Букет для улитки

14. Скучный апокалипсис в отдельно взятом районе

Перед рассветом 17 мая. Небо над восточными Альпами

Стажер-эксперт посмотрела вниз сквозь остекление салона вертолета и пробурчала:

— Пипл линяет.

— Паника, — подтвердил полковник, наблюдая, как внизу ползет по шоссе будто червяк, составленный из несметного множества огоньков. Это были автомобильные фары. Все население (примерно полмиллиона жителей) и еще туристы (около ста тысяч) спешно покидали юго-восточный австрийский район Каринтия. В общем — предсказуемо. Если вечером еще были шансы избежать паники, то теперь, после того как власти Австрии объявили военное положение, эти шансы исчезли. Несмотря на заверения политиков о формальном характере военного положения, австрийская публика, воспитанная в духе нуклеофобии (т. е. иррационального ужаса перед любой радиацией, любыми ядерными реакциями, будь то АЭС, отработавшее ядерное топливо, или атомная бомба), бежала.

— Смотрите, Вальтер, впереди Клагенфурт, 100-тысячный город, почти весь темный.

— Печально, — отозвался Штеллен. — Это очень красивый город.

— Печально, — подтвердила Рюэ. — Я давно хотела побывать там, но не так, конечно.

— А есть ли реальная угроза, что пятно радиации расползется? — спросил он.

— Нет, — ответила она. — Худшим из возможного будет заражение всего озера Шванзее и гибель живых существ в периметре его берегов. Городам и поселкам в окрестностях не угрожает ничего такого. Жители бегут зря.

— Значит, они вернутся, — сказал полковник, стараясь придать голосу оптимизм…

Получасом позже, приземлившись на дополнительном вертолетодроме, размеченном около южного края города Клагенфурт, в парке развлечений Ст. Рупрехта на реке Глан, они убедились, что ситуация действительно безопасная. Дозиметры, развешенные тут на защитном костюме каждого военнослужащего мобильного батальона РХБЗ, показывали настолько незначительное превышение природного фона, что в иной обстановке никто вообще не обратил бы внимания. А сейчас — вот. Некий неразговорчивый лейтенант встретил гостей и отвез на армейском джипе в оперативный штаб ЧС, размещенный на противоположном краю города, в аэропорту. Маршрут пролегал через город, который напоминал огромную декорацию к психологическому триллеру, и рассветные сумерки усиливали тяжесть впечатления. Пустые улицы — и ветер лениво гоняет по ним мелкий мусор, оставшийся после поспешного бегства жителей. Около супермаркета по улице раскатились тележки для товаров — похоже, некоторые жители перед бегством успели основательно загрузить припасы в багажники автомобилей…

По контрасту с городом, в аэропорту кипела бурная деятельность. На парковочной площадке стояли четыре (!) средних транспортных самолета C-130-Hercules, и из них выгружались контейнеры с неким оборудованием и паллеты с какими-то канистрами. Командир батальона РХБЗ майор Виттиг встретил гостей в холле аэропорта.

— Хорошо, что вы приехали, — сразу заявил он. — Позвоните какому-нибудь начальству, чтобы прекратили тащить мне всё это барахло. Все равно я не отправлю людей в зону заражения, где мощность дозы выше допустимой для работ мирного времени.

— Но, — возразил Штеллен, — военное положение объявлено.

— Знаете, полковник, пусть-ка они в правительстве своей теще так объявляют военное положение. А у меня пункты устава: военное положение объявляется в случае прямой военной агрессии, близкой угрозы агрессии или массового мятежа. Этого нет.

— Но, — снова возразил полковник, — атомный удар по цивильному объекту — это факт.

— Нет. Это теория. А факт — это заражение гражданского объекта радионуклидами. Мне неизвестны причины заражения. Для такого случая есть другой пункт устава: порядок действий при обнаружении радионуклидов на местности в мирное время. Предел для персонала: 5 рентген. Стандартные значки «радиационная опасность» для цивильного населения выставляются на изофоте 50 микрорентген в час по периметру зараженной территории. Контрольные значки для персонала выставляются на изофотах 200 и 500 миллирентген в час. Значки deadline — на изофоте 10 рентген в час. Внутри периметра deadline не допускаются никакие работы персонала. Все дальнейшие действия внутри периметра deadline проводятся только по предписаниям компетентной комиссии ЧС.

