Букет для улитки

11. Признание обязательств по Иову и по Арго

Вечер-ночь с 14 на 15 мая и далее. Середина и юг Адриатического моря

Биологически человеку свойственно ложиться спать сразу после заката. В городских условиях это не очень удобно, зато на природе получается запросто. Особенно, если в прошедшие сутки человек не выспался. Вот почему Жаки Рюэ, стажер-эксперт RCR, с удовольствием использовала предоставленное ей, как гостю, право улечься первой. На маленькой арго-лодке «Katatsumuritako» обычная вечерняя гигиена была нетривиальной процедурой, но Жаки справилась, и затем заняла левый боковой сектор лежбища. Чуть позже она, уже в полусне, слышала, как моются и укладываются Аслауг и Юлиан. Еще немного позже она ответила тактичным отказом на вопрос о групповом сексе. Экипаж отнесся к этому спокойно — и в следующий час Жаки засыпала под характерные звуки, сопровождающие занятия любовью. Парочка без комплексов. Ничего особенного — для девушки, иногда зависающей на тусовках нео-эмо и в какой-то мере аутентичной этой субкультуре. Кто-то хочет любви, кто-то хочет сна, и пусть у каждого будет желаемое.

Правда, ей приснилось что-то несуразное. Будто бы она послана на машине времени в Силурийский период со спецзаданием посчитать щупальца пурпурного улитко-спрута катацуморидако. Вроде, ничего особенного (как казалось во сне), но на месте возникла проблема: рожки улитки и щупальца спрута оказались неразличимы. Можно было бы посчитать все, и просто вычесть количество рожек. Жаки (во сне) точно знала, что количество рожек улитки — константа, но не помнила, сколько их: четыре или шесть.

Так и не решив эту проблему, она проснулась от запаха только что сваренного кофе, и полминуты не могла сообразить, где она, кто этот дядька в шортах-бермудах, который возится с медным котелком на электроплитке, и почему кровать покачивается. Дядька (конечно, это был Юлиан) повернулся в ее сторону и сообщил:

— Hi, Жаки. Мы вошли в пролив Отранто, поэтому робоцман разбудил меня, — поясняя сообщение о побудке, он коснулся электронной клипсы у себя на ухе.

— Я проснулась за компанию, — послышался голос Аслауг с площадки-мостика.

— Понятно… — пробормотала франко-мулатка, потягиваясь. — А кофе всем дают?

— Да, и сэндвичи с апельсиновым джемом тоже.

— Вообще круто! — обрадовалась она. — А я как-то смогу протиснуться в сортир?

— Сможешь через минуту, — сказал Юлиан и действительно, за минуту доварил кофе.

Завораживающее занятие: ночью под яркими субтропическими звездами пить кофе на открытом мостике миниатюрной мотояхты и наблюдать, как мимо проползают всякие разноцветные огоньки. Это была подсветка встречных кораблей, которые двигались из Средиземного (точнее, из Ионического) моря в Адриатическое.

— Похоже, — предположила Аслауг, — ты начинаешь ощущать прелесть аргонавтинга.

— Да, круто, — отозвалась Жаки. — Но уйти в море насовсем — это не по мне. Мне кажется, никому из нормальных людей не хочется вот так бросить всех родных и друзей.

— Смотря кого считать нормальными, — сказал Юлиан.

— Это абстрактная философия! — сердито припечатала франко-мулатка. — А на практике получается просто: сейчас вы нормальные, у вас работа, друзья, отношения. У вас есть перспектива. Может, вы съедетесь, чтобы жить вместе. Может нет. Или то так, то этак. Главное, вы сами для себя по отдельности и вместе решаете по-человечески, чего вам хочется. Теперь представьте, если бы кто-то из вас принял ксианзан? Что тогда?

— А что, если бы мы оба приняли? — иронично спросила Аслауг.

— Вы оба? Но зачем?

— Хотя бы для биологической адаптации.

— Э-э… Я понимаю, у Юлиана эти тест-драйвы на лодках. Но тебе зачем?

— Высокогорные тропические обсерватории, — сообщила голландка. — Там солнце может спалить кожу северянина всего за четверть часа. Ксианзан устраняет эту проблему.

Жаки понимающе покивала.

— Да, ясно, однако побочный эффект. Психология. Тебя потянуло бы в море насовсем.

