Буржуйка

ГЛАВА 18

— Деда, а может не надо? — Аньку, припавшую в башне к окуляру перископа, слегка поколачивало. — Вдруг она вправду ведьма? Смотри, глазищи какие страшные!

Глаза Агнессы деду, в натуре, тоже не понравились.

— Надо — не надо… Тебя не спросили, — буркнул он и, взяв штурвал на себя, втопил педаль газа.

— Главный калибр, состав четыре — к бою! — скомандовал он. Танк прыгнул через ледяной вал и замер на площади в нескольких метрах от чёрного столба.

— Мочи! — грянула команда старого зэка.

— Ля-ля-фа-до! — протявкал на четыре музыкальных тона импульсный водомёт. При каждом выстреле башня поворачивалась на заданные полградуса.

В итоге на площади никто так ничего и не понял — не успели. Весь передний ряд пёдоровцев — включая 12 апостолов-автоматчиков и двух палачей в красных капюшонах — оказался моментально облеплен с ног до головы какой-то липкой розовой гадостью, быстро схватывавшейся на морозе. Несколько святых, сбитых напором струи с ног, застыли живописными кучками на утоптанном снегу. Оставшиеся на ногах, бессильно дёрнувшись несколько раз, вскоре замерли наподобие гротескных ледяных скульптур. Пока толпа на площади пыталась переварить увиденное, дед Буржуй, не теряя времени, уже доставал из валенка спутницу тревог — любимую финку с наборной рукоятью. Самодельный булат не подвёл — верёвки на Агнессе были перерублены двумя точными взмахами, и полубесчувственная женщина по столбу осела на кучу хвороста. Подхватив добычу подмышки, дед, кряхтя, поволок её к люку. Когда до танка оставалось не больше двух шагов, о. Пёдор, чудом избежавший липкой струи водомёта, очнулся от ступора и, выкатив глаза, ринулся на перехват.

— Именем Вомбата грядущего! Изыди, Сатана! Прокляну! — визгливо выкрикивал он, тряся животом и елозя фальшивой бородой. Увидав, что проклятия его не имеют силы над врагом, Первосвященный выхватил из складок одеяния пистолет-пулемёт «узи».

В тот же миг из открытого люка танка высунулась, как чёртик из табакерки, фигурка в белом балахоне с неожиданно чёрным лицом и прицелилась ему в лоб из фантасмагорического ружья.

— Бесы! — взвизгнул Первосвященный, истерически давя на спуск. Очередь ушла в небеса, никого там, кажется, не поразив. Ибо небеса не разверзлись, когда отец Пёдор, раскинув руки, повалился навзничь. Во лбу его расцвела алая клякса, оросив брызгами снег.

Через несколько секунд буржуйский танк уже скрылся в клубах взметённой снежной пыли, унося спасённую Агнессу в сторону леса.

— Дед, ну и чего ты всё со своей финкой — против «узи»-то, — укоризненно ворчал Ванька, чувствуя себя героем дня. — Вот грохнули бы тебя сейчас — и чего?

— Сто раз уже говорил — говорю сто первый. Нельзя мне огнестрел носить. Не по понятиям. Да что вы понимаете! Беспредельщики, мòлодежь…

— Где уж нам уж, — обиделся негритёнок, подбрасывая дров в печурку. Анька в это время деловито растирала спиртом окоченевшую Агнессу, не без зависти изучая её роскошное тело, начинавшее потихоньку розоветь. Танкисты расположились на ночлег в заброшенном хуторе в 15 километрах от Дворища. Надо было решать — что делать дальше со спасённой. Дед изредка бросал на неё подозрительные взгляды — «давил косяка». Волчье чутьё старого вора подсказывало, что с этой ведьмой надо держать ухо востро.

Наутро Агнесса проснулась, как ни в чём не бывало, и наворачивала тушёнку с отменным аппетитом, что не мешало ей поддерживать беседу со своими спасителями, держась нужного тона — рыцарственной благодарности и простоты. Она призналась, что приехала из Москвы, чтобы разыскать Викторию Солнцеву.

— Что, подружка, что ли, твоя? — небрежно обронил дед, услышав знакомую фамилию.

— Да вроде того, — расплывчато отвечала Агнесса. — Там в Москве у неё неприятности.

— Ага, маманю грохнули, — брякнул Ванька. — Знаем.

У Агнессы дёрнулся уголок рта. О смерти Солнцевой-старшей нигде не оповещалось.

— Ну, в общем, я хотела её предупредить, что ей грозит опасность. Приезжаю — а тут у вас такое…

— А что в Москве говорят? — осведомился по-крестьянски дед, закуривая «Приму». — Какие прогнозы? И вообще, что вся эта хренотень значит? Ты ж, я понял, дамочка тоже не из простых — должна быть в курсе.

