До северного мыса, Санька посмотрел по своей виртуальной «карте», было довольно далеко, около восьмидесяти километров. На двух сменных лошадях, на обратном пути охранницы повстречали конвойную команду Салтанкула и отобрали у них вторых лошадей, кикиморки с дервишем вернулись уже к вечеру. Монах, оказалось, неплохо сидел в седле, и вообще, показался Саньке больше воином, чем истощённым самоистязаниями пустынником.
Дервиш был смугл и весел. Его черные длинные волосы прикрывала чалма скрученная из шарфа, связанного из шерстяной нити. Именно связанного. Честно говоря, вязанных вещей Санька в этом мире до сего дня не видел, кроме тех, что вязал он сам и его мастерицы.
Он самолично учил вязать свою мать Лёксу, еще когда они жили в Шиповом лесу. Но Санька обладал тогда только вязанием вещей, типа шарфов. Ещё в детстве бабушка научила его прямой и обратной вязке. А вот носки и рукавички с помощью пяти спиц он научился вязать здесь, методом проб и ошибок.
Зато его мастерицы, коих Санька забрал из Коломенского с собой в приазовье, теперь вязали не только сапоги, к которым пришивались кожаные подмётки и подошвы, но и ажурные пуховые платки, для которых пух Строгановские купцы везли аж с самого Урала. Уральские козы, которых Строгановы доставили в Москву два года назад, нежный пух давать отказались.
Оказалось, что температура воздуха в Оренбургских степях летом доходит до 42–45 градусов по Цельсию, а земля прогревается до 60 град. В это время у козы вылезает шерсть и активно растет пух. Именно сочетание непомерно жаркого для этих широт лета с холодными зимами придает козьему пуху в этих условиях уникальное сочетание удивительной легкости, нежности и способности сохранять тепло. Сходные условия нашлись в низовьях Волги, в месте бывшей столицы Золотой Орды, и Санька переселил уральских коз туда.
И вот он увидел чалму, связанную из верблюжьей шерсти и удивился.
Дервиш улыбался. Под его закрученными вверх усами сверкали белые зубы. Борода его не была слишком велика. Длинные волосы спускались ниже плеч. Он был укутан в выцветшую ткань, когда-то, вероятно, имевшую коричневый цвет.
— Ты танцующий дервиш? — спросил царь, частью сознания удерживая вокруг себя защитный кокон. Это у Саньки получалось легко.
— Танцующий? — вскинул густые брови дервиш. — Почему танцующий?
Санька показал указательным пальцем вращение.
— А-а-а… Вот ты о чём! Да, я шуттар. Мы достигаем любви к Аллаху, уходя на небо быстро вращаясь по спирали. Но я не дервиш, а челеби, глава обители, что находится на северном мысу.
— Ты бекташ?
Собеседник саркастически усмехнулся.
— Нет, мы не входим в их орден и не поддерживаем нынешнего султана. Это он бекташ. Бекташи сейчас разделились и враждуют друг с другом. К этому привела их терпимость ко всему, что чуждо исламу.
Дервиш помолчал и добавил:
— И они мало молятся.
Санька задумался. Он бы мог проникнуть в собеседника и увидеть, что тот такое, но недавний сон пугал его. Ему совсем не хотелось снова упасть в бездну, если «дервиш» — не настоящий дервиш. Воспоминания о том, как он выбирался из бездны, снова наполнили лицо Саньки краской стыда.
Александр возлежал на постаменте, укрытым шкурами и многими подушками. Дервиш, по указанию стражи, присел на корточки, чтобы не возвышаться над царём. Оба молчали. Санька не знал, как одновременно допросить собеседника на предмет его соучастия в Санькином «сне», и узнать, сможет ли тот помочь в войне с оборотнями.
— Мне надо встретиться с янычарами. На нас всех вскоре нападут тёмные силы, — наконец-то выдавил из себя русский царь.
— Нападут тёмные силы? — сильно удивился дервиш. — А когда они не нападали? Они и сейчас вокруг нас. Разве ты не замечаешь?
Дервиш ещё больше раскрыл рот в улыбке, обнажая все свои тридцать два великолепных зуба.
— Мы потому и не прекращаем молитву, что шайтаны всё время охотятся за душами людей, а гули за их телами.