— Ты что, веришь в сказки, будто ксианзан тянет человека куда-то?

— Нет, я понимаю, что ксианзан действует иначе, но результат ведь всегда такой.

— Как видишь, не всегда, — все так же иронично произнесла Аслауг.

— Объясняю на пальцах, — встрял Юлиан. — Как-то на тест-драйве в Индийском океане я прошляпил кубомедузу и получил биохимический ожог. Это адски больно, и поэтому пришлось два дня сидеть на морфине. Теперь скажи, я похож на наркомана?

— Гм… Странный вопрос. Ясно, что ты не похож.

— Однако, — продолжил он, — тебя, вероятно, учили в полиции, что этого достаточно для развития опиумной наркомании.

— Да, — сказала Жаки, — если морфин принимают для эйфории. Но если морфин служит только противошоковым средством при ранениях, то он не вызывает наркомании, как правило. Конечно, риск есть, но небольшой, поэтому морфин есть в военной аптечке.

— Ксианзан тоже действует различно в зависимости от цели, — резюмировал Юлиан.

— Чаще всего, — продолжила Аслауг, — люди принимают ксианзан, чтобы почувствовать эйфорию свободы от общественного мнения. Но человек, которому заранее плевать на общественное мнение, принимает ксианзан только как адаптационный модификатор, и поэтому ксианзан не потянул в море насовсем ни Юлиана, ни меня.

— Э-э… Так вы что, не пошутили? Вы действительно приняли ксианзан?

Оба спрошенных утвердительно кивнули. Франко-мулатка почесала в затылке.

— Вообще круто! Только я не понимаю: как это вам плевать на общественное мнение? В смысле вы ведь работаете на кого-то, значит, получается, зависите, или что?

— Или что, — ответил консультант по ЯД. — Объясняю на пальцах. Возьмем африканского охотника на страусов. Его бизнес зависит от поведения стада страусов. Порой ему даже приходится притворяться страусом, чтобы приблизиться к стаду на дистанцию атаки. В таком смысле он зависит от их общественного мнения. Но психологически ему глубоко плевать на общественное мнение страусов. Они для него просто мясо, которое бегает.

— Но страусы это не люди, — возразила Жаки.

— Три четверти человеческого стада это тоже не люди, — ответила Аслауг.

— Хотя, — добавил Юлиан, — без крайней необходимости я бы не стал кушать их.

— Э-э… Я надеюсь, ты сейчас говорил не о людях, а о страусах, — сказала Жаки.

— Интересная мысль, между прочим! — весело отозвался он.

Аслауг дружески хлопнула франко-метиску по спине, и подвела итог:

— Надеюсь, мы помогли тебе разобраться с проблемой ксианзана.

— Да, вы чертовски помогли, спасибо. Но некий аспект беспокоит еще сильнее, чем до ваших объяснений. Для таких, как вы, ксианзан безвреден. Но большинство общества составляют те, кого волнует общественное мнение. И ксианзановая эйфория наиболее привлекательна для самых ответственных из них. Ведь так?

— Конечно, — подтвердил Юлиан. — Чем жестче сапоги, тем больше хочется босиком.

— Значит, — продолжила Жаки, — правы аналитики, полагающие, что ксианзан разрушает фундамент цивилизации: перепрограммирует людей, на которых держится общество.

— Wow! Какая интересная аналитика! — съехидничала голландка-физик. — Значит, вся их цивилизация устроена, как в Древнем Египте. Кучка уродов-жрецов во главе с семьей фараона внушили фермерам мысль о долге перед богами. Хороший фундамент и очень дешевый. Фермеры должны богам просто так. Боги не платят. Но злой демон ксианзан открыл фермерам глаза на богов, и фундамент стал рассыпаться. Какая беда!

— А на это, — сообщила Жаки, — аналитики говорят: цивилизация сложилась такая, какая сложилась. Эта цивилизация основана на уважении к некоторым ценностям. У нас нет другой цивилизации, и не будет никакой, если мы потеряем эту.

Юлиан Зайз звонко щелкнул пальцами и предупредил:

— Сейчас я сообщу эвристику, известную каждому практичному инженеру. Если некий поставщик предлагает явно дрянной механизм, объясняя плохое качество тем, что нет альтернативы, то с ним вообще нельзя иметь дела. Он патологический вор по жизни.

