Буржуйка

ГЛАВА 14

— чёрт, опять, наверняка, этот Платон Левин! Василий Васильевич отбросил распечатку. Вот ведь — лидер нации уже дошёл до того, что начал различать клевретов по слогу. Дурь какая-то, Интернет, одно слово, — а глядишь, настроение с утра изгажено. Тимки Медунова подпевалы. Выдвинул на свою жопу преемничка. Сам выдвинул — сам задвину. Тоже, гарант, едрить-мудрить. В наше с Ромой Солнцевым время в Питере таких гарантов…

— Василь Василич, подано! — перебил его мысли верный Хаджимурат Удоев, обряженный по случаю предстоящей встречи в ливрейный камзол и чёрные шёлковые чулки. На бархатной алой подушечке сверкнул мелкими бриллиантами в луче восходящего над морем солнца из восточного плафона дворца Брабанте орден Мальтийского креста. Петин подставил шею под золотую цепь. Удоев нежно поправил на августейшей плеши круглую вышитую шапочку. Ритуал помогает, когда отлучается смысл. Надо же — кто бы сказал октябрёнку Васе Петину, что он через каких-то пятьдесят лет будет заседать в Мировом правительстве!

Пройдя сырой подземной галереей под Канале Гранде, Петин очутился в маленьком шестиугольном помещении Дворца Дожей, украшенном по периметру таинственными символами. Верного Удоева мягко отсекли на входе, и по спине Полковника прошелестел отвратный холодок. «Ну, жопа вышла. Так что — в первый раз, что ли? Давно уже в мире всё идёт не так. А кто виноват — как всегда, Петин? А сами, вы, господа, чем думали? Нет, будем сражаться. Россию вам в этот раз не взять! — на глаза отчего-то навернулись быстрые стариковские слёзы. — Нет! Умру, Русь-матушку не выдам!

— Ваше Превосходительство! С вашей территорией нужно что-то срочно решать, — провозгласила миссис Херли, заморозив его бессмысленным взглядом выпученных глаз. — У мирового сообщества имеются данные, что ряд северо-восточных регионов полностью вышел из-под контроля федерального центра. Страна сползает в хаос. Исламисты активизируются.

— Инфраструктура рухнула. Имеют место массовые факты жестокого обращения с животными, птицами, земноводными, а также каннибализма и этических чисток… Этнических чисток, извините. Скоро можно будет говорить о втором холокосте, — заглядывая в бумажку, выпалил блеющим адвокатским тенорком молодой барон Юджин Цедербаум, известный дегенерат, единственный наследник австрийской ветви колоссальной банковской империи Цедербаумов.

— Сибирь в одних руках — абсурд! — не преминул возгласить Чу Бай-сы, магистр китайской ложи ордена, но его вовремя усадила на место пухлая ладонь Соломона Пака — как говорят на Востоке, отделять рис от червяков время ещё не пришло.

Петин понял, что сейчас рыпаться бесполезно — иначе его просто сотрут.

— Дамы и господа! — собственный голос показался ему плоским и заскорузлым, как кирзовое голенище, — Никто не мог ожидать такого развития сценария. Хотя я и предупреждал… Ну, словом, наша страна, являясь полноправным членом мирового сообщества…

— Господин Премьер! — перебил его хорошо модулированный женский голос, — Голод, разруха, племенная рознь — со всем этим мы уже сталкивались в странах победившей демократии. О коррупции высших чинов умолчим, — Её Преосвященство кардинал Петра Скандалли изогнула губы в иезуитской улыбке. — Но что можно сказать о стране, в которой в двадцать первом веке публично сжигают на кострах ведьм?

Присутствующие тревожно запереглядывались. Ясно, Ватикан подготовился к встрече не по-детски. Петин попытался изобразить губами сардоническую ухмылку, но глаза остались настороже.

— Надеюсь, Ваше Преосвященство, это шутка? Или, ну, скажем, преувеличение? — с фальшивой добротой улыбнулся железной леди сквозь круглые очки председательствующий сэр Эфраим Борофф.

— Увы, господа, — Её преосвященство извлекла из складок своего кардинальского одеяния флэшку, и воздела над головой, уподобясь позой своему предку, герою крестовых походов, как считалось, одному из двенадцати рыцарей Круглого Стола. — Шутки на темы религии я полагаю законченными вместе с двадцатым веком! Страна-изгой, страна, которая окунулась в средневековое мракобесие, не может претендовать на контроль над крупнейшим в мире ядерным арсеналом. Почему? Потому что это ставит человечество на грань уничтожения. И я от имени пославших меня настоятельно требую передать ядерную мощь России под международный контроль. А его Превосходительство господин Петин, — лицо её озарила фальшивая улыбка, — всегда может рассчитывать на убежище в лоне нашей матери Церкви, которая в силу своего милосердия не отвергает даже неправедно нажитые вклады подлинно раскаявшихся овец своих…

— Простите, но… Что за инсинуации? Каких ещё овец? — Василий Васильевич ощутил мерзкий металлический привкус во рту. Тут в глазах его стало темнеть, и он вдруг испугался, что умрёт прямо здесь — позорно, под безжалостными взглядами своих братьев-врагов по клану.

