24 мая, утро и полдень. Верхняя Ливия. Сус (Аполлония) — горы Ахдар
На этот раз караван был маленький и без всякого ретро. Почему маленький — ясно. Ведь организовывался трансферт не толпы делегатов, а лишь трех переговорщиков. Почему вместо ретро появилось футуро — загадка. Жаки Рюэ предположила, что хуррамиты… В смысле условные хуррамимты… Сочли достаточной вчерашнюю демонстрацию ретро-линейки и перешли к демонстрации других линеек. В частности — футуро. Это просто маркетинг. Между прочим (как сообщила Рюэ), оба джипа этого каравана — тот, который физзащита, и тот, который с пассажирами — стилистически похожи на джип бабушки.
Фраза вызвала недоумение у Вальтера Штеллена и Клэйса Десмета. Но Рюэ пояснила:
— Фанни купила «африканскую пиратку» — концептуальный внедорожник «Citroen-2020-Dakar». Может, помните: это была самая футуристическая модель ралли на Сенегале.
— Дизайн «божья коровка»? — спросил Демет.
— Точно! — Рюэ кивнула.
— Машины ладно, — произнес Штеллен, — но объясни, Жаки, что твоя подружка сделала с журналисткой из «Шарли»?
— Ничего такого. Ушибов, переломов, порезов и ожогов не наблюдается.
— Да, Жаки. Но наблюдается сомнамбулическое состояние со счастливой улыбкой.
— Ну, деловые женщины выглядят так после ночи любви с тремя или более оргазмами.
— Жаки, ты о чем? Разве Аслауг Хоген — лесбиянка?
— Может, ты не в курсе, — произнесла Рюэ, — но 20 процентов женщин бисексуальны.
— Ничего себе… Ты говоришь 20 процентов?
— Да. Могу дать ссылку на препринт исследований.
Неожиданно вмешался водитель джипа:
— Вообще-то, 20 процентов — это медиана, а так, в зависимости от критерия, от 10 до 50.
— А-а… — сконфуженно протянула Рюэ. — Алло, парень, ты что, сексолог?
— Нет, мэм. Просто я интересуюсь психоанализом. Прочел Фрейда, Юнга, Лакана, еще нескольких современных. Много времени было, пока сидел в тюрьме.
— За что сидел? — поинтересовался Десмет.
— Глупая проблема… — водитель махнул широкой лапой (это был молодой мужчина, по экстерьеру похожий на эталонного канадского лесоруба), — я норвежец российского происхождения с еврейскими корнями по матери. Когда была волна безработицы, я по приколу решил уехать в Израиль. А там бац: очередная война. Вот, совершил военное преступление и сел на два года. Легко отделался. Прокурор лепил массовое убийство малолетних по расистским мотивам. Если по жизни, то это палестинские террористы, реальные, с оружием. Но им, падлам, не было восемнадцати, так что, по мотивам прав человека и престижа страны, мне следовало сидеть в тюрьме. Я сидел, читал Фрейда.
— А как ты попал в команду аль-Талаа? — спросил Штеллен.
— Так а куда мне было попасть с такой порченой биографией? — ответил водитель. — Я ткнулся туда-сюда. Нигде не нужны массовые убийцы. Никто не хочет разбираться в деталях. Все биографии теперь анализирует ИИ, при котором болванчики-клерки. Но хуррамиты не такие. Расспросили что и как, проверили по файлам и приняли. Работа хорошая, и по жизни понятная. Крутить штурвал, защищать своих, гасить врагов. Без всяких престижей, без ИИ, без адвокатов. Все чисто практически, по-людски.
Десмет задумчиво хмыкнул, анализируя услышанный монолог, затем спросил:
— А религия?
— Что — религия? — не понял водитель.
— Тебе ведь пришлось перейти в хуррамизм, — пояснил парламентарий.
— Ах это… — водитель махнул широкой лапищей, — это как поменять погоны. Я был лютеранин в Норвегии, иудей в Израиле, теперь хуррамит в Верхней Ливии. И что?