— Да, — поддержала Аслауг Хоген. — Если политическая верхушка говорит, будто ей нет альтернативы, значит, она никуда не годится, и ее надо срочно менять.

— Но, — заметила Жаки, — ведь цивилизация это не политическая верхушка.

— Однако, — сказал Юлиан, — если политическая верхушка заводит разговор о спасении цивилизации, то она имеет в виду именно себя. Хотя на самом деле, если спихнуть эту политическую верхушку в помойную яму, то с цивилизацией, как суммой технологий, ничего плохого не случится. Наоборот, избыточные тормоза исчезнут.

Франко-мулатка, впрочем, не намерена была легко сдаваться.

— Вы, ребята, все сводите к политике, или к технологиям. Но есть такая важная штука: ответственность отношений. Это теряют упавшие в ксианзан. Они забывают про всех кроме себя и про все свои обязательства перед другими. Вот проблема.

— Иллюзорная проблема, — ответил Юлиан. — Аргонавты вполне ответственные люди, но признают обязательства только перед конкретным человеком. Не перед абстракцией.

— Нет! — возразила Жаки. — В моем примере женщина бросила конкретного ребенка!

— Там, — сказал он, — как в мифе про Иова из книжки-библии. Люди там только кажутся конкретными, но по сценарию они абстрактные.

Аслауг удивленно воскликнула:

— Вот я не думала, что ты читал библию!

— Ну, я листал по случаю, когда проектировал 70-футовую яхту для одного аббата. Там сценарий: бог заключил пари с сатаной о лояльности некого Иова. Для проверки, Иову учиняют террор, разоряют его бизнес, убивают его детей, и дальше еще 40 глав всяких трагедий. Иов терпит, и в последней главе бог дает ему компенсацию: новых детей. По сценарию, это нормально. Дети указаны количеством в списке среди скотоводческих ресурсов: ослов, волов и верблюдов. Это называется абстрактные люди.

— В смысле? — недоуменно переспросила Жаки.

— В смысле люди как функции. Одного человека можно заменить другим с похожими товарными характеристиками. По отношению к абстрактному человеку не может быть обязательств — как не может быть обязательств перед стиральной машиной.

— Ладно, — сказала Жаки, — а смысл аргонавтинга? Лишить экономику Европы наиболее ответственного персонала? И кому от этого станет лучше?

— Аргонавтам интересна только экономика их лодок, — ответил Юлиан. — Их не волнует экономика Европы или какого-то другого региона. Они не хотят видеть континенты.

Стажер-эксперт с досадой махнула ладонью.

— Я слышала любимую поговорку аргонавтов: чтоб континент не видеть. Но представь: критическая доля ответственных молодых людей упала в ксианзан.

— Критическая доля для чего? — спросил он.

— Для того, — сказала она, — чтобы у влиятельных фигур возникли серьезные проблемы.

— Ну, допустим, возникли. И что?

— Ты ведь сам понимаешь. Сейчас запрещено лишь производить, хранить и продавать ксианзан. Обычная мера против наркотиков. Дальше будут репрессии против всех, кто принял ксианзан. Эту генную модификацию легко определить анализом крови.

— Это гитлеровский закон о чистоте крови, — заметила Аслауг. — По-твоему, у говорящих чернильниц в Брюсселе хватит решимости реабилитировать Гитлера?

— На это, может, не хватит. Но тогда хватит на что-то другое в том же духе.

— Допустим, — голландка кивнула. — И к чему ты это?

— Я к тому, что лучше компромисс, чем повторение свинцовых семидесятых.

— Компромисс кого с кем и в чем? — спросил консультант по ЯД.

— Наверное, аргонавтов с истеблишментом, — ответила Жаки. — Но не спрашивай, в чем. Слишком запутанная ситуация. Нужен какой-то дипломат, чтобы сформулировать.

— Сформулировать что? Новую редакцию крепостного права?

— Юлиан, при чем тут крепостное право?

Консультант по ЯД выразительным жестом накрыл кофейную чашку ладонью.

— Истеблишмент хочет владеть людьми. А люди хотят уйти. Что получается?

— Э-э… — протянула Жаки. — Все-таки владение не в смысле крепостного права. Мне кажется, это ближе к регулированию забастовок. Наемные работники — не крепостные крестьяне корпорации, но если они просто бросят работу, то пострадает всё общество. Поэтому есть закон с некоторыми правилами и ограничениями забастовок.