Завершив этот уставной монолог, командир батальона РХБЗ невозмутимо вытащил из кармана пачку сигарет, прикурил и выпустил ровное колечко дыма по направлению к светлеющему восточному горизонту, над которым вот-вот должно было встать солнце. Похоже, ему было плевать на людей (возможно, еще живых) на вилле Шванзее внутри периметра deadline. Уловив эту концепцию поведения, Штеллен все же спросил:

— Когда вы намерены приступить к эвакуации пострадавших?

— Уже приступили, — сказал майор Виттиг. — Мы сразу эвакуировали всех цивильных из кольца с уровнем радиации от 50 микрорентген в час до 10 рентген в час.

— Так, а ваш план насчет людей, оставшихся на вилле, рядом с центром заражения?

— План… — тут майор снова затянулся сигаретой, — подождем, пока уровень радиации снизится там до 10 рентген в час, войдем в эту зону, упакуем трупы, и переместим их в пригодный могильник. Я направил в главный штаб РБХЗ в Вене предложение: сделать могильник в заброшенной средневековой каменоломне Набернигбах, которая не имеет культурной ценности. Там небольшая вертикальная горная выработка — шурф, где нет водных стоков. 500 трупов поместятся, а для заглушки хватит пяти самосвалов бетона. Приступить, вероятно, сможем послезавтра, сделаем за три дня. Техника есть, и нужен только бетон. Но начальство зачем-то шлет сюда спасательное оборудование.

С этими словами майор махнул рукой в сторону транспортного самолета, из которого солдаты выгружали очередной белый контейнер, маркированный красным крестом.

— Черт побери! — не вытерпела стажер-эксперт, — вы что, вот так будете ждать, а потом сбросите трупы в шахту и забетонируете?! Даже не попытаетесь никого спасти?

— А вы что предлагаете? — спросил он, опять затянувшись сигаретой.

— Я предлагаю хотя бы отправить дрон, и разведать обстановку на вилле Шванзее.

— Уже трижды разведали, первый раз цивильная служба ЧС, еще два раза — мы, когда развернули технику, — сообщил майор, и показал рукой в сторону широкой травяной полосы отчуждения аэропорта. Там лежали два дрона — классических квадрокоптера. Экипажи солдат РХБЗ в неуклюжих костюмах химзащиты отмывали дроны струями раствора из брандспойтов, присоединенных шлангами к автоцистерне.

— Что вы узнали? — спросила она.

— А вы разбираетесь в ядерном оружии? — в свою очередь, поинтересовался он.

— Да, — коротко ответила Жаки Рюэ.

— Тогда идем в компьютерный зал. Я покажу вам видео и сканы спектров излучения.

— Я с вами, — отреагировал полковник Штеллен и добавил, повернувшись к Рюэ. — Мне кажется, вам лучше пропустить ту часть записи, которая не касается самой бомбы.

— У меня достаточно крепкие нервы, — возразила она.

…Поскольку не вполне понимала, что увидит. Фактически ее нервов хватило лишь до момента, когда в кадре видеозаписи с дрона появилось поле для гольфа. Туда служба внутренней безопасности виллы Шванзее эвакуировала VIP и эвакуировалась сама. В течение ночи вилла частично продолжала гореть, и дым в смеси с паром перетаскивал частицы радиоактивных материалов. Кроме того, еще раньше — накануне вечером, при взрыве — все перечисленные персоны получили значительные дозы облучения. Так что к рассвету (когда снималось видео) эти люди выглядели, будто сваренные в кипятке, но неким противоестественным образом пока живые. Пока…

И тогда командир батальона РХБЗ, на глаз оценив состояние «слабого звена» среди зрителей, выключил изображение. Рюэ немедленно возмутилась:

— Майор, что вы делаете!?

— Простите, стажер-эксперт, это у вас нормальная реакция, просто я не хочу, чтобы вы заблевали клавиатуру и монитор. Хотите выпить? Поможет.

— Благодарю, — тихо пробурчала она, взяла предложенную фляжку и глотнула. Напиток оказался чем-то вроде крепкой фруктовой водки — вероятно, контрабандный самогон из Словении. Здесь, вблизи границы, многие австрийцы предпочитали «левый» алкоголь.

— Без проблем, — сказал он, когда она вернула фляжку. — Лучше бы вам смотреть не этот кошмар с облученным контингентом, а запись сканирования потоков радиации.

