Царь Александр Грозный

Глава 22

Александр, после разговора с Лешим немного успокоился. Он знал, что британцы решили выждать и сначала «настропалить» на Усть-Лугу и Новгород шведов. Однако король Швеции Густав Ваза войну с Россией отложил. Его сейчас больше интересовала Ливония. Ливония, впрочем, интересовала и Датского короля Кристиана Третьего. А так как Александр Васильевич категорично заявил, что военным путём «исконорусские» территории возвращать не будет, а будет брать только «арендную плату», то северяне со слюнями на устах смотрели не на Ливонию на янтарные берега Польши.

Причём и в этой истории Ливонский орден «отдался» Польскому королю, вступив с ним в унию. Санька даже не думал о том, чтобы как-то повлиять на ход истории. Он, как только стал царём, решил сразу, что не его ума эти дела. Ему нужно было сохранить то, что было нажито непосильным трудом предков. На севере это Усть-Луга и Новгород, на севере — Архангельск, на востоке Казань.

Для обеспечения безопасности Казани, следовало разобраться с Крымчанами и Османской Империей, чем и занимался сейчас Александр Васильевич. Своими силами с султаном Сулейманом он тоже не смог бы справиться, поэтому решил пойти стандартным путём англосаксов — организовал Сулейману гражданскую войну, перевербовав на свою сторону его сына Мустафу и снабдив его оружием, боеприпасами и грамотными командирами.

Собранные в Ливонии и освещённые тьмой Властителя Бездны волколаки были уже собраны в замках Тевтонского ордена, но король Польши Сигизмунд Август от вторжения в Россию воздерживался. Маги, получали хорошее питание и достаточно вина, а потому не роптали из-за затянувшейся командировки. В общем, Сигизмунд придержал и их, оборотней, и свою армию. Причиной такого самоуправства стало следующее.

Князь Вишневецкий, вскоре после возвращения из Тамани в Ростов, собрал своих казаков и, «подговорив» Андрея Курбского «сотоварищи», в спешном порядке ушёл в свою крепость на Сечь. Князь знал, что на острове Хортица его уже ожидал король Сигизмунд со всей своей ратью, решивший принять предложение Вишневецкого и напасть на Перекопскую крепость. Тем более после того, как получил и из вполне надёжных источников информацию, что, во-первых, Русь, действительно не собирается нападать не то что на Ливонию, но даже на Эстляндию, а во-вторых, что в Крымском ханстве, после гибели хана Герея под Тулой, единовластия не получалось.

Сигизмунд целый год охмурял с помощью ксёндзов князей и панов Великого княжества Литовского, склоняя их к походу за новыми землями. Наконец они решились и, собрав на Хортице около полутора тысяч всадников, переправились на левый берег Днепра и напали на крымско-ханские пастбища, отбив многочисленные стада. Литовский гетьман[41] Николай Радзивилл, приказав нападение на имущество Крымского Хана, преследовал две цели: обеспечить войско провизией, и заявить колеблющимся князьям о серьёзности намерений.

Тут надо понимать, что «крайними» городами Литовского княжества на юге были Черкасы (это всего-то в ста пятидесяти километрах от Киева), на юго-востоке — Полтава. Больше не то, что крупных, но и маленьких поселений в сторону татар не учиняли. По сути, это была территория кочевых племён. Селиться хуторами на этой земле не имело смысла, ибо угонят в рабство. Гоняться за кочевниками по степям не имело смысла, а вот расправиться с ними, заставив прийти на войну самим, начав строить города на этих землях, было вполне возможно.

Вот и построил князь Вишневецкий крепость на маленьком острове Хортица, чтобы было, где спокойно собрать войско. Остров был крут, но невелик. Всего-то пятьсот метров в длину. Поэтому сам Сигизмунд разместился в новой крепости на острове, а его войско раскинуло шатры на левом берегу Днепра[42].