— Просто интересно, — сказал Десмет.
— Ничего такого, — ответил водитель, — ведь религия — это как логотип на продукции, для рыночной узнаваемости. Я в тюрьме еще прочел Котлера «Основы маркетинга».
— Так ты вообще эрудит, — сказала Рюэ то ли в шутку, то ли всерьез.
— Вообще — не вообще, а с первого сентября иду учиться без отрыва от работы. Может, получится заняться чем-то этаким. Хотя мне и эта работа нравится. Три дня рабочих, и четыре выходных. К слову, тут, в Верхней Ливии, везде так. Это про хуррамизм между прочим. Пророчица Хуррамэ учила: не отдавайте большую долю за меньшую. Людям следует больше времени заниматься собой, чем работой, чтобы не забывать главное.
— Что главное? — спросила стажер-эксперт.
— Мы главное! — тут водитель хлопнул лапищей по своему животу, — Люди, вот главное. Никакого служения-предназначения, никаких фетишей вроде денег и карьеры. Человек только для человека. Все вещи для человека, а что не для человека, то вражеское.
— А ты говорил: религия ничего такого, — напомнил Клэйс Десмет.
— Да, реально, ничего такого. Но в хуррамизме хотя бы есть полезные мысли. Вот, уже приедем сейчас. Видите впереди ущелье? Туда не проехать, поэтому я остановлюсь на площадке вот там. А вы идите в ущелье, слева увидите пещеру вроде трубы, вам туда. Возьмете у меня в багажнике каски с фонариками, потому что там темно.
Все-таки это оказалась не пещера вроде трубы, а бетонная труба диаметром 8 футов, и уходила она под небольшим углом вниз, в недра горного массива Ахдар. Вероятно, эта труба относилась к недостроенной части Великой Рукотворной реки Каддафи, хотя о Рукотворной реке теперь, через столько времени после войны 2011-года, трудно что-то утверждать. Часть циклопического водопровода была разбомблена авиацией Альянса, документация исчезла, а специалисты эмигрировали. Так или иначе, следовало идти.
Трое переговорщиков надели шахтерские каски, включили фонарики и двинулись по круглому туннелю — в темноту подземного царства. Сначала они двигались молча, но у Клэйса Десмета вообще отсутствовала способность молчать дольше трех минут.
— Мне интересно, — сказал он, — кем была пророчица Хуррамэ?
— Согласно персидским средневековым хроникам, — произнес Штеллен, — Хуррамэ была женой гуру Маздака в V века. Кей Кавад, король Эраншахра, включавшего огромную территорию от хребтов Гиндукуша до Ливийской пустыни, назначил гуру Маздака на должность вроде рейхсминистра. Тот занялся реформой, которую сейчас назвали бы социалистическим нигилизмом. Он отменил в Эраншахре частное владение полями и урожаем, устроил раздачу зерна бедным, упразднил гаремные браки и ввел бытовой промискуитет. В конце V века Кей Кавад был свергнут, а гуру — казнен. Тогда лидером движения стала его жена Хуррамэ, и при ней движение стало совсем радикальным.
— Куда еще радикальнее? — удивилась Жаки Рюэ.
— Есть куда, — проворчал Штеллен. — За следующие 400 лет мятежей хуррамиты вполне убедительно доказали это. Хаким Красильщик в VIII веке и Бабек в IX веке подавляли нелояльные города такими методами, что слово «геноцид» звучит слишком мягко.
— Хаким Красильщик? — переспросил Клэйс Десмет.
Бригад-генерал утвердительно кивнул.
— Да. О нем даже есть у Борхеса во «Всемирной истории подлости».
— Интересно… — произнес парламентарий, — на арабском аль-талаа значит краска.
— Да, — повторил Штеллен. — Был намек, что Хаким аль-Талаа — значащий псевдоним.
— Конечно! Только я думаю: не только псевдоним, но и стиль. Действия современного Хакима аль-Талаа в Бенгази похожи на практику средневековых хуррамитов, верно?
