похоже, уже пять раз пожалел, что переметнулся ко мне.

— Да и ты, государь, я вижу, не особо горишь желанием приветить князя. Думаю, если бы ты одарил его землями…

— У нас не так много земель, — оборвал Вишневецкого Сигизмунд. — Скажи ему, что он нужен здесь. Пусть докажет свою верность нашей короне. Ведь, вы же для меня Керчь воевать будете?

Сигизмунд, усмехнувшись, посмотрел на сидевшего перед ним по-турецки князя Вишневецкого, и прищурил левый глаз.

— Для тебя, мой король, — кивнул головой князь.

— Ну, так вот… Возьмёте Керчь и обороните её… Сами или с помощью царя Александра… То — ваше д ело. Будут тогда вам, и земли в Ливонии, и моя благодарность. Не возьмёте и не сохраните, пока я сам сюда не приду, — пеняйте на себя.

Король Польши вдруг из добряка превратился в сурового и жёсткого правителя.

— После взятия Керчи шли мне ежемесячно доклады о всём, что будет с тобой или рядом происходить. Всём, слышишь? Утаишь, что, — шкуру спущу. Особенно обо всех сношениях и переговорах с царём русским. И смотри… У меня и кроме тебя соглядатаи при Александре есть.

Вишневецкий тоже прищурил глаз, но не левый, а правый, словно «зеркаля» короля, нахмурился и упрямо сжал губы.

— Ты, государь, — Великий князь Литовского Княжества, и можешь с меня и шкуру содрать, и на кол посадить, но, извини на дерзком слове, будет ли тебе с того выгода. Силы мои, даже ежели поднять казачество Черкас и Канева, не так уж и велико. Взять Керчь, возможно и хватит, а вот удержать, ежели крымчане захотят отбить, может и не хватить. Нас тут будут бить, а ты будешь в это время шведов воевать.

— Ты же сам хотел Крым воевать?! — скривился в пренебрежительной улыбке Сигизмунд.

— Так, я с тобой хотел! — воскликнул в тревоге Вишневецкий. — С твоей ордой, тысяч в пятьдесят всадников, и пушками, Крым можно удержать. А мне с моими сотнями, — никак.

Сигизмунд видел правоту в словах Вишневецкого, и понимал, что погорячился с поставленной ему задачей.

— Что предлагаешь?

Вишневецкий глубоко вздохнул.

— Я могу повести на Керчь тех магнатов и шляхту, что рассчитывали взять бакшиш. Мы дойдём до кафского базара, захватим рабов, товары и вернёмся на Хортицу. Бакшиш возьмём большой. Довольная шляхта вернётся по своим городам и весям. Все будут довольны. И царь московский Александр не подумает, что мы его победу крадём.

Сигизмунд хмыкнул. Срывалась его попытка рассорить Вишневецкого с Александром.

— Александр, хоть и говорит, что не будет воевать Крым, но я ему не верю. Он присматривается. Зачем бы он тогда брал Тамань? Ради торгового пути? Вряд ли. Ради прохода через пролив? Он много кораблей и войск через него отправил. Для чего?

— Это ты мне должен был сказать, «для чего?», а не меня спрашивать! — взбеленился король.

У Сигизмунда жутко болела голова, и его утомил никчёмный разговор. Он не собирался воевать Крым. Король рассчитывал напасть на новые крепости Александра Васильевича: Ростов и Таганрог, разграбить их и уйти на север, оставив Вишневецкого на Хортице отдуваться за разбой. Но не задалось…

Сигизмунд не знал, что провидение спасло и его, и его армию от позорного разгрома, приготовленного ему Санькой. Не знал король Польский и того, что Александр имел в «осведомителях» не только его, Сигизмунда, а, даже не некоторых, а многих литовских и польских магнатов, в том числе и гетьмана Радзивилла.

— Вот и я говорю, — паузой выдержал королевский гнев Вишневецкий. — Флот и армия нужна для боя, а в золотом море, кроме войск османов, воевать не с кем.

Он помолчал и продолжил.

— Нам ведь тоже вернуться к Александру надо суметь. Вот и скажем ему, что раз он оставил нас со своей волей, а не с его, то мы решили провести «разведку боем», как он любит говорить и учит.

Сигизмунд поморщился, но про себя решил, что так будет правильнее всего. Накануне у него с Курбским состоялся разговор. Андрей Михайлович с радостью согласился вернуться в стан русского царя и писать ежемесячные доносы о всех событиях и происшествиях, а так же описывать строение крепостей и других оборонительных сооружений.

Польский король приказал Курбскому постараться получить от царя назначение в западные земли. Например, воеводой, или наместником в Псков, или Смоленск. За донесения Сигизмунд обещал платить Курбскому годовое жалование в двести гривен.

Андрей Михайлович, словно ждал этого предложения, и просительно глядя Сигизмунду в глаза, надорвал полу кафтана, и вынул несколько листов льняной бумаги, исписанных мелким убористым почерком.

— Это описание крепостей Ростов и Таганрог. Отмечены тайные лазы, колодцы и канализационные трубы, выходящие в море. Если их раскопать и сломать, можно проникнуть в города. Они крепкие, зараза, толстостенные, сделаны из обожженной глины. Но, ежели рвануть порохом…

Сейчас, говоря с Вишневецким, явно продавшемуся царю Александру, Сигизмунд не стал говорить о том, что и Ростов, и Таганрог он захватил бы, если правдивы описания Курбского, почти без боя. Проник бы ночью по трубам в город, перерезал бы гвардейцев, а гарнизон бы пленил. Такие бойцы, как у московского царя, пригодились бы ему в войне со шведами.

Но пускай шведы сначала подчистят его литовско-польских смутьянов. Это будет его личный резерв для войны с внутренними врагами, которые обязательно появятся после неудачных боёв со шведами и данами. Сигизмунд улыбнулся своим мыслям, а Вишневецкий подумал, что король согласился с его предложением, облегчённо выдохнул и незаметно промокнул платком вспотевший лоб.

Они несколько дней в два голоса рассказывали Сигизмунду «сказки» про Царя Александра. Что, дескать, — волхв, каких ещё не знала земля русская. Что пушки у него стреляют далеко и метко, а вои сильны, не только своей, но и его силой, ловки, не только своей, но и его ловкостью. И всё это: и сила, и ловкость возрастают в присутствии Александра неимоверно. Лошади и вои могут идти сутками, не уставая. И, что царь русский собирается выстроить границу Руси от Крыма по левому берегу Днепра, для чего поставить множество городков-крепостиц.

Сигизмунд, слушая перебежчиков, только чесал свою двухвостую бороду и размышлял, верить им, или нет. Решил, всё же, поверить, ибо и сам мог про ворожбу Александра рассказать многое. Русские винторезы и гранаты с миномётами Сигизмунда «уничтожили» морально. Особенно поразили ручные гранаты. И даже не они сами, а их количество в складах Ростова и Таганрога. Взорвав одну в выгородке, где содержались овцы для убоя, и увидев результат, польский король осенил себя крестом и от штурма русских крепостей мысленно отказался.

Сигизмунд, благодаря Санькиным «проискам», знал про помыслы данов и шведов захватить Балтийское побережье, но не знал, что Александр приложил некоторые усилия для того, чтобы вложить в голову Датского наследника престола Фредерика Кристианыча мысли о необходимости восстановления главенства Дании над Швецией. Шведский король Ваза был первым независимым от Дании королём Швеции, правда, взошедшим на престол революционным путём.

А ждать наследнику Шведского престола кончины своего отца оставалось недолго.