Буржуйка

ГЛАВА 38

Чёрный бриллиант тамплиеров спас свою хозяйку и на этот раз — вообще, Маше Чубак всё больше казалось, что она действует на автопилоте — артефакт взял управление телом на себя. Она хотела притормозить у железнодорожного переезда — но чужая тёмная воля заставила ногу втопить газ, и «хаммер», сбив шлагбаум, проскочил перед самым носом у басовито вскрикнувшего электровоза. Так банда мотоциклистов была отсечена длинной вереницей товарных вагонов, а беглянка смогла успешно затеряться в бескрайнем лабиринте портовых строений. Здесь у неё появилось, наконец, время передохнуть и собраться с мыслями. Маша не представляла, кто мог объявить на неё охоту в этом незнакомом восточном городе — возможно, Цзю. Ясно было одно — надо как можно скорей отсюда сваливать. Она подняла глаза на зеркальную башню отеля «Хилтон» — там, на девятом этаже, как она полагала, до сих пор томился в заточении у китайцев её верный Никифор. Ну, что ж — Мария щелчком извлекла из «Вальтера» магазин. Осталось пять патронов. Должно хватить. Кроме того, в багажнике нашлась сапёрная лопатка и парашют — может пригодиться на случай спешного отступления. Она медленно тронула машину с места и закружилась между ангаров, не упуская из виду ориентир — доминировавший над местностью стеклянный цилиндр с надписью «Хилтон».

Банда моторизованных транссексуалов во главе со святой Катриной, упустив добычу, вновь рассыпалась по портовому району, держа связь по рации. Проезжая мимо уже известного сквера с фонтаном, Катька притормозила, привлечённая необычным зрелищем. Показавшийся особенно величественным на фоне хрупких коллег, по пятачку расхаживал на высоких каблуках, подобно местному языческому богу — покровителю половых извращений, дородный мясистый трансвестит в салатной мини-юбке и розовом топике. Катрина вгляделась — лицо здоровяка показалось смутно знакомым. По спине засуетились мурашки. Неужели сам святой Вомбат в его земном воплощении? Катрина засомневалась, не следует ли ей пасть ниц к стопам Спасателя — но воздержалась, ибо никаких инструкций от Пёдора на сей счёт не поступало. Она медленно проехала мимо, но образ преображённого Никифора ещё долго стоял перед её благочестивым взором. Крошке Шом-Пу было велено поотираться на пятачке и проследить за божеством.

Жирноевский, поднявшись из клумбы с разбитым носом, по-быстрому куда-то слинял, и Черных, всеми покинутый, отрешённо вышагивал вокруг фонтана, целиком положившись на русский «авось». Вот у сквера притормозило такси, хлопнула дверца, как могут они хлопать только в России.

— Держи, мартышка! И помни доброту Ивана Хитрова!

Никифор вздрогнул и съёжился — этого засранца только тут не хватало. Ему захотелось стать размером с горошину или провалиться сквозь землю: «То-то будет позору, если он меня опознает, здесь и в таком виде…». А вновьприбывший, хамовато хлопая местных шлюшек по худощавым попкам, уже явно пробирался к нему.

— Кыш, мелкие! — снисходительно басил гость в ответ на их зазывный щебет, жирно усмехаясь в русую бороду. — Я ж своим струментом любую из вас напополам разорву. — А вот эта дама в самый раз по мне будет! Вот она-то мой размерчик выдюжит!

— За четвертак поладим, пышка? — с этими словами авторитетный бизнесмен Иван Хитров игриво пощекотал под подбородком у своего бывшего губернатора.

— Пятьдесят! — писклявым капризным голоском отозвался Черных, надеясь отпугнуть нежеланного ухажёра ценой.

— Э, да мы никак земляки! — бурно возликовал Хитров, и Ник понял, что прокололся, ответив по-русски. — Ну, за такое богатство и полтинника не жаль, — он игриво ущипнул губернаторскую ягодицу. Как звать-то тебя, подруга?

— Маша, — брякнул наугад губер, зачем-то походя осквернив имя своей возлюбленной.

— Слышь, Масянь, давай-ка для начала дербалызнем по маленькой за знакомство! — крепко прихватив Ника под локоток, бизнесмен увлёк его в направлении ближайшего бара. Опрокинув в себя у стойки стакан вискаря, Хитров уставился в лицо Никифора бычьим взглядом.

— Не обижайся, но на кого-то ты, подруга, реально смахиваешь… — Черных напрягся и в один глоток осушил свой стакан. — Ага, понял! — Иван захохотал, хлопая себя по ляжкам. — Да ты ж вылитый наш губернатор Черных. Тьфу, мудило, либераст херов! Завод органических удобрений, считай, из-под жопы у меня выдернул. У меня, у Ивана Хитрова! Да наша семья — русские купцы в восьми поколениях. В честь Хитровых был назван рынок в Москве и аэропорт в Лондоне. А тут какой-то заезжий дерьмокрад, либерал-губернатор… Обидно, ты меня понимаешь, пупс! — он разлил остатки скотча по стаканам и, изобразив брудершафт, смазал Никифору помаду на губах.