— Давайте не будем обсуждать это здесь, — резонно предложила Рюэ.
— Вы правы, это неосмотрительно, — сказал парламентарий, и дальше они шли молча.
Благодаря молчанию, они заранее услышали шум капель воды и не удивились, когда бетонная труба вывела их на берег пещерного озера, куда с высоты капала вода. Было непонятно, какого размера этот пещерный зал. Лучи фонариков терялись в темноте, не достигая стен и свода. Но в какой-то момент луч выхватил из темноты большой валун, верхушка которого была необычной формы… Точнее, не верхушка, а нечто… Некто…
— Добрый день, — произнес некто, непринужденно спрыгивая с валуна.
— Согди? — удивился Клэйс Десмет. — Вы не говорили, что будете тут переводчиком.
— Я не буду тут переводчиком, — ответил тот.
— Значит, вы и есть Хаким аль-Талаа, — предположил Штеллен.
— Так меня называют, — подтвердил этот персонаж.
— А прозвище Согди? — спросила Рюэ. — Оно, наверное, значащее.
— Это мое старое прозвище, — сказал Хаким, — я некоторое время занимался поставками урановой руды из Согдианы. В современных топонимах — из Таджикистана. Это там я познакомился с эмиссарами Тегерана. Говорю это потому, что на обсуждении кое-кто выражал беспокойство по поводу моих связей с аятоллами и гвардией Пасдаран.
— Откуда вы знаете… — начал Десмет, но затем сообразил, что Хаким присутствовал на обсуждении в отеле, как переводчик Согди.
Лидер хуррамитов улыбнулся и констатировал:
— Я знаю. Теперь мы можем сэкономить время. Я начну с того, что вчера все иранские граждане, находившиеся в Верхней Ливии, и все, кто работал на иранские фирмы или возможно связан с шиизмом, без обсуждений перемещены на корабль, который сейчас выполняет их эвакуацию в Бейрут, откуда они спокойно смогут уехать домой.
— За это на вас обидятся в Тегеране, — заметил Штеллен.
— Может быть. Хотя я думаю, они оценят мою толерантность. Ведь с представителями суннитских эмиратов, включая саудовских, я поступил точно так же, только раньше. В нашей стране нет места людям одной книги, так учила пророчица Хуррамэ.
— Вы что, всерьез хотите установить хуррамизм в Верхней Ливии? — удивился Десмет.
— Уже установил, — спокойно ответил Хаким аль-Талаа.
Возникла пауза, и лидер хуррамитов использовал это, чтобы отдать кому-то приказ — короткий на странно-певучем языке. Почти сразу из темноты появилась темнокожая грациозная девушка, вероятно кушитка, одетая в джинсовые шортики и топик. Ступая плавно и бесшумно босыми ногами, держа в руках круглый медный поднос с четырьмя керамическими чашками, девушка обошла всех присутствующих и, когда чашки были розданы, исчезла снова в темноту. Хаким прокомментировал:
— Она из людей Тебу, которые немногословны, но сообразительны и практичны.
— Вы обратили в хуррамизм их тоже? — спросила Рюэ.
— Это произойдет со временем. Они откажутся от ислама в пользу практичной религии.
— Вы играете с огнем, — предупредил Десмет. — Исламский мир не прощает таких вещей.
Хаким аль-Талаа, не спеша, поднес к губам чашку и сделал пару глотков кофе.
— Это не играет роли. Играет роль то, что у группировки Руди теперь новый ксианзан: генвекторик XZ-0013UV. Они могут заразить любую землю и море, не повредив себе.
— Не любую, — возразила Рюэ, — ведь их запасы делящихся материалов ограничены.
— Вы думаете, что бетонная субмарина Горбачева-Каддафи это миф? — спросил он.
— Извините, мистер аль-Талаа, но есть вещи, в которые я поверю, только если увижу.