— А спектральная разбивка сделана? — спросила Жаки Рюэ.

— Да, разумеется. У нас современная техника.

— Тогда это то, что надо… Если полковник не возражает.

— Я не возражаю, — сказал Штеллен. — Вы посмотрите запись, а я позвоню боссу. Но мне нужен ответ: что приблизительно это могло быть? Я говорю о взрывном устройстве.

Майор и стажер-эксперт переглянулись, и майор произнес:

— Это неведомая долбанная хреновина. Похоже, люди получили дозы более двух тысяч рентген. Но взрыв был менее полутонны в тротиловом эквиваленте.

— Бомба из пулевого калифорния? — предположил полковник (вспомнив лекцию Рюэ в вертолете и решив в оперативных целях блеснуть знаниями).

— Была такая мысль, — признался Виттиг, — но спектр не совпадает. И кстати, взрыв был странный, судя по разрушениям. Какой-то медленный. Ближе не к детонации, как при истинном взрыве, а к дефлаграции, как при вспышке рудничного газа. Там прошла не взрывная волна, а будто бы дозвуковой высокотемпературный фронт горения.

— Тогда что это было, майор?

— Мы, — ответил тот, — проверили еще вариант грязной бомбы. Тупо, заряд химической взрывчатки в бочке с высокоактивными отходами — с недавно отработавшим ядерным топливом АЭС. Но спектр тоже не совпадает. Даже не близко.

— Так, а еще варианты?

— Больше пока нет идей, — признался майор РХБЗ.

— А можно ли… — произнесла Рюэ, — можно ли позвонить одному человеку?

— Кому? — просил Штеллен.

— Фанни Шо, — конкретизировала она.

— Гм… — он помнил, что так зовут 75-летнюю бабушку Жаки Рюэ, но на всякий случай переспросил: — Это та пожилая дама-эрудит, которая?..

— Да, та самая, — подтвердила стажер-эксперт.

— Я разрешаю, но не говорите ей ничего лишнего, — сказал полковник, вышел на улицу, прошагал четверть километра через полосу отчуждения, чтобы оказаться подальше от лишних ушей, и только тогда сделал вызов по служебному смартфону…

Генерал Оденберг выслушал первичный рапорт Штеллена, очень грубо выразился о команде РХБЗ (обозвав их трусливыми саботажниками и добавив серию нецензурных эпитетов), после чего сообщил полковнику нечто важное. В середине прошедшей ночи Интерпол по наводке своего ИИ вычислил потенциального исполнителя теракта. Это Вилли Морлок, гражданин Германии, 72 лет от роду, бывший террорист анархистской группировки RAF. Тогда, в середине 1970-х, Морлок еще не достиг совершеннолетия, поэтому избежал (по выражению генерала) «крайних пресекающих мер». Как показал анализ профиля, проведенный ИИ, данный фигурант живет в городе Блед (Словения) — недалеко от австрийской границы и от клуба горного парапланеризма «Триглав». Это значит, он имел техническую возможность обеспечить старт параплана-камикадзе по направлению к Шванзее, находящемуся в радиусе быстрой досягаемости параплана. У Морлока есть систематические контакты с другими фигурантами из файла Интерпола «Вероятные соучастники организованного экстремизма». Исходя из этих данных, был проведен арест Вилли Морлока в Бледе и трансфер в фильтрационную спец-тюрьму Синеплекс в городе Виллах, Австрия. Теперь Штеллену следует максимально быстро допросить Морлока в тюрьме, поскольку реальных улик против него нет, и у него (вот неприятность) есть железное алиби на весь вечер 16 мая, с полудня до полуночи. Если применить Антиэкстремистский закон Евросоюза, то можно держать Морлока месяц в тюрьме без обвинений, но его это не впечатлит, так что нужен фактор внезапности.

Штеллен выслушал информацию и приказ, беззвучно выругался по поводу очередной запредельной глупости начальства и пошел к майору Виттигу договариваться насчет транспорта в город Виллах, в тюрьму Синеплекс. Просто новый цикл потерь времени. Между тем Рюэ связалась по Skype с бабушкой Фанни. Чего она не ожидала, так это обнаружить миссис Шо на топ-бридже круизной лодки или моторной мини-яхты.

То же раннее утро 17 мая. Ионическое море. Арго-лодка «Kolobok».