— Но, — заметила Аслауг, — есть разница. Аргонавты не бастуют, а уходят насовсем.

— Для общества нет разницы, — возразила француженка. — Этой весной из-за эпидемии ксианзана среди IT-спецов порта Марсель случился топливный коллапс в регионе.

— Упс! — Аслауг хлопнула в ладоши. — Ты назвала это эпидемией, и все уже сказано.

— Черт побери! Я машинально!

— Ты назвала это, как называют в кулуарах официоза. С эпидемией не договариваются. Официоз не готов предлагать аргонавтам какие-то блага за их лояльность к обществу.

— Что, по-твоему, вообще нет выхода? — спросила Жаки.

— Выход есть всегда. Все чем-то заканчивается, — философски ответила голландка.

— Черт побери! Ребята, а давайте сменим тему? Лучше про улиток-спрутов. В смысле о джамблях с Эпик-Водолея, хозяевах Каимитиро. Я уверена: вы что-то знаете о них.

— Чуть больше чем ничего, — ответила Аслауг, вопросительно посмотрев на Юлиана.

— Подписка о неразглашении, — напомнил он.

Голландка-физик подмигнула и покачала головой.

— Подписка касается того, что вошло в материалы исследования. Твоя идея не вошла.

— Да, моя идея не вошла, но вошли обоснования к этой идее.

— Давай без обоснований, — предложила Жаки.

— Ладно, слушай, — согласился он. — Джамбли похожи на наших пальмовых воров.

— Э-э… На кого — на кого?

— Пальмовый вор, или кокосовый краб — это всеядное членистоногое размером с кошку. Обитает в тропиках. Размножается в воде, но взрослый предпочитает сушу. Если бы в истории Земли не случилось Ордовикско-силурийское вымирание, вызванное жуткой геологической катастрофой, то они могли бы эволюционировать в разумный вид треть миллиарда лет назад. Их развитый мозг, фасеточные глаза и ловкие лапы годятся для социально-трудовой деятельности, выражаясь в стиле марксизма.

— Значит, они совсем не похожи на людей, — слегка расстроилась француженка.

— Возможно, люди — порченный вид разумных существ, — проинформировала Аслауг.

— Э-э… Порченый в каком смысле?

— Практически в любом. С любой стороны посмотри, мы — уродцы. Результат цепочки заплаток, приляпываемых к девонской рыбе на протяжении двухсот миллионов лет. И получилось несуразное сухопутное существо, едва выжившее за счет зрения, мозга и хватательных конечностей. Все это в намного лучшем качестве есть у насекомых.

— Насчет мозга ты точно зря так говоришь! — возмутилась Жаки.

— Не зря. Удельная эффективность мозга пчелы на три порядка выше, чем у человека. Средняя пчела, имея менее миллиона нейронов, способна решать почти все те задачи, которые решает средний человек, имея 16 миллиардов нейронов.

— А лобстеры, — добавил Юлиан, — живут, не старея, пока кто-то не убьет их.

Франко-мулатка возмущенно взмахнула руками.

— Что за на фиг! Давайте какую-нибудь позитивную тему!

— Это позитивная тема! — объявила Аслауг. — У нас имеются образцы, к которым можно стремиться, исправляя ляпы слепой эволюции целенаправленным генным дизайном.

— Это, что, намек на ксианзан? — подозрительно спросила Жаки.

— Нет, это намек на молекулярный дизассемблер вообще. Ксианзан это частность, но с ключевой исторической ролью: люди впервые серийно занялись оптимизацией своего генетического дизайна. Говоря эпически, это первый шаг к межзвездной цивилизации.

— Гм… А разве не космические экспедиции это первый шаг?

— Космические экспедиции? — голландка-физик фыркнула. — Это не первый шаг. Это, в лучшем случае, полшага. Нынешние обитаемые орбитальные станции — это пока скорее пародия на освоение космоса. Серия экспедиций на Луну в 1969-м — 1972-м чуть более соответствует, но лишь чуть. Еще это демонстрация крайней узости возможностей не модифицированного человека на другом шарике, даже таком близком от Земли.

— Вот скажу это бабушке Фанни, и она устроит вам Армагеддон, — пригрозила франко-мулатка, вроде бы в шутку, но достаточно серьезным тоном.