— У вас здоровый скептицизм, — одобрительно объявил он. — На самом деле, бетонная субмарина Горбачева-Каддафи не такая мега-лодка, как толкуют мифы. Сегодня вы увидите одну из таких субмарин. А сейчас — к делу. Я знаю задачи евро-миссии, и эти задачи выполнимы. Евро-бюрократия хочет сохранить лицо. Это можно, при условии невмешательства евро-бюрократии в наш бизнес там, где мы торгуем вещами, вообще говоря, не запрещенными в Европе. Персональный транспорт, IT-гаджеты, неопасная фармакология и бытовая техника, включая батарейки-фюзоры умеренной мощности. Соответственно, мы покупаем обычное не запрещенное сырье и оборудование. Ваши финансовые олигархи будут недовольны потерей контроля и снижением цен на рынке товаров массового спроса. Но если все хотят договориться, то им придется терпеть это. Альтернатива: договор не состоится. Тогда мы умоем руки, и черные аргонавты завалят Евросоюз наркотиками и боевым оружием, включая такие вещества и такие модели, с которыми европейская полиция еще не знакома. Но мы поможем избежать этого, если полицейские структуры ЕС не будут чинить препятствия в торговле незапрещенными вещами. Это простое условие. Ясно, что евро-бюрократия привыкла давить силой все противоречащее ее желаниям. Она может попытаться и сейчас. Но, в таком случае…
Лидер хуррамитов сделал еще пару глотков кофе и продолжил: — …в таком случае, Руди может применить бетонную субмарину Горбачева-Каддафи. Разумеется, не так, как показано в анимированном кино, которое просто страшилка. У группировки Руди нет технологий для взрыва такой силы, однако у них есть ториевые кристадин-фюзоры. И у них есть вот это. Вероятно, мисс Рюэ сможет пояснить.
С этими словами, Хаким наклонился, поднял с грунта некий предмет и протянул ей. В течение минуты Жаки рассматривала предмет — гранулу с золотистым блеском. Затем настороженно спросила:
— Это то, что я думаю?
— Разумеется. При вашей квалификации, вы можете сразу определить по весу и цвету.
— И сколько у вас этого металла, мистер аль-Талаа?
— У меня была эта гранула, но я отдал ее вам. Ведь я только гуру религиозной общины.
— Ладно, а сколько этого металла у группировки Руди?
— У них четыре железнодорожных вагона. Этот товар несложно купить, если платишь.
— Понятно, — сказала она и повернулась к коллегам. — Значит так: этой пакостью, после обработки нейтронами, можно заразить целое море или половину континента.
— А что это? — спросил Клэйс Десмет.
— Обычный кобальт, — ответила она.
— Это плохо… — проворчал Штеллен.
— Не понимаю… — Десмет развел руками. — Просто кобальт, что в нем такого?
Жаки Рюэ вздохнула и пояснила.
— Природный кобальт — это моноизотоп, Co-59. При облучении нейтронами Co-59 легко переходит в нестабильный Co-60: период полураспада 5 лет. Продукт распада: Ni-60 в возбужденном состоянии, сбрасывающий избыток энергии в виде гамма-квантов. Это важная реакция, применяемая для создания гамма-источников из микродоз Co-60. Но рассеяние большого количества Co-60 вызывает настолько опасное заражение, что во времена Первой Холодной войны кобальтовая бомба была синонимом Армагеддона. Обычные атомные бомбы, только в кобальтовой оболочке, могли быть взорваны хоть вообще на своей территории. Волна заражения перенеслась бы ветром и течениями. Подобный сценарий показан в экранизированном культовом романе «На берегу».
— Понятно, — произнес парламентарий. — По-моему, это хороший повод договориться.
— Я того же мнения, — сказал аль-Талаа.
— В таком случае, — продолжил парламентарий, — я предложил бы, для начала, составить рамочные списки товаров, беспрепятственно экспортируемых и импортируемых вами. Далее, список товаров, которые вы не станете экспортировать. Наркотики, оружие, все примерно в таком роде. И нужен согласительный регламент по спорам вокруг товаров, которые оказались вне списков или которые появятся в будущем.
— Хорошо, — согласился аль-Талаа, — только следует минимизировать бюрократию.