Фанни Шо, как отмечено, устроилась на топ-бридже. На Фанни был легкомысленный бразильский бикини: купальник, более подошедший бы ее внучке. И, увидев внучку на экране ноутбука, она воскликнула:

— О, крошка Жаки! Как чудесно, что ты позвонила по видео!

— Блин, бабушка Фанни, куда это тебя занесло? — удивилась стажер-эксперт.

— О, это чудесная история! Тот парень, с которым ты заезжала ко мне в гости…

— Юлиан Зайз, консультант по ЯД, что ли?

— Да-да! Он завез свою подружку Аслауг на Сицилию и метнулся назад, но не домой в Хорватию, а в Албанию, на бывшую ремонтную базу советских субмарин.

— В порт Орикум, что ли? — спросила Жаки.

— Да, так это называется. Там как раз построили первую лодку по его новому дизайн-проекту, и представь: он предложил мне покататься. Тест-драйв. Ты знаешь, как это запросто у Юлиана.

— Блин, я не могу поверить! Ты что, склеила Юлиана Зайза?!

— А что, крошка, по-твоему, я недостаточно хороша для этого парня?

— Фанни, у меня в мыслях такого не было. Ты супер! Просто знаешь…

Жаки Рюэ замялась, и миссис Шо с чуть-чуть грустной улыбкой, помогла ей:

— Да, конечно, серьезная разница в возрасте усложняет вопрос секса.

— Подожди, Фанни, ты что, переспала с ним?!

— Нет, крошка. Мы с Юлианом только вышли в море, и не успели даже обсудить это. Впрочем, на яхте в открытом море есть вещи не менее волнующие, чем секс. А яхта, настолько необычная по дизайну — это само по себе волнующее обстоятельство. Мне всегда было любопытно, как работает фантазия у людей, творящих дизайн кораблей, самолетов, автомобилей, всякого такого. Особенно если надо творить это, соблюдая ограничения, кажется, делающие задачу невыполнимой. Я помню, как Жак-Ив Кусто рассказывал о создании «ныряющего блюдца», полноценной субмарины, которая по условиям задачи должна базироваться на 47-метровой яхте «Калипсо». Тут похожая ситуация: полноценная круизная моторная яхта должна базироваться в 20-футовом стандартном морском контейнере, TEU. И решением тоже стало блюдце. Только не ныряющее, а плавучее складное, как трехсекционный стол для пикников в бэк-ярде.

Тут Жаки сообразила, о чем речь и на какой лодке сейчас бабушка.

— О, черт! Фанни! Ты что, на 18-футовом круглом складном катамаране?

— Крошка, дай сообразить… Да, поскольку пять с половиной метров — это 18 футов в первом приближении. Кстати, Юлиан говорил, ты присутствовала в час Эврика для данного концепта. С его слов, две очаровательные девушки вдохновили…

— Мм… Вообще-то, Аслауг и я в основном прикалывались, когда Юлиан изобретал.

— Что ж, крошка, иногда дружеский юмор вдохновляет наилучшим образом.

— Может быть… Но как так за три дня? 14 мая Юлиан только нарисовал модель.

Миссис Шо быстро покрутила пальцем перед web-камерой, будто размешивая нечто воображаемое, после чего пояснила:

— К счастью, то, что изобрел Чарльз Хулл в 1984-м, не пропало, как многое другое.

— А-а… Фанни, ты о чем сейчас?

— Я о 3D-принтере. По мысли Хулла, нарисованная модель должна возникать в форме готового материального изделия немедленно. Три дня — это даже слишком долго.

— А-а… Разве 3D-принтер изобретен так давно?

— Крошка, где твоя эрудиция? 1986-м Хулл уже основал компанию «3D Systems».

— Понятно… Так, Фанни, а куда вы идете на этом плавучем блюдце?

— Мы идем на Мальту, а оттуда на Сицилию. Я давно не была в Палермо, и хочу там погулять немного. Домой я улечу самолетом. А Юлиан возьмет в Палермо еще одну лодку на тест-драйв. Затем, видимо, он опять подберет свою подружку-голландку, у которой для ночи с 20-го на 21-е запланирован последний сеанс в Астрофизической обсерватории в Катаниа, на восточном берегу Сицилии.

В этот момент на топ-бридж выбрался сам консультант по ЯД и в своем фирменном иронично-дружественном стиле предположил, заглянув в web-камеру ноутбука:

— Что, девчонки, перемываете мои косточки?