— Кто такие «гули»? — удивился Санька.
— Это люди-оборотни, превращающиеся то в гиен, то в красивых женщин. Они порождения Иблиса[19]. Оборотни живут в пустынях вдоль дорог и охотятся на путников, которых убивают, а души отправляют в джаханнам. Это — ад, по-вашему.
Санька ещё больше удивился.
— У вас есть оборотни?
— А, где их нет? — рассмеялся «дервиш». — А ты говоришь: «нападут тёмные силы». Да они везде!
— Значит, ты против тёмных сил, раз постоянно молишься? — зацепился Санька за сказанное «дервишем».
— Конечно против. Я же не шайтан, а…
«Дервиш» на мгновенье замолчал и Санька спросил:
— Зачем же ты тогда столкнул меня в бездну?
Он ждал от собеседника любой реакции, но не такой. «Дервиш» громко рассмеялся, а отсмеявшись, серьёзно посмотрел на князя и покачал головой.
— Значит, ты понял, что это был я?
Он хмыкнул и, снова улыбнувшись, спросил:
— Но как бы я понял, что ты именно тот, за кого себя выдаёшь? Ты созываешь к себе светлые силы, а вдруг ты хитрый джин, или тот же Иблис. У Тёмного много личин и обличий. Многих наших он обманом увлёк за собой. Очень много. А теперь я знаю кто ты.
Санька возмутился.
— Но я ведь мог там и остаться?!
Его ближники ничего не понимали и лишь переводили округлённые от удивления глаза с Саньки на дервиша.
— Мог и остаться, — согласился «дервиш», — но тогда ты бы всё равно не соответствовал взятым на себя… Э-э-э… Как сказать? Гёреви… Э-э-э… Миссия… Да! Ты бы не соответствовал миссии. А тогда зачем ты тут нужен такой?
Дервиш снова рассмеялся.
Санька только сейчас понял, что всё это время «дервиш» довольно свободно изъяснялся с ним по-русски. Он вспыхнул от гнева.
— Да, кто ты такой, чтобы принимать такие решения? — Александр выделил слово «ТЫ».
— Ты хоть знаешь, каково там?! Я от страха чуть не обос…
Санька вовремя оборвал себя на полуслове, но, судя по ещё больше вытянувшимся лицам и раскрывшимся ртам «ближников», те догадались, какое слово не до конца сорвалось с его губ. «Дервиш» посерьёзнел.
— Я бывал там и, так же, как и ты, в первый раз выбрался с трудом. Мне потребовалось на подъём из бездны гораздо больше времени. Наши дервиши, чтобы подняться к Аллаху, вынуждены погружаться в глубокий транс. Иблис ловит их и иногда ему удаётся увлечь нас в свою иллюзию. Особенно тогда, когда наши дервиши во время обращения к Аллаху почувствуют, что у них всё получается и возгордятся собой.
— А-а-а… Почувствуют «прелесть», — вспомнил Санька когда-то услышанное от православных священников слово.
— Да-да… Именно. Правильное слово. Но мы, наставники, не даём дервишам упасть в Джаханнам.
Санька нахмурился, понимая, но не решаясь спросить. Потом мысленно махнул рукой на ближников.
— Так это ты меня выдернул оттуда?
Дервиш только улыбнулся.
— Я понял, что ты всё равно выберешься. А зачем время терять, когда его и так нет? Правда?
Александр, не убирая совсем защитный кокон, приоткрылся и выпустил своё сознание наружу в сторону дервиша. Монах тоже был закрыт многослойной защитой, однако она была более мягкой, словно плотный кисель.
— Хочешь войти? — спросил дервиш. — Так просто не получится. Если не убить меня, в меня не войти. И я не могу убрать её. Постоянная молитва даёт мне защиту, а перестать молиться я не могу. У тебя гораздо больше силы, чем есть у меня, и ты можешь сломать мои щиты, но тогда я погибну. Моя душа улетит. Надеюсь, что с последней молитвой к Аллаху.