— Ограничить разумным объемом, — предложил свою формулировку Десмет.
— Именно разумным, — снова согласился лидер хуррамитов.
Клэйс Десмет показал пальцами значок OK, и предложил:
— Что, если наша делегация сформулирует, и мы повторно встретимся уже с бумагами, например, послезавтра, там, где вам удобно?
— А вы успеете? — спросил аль-Талаа.
— Да, успеем, ведь речь идет о черновом проекте договора.
— Что ж, — аль-Талаа кивнул, — тогда послезавтра, с таким же порядком приезда.
— Согласовали, — подвел черту Десмет.
— Согласовали, — подтвердил лидер хуррамитов. — Я прощаюсь с вами до послезавтра. А проводник до объекта, который вы хотите увидеть, встретит вас у выхода из трубы.
Кого бригад-генерал Штеллен точно не думал увидеть на выходе из трубы, это Вилли Морлока, 72-летнего бывшего террориста анархистской группировки RAF.
— Scheisse… — спонтанно отреагировал бригад-генерал.
— Я тоже рад видеть вас, Вальтер, — невозмутимо отреагировал ветеран анархизма.
— Глазам не верю… — произнесла стажер-эксперт, — это ведь сам Морлок, не так ли?
— Да, мисс Рюэ, это я. В жизни вы еще очаровательнее, чем на фото. Позволите ли вы называть вас просто Жаки? Вам идет это имя.
— OK, если вы скажете, что делаете тут.
— Элементарно, Жаки! Я жду вас, чтобы отвезти на тест-драйв Y-sub.
— Yellow submarine, как у Битлз? — спросила она.
— Да. Этот экземпляр сделан желтым. Так тест-драйв получится более зрелищным. Все следующие экземпляры делаются цвета морской камуфляж, ведь заметность не нужна серьезным людям в наше время. А по дизайну субмарина достаточно сумасшедшая…
Тут Морлок, слегка фальшивя, пропел: «So we sailed on to the sun Till we found the sea of green And we lived beneath the waves In our yellow submarine».
После чего продолжил: — Дизайн-проект создал Юлиан Зайз, хорват, ваш знакомый, насколько я знаю.
— Да, мы знакомы. Но я думала, он занимается только надводными яхтами.
— Так и было, — подтвердил Морлок, — но такие креативные персоны умеют расширять профиль. Y-sub это его первый опыт дизайна субмарин. Это необычно, вы увидите.
— Минутку, — вмешался Клэйс Десмет, — разговор был о бетонной субмарине Горбачева-Каддафи, а не о какой-то современной подводной яхте.
— Y-sub — современная интерпретация идеи Каддафи, — пояснил ветеран-анархист. — Это первая в истории субмарина, изготовленная из армированного бетона — строительным роботом с конфигурируемой ячеистой опалубкой. Качество тут гораздо выше, чем при печати из бетона обычным строительным 3D-принтером. И еще: это первая в истории субмарина подобной формы: вертикальная бочка, выпуклая в нижней части.
— Вы сказали: бочка? — недоверчиво переспросил парламентарий.
— Да. Бочка высотой 15 метров и с таким же среднеквадратичным диаметром. У нее два винтомоторных агрегата с боков в нижней части на уровне центра равновесия. При ее рабочей скорости 12 узлов (20 километров в час) этого достаточно для устойчивости.
— А-а… Какой смысл делать субмарину такой формы?
— Так проще загружать трюм сыпучим материалом. Та же технология, что для засыпки, например, пшеницы в обычную бункерную емкость.
— Но, — заметил Штеллен, — в субмарину Каддафи предлагалась засыпка не пшеницы.
— Может, не будем о грустном? — предложил Морлок.
— Э-э… — Десмет задумался, — мистер Морлок, а какое водоизмещение у этой бочки?
— Примерно 2500 тонн. Лучше вам увидеть своими глазами, так что идем. Моя машина припаркована на площадке у выхода из ущелья. Мы быстро доедем до Суса.