Князь Вишневецкий сильно удивился, увидев, что, пока он воевал на Кавказе, дорога от Ростова до Запорожья обзавелась широкой земельно-каменной, хорошо утоптанной насыпью и водосборными рвами, кое-где превратившимися в небольшие речушки и озёра. В маловодной степи любой водоём был дороже золота, а тем более, рядом с дорогой, поэтому князь оценил придумку русского царя положительно.

Вдоль дороги, на расстоянии полудня конного пути, стояли небольшие, укреплённые городки-станицы, а потому оба князя все четыре ночи переезда провели в комфорте и прибыли на Хортицу не особо уставшими, а лишь слегка припыленными и покусанными клопами. Откуда брались эти кровопийцы в только что срубленных жилищах, люди не понимали, и с кровососами, конечно, боролись. Однако, несмотря на использование душистых трав, клопы на станциях, как завелись, так и не переводились.

Князь Вишневецкий удивился ещё больше, когда увидел, что новый тракт не свернул к его крепости, а перевалив мостком через небольшую речушку, где казаки обычно поили своих коней[43], покатился вдоль неё далее.

И тут князь Вишневецкий понял, что тракт сей был возведён царём Александром не для поездок к нему в замок, а для удобства транспортировки странного чёрно-серого камня, повозки с которым они часто встречали по пути следования.

Этот камень был марганцевой рудой, запасы которой Мокшины рудознатцы раскопали на правом берегу Днепра. По наводке Саньки, конечно, который точно знал, что в этом месте в его время находился город с простым и понятным названием «Марганец».

Здесь же, напротив правого притока Днепра, сейчас имелся, пока ещё не затопленный, большой невысокий остров на котором Санькины «логисты» обустроили крепость с войском, обеспечивающим охранение промысла и транспортировки. На левом берегу Днепра расположился порт, с работающими от силы течения реки погрузочными механизмами, и рудный склад.

Корзины с рудой старались сразу из барж перегружать на повозки, но, в случае отсутствия таковых, перевозили вагонетками по деревянным рельсам, и складировали под открытым небом.

Большой остров Хортицы сейчас был, по сути, не островом, а частью левого берега Днепра, так как река в этом месте обмелела за лето до такой степени, что больше походила на множество неглубоких ручьёв. Тут-то на переправе отряды Вишневецкого и Курбского и повстречали первый сторожевой разъезд армии Сигизмунда, состоявший, не много не мало, а из сотни всадников.

Авангард Вишневецкого тоже, увидев конников, остановился и отправил двух посыльных, оповестить князей о препятствии.

Переговоры Вишневецкого с литовским дозором прошли быстро, и вскоре оба князя уже скакали дальше, а их войска рассупонивались, ставили шатры и разводили костры. Переправа на Малую Хортицу, тоже обошлась без паромщиков. Лошади едва замочили себе брюхо.

Как уже говорилось, крепость на Малой Хортице не была большой. Для себя и своих ближних Вишневецкий выстроил комплекс соединяющихся между собой двухэтажных клетей, только кое-где увенчанных третьими барскими «этажами». В них и обитал теперь король Польши и Литвы Сигизмунд Август со своими панами и князьями.

— Вот же курвы! — выругался Вишневецкий, в седьмой раз натыкаясь на выставленный на лестнице, ведущей в более-менее нормальные хоромы, пост из нескольких дворян, объявивших, что: «сии хоромы занял князь Друцкий».

— Какой, блять, Друцкий? Кто такой Друцкий? Эти смоленские князья размножились так, что и Киевских великокняжеских хором им вряд ли хватит. А прок с них какой? Четыре-шесть коней? — ругался Вишневецкий. — Пошли к Сигизмунду.

Однако и к королю их сразу не пустили. Изволил, де, ещё почивать после вчерашней пирушки.

Тут уже не сдержался князь Курбский.

— Да что ж такое?! Хоть вертайся назад!

— Не ждал Сигизмунд, — немного успокаиваясь, промолвил Вишневецкий. — А и поехали к гетьману?! Он при войске обычно стоит.

Князья уведомили королевских гвардейцев о своём прибытии и снова переправились на большой остров, где вскоре уже настойчиво будили своими криками Николая Радзивилла, тоже ещё соизволившим почивать, хотя день уже начался давно.