— Привет, Юлиан! — сказала Жаки, — Просто я беспокоюсь за Фанни.

— Знаешь, Юлиан, — встряла миссис Шо, — крошка волнуется, что ты будешь так бурно заниматься со мной любовью, что это станет небезопасно для моего здоровья.

— Блин, я этого не говорила! — возмутилась франко-мулатка.

— Все OK, — успокоил Зайз, — если до этого дойдет, то я буду осторожен, как грабитель сокровищ дракона. Если ты читала толкиеновского Хоббита, то понимаешь, о чем я.

— Какая изумительная метафора! — обрадовалась миссис Шо.

— Просто, Фанни, ты выращиваешь во мне цветы романтизма, — сказал он. — Ну, ладно, девчонки. Вы, видимо, хотите посекретничать. Я перемещаюсь на ходовой мостик.

Консультант по ЯД отсалютовал ладонью перед web-камерой и спустился вниз. А в следующую минуту миссис Шо полушепотом произнесла:

— Он такой милый и тактичный.

— Возможно, — отозвалась Жаки. — Но ты ведь знаешь: он нетипично упал в ксианзан.

— Вообще-то они оба: Юлиан и Аслауг, — поправила бабушка. — И почему нетипично?

— Фанни, ведь типичное поведение упавших в ксианзан — это бегство с континента. Но Юлиан и Аслауг никуда не бегут и почти не изменили образ жизни. Если бы они не сообщили между делом, я бы даже не догадалась об их падении в ксианзан.

— Крошка, с чего ты взяла, что бегство — это типичное поведение упавших в ксианзан?

— Откуда я?.. — Начала стажер-эксперт и замолчала, пораженная внезапной догадкой.

Бегство считается типичным поведением упавших в ксианзан только потому, что все аргонавты падают в ксианзан перед бегством в море. Ну а вдруг типично незаметное поведение, как у Юлиана и Аслауг? Ведь никто не выяснял, сколько всего упавших в ксианзан. Вдруг аргонавты — лишь верхушка айсберга?.. Фанни ласково улыбнулась.

— О, наконец-то до тебя дошло.

— Черт побери… Сколько же на самом деле этих упавших в ксианзан?

— Крошка, откуда мне знать, сколько упавших в ксианзан, и в какой именно?

— Э-э… Фанни, что значит какой именно?

— А ты что, думала, будто существует лишь один вид ксианзана?

— А-а… Сколько видов существует?

— Откуда мне знать? Ясно лишь, что не один, это ведь не конвейерное производство.

— Вот, блин… Бабушка Фанни, скажи, я что, действительно такая идиотка?

Миссис Шо приблизила губы к web-камере и изобразила поцелуй.

— Крошка, ты умненькая, но попала в коллектив, где людям лень думать. Это заразно. Полагаю, там обычай: спихивать задачи какому-нибудь ИИ. Будто ИИ умеет думать. Удивительное заблуждение. То, что сейчас называется искусственным интеллектом, просто библиотека алгоритмов расчета коэффициентов корреляции и параметров для модели распознавания образов. Оно может кому-то казаться интеллектом, поскольку оперирует большими данными. Терабайты. Петабайты. Но как только нам требуются действительно творческие, интеллектуальные решения типа «эврика!», так сразу же выясняется, что интеллекта в ИИ меньше, чем в ресничках инфузории-туфельки.

— Черт-черт-черт… — проговорила Жаки Рюэ.

— Не переживай слишком, — посоветовала бабушка. — Просто не ленись думать.

— Да, я поняла уже… Слушай, у меня, на самом деле, сложный вопрос на эрудицию.

— Давай, крошка, это может оказаться забавным! — Фанни Шо азартно потерла руки.

Следующие несколько минут стажер-эксперт излагала данные о теракте на Шванзее. Бабушка внимательно слушала, и даже делала пометки в бумажном блокноте. О, этот бумажный блокнот! Осколок другого мира. Как магический артефакт из фэнтези…

Дослушав и окинув задумчивым взглядом свои стенографические заметки в этом магическом бумажном блокноте, Фанни произнесла:

— Крошка, ты, конечно, понимаешь, что такая картина возможна только при ядерном делении тяжелых элементов с номером 90 и выше при нейтронной цепной реакции.