— Да я ничего сама толком не знаю. Знала бы — сюда бы не сунулась. Похоже, наверху власть делят. Петин с Медуновым не поладили — а Вика попала под раздачу. Ну, и мы все тут тоже, прицепом. А вы куда вообще едете теперь?

— Экспедиция! — важно ответил Ванька, но дед под столом выразительно пнул его валенком, чтоб заткнулся.

— Где твоя Вика Солнцева, мы не знаем. Да нам она и без надобности. Но есть в городе такой авторитетный человек — Бармалеем люди кличут. Он всё про всех знает точно. Ехала бы ты, девка, к нему…

— А Гоча Махач — это его человек? — Агнесса поняла, что её отшивают, и спешила урвать крохи.

— Его, его. Он над всеми жуликами смотрящий. В монастыре у него сейчас резиденция. В Зачатьевском.

Дед достал из голенища валенка топографическую карту и, развернув, ткнул в неё пальцем.

— До Коминтерна я тебя, так и быть, доброшу. А дальше — извиняй. У нас своя свадьба, у вас — своя.

На хуторе нашлась для голой Агнессы только шуба из искусственной чебурашки ядовито-зелёного цвета по моде восьмидесятых, розовые лосины с дыркой на самом неподходящем месте, да старые офицерские сапоги. Сердобольная Анька от щедрот уделила ей полосатую вязаную шапочку с помпоном, а дед Буржуй — фуфайку с начёсом, со штампами исправительно-трудового учреждения Љ 8 на груди и спине. В таком трэш-гламурном виде её и высадили на конечной остановке городского транспорта, который давно не ходил. Также за сапогом у неё имелся найденный в сарае обломок косы с обмотанной ручкой, а в кармане шубы — прочная нейлоновая верёвка. Ну, что ж. Как пел бард, это всё. Но этого достаточно!

Посылая Агнессу в поисках Вики в монастырь к Бармалею, Буржуй искренне полагал, что направил её по ложному следу. Оказалось, однако, что это не вполне так.

Валентин Подлевских, получив по рации сообщение о гибели Глеба, внутренне засуетился. Самое время сейчас брать власть в свои руки, а он тут прохлаждается на бесплатных водяных шоу в качестве почётного пленника.

— Слышь, господа! Вы, я так понял, поход «Nach Moskau» затеваете, — обратился он за обедом к собравшимся.

— Типа того, — отвечал Антон нехотя.

— В конном строю?

— А что прикажешь…

— А карта-то хоть у вас есть?

— Нету, — признался Красков.

— Ну, тогда давайте договариваться так, — Валентин достал заранее заготовленный разворот листа в клеточку. — Я вам сейчас черчу подробный маршрут, со всеми расстояниями и населёнными пунктами, в пределах области. А вы меня сразу же отпускаете — у нас там в конторе свои проблемы. Лады?

Антон переглянулся с Викой. Она молча кивнула. Через час работы карта была у Краскова в планшете, а Валентин бодрым шагом направился к припрятанному в лесу в четырёх километрах джипу «паджеро» с полным баком и пистолетом в бардачке. Он повернул ключ зажигания и ухмыльнулся. Карта, которую он им дал, отражала верно всё, за исключением направления. Вместо запада, маршрут вёл на северо-запад, в сторону Мурманска, и окончился бы, случись ещё пара листов в клеточку, на Соловках. Антон — лох, его с Кавказа сюда полгода, как перевели. Схавает. Теперь оставалось разобраться со своими орлами. Деморализованные страшной и позорной гибелью прежнего предводителя, менты согласились на избрание Валентина почти единогласно. Сделавшись главарём, он не стал шить себе бутафорских мундиров и выводить с дамами офицерских романсов. В отличие от Сырнева, Валентин был жестким прагматиком. Он просчитал ситуацию — в городе сейчас имелось две реальные силы, обладающие оружием и организацией — они и блатные. Пришла пора договариваться — и делить власть. Бармалею общаться с ментами напрямую было западло — и тут на арену выступил Икона. Через него Валентин обменялся с Бармалеем рядом дипломатических посланий — «маляв», в результате которых пришли к консенсусу: «Друг друга не мочить, а совместно мочить чёрных». Пока азербайджанцы, армяне и чечены грызлись между собой, решено было передавить их поодиночке. А Вику Солнцеву, как списанный товар, Валентин отдал Бармалею в знак доброй воли — пускай ловит, коли придёт охота. Икона же, гордый своей ролью мирового посредника, перешёл с самопальной «буржуевки» на чистый медицинский спирт — оно и для духовного просветления способнее.