ГЛАВА 31

Вяжи её скорее! Да покрепче!

Не дай строптивой пленнице сбежать!

Фле

тчер

Откуда-то изнутри вспухшей головы донёсся стройный хор серебристых ангельских голосов:

— Со-о-оловей мой, Со-о-оловей,

Го-о-олосисты-ый Со-о-оловей!

Вика попыталась разлепить веки — тщетно.

«О'кей. Кажется, я в раю. Выходит, тварям вчера всё-таки удалось меня угондошить? Бля, это нехорошо… Про тоннель наврали. И маман в нимбе что-то не встречает ни хера. Как же мои-то без меня там — Антон, и этот… Ну, как его… Который мелкий, в животе…». Наконец, сознание вернулось к ней настолько, чтобы ощутить дикий сушняк. Жива, по ходу… Вика на полусогнутых проползла в ванную и долго пила из-под крана — пила, пока не вытошнило. После этого в голове слегка прояснилось. Она с отвращением глянула на своё осунувшееся лицо в зеркало — краше в гроб кладут — и, будто исподтишка, слегка выпятив живот, погладила. «Держись, слышишь, солнце! Держись. Сейчас мы нашего папку с тобой найдём…».

За окном ещё едва занималась заря — громадный дом спал. Вика на цыпочках спустилась по лестнице на первый этаж. Босые ноги моментально заледенели — здесь не топили с лета. Она полуощупью пошла вдоль стенки, толкаясь по дороге во все двери. Лабиринт какой-то.

— Антон! — звала то и дело шёпотом. Ответом была гулкая тишина. В конце коридора рука упёрлась в склизкую стену. Тупик? Нет, узкая лестница вела ещё ниже — в подвал. Оттуда потянуло удушливым звериным смрадом, и, всеми волосками кожи чувствуя опасность, Вика всё-таки занесла ногу над крутой ступенькой без перил…

— Не ходи туда! Порвёт.

Сначала Вике показалось, что и этот голос — только плод её воображения. Однако в следующую минуту она почувствовала, как чья-то маленькая, но крепкая ладошка сжала её запястье.

— Кто там? — испуганно спросила она.

— Медведь-людоед! Его трупами кормят…

В подтверждение из подвала басовито рявкнуло, несколько раз отразившись эхом под сводами. Вика, прижав к себе Аньку, замерла в ужасе.

— Антон… ещё жив, не знаешь? — дрожа, спросила она девочку.

— Мент с Махачем в погребе под кухней. Отсюда не добраться, — Анюта, словно в укор Вике, сохраняла полное спокойствие. — Медведь меня пропустит, а тебя — вряд ли. Ты — трусиха, они это чувствуют. Возвращайся наверх, пока тебя не хватились.

— А ты?

— Я здесь буду. Вот, возьми — она протянула Вике берестяную свистульку.

— Это ещё зачем?

— Как только дедуля нарисуется — дуй во все щёки!

— Дедуля? — Вика, трусливо озираясь, сунула подарок девочки в лифчик.

— Иди!

— Эге-гей! Солнцева! — раздался с верхнего этажа капризный окрик Соловья-разбойника. — Завтрак стынет!

Вика, шлёпая босыми ногами, устремилась на зов:

— Тут я, батюшка-барин! Какаю. Садитесь без меня кушать!

После завтрака, за которым Соловей лично намазывал Вике бутерброды чёрной икрой в палец толщины и потчевал перцовкой из своих рук, королеву гламура провели в наскоро отделанный для неё будуар. Там она, предоставленная сама себе, растянувшись на мохнатом ковре из волчьей шкуры, принялась жадно щёлкать пультом полутораметрового телевизора. Тарелка ловила без помех — и через три минуты Вике стало от увиденного почти физически нехорошо. С чего бы? — На московских каналах мелькали всё одни и те же обрыдшие до тошноты ещё в прошлой жизни дегенеративные, животные лица со следами бесчисленных пороков и пластических операций. «Гламурная тусовка», они же «звёзды» — со всеми сотню раз пито-перепито — Вика вдруг поняла, что эти лица в этом ящике забаррикадировались плотно, и, что бы ни случилось там с ненужной им и далёкой Россией, — сами, своей волей никуда отсюда не уйдут — придётся выковыривать.

— Господи! — её даже передёрнуло от омерзения. — Неужели я когда-то была среди них? Такой же, как они?

— Отсоси! Хуже ты была! — ответил ей беззвучно тихий, но внятный голосок изнутри. — Этим хоть нужно семью кормить. А у тебя всё изначально было. Так что ты просто гнило понтовалась всю дорогу…

Вика почувствовала, как глаза застилает жгучая пелена. Всё перемешалось в сознании.

— Брехня! Не верь им, я не такая! Нехер меня кошмарить! Эти все, жиды и пидорасы…

— Ладно! — отвечал голосок. — Я так, любя. Хочешь — поплачь. А вообще-то, слезам давно не верят. Только всё равно, ты у меня должна быть лучше всех, моя мамочка… Я ведь на тебя поставил…

— Пиздёныш ты мелкий! Поставил он…

Пробудилась она от того, что кто-то довольно увесисто хлопает по щекам.