Санька «потыкался» в кокон монаха и отступил. Защита суфия сильно отличалась от тех, что окружали темную и серую нежить. Даже «аура» Гарпии, а её слепок навсегда остался в душе Саньки, была намного темнее. И это после нескольких лет насыщения её Санькиной силой. А энергетическое поле монаха имело в своей основе светлую структуру, кое-где пронизанную разноцветными нитями. Этакий перламутр. Санька даже залюбовался её переливами.
— Красивая у тебя… Э-э-э… Защита, — улыбнулся князь и продолжил, обращаясь к ближникам:
— Вы можете идти отдыхать. Я остаюсь здесь. Никто никуда уже не плывёт. Приказ «собирать магов» выполняйте.
Воеводы поднялись с подушек и с явным облегчением вышли из шатра. Каждый на выходе кланялся и все с недоверием смотрели не на царя, а на дервиша.
В шатре видимыми остались лишь шестеро воительниц из подразделения Марты. Сама Марта и ещё четверо вооружённых кикиморок, окружавшие Саньку, оставались невидимыми.
— У тебя не было учителя? — даже не спросил, а сказал монах. — У тебя очень много силы, но пользоваться ею ты правильно не умеешь. Сила не должна накапливаться в тебе. Она должна течь через тебя. Ты должен стоять в потоке. Тебе не надо её копить.
Санька усмехнулся.
— Но благодаря запасам силы я вырвался из бездны.
— Это, да, — согласился монах, улыбаясь. — Но ты бы смог из неё выбраться, имея даже каплю света. Даже капля света в пустоте заполнит всю пустоту.
— Это если нет тьмы. В темноте свет лучины не виден.
— У тебя, как не странно, совсем нет тьмы.
Князь недовольно скривился.
— Хватит обо мне. Давай о делах наших скорбных.
Монах что-то хотел сказать, но Александр остановил его ладонью.
— Про окружающих нас всех «тёмных» мы все знаем. Это не то… На нас нападёт нежить, заклеймённая огнём Князя Тьмы. Эти новообращённые «тёмные» гораздо сильнее обычных.
— Сильнее тех, что служат тебе? — улыбнувшись, спросил монах.
Санька дрогнул бровями и ответил через паузу.
— Сильнее. Но сейчас не о них, а о вас. Поможете нам?
Монах, продолжая улыбаться, пожал плечами.
— А зачем это нам, если они пройдут мимо? — спросил он. — Тёмные не кончатся никогда и их не победить. Если они нападут на нас, что вряд ли, мы отобьёмся. Но мы не можем защитить весь народ, проживающий вокруг. Ты, хоть и светлый, но кафир[20]. Тебе и твоим людям прямая дорога в джаханнам. Почему мы должны помогать вам?
Монах продолжал улыбаться. Санька криво усмехнулся.
— А ты уверен, что ОНИ пройдут мимо вас и что у вас хватит сил, защитить себя и правоверных? А вдруг и вас они поглотят. Кого вы призовёте на помошь?
— Никого. Значит на то воля Аллаха, — ответил монах, пожимая плечами. — Каждый должен сам спасать своё тело и душу. Те, кто надеется, что их спасут другие, будут разочарованы.
Санька хмыкнул.
— Наши старцы говорят: «Спаси себя сам, и вокруг тебя спасутся тысячи».
— Тоже верно!
— Ну-ну! — произнёс князь задумчиво. — Ты сам себе противоречишь, но я не стану с тобой спорить. В этом и есть меж нами отличие. Я наполняюсь светом, чтобы отдать его ближним, а ты пропускаешь свет через себя, чтобы самому подняться к Богу. А потому, когда-нибудь поглотит вас Князь Тьмы, и вы не поймёте этого, пока не окажетесь в чреве его.
Санька сам не заметил, как заговорил пафосно. Он смутился, помолчал и потом сказал простыми словами.
— Зачем же ты пришёл на мой зов?
— Бережёного Аллах бережёт. Я в ответе за своих братьев, потому и пришёл к ним, оставив дела в Персии.
— А-а-а… Ну-ну… Ладно, ступай. Тебя покормят, и можешь уходить, куда хочешь.
Монах поднялся и, ни говоря не слова, вышел из шатра.
Санька скривился в недовольной гримасе и, глубоко вздохнув, произнёс:
— Да и хрен с вами! Справимся без вас!