— Да, Фанни. Но там не было ядерного взрыва, к которому приводит цепная реакция.

Бабушка весело помахала своим блокнотом перед web-камерой, и объявила:

— Иногда приводит. А иногда нет. Говоря «цепная реакция», я не добавила волшебное слово «самоподдерживающаяся».

— Верно, — признала Жаки. — Но если цепная реакция НЕ самоподдерживающаяся, то в конструкции бомбы должен быть дополнительный нейтронный источник… Э-э…

— …Более триллиона нейтронов в секунду на квадратный дюйм мишени, — подсказала ей бабушка и продолжила: — Следовательно, это бомба Вайцзеккера-Ливингстона.

— Подожди, Фанни, ведь Вайцзеккер работал в Германии, а Ливингстон — в Америке.

— Да, крошка! Если бы тогда, в середине 1930-х, эти двое работали в одной стране, то Вторая Мировая война не завершилась бы атомными бомбардировками, а напротив, началась таковыми. Представь: история развивалась бы совсем иначе. Возможно, сегодня человечество дотянулось бы до звезд, а не копошилось в болоте рецессии по милости «зеленых», нанятых финансовой плутократией для торможения прогресса.

Стажер-эксперт негромко вздохнула (ей не очень нравились такие технократические радикальные тезисы бабушки Фанни) и попросила:

— Объясни, пожалуйста, про бомбу Вайцзеккера-Ливингстона.

— Крошка, это просто! Вайцзеккер создал полуэмпирическую формулу деления ядер, указавшую, что нейтроны с энергией выше одного Мэв будут делить ядра урана-238. Ливингстон тогда же создал 11-дюймовый циклотрон, который разгонял протоны до соответствующей энергии. Осталось взять вещество, из которого эти протоны могут выбивать нейтроны. Это реакция Боте-Беккера, известная с 1930-го. Для нее годится дейтерий, бериллий, литий, бор и даже алюминий. Бомба готова. Но тогда, в 1930-х, процесс деления U-238 не был реализован. Лишь в 1950-х его начали применять для многократного усиления термоядерной бомбы: схема делящейся оболочки из U-238, известная в научно-популярной литературе как реакция Джекила-Хайда.

— Подожди, Фанни! Разве малый циклотрон Ливингстона мог дать такой поток?

— Молодец, крошка! Да, тот циклотрон был слабым. Но теперь это не проблема, ведь теперь есть туннельный протонный синтез, он же кристадин-процесс, реализуемый несложным кристадиновым фюзором. Протонно-захватная трансмутация кремния в короткоживущий альфа-радиоактивный изотоп фосфора. Это источник альфа-частиц, пригодных для выбивания нейтронов. Кстати, Боте и Беккер в 1930-м применяли для выбивания нейтронов альфа-частицы, излучаемые полонием-210. А кристадиновый фюзор может при пиковой мощности выдать довольно плотный поток альфа-частиц. Вероятно, так создается пороговая плотность нейтронов на урановой мишени…

Завершив этот монолог, миссис Шо снова взмахнула своим магическим бумажным блокнотом перед web-камерой. Жаки Рюэ вздохнула и констатировала.

— Остается разобраться, где улиткофил Руди добыл уран-238.

— Полагаю, — ответила бабушка, — он просто купил на электронной бирже.

— Что? Как так просто купил?

— Крошка, правильный вопрос — почем. Полагаю, 20 долларов за фунт, около того.

— Что?! — снова переспросила Жаки, все более изумляясь.

— Это обедненный уран, — пояснила миссис Шо, — побочный продукт обогащения при производстве топливного урана для АЭС и оружейного урана для военных. На фунт топливного низко-обогащенного урана выходит дюжина фунтов обедненного, а при производстве оружейного высокообогащенного урана, почти чистого U-235, выходит больше двухсот фунтов побочного продукта на фунт целевого. Обедненным ураном завалены ядерные фабрики. Сначала его утилизировали военные — в сердечниках для бронебойных снарядов. Затем в цивильной сфере, где требуются твердые материалы высокой плотности. Уран на 70 процентов плотнее свинца. В урановую тему попали, например, балансировочные грузы для авиалайнеров, или для килей парусных яхт.

— Вот, блин… — отреагировала Жаки, — блин-блин-блин! Надо звонить полковнику.

— Так всегда бывает в дебильной цифровой цивилизации, — заключила миссис Шо.