— Может быть, Ваше Преосвященство, сейчас мы всё-таки покажем господину Премьеру, до чего он довёл свою страну? — утвердительно кивнула неумолимая миссис Херли, вставляя флэшку преподобной госпожи Скандалли в USB-порт системы.

— О, Господи! Ему плохо! Врача, скорее! — раздались выкрики особо сердобольных братьев. Тут в глазах Полковника всё завертелось и погасло.

— Перестарались, Петра! Он ещё нужен, — сквозь забытьё услышал он напоследок проникновенный голос сэра Бороффа. Золотая цепь Мальтийского ордена, казалось, обвилась вокруг шеи и, закручиваясь, душит, как змея.

— Зря ты, всё-таки, эту Солнцеву выпустил, — вся долговязая фигура старлея Валентина Подлевских демонстрировала Глебу Чертанову недовольство. Слиняют они с Антошей — и поминай, как звали!

— Вы, Валентин, дурно думаете о нас — людях чести, — став главарём банды, Глеб моментально преобразился из серого постового ГИБДД в некоего Робин-Гуда построссийского пространства, и изъясняться начал исключительно романтически-заковыристо. Бабам нравилось, бойцы молча терпели. Из конфискованного с армейских складов сукна Чертанов даже заказал себе форму белогвардейского штаб-ротмистра с отутюженными галифе, френчем и шинелью до щиколоток. Шили всю ночь. Правда, вместо сапог приходилось по случаю мороза носить унты.

— Ты что, реально думаешь, они вернутся? — не отставал Валентин. — Ведь за этой девкой — миллионы! Младшой-то наш, Антошка, гляди, не дурак!

— Так! — атаман словно очнулся от благолепной дрёмы. — И какого ж лешего вы, уроды, здесь ещё сидите, преете? Догнать, мать ети! Бери Вольфа, Мухтара — и ату! Преследовать скрытно, на контакт не идти ни при каких… Одеться под местных. Связь по рации. Вперёд, чучело!

Чертанов картинно проводил Подлевского до крыльца и широко, по-отечески перекрестил на дорогу. Овчарки, почуяли забаву и, заскулив, рванули с поводка по свежему следу. Куда-то за город…

«Ещё не было льда…». — напевал себе под нос, путаясь в полах кавалерийской шинели, Глеб, проходя в холл, — «И у берега плавали тайны…». — ущипнув за поджарый зад проходившую девку в сетчатых чулках и кокошнике, он неожиданно возбудился.

— Ты это… Чьих будешь?

— Катя я, Медведяева, — потупилась скромница.

— Дочь, что ли, покойницкая?

«Капитаны подлодок любили и пили вино!» — вместо ответа пропела серебряным голоском строчку из известного декадентского романса девица. Глеб впился в её накрашенный рот пухлыми губами и увлёк в подсобку, где были свалены в углу мешки с мукой.

— Шампанского хочу! — в самый ответственный момент завыпендривалась Катька, по-кошачьи ловко выворачиваясь из объятий атамана.

— Хотеть не вредно! — Глеб, сунув руку под символическую мини-юбку, рванул на капризнице трусики — и на миг остолбенел. В лицо ему упёрся напряжённый член. Нежные пальчики с ярко-алым маникюром с нежданной силой притянули к внезапной находке его одуревшее лицо. Чертанов понял, что сопротивление бесполезно. Так оно и вышло — и вскоре бывший капитан ГИБДД, а ныне атаман ментовской шайки убийц уже, раскинув полы кавалерийской шинели, совокуплялся с непонятным существом во всех возможных и невозможных вариантах.

— Глеб! — послышалось из-за двери.

— На хер не до вас! — рявкнул Чертанов сдавленно, желая и боясь разродиться нараставшим откуда-то изнутри истошным криком наслаждения. Такого с ним ещё не бывало. Ещё! Ещё! О-ох… — вдруг внутри его живота что-то взорвалось, и он понял, что это уже не счастье, а боль. Боль страшная, мучительная, и, главное, неумолимо нарастающая с каждой секундой. Чертанов схватился за живот — и в ужасе отдёрнул руки. Там, где всегда была упруго натянутая поверхность чуть ожиревшего пресса, кисти вдруг погрузились во что-то незнакомо липкое и горячее, с твердоватыми краями. И ничего больнее и страшнее этого не могло быть… Катя Медведяева закатила трупу веко пальчиком в ярком маникюре.

— Да пребудет с тобой Спасатель. Войди с миром в царствие Его! Во имя Конца Света — Вомбат! Вомбат! Святое Соитие и Преполовение!

Обоеполое существо тщательно обтёрло от чёрной крови лезвие опасной бритвы о лацканы кавалерийской шинели трупа. Ну, вот и славно. Кровь, оказывается, какая липкая, фу! Ну, а в целом нормально, хорошо. Отец Пёдор будет доволен.