Буржуйка

ГЛАВА 19

Центр Москвы по-прежнему сиял миллионами огней, переливался кичливой рекламой, кишел и пузырился дорого одетой публикой — словно и не было никакой оккупации. Да и оккупантами-то этих широко улыбающихся афроамериканских парней в парадной форме морской пехоты США назвать язык не поворачивался. Миротворцы — да и только. Правда, по инструкции ходили они не меньше, чем по трое. И оружие на улице держали снятым с предохранителей — чего греха таить, были эксцессы, были, особенно на окраинах. Но здесь, на хорошо освещённой Тверской, они чувствовали себя хозяевами — острые на язык москвичи уже и кличку для них особую придумали, неуважительную — «хозявки». Среднее между хозяевами и козявками. Потому что, как ни крути, а всё-таки это была оккупация. Четверо дюжих морпехов за соседним столиком, подзуживаемые тремя весёлыми девицами, учились пить по-русски — явно не в прок. У одного водка пошла носом, второй, смахнув с колен проститутку с детским личиком, преувеличенной походкой направился к стойке бара, размахивая пуком новеньких хрустящих «амеро».

Двое интеллигентных москвичей в отдельной кабинке изо всех сил старались смотреть на них снисходительно — ничего другого им просто не оставалось.

— Слушай, Платон, ты всегда был самый умный. Выручай! — Максим Стечкин поднял глаза от опустевшего стакана скотча. — Что мне делать? Чувствую, что попал по самые гогошары.

— Если ты насчёт новых денег, то ответ — нет, — скучным голосом ответил его визави, культовый писатель П.Е.Левин.

— Да фак оф все деньги мира! — от расстройства Стечкин впал в патетику. — Жопу впору спасать. Мою нежно любимую патриотическую задницу!

— А что, на неё готовится покушение? — Платон Еремеевич раскусил оливку и прикрыл глаза. Улыбка Будды обозначилась на его длинном лице.

— Ну ты прикинь, я влип. Сначала этот поц Сырков делает меня главным московским патриотом. Я честно отрабатываю заказ — и тут по Москве начинают разгуливать оккупанты, да к тому же негры. Мои парни ссут кипятком и рвутся в бой — а мне что прикажешь делать? Чувствую, грохнут меня завтра не свои, так наши…

— А что Изя?

— Изя не принимает. Хронически занят. Для меня его всегда нет на месте.

— Изя сам сейчас в панике. Ты знаешь, он заказал мне роман. Готовит отходные пути — хочет стать писателем. Типа политика — это было так, хобби. Обещает отслюнить полмульта новыми.

— Счастливый ты, Платон… Вечно на плаву. Как дерьмо… Прости. А у меня в кармане — ключ к мировому господству, а я должен прятаться, как заяц, и спасать свою жопу!

— Насчёт мирового господства — это была, надеюсь, такая фигура речи?

— Да в том-то и дело, что нет. Слушай, я расскажу тебе всё — а ты скажешь, что мне с этим со всем делать… Любезный! Принесите-ка ещё бутылку виски!

— А мне зелёный чай, — добавил небрежно П.Е.Левин.

— Ты знаешь, что такое «Источник вечного наслаждения»? — после глотка виски взгляд Стечкина оживился и влажно заблестел из-под густых бровей.

— Китайский эротический трактат предположительно эпохи Мин.

— Как бы не так! Порево — это отмазка для лохов. Тебе известно, что в Ветхом завете зашифрована вся будущая история человечества, с именами и датами?

— Если только это не очередная еврейская разводка, — усмехнулся Платон.

— Речь не о том. Чего в таком случае ждать от китайцев, культура которых на порядок древнее и изощрённее иудейской! Каждый иероглиф имеет несколько смыслов. Короче, оказалось, что в этом трактате зашифрован ни больше ни меньше, как процесс управляемого термоядерного синтеза.

— Холодный термояд? — Платон впервые с интересом глянул на своего собеседника, оценивая возможную степень его вменяемости.

— В начале пятидесятых эта расшифровка попала из Китая в руки некоего профессора Кулибякина. Ему была выделена лаборатория и штат сотрудников, а для пущей секретности через месяц Берия отправил их всем кагалом за решётку. Там работы продолжались, и Кулибякину удалось открыть недостающее звено — катализатор процесса, названный им, очевидно в свою честь, «элемент Q». Таким образом, он был на грани революционного прорыва в науке. Да что в науке! Ты представляешь себе, что такое холодный термояд? Это не только неиссякаемый источник энергии! Это же возможность превращения любых элементов в любые — при комнатной температуре. Мечта алхимиков! Философский камень, золото из свинца! «Источник вечного наслаждения»…

— И что стало с профессором?