Князья весело гремели своими доспехами, постукивая по ним железными рукавицами. Русский царь Александр Васильевич научил их выколачивать из доспехов единый ритм. Многотысячная орда, выполняющая одновременно два удара кожаной или деревянной подошвой сапога о землю и один хлопок ладонью по железному грудному доспеху, даже не сдвигаясь с места, производила впечатление наступающей. Ритм объединял и воодушевлял друзей и пугал врагов.

Так, почти без боя, они взяли Азов.

От одновременного топота тысяч ног земля дрожала и стены рушились. От пушек, конечно, рушились, но защитники крепости, не видя чёрного пушечного дыма, думали, что стены разваливаются от землетрясения, вызванного топотом ног.

Вот и сейчас, первым топать ногами и бить себя в грудь начал Андрей Курбский, потом подхватил Вишневецкий, и, через некоторое время слаженного громыхания, гетьман из шатра вышел.

— Что вам, господа? — успел спросить Николай Радзивилл по прозвищу Рыжий, но вдруг узнал князя Вишневецкого.

— О! Дмитрий Иванович! Только вчера поминали тебя хвалебными здравницами. Ждали, ждали тебя. Хорошо, что прибыл. А кто это с тобой?

— Это, уважаемый ясновельможный пан гетьман, князь Андрей Михайлович Курбский из рода Рюриков. Князь со служилыми людьми желает присягнуть королю Польскому и великому князю Литовскому Сигизмунду Августу.

— И много у него людей? — спросил гетьман.

— Сейчас около пятидесяти.

— И где они?

— Там же, где и мои. На правом берегу, — Вишневецкий махнул рукой на восток. — Здесь-то у вас не протолкнуться!

— Это да, — рассмеялся гетьман. — Яблоку некуда упасть. И твои хоромы все заняты. Много понаехало родовитых, но мелких княжат.

— Да у нас, что в Киеве, что в Польше одни родовитые, но безземельные, остались. Князь-то земли отбирает и панам раздаёт…

— Отбирать-то отбирает, но никто из князей к Московскому царю, почему-то, не бежит, — усмехнулся Гетьман. — А кто бежит, тот возвращается.

Радзивилл смотрел на Вишневецкого с улыбкой и с вопрошающе вскинутой правой бровью. Сам гетьман стоял перед князьями в почти белом тонком шёлковом белье, чего совершенно не стыдился, слегка покачиваясь.

— Ежели вы, ясновельможный пан гетьман, намекаете на меня, то я, где бы ни был, служу Великой Литве и её господарю. О чём говорят дела мои. Но… Не о том сейчас… Нам бы, где кости кинуть. Хотя бы на время. Пока король за нами пришлёт. Да обмыться бы к тому времени.

— К себе, господа, не зову, ибо проснуться ещё не готов. Буду ещё досыпать. Еле стою. Предлагаю вам для моциона и отдыха шатёр, что стоит во-о-н там на берегу. — Он махнул рукой в сторону реки. — Мы вчера там вечеряли. Погода стоит жаркая, а там, у воды хоть ветерком продувает. Там хорошо. Правда, кто-то в том шатре мог и заночевать… Но, да, думаю, для вас это мелочь. А еды и напитков вам принесут.

Он, едва держа глаза открытыми, с трудом кинул взгляд по сторонам и увидел помощника.

— О! Асаул! Распорядись, чтобы приняли князей подобающим образом.

— А вам, ясновельможный пан гетьман, ничего для здоровья не надо?

Радзивилл махнул рукой и скрылся в шатре.

Вишневецкого и Курбского король смог принять лишь на вечерней заре, придя к «их» шатру самолично. К тому времени они тоже отлично «отдохнули», перекусив и выпив изрядное количество вина из королевского «холодильника». Рядом с шатром на берегу Днепра в воду были вкопаны корзины с винными кувшинами, прикрытыми полотняными навесами от лучей августовского солнца.