— А знаешь, я что придумал? — воодушевился бизнесмен, скручивая горлышко второму флакону. — Давай я буду звать тебя Никифором. Кладу полтинник сверху, а ты должен отвечать мне: «Рады стараться, ваше степенство». Запомнил? Ох, как мне приятно будет впердолить Черныху!

По мере того, как Хитров напивался, Нику пришлось выслушать ещё немало лестного о прежнем руководстве страны и о себе в частности.

— Слава богу, теперь всё — докукарекались пидоры. Петина, главного мазурика, упекли-таки в мавзолей. Не-ет, что ни говори, а государыня — девка правильная, дай ей бог здоровья! — разглагольствовал на весь зал пьяный купец. Для Никифора всё это было новостью — в своих скитаниях по островам он даже не подозревал о переменах в политических реалиях России. Увы, чтобы не выйти из образа, пока приходилось слушать и помалкивать.

«Вот пойдёт в сортир — налью ему в стакан клофелину!» — мелькнула под зелёным паричком злая криминальная мысль. «Нет, позже. В номере. Надо его как следует напоить — глядишь, до «рады стараться» дело и не дойдёт…».

Хитров между тем продолжал выворачивать перед ним пьяное нутро.

— Вот ты прикинь, Никифор! Мне этот их кризис — тьфу! У меня бабки крутятся в Европе, в ночных клубах. Ну, и там по мелочи — наркота, шлюхи — извини. Но у меня — веришь, нет? — по родине тоска, как берёзку увижу — выть хочется. А как я в Москве покажусь? Чем поклонюсь государыне? На меня ж дело уголовное завели суки-либерасты. Приеду — а меня заместо баронского титула — да в кандалы! Вот и не еду.

— А что государыня — подарки любит? — осторожно осведомился Черных.

— Ну, не деньгами ж мне царице-матушке взятку совать! — замотал головой пьяный Иван. — Их у неё, родимой, всяко больше, чем у меня. Нужен какой-то, понимаешь, жест! Что-нибудь этакое! — он неопределённо повертел в воздухе пальцами.

— Слушай сюда! — горячо зашептал ему в ухо Никифор, — Есть идея. Как насчёт медведя?

— Медведя? — бизнесмен уставился на него тупым взглядом. — Да здесь проще слона купить! И на хрена в Россию из Таиланда тащить ещё одного медведя?

— Ты не понял. — Черных произнёс трагическим шёпотом:

— Имеется олимпийский медведь! Тот самый.

— Сделано в Китае? — сощурился Хитров.

— Медведь родной, кремлёвский заказ. Восьмидесятый год выпуска.

— Колоссально! — трахнул ладонью по стойке Хитров. — Если только не врёшь. Вот это я понимаю, царский подарок, едрёный корень! Сколько за него хотят?

— Медведь формально принадлежит мне. Но сейчас он, как бы это сказать — на хранении у одного знакомого. Он тоже бизнесмен, я думаю вам с ним удастся поладить. Его зовут Цзю.

— Конопляныч? Да мы с ним на раз-два добазаримся. Поехали!

— Прямо сейчас? — Никифор кинул косой взгляд в зеркало.

— Делу время, потехе час. Твой стольник от тебя никуда не уйдёт, Маняша. Кстати, сколько просишь за медведя? Только чур — не буреть!

— Уж лучше зови меня Никифором, — поморщился Черных. — Моя цена — два билета бизнес-классом до Москвы.

— Свой брат, патриот! Уважаю! — одобрил Хитров, целуя его в дверях по-брежневски — троекратно, взасос. — Такси! Отель «Хилтон», — да пошевеливайся, шимпанзе!

Следом за сладкой парочкой от сквера отчалил розовый скутер с малышкой Шом-пу за рулём.

Они подоспели как раз к окончанию бойни. Маша, вломившись в номер с пожарной лестницы, уже расстреляла весь боезапас по охране, и теперь действовала сапёрной лопаткой, с боевым визгом кроя черепа. Лейтенант королевской полиции попытался загородиться стулом, но лопатка, описав восьмёрку в воздухе, со свистом перерубила ему голени. Следующий удар шанцевого инструмента практически отделил голову от тщедушного тельца. Цзю кошкой прыгнул к серванту, где хранился его верный «глок». Маша швырнула ему в голову вазу эпохи Мин, но авантюрист, взметнувшись в воздух, сделал сальто и очутился посреди комнаты лицом к лицу с ужасной амазонкой. На секунду они замерли, сверля друг друга взглядом, а потом комнату наполнило балетное мельтешение тел, столь обычное для китайских фильмов, но почти не встречающееся в этой серой реальности… Цзю порхал в воздухе смертоносной бабочкой, Маша змеёй стелилась по ковру. Лопатка тут и там рассекала воздух, периодически переходя из рук в руки.

Никифор и Иван Хитров ошеломлённо замерли в дверях. Олимпийский Миша поощрительно улыбался сражающимся из угла. С улицы донёсся сверлящий вой сирен — это гостиничные доброхоты уже вызвали полицию.