Призывая монаха, Александр, где-то подспудно, надеялся на него и его монахов. Это если оказалось бы, что тот не причастен к Санькиному провалу в «преисподнюю».
Оказалось, что причастен, но, вроде как, в благих целях.
— Вот уж действительно, «благими намерениями устлан путь в Ад».
Санька снова скривился, как от зубной боли, и покачал головой. Он понимал, что Тамань им не удержать. Да и Азов с Ростовом тоже удержать от напора Османской империи будет весьма проблематично. Уже сейчас Санька видел, как быстро расходуется порох, ядра со снарядами, пули.
Воронеж, куда Александр перевёл всю свою химическую промышленность и специалистов с запасами наработанных в Коломенском химических соединений: каустического поташа, соляной, серной и азотных кислот, выработал их все и теперь имел запасы боевых пороховых и взрывных зарядов примерно на пять месяцев активного штурма хорошо укреплённой крепости.
Для обороны Ростова этих запасов было предостаточно, но всего лишь на год, полтора.
Из истории Александр помнил, что Азов и другие крепости Причерноморья, брались русскими войсками неоднократно. И так же неоднократно отдавались. Пока по Дону, Днепру и другим рекам Новороссии не образовались казачьи заставы, посёлки, пока они не наполнились людским ресурсом, надолго эти крепости удержать не получалось. Турки откатывались, набирались сил и возвращались снова и снова.
Александр переселил много литовских и немецких пленных на Дон и его притоки, но большинство переселенцев были не военными, а простыми крестьянами и ремесленниками. Да, они разрабатывали полезные ископаемые Придонья и Приазовья. Выше Таганрога обнаружились залежи графита и киновари[21], источника ртути — очень важным компонентом производства капсюльной смеси. Открылись залежи свинца, пирита, каолина[22].
Из каолина было налажено производство фарфоровой и керамической посуды. Пирит использовали для получения серной кислоты, серы и железного купороса, а также в ружьях с ударно-кремниевыми замками вместо кремня. Капсюлей для ружей не хватало, поэтому продолжали делать и такие.
Кроме пороховых зарядов и пушкам, и ружьям нужны были ядра, бомбы и пули, кремень, оружейные замки, фитили, подмостки под мортиры, мерки под порох, шанцевый и иной инструмент.
На один месяц осады требовалось до сорока тысяч гранат и до двадцати тысяч бомб.
А люди? Армия? Коей у Саньки не было от слова «совсем».
Ногайцы, черкесы и другие народности Кавказа к организованной войне приспособлены не были и характеризовались двумя словами — дикая дивизия. Так это кавалерия. А без хорошей пехоты выиграть сражение проблематично. Это поняли и османы, создав в четырнадцатом веке регулярные войска янычар, состоящие из профессиональных воинов не менее шести лет обучавшихся воинскому искусству.
До восшествия на престол Александра, вооруженные силы Руси состояли из: поместной конницы, стрельцов, городовых казаков, ополчения «даточных людей», казаков, живших в степях.
Пехоту составляли пешие городовые казаки, посошные люди, стрельцы. Городовые казаки получили развитие как новый род войск при Иване Васильевиче. Они набирались, как и стрельцы, «из вольных охочих людей». Первые упоминания о них относятся к середине XV в. Из городовых казаков составлялись гарнизоны, главным образом, пограничных городов и укрепленных пунктов засечной черты, где они несли пограничную службу. Городовые казаки разделялись на конных и пеших. Пешие казаки, по существу, не отличались от положения стрельцов. Организационно они делились на отряды по пятьсот человек.
Всего на случай войны в лучшем случае можно было рассчитывать на двести тысяч человек. Но сейчас по Руси шла смута и Саньке, предвидевшему её, пришлось оставить в Москве около пяти тысяч стрельцов. А бунтари на государев призыв точно не явятся.
То есть, для отпора турок можно было рассчитывать тысяч на пятьдесят. Это с учётом того, что оголение западных границ чревато утратой территорий. Там войска трогать нельзя. А у турок набиралось тысяч триста.
Нужна ли ему сейчас Тамань, — думал Санька, — и как ему её, в случае чего, оставить без ущерба для репутации?
Он снова поморщился, но это уже было во сне. Санька спал, а преданная Марта гладила его по волосам невидимой рукой.