— Подъём! В укрытие! — Гегечкория, схватив Вику за руку, потащил её, полусонную, спотыкающуюся в незавязанных кроссовках, вниз по лестнице. Через минуту снаружи пророкотал крупнокалиберный пулемёт и захлебнулся в гулком взрыве. Пол под Викой ощутимо дрогнул. По коридору метались вчерашние бандиты — уже при оружии, с бледными, сосредоточенными от страха лицами.

— Держать оборону! Всех выпорю! — раздался сквозь треск выстрелов истерический визг Соловья. — Кто на вышке?

— Вышку снесло. Танки, ваше благородие! А-а-а! У-а-у! Бу-бумс!

— Идём, Вика-джан, меня нэ бойся. Твой мужчина здэсь, вперёд пошёл! Подземным ходом. Меня слюшай — ми с ним обо всём договорились. — Вика на подгибающихся ногах следовала, увлекаемая за руку могучим абреком. Звуки битвы стихли где-то позади. Подземный ход заполнялся густым, удушливым дымом, выедавшим глаза. Через непродолжительное время прямо по курсу забрезжил свет. Грузин, подсадив её за ягодицы, вытолкнул сквозь какую-то щель на поверхность. Зимний закат уже умирал за соснами. Позади полыхало разбойное гнездовье Соловья, выстрелы становились всё реже. Вика вспомнила, как этот здоровяк подмигивал ей накануне — получается, неспроста. Тайный поклонник?

— Где он?

— Вах, калбатоно! Нэ у Пёдора — нэ обманут! — Гегечкория самодовольно раздвинул рукой заснеженный кустарник. — Вот он, твой возлюбленный! Вах!

Вика, на секунду ослепнув от пожара, рухнула в объятия мужчины, обрисовавшегося в багровом зареве тёмным силуэтом. И тут почувствовала, как чужие — как-то неправильно нежные и властные руки принялись шарить по её телу.

— Ты… Антон? Что с тобой? Фу! Кто это?

— Э, слюшай! — горячо зашептал ей на ухо Махач, — забудь, убили Антона, Вика-джан. Я твой мужчина. Я тебя спас. Два раза! Пошли, Лаврентий наш друг — он с нами. Пошли, да?

Удар коленом в промежность был так силён, что незадачливый кавалер согнулся пополам и рухнул, матерно рыча и кусая снег. Вика добавила ему ногой в лицо — и на глазах у изумлённого абрека исчезла в дымном чёрном провале подземного хода.


— Ну, дед, ты и дал! Что это было вообще? — Агнесса, всадив навскидку пулю в лоб стоящему на коленях безоружному бородачу, подошла к боевому вездеходу и уважительно похлопала по броне.

— Много будешь знать — скоро состаришься! — Буржуй явно не был настроен на собеседование. — Внучки моей пока не вижу.

— Вперёд! — Агнесса, поняв оплошность — соглашение надо выполнять — устремилась в горящий дом. За ней последовала группа захвата, вооружённая «калашами». Коковихин с гранатомётом на плече тяжёлыми шагами двигался в арьергарде. У него оставался последний выстрел — контрольный. За Гюзель Карловну — Виктории Солнцевой от благодарных поклонников пламенный привет.


— Антон! — дым в узком проходе застилал глаза, и становилось уже нечем дышать. Вика споткнулась, ободрала коленку и дальше поползла на карачках — проход сужался.

— Я здесь! — отозвалось эхом в подземных лабиринтах.

— Антоша, ты живой?

— Я связан и за решёткой. Вика, уходи! — прохрипело издали.

— Я иду к тебе! Не молчи, скажи что-нибудь! — ей казалось, что она кричит, но это был шёпот, усиленный резонансом стен.

— Вика! Уходи, задохнёшься.

— Уйдём вместе, — она последним усилием вывалилась из узкого лаза в какую-то небольшую, но уже более просторную клеть. Скорчилась было от душившего кашля — и тут же почувствовала рывок кверху за волосы.

— А вот и наша Викуся! — она на секунду зажмурилась от тошнотного дыхания дикого помещика.

— Иди в жопу, барин. Не до тебя! — Вика попыталась пинаться и выкручиваться из захвата — да куда там. Соловей профессионально подмял её под себя и принялся шарить рукой — чем бы заткнуть рот строптивой. Нашёл на груди жертвы только какую-то берестяную фитюльку, ткнул ей, за неимением лучшего, в губы:

— Соси соску, тварь! Счас свой кларнет достану…

Вика, ни на что уже не надеясь, вспомнила девочку Анюту — и от отчаяния принялась дуть в маленькую берестяную дудочку. Звук оказался негромкий и на редкость мелодичный. За спиной у Соловья вдруг утробно рявкнуло, почти на инфразвуке — и тут же Вике в лицо брызнуло чем-то липким, солёным и горячим, а насильник обмяк и отвалился. Голова стукнулась о каменный пол — отдельно от тела. Она отёрла с лица сгустки крови и, надув щёки, начала что было сил дудеть в волшебный свисток. И произошло чудо — гигантский медведь встал на дыбы и, вывалив от усердия толстый язык, вдруг принялся неуклюже танцевать перед ней, переминаясь с лапы на лапу.

— Цирк! — только и могла промолвить, появившись в проходе подземелья, Агнесса.

Загрузка...