Вот под этими навесами, едва увидев корзины с вином, прямо в струящейся мимо воде, князья, сбросив сапоги и доспехи с войлочными поддоспешниками, и расположились. Слуги, приняв обмундирование, разложили мокрое от пота войлочное платье и заглянули в королевский шатёр у входа и вокруг которого стояло около полусотни королевских гвардейцев.

Помощник гетьмана асаул Войцех Очко[44] показал, какие ковры и подушки, из лежащих и сохнущих на берегу, можно взять.

В общем, вскоре князья возлежали на продуваемом ветерком песке, укрытом коврами и подушками и отдыхали. Слуги восседали в таком же виде чуть поодаль.

Однако когда солнце приблизилось к закату и король, переходящий Днепр вброд, в окружении польской шляхты и Литовских князей, появился в его лучах, князья хоть и возлежали на коврах, но были уже переодеты в цивильное платье.

Сигизмунд Август Днепр в брод, конечно же не переходил. Его переносили, сидящим в кресле. От этого он, окутанный золотом заката, только выигрывал.

— Если бы я был художником, — тихо произнёс Вишневецкий, — я бы написал эту картину.

— О! Мой друг, князь Вишневецкий! — воскликнул король. — Вас не убили черкесы Александра Грозного? Говорят, хуже османов, дичайшие люди!

— Что правда, то правда. Ох и натерпелся я от них. Чуть, что не по ним, сразу хватаются за кинжал и режут друг друга. Два раза при мне зарезали других, один раз пытались зарезать меня.

Вишневецкий шагнул навстречу польскому королю и, сняв шапку, чуть приклонил голову в поклоне.

— Рад снова видеть тебя, Дмитрий Николаевич. Судя по тому, что ты жив, зарезал его ты? — король засмеялся. Смех Сигизмунда подхватила шляхта.

— Я быстро учусь и у меня тоже был кинжал. С тех пор я его так и ношу. А тебе привёз кинжал, снятый мной с противника. Не думай, он тоже был князем и его кинжал стоит твоего внимания, великий король.

Вишневецкий развернул горский шёлковый чёрный с зеленым узором платок и протянул вытянутые руки в сторону Сигизмунда. На руках князя лежал черкесский большой боевой кинжал в серебряных ножнах, и с серебряной же рукоятью с хватом под ширину ладони.

Сигизмунд очень любил оружие. В его Вевельском замке в Кракове для хранения коллекционного оружия и доспехов был отведена специальная комната в жилой башне.

Король молча подошёл и взяв кинжал и чуть вынул его из ножен. Сталь взвизгнула характерным звуком.

— Аккуратно, ваше величество, он очень остр. У кинжала хорошая персидская ковка.

Сигизмунд полюбовался клинком и работой мастеров чеканщиков и задвинул кинжал обратно. Широкое и плоское навершие рукояти звонко стукнулось о ножны.

— Все кинжалы похожи, — как-то грустно сказал Сигизмунд, — но картинки на ножнах необычные. Спасибо, князь.

Король оглянулся, ища войскового казначея и найдя глазами, подозвал к себе жестом правой ладони.

— Достань пять золотых дукатов, — сказал король.

Казначей молча нырнул за пазуху и ловко достал небольшой мешочек. Сигизмунд взял и с торжественно-важным выражением лица передал его Вишневецкому.

— Спасибо, ваше величество, — снова чуть склонил голову князь. — Однако у меня для тебя есть подарок подороже и я не имею ввиду князя Андрея Курбского. Я привёз тебе очень интересные и ценные сведения.

— Ты русские винторезы привёз? — тревожным голосом спросил король.

— Привёз, — небрежно произнёс князь Вишневецкий.

— Сколько?

— Двадцать две штуки.

Сигизмунд взмахнул руками и рассмеялся.

— Вот, господа, как надо у короля выманивать золото. Заболтал меня, отвлёк подарком… И теперь за каждый русский ствол я буду вынужден заплатить не менее пяти золотых.

— У князя Курбского их сорок пять, — тоже рассмеялся Вишневецкий.

Король с шутливым стоном схватился за голову.

— Эти траты, по сравнению с ценой за новости — сущая ерунда, — хмыкнув, произнёс князь.