— Представляешь, как раз в это время разоблачили Берию, шарашку свернули, а всех сотрудников во главе с Кулибякиным распихали по лагерям общего режима. Поскольку проект был на личном контроле у Лаврентия Павловича, никаких следов в официальных бумагах о нём не осталось.

— Ты-то как всё это разрыл?

— Случайно. Кулибякин умер в лагере в шестьдесят третьем — но какой-то ушлый зэк переправил бумаги его дочери. Там у них была любовь, что-то ещё — не суть. Короче, бабанька, перед тем, как двинуть кони, искала, кому передать открытие отца. Ну, а поскольку я считаюсь главным по этой теме — ей рекомендовали меня. Забавная, я тебе доложу, старушенция. В блатном мире когда-то была известна, как Нана Технология.

— Слушай, Макс, — Платона явно проняло, — признайся, что ты всё выдумал — и я куплю это у тебя для своего романа. Как раз будет, что Сыркову подсунуть.

— Клянусь — всё правда, до последнего слова. И Сыркову я это уже пытался впарить.

— Н-да. Изя мудак. Но мудак хитрый. Сейчас он сидит на измене — в полной непонятке. И твой проект мог бы для него оказаться как раз в масть… Слушай, есть идея. — Платон отодвинул от Макса бокал скотча. — До вечера ты больше не пьёшь. Сегодня приём в посольстве Ватикана. Пойдём вместе — у меня приглашение на двоих. Там будет изина новая пассия, известная в узких кругах, как Ларсик. Слыхал?

— Романовская? Говорят, на ней пробы негде ставить.

— Что и требовалось в данном конкретном случае, — Левин критически оглядел представительную, хотя и пьяноватую фигуру главного патриота. — На передок она, как слышно, слаба. Твоя задача — прижать мадам Романовскую в укромном уголке — и в перерыве между нежными лобзаниями убедить её передать твой пакет папику. Справишься? А я со своей стороны пропиарю ему при встрече, что это круто. Ну как, берёшь в долю?

В это время условная перегородка кабинки, где они сидели, треснула, и на их столик спиной влетел здоровенный негр в американской форме.

— Получи, пиндос, гранату! — раздался торжествующий боевой клич из общего зала. Тут же послышался грохот переворачиваемых стульев и глухие удары. Макс со злорадным удовлетворением разглядел сквозь пролом, что бой идёт стенка на стенку, и оккупантам приходится туго. Негр, встряхнувшись, поднялся со стола и взял в чёрную лапу опрокинутую бутылку скотча.

— «Джонни уокер», — он с удовольствием приложился к горлышку. Потом сфокусировал мутный взгляд на сидящих за столиком. — Факинг джюз! Хеар эгейн факинг джюз! * (Сраные жиды. И здесь сраные жиды.)

— Ты! — Стечкин, задохнувшись, вскочил со стула, — Бабуин пиндосовый…

Он не успел договорить — огромная чёрная лапа с розовой ладонью схватила его за лицо и отшвырнула об стену. Макс на секунду потерял ориентировку — и тут Платон Левин, продолжавший сидеть с невозмутимым видом, вдруг крикнул:

— Поберегись! — и выплеснул горячий чай из своей пиалы в лицо оккупанту. Негр зажмурился, и тут Платон, ухватив со стола стальную двузубую вилку, коротким выпадом вонзил её в солнечное сплетение врага. Негр заревел и рухнул под стол — болевой шок. Левин, дёрнув Стечкина за рукав, ломанулся на выход — но дорогу им уже преградил другой морпех — латинос с узловатой мордой наркодилера. Увидев своего коллегу корчащимся под столом, он ни слова не говоря, выхватил из кобуры армейский «кольт-45» и приставил ко лбу Макса.

— Хэндз ап, бэйби! Ю ту, — он повёл стволом на Платона. Потом закатил глаза куда-то под низкий лоб и рухнул на пол всей тушей. Молоденькая проститутка с детским лицом удивлённо рассматривала разбитую об его башку квадратную бутылку из-под виски, зажатую в кулачке.

— Бежим через кухню! — скомандовал Левин, увлекая её грубо за руку. Макс ломанулся за ними. Они, опрокидывая кастрюли и ящики, выбежали на двор, и через секунду уже джип Стечкина увозил бойцов спонтанного сопротивления узкими московскими переулками.

— Как тебя зовут? — спросил Платон дрожащую в своих минималистских тряпочках девушку.

— Маргоша. А вас я где-то видела. Вы не из шоу-бизнеса?

— Почти угадала, — отозвался из-за руля Макс. — Сегодня ты спасла жизнь светочу русской литературы. Этот мудак с лошадиным лицом — Платон Еремеевич Левин. Можешь попросить у него автограф.

— Литерату-ура! — разочарованно протянула Маргоша, кладя голову на плечо светоча. — Со школы ненавижу.

Платон нежно обнял её и поцеловал за ухом.