— Конечно, — согласился Десмет. Все четверо двинулись в обратный путь и, как обещал Морлок, на площадке сразу за выходом из ущелья увидели машину…
Очаровательный микроавтобус-внедорожник «Nimbus-e-car», концепт 2014-го. Его игрушечная внешность (этакая капля на колесах) в сочетании с проходимостью, как у брутальных американских пикапов, должна была вызвать симпатию у потребителя. Но период был неудачный: начало Второй Холодной войны и всеобщая растерянность. В общем, «Nimbus-e-car» остался в аутсайдерах, но…
— Но при африканской пиратской цене эта машинка отлично продается, — заключил Морлок. — Усаживайтесь и поедем.
— А не стыдно вам воровать чужие дизайнерские разработки? — осведомился Штеллен, забираясь в салон после парламентария и стажера-эксперта.
— Видите ли, Вальтер, у фирмы «Nimbus» это уже был ворованный дизайн. Исходно он разработан итальянской фирмой «Carrozzeria Castagna» ровно на 100 лет раньше.
— Все уже украдено до нас, — прокомментировала Жаки.
Когда микроавтобус выехал на шоссе, парламентарий (севший впереди, рядом с Вилли Морлоком) поинтересовался:
— Зачем все-таки эта субмарина покрашена в желтый цвет? Не только же из-за Битлз?
— Конечно не только. Я говорил: это чтобы тест-драйв получится более зрелищным.
— Э-э… — Десмет покрутил в руках стилос, стилизованный под винтажную авторучку и предназначенный для стенографической записи в смартфоне, — ведь тест-драйв как правило устраивают для рекламы на открытом рынке. Вы что, станете рекламировать самоходную кобальтовую бомбу-торпеду весом 2500 тонн?
— Что вы, — добродушно произнес Морлок, — мы ведь гуманисты. Y-sub рекламируется в позитивном качестве: как погружаемая плавбаза для морской полиции, сражающейся с браконьерами. Такова тематика ярмарки, и мы придерживаемся этой тематики.
— А может ли эта штука быть плавбазой для аргонавтов? — спросил Штеллен.
— Просто будет, — сказал ветеран анархизма. — Этот первый образец наша верфь дарит команде аргонавтов, лишившихся лодки в океане из-за произвола евро-властей.
— Гм… Вы имеете в виду команду, где сестра Руди Ландрада?
— Да. Ее зовут Веснушка, и она будет вести тест-драйв. Очень фотогеничная девушка, прекрасно соответствующая имиджу истинной ливийки, и к тому же с персональной легендой. Вы ведь понимаете, Вальтер, что улиткофил Руди — это узнаваемый брэнд.
— Да, разумеется… — бригад-генерал сделал паузу, а затем спросил: — Вилли, я не ослышался, вы сказали «наша верфь»?
— Да, Вальтер. Я в числе совладельцев. Так уж вышло, что я тоже узнаваемый брэнд. Младший волонтер RAF, группы Баадера-Майнхоф, более полувека в боевом строю.
— Вы еще более скользкий субъект, чем мне казалось… — проворчал Штеллен.
— А как иначе прожить более полвека на сильно-асимметричной войне? — невозмутимо спросил Морлок. И Штеллен просто промолчал, понимая, что вопрос риторический.
Морлок тоже помолчал немного, и сменил тему:
— Вальтер, а как начет вашего обещания?
— Какого? — не понял бригад-генерал.
— Неделю назад в фильтрационной тюрьме Синеплекс в Австрии, — напомнил ветеран-анархист, — я помог вам с информацией, а вы обещали помочь мне в публикации моих мемуаров. Издательство Plink-Lake, Салем, штат Массачусетс.
— Это где был жуткий процесс над ведьмами? — полюбопытствовал парламентарий.
— Да, именно там, в 1690-х, — уточнил Морлок. — Так что начет издательства, Вальтер?
— Заходите сегодня вечером в отель, мы позвоним по Skype в Салем, я представлю вас главному редактору, — сказал Штеллен, полагая, что слово надо держать даже в таких скользких случаях.