22 мая 10 утра. Акватория Сардинии. Сторожевые скалы у входа в бухту Сапоне
Даже самые простые мечты порой внезапно не сбываются. Подойдя на 40-футовой «Ромбус» к Сторожевым скалам, Аслауг и Юлиан увидели, что в бухте Сапоне такой интенсивный трафик арго-лодок, что нечего ловить. В смысле очевидно, что места на прекрасном пляже и в траттории «у Циклопа» заняты транзитными аргонавтами. Это можно было предвидеть. Юго-западный берег Сардинии (точнее, ее острова-спутника Антиоха) лежит идеально для привала на пути из Франции или Испании в Ливию. Для мигрирующего флота аргонавтов важна было еще и политика властей Сардинии. Этой полунезависимой островной провинции меньше всего хотелось влезать в «Улиточный кризис» и становиться мишенью для очередной акции возмездия Руди. Так что они, не обращая внимания на сигналы из Брюсселя и Рима, объявили полный нейтралитет…
…И на юго-западном краю островка Антиох случился аншлаг. Аслауг, осмыслив это, невозмутимо заключила:
— Черт с ним. В другой раз пообедаем у Циклопа. Тут на скалах тоже неплохо.
— Симпатичное место, — согласился Юлиан, обозревая цепочку причудливых каменных формаций, частично покрытых водой и образующих крошечные проточные заливы.
— А как далеко тройка экстремалов на «Зодиаке»? — спросила она.
— 27 морских миль по транспондеру, — сообщил он, глянув на пультовой экран.
— Примерно 50 километров, — перевела она в уме. — Полтора часа при их скорости.
— У меня есть идея, чем заняться, — моментально откликнулся он, и…
Следующий час пролетел в мастер-каюте, преимущественно — на широком диване, а эпизодически — в ванной, и просто стоя у шкафа с удобными ручками. В общем, сеанс спонтанной любительской камасутры. По итогу они растянулись, будто две морские звездочки, поперек широкого дивана. Аслауг погладила своего партнера по животу и, в некоторой задумчивости, произнесла:
— Почему жизнь устроена так через задницу?
— Куда тебя унес поток мысли? — спросил Юлиан, накрыв ее ладонь своей.
— Это экзистенциальное, — пояснила она. — Два года назад я шутила о том, где бы найти нормального парня. Большинство моих сокурсниц успели сходить замуж, и даже, как правило, развестись. Кто-то судится с бывшим за алименты. И за детей, если завелись таковые. Кто-то уже второй раз замужем. Все разговоры — только вокруг этого. У меня появилось ощущение, будто мы с разных планет. Никаких общих тем, понимаешь?
— Понимаю. У меня еще смешнее. Мало того, что я никогда не был женат, так еще и не интересуюсь футболом. Это не только разные планеты, но и разные галактики.
Аслауг энергично перекатилась так, чтобы половиной торса улечься поверх Юлиана, и спросила:
— С чего я начала?
— С того, что два года назад ты шутила о том, где бы найти нормального парня.
— Точно! У всех что-то этакое, а у меня случайные связи, не более. Встречи и секс без будущего. Часто без настоящих имен. Меня это устраивало, окружающих — нет. И чем больше они пытались лезть в мои дела и намекать, что я живу неправильно, тем яснее становилось: я живу, как мне лучше. Про парня я лишь шутила, но вот, два года назад дошутилась: встретила тебя. Это проблема, поскольку ты — не случайная связь.
— Аслауг, милая, считай меня случайной связью, если тебе удобнее. Я не обижусь.
— Спасибо, Юлиан. Правда, спасибо, что ты сказал это. Но у меня не получается. Такая ловушка: неделя без тебя — и я скучаю. Другие мужчины скрашивают лишь ненадолго. Извини за откровенность.
— Никаких проблем… — он поцеловал ее в ухо, — у меня нет комплексов на эту тему.
— Это превосходно, что у тебя нет их! — искренне обрадовалась она.
— И, — продолжил он, — я начинаю скучать без тебя еще быстрее. Где-то через три дня.
— Получается… — произнесла она, — мы оба в этой ловушке. Надо бы выскочить.
Юлиан ласково и успокаивающе похлопал ее по попе.
— Вообще никаких проблем. Просто не надо расставаться слишком надолго. Зачем нам попусту портить себе настроение, скучая друг без друга?
— Вроде бы незачем, — с некоторым сомнением в голосе ответила Аслауг. — Но риск, что прекрасные отношения перерастут в нечто дрянное и обременительное, как у других…
— …Отсутствует, — договорил он. — Мы будем делать то и только то, чего хотим мы оба.
— Звучит заманчиво, — сказала она. — А ты уже с кем-нибудь так пробовал?
— Нет, — признался он. — Прошлый раз я влюблялся, когда был еще юниором. Так что во взрослом состоянии у меня это первый случай.
— Влюблялся? — переспросила она.
— Да, Аслауг. Кстати, извини, я забыл сказать вслух: я люблю тебя.
— О, черт… — она смутилась, — кажется, я слышала признание в любви.
— Так и есть, — подтвердил он.
— А-а… А можно без обид, если я не буду говорить то же самое вслух?
— Никаких проблем, — ответил Юлиан. — У меня нет комплексов на эту тему тоже.
— Тогда обалдеть, как это здорово! — обрадовалась она, оттолкнулась от него ладонями, вскочила на ноги и потянулась. — А теперь идем высматривать экстремалов!
— Ты не хочешь одеться? — спросил он.
— А на фиг надо? — откликнулась она и шагнула из мастер-каюты в короткий коридор, ведущий на палубу.
Экстремалы (в смысле Веснушка, Страшила и Мичибичи) прикатились на 10-футовом «Зодиаке» через четверть часа — и узрели две обнаженные фигуры у носовых поручней «Ромбус». Веснушка немедленно прокомментировала:
— Сразу видно: наши люди.
— Флейм позже! Сначала погрузка! — шкиперским тоном распорядился Юлиан, и далее, развернув стрелу лебедки, командовал процедурой до того момента, когда «Зодиак», поднятый на хвостовой сектор палубы, был закреплен в держателях для каноэ. Свой бортовой каноэ был заранее разобран и убран в грузовой трюм.
— Четко вошло! — заявил Мичибичи, когда дело было сделано. — А пожрать есть что?
— Марш сначала мыться! — строго сказала Аслауг. — Ваша кустарная батарейка-фюзер не идеально-безопасная. Хотя ваши гены модифицированы ксианзаном, лучше соблюдать технику безопасности при работе с источником радиации. Одежду бросьте в контейнер стиральной машины, а сами чтоб смыли с себя все до последней пылинки. Ясно?
— Так точно, мэм! — с серьезным видом ответил Страшила, козырнул по-военному, и в следующую минуту все трое гостей, сбросив с себя одежду, впихнулись в ванную. По дизайну, ванная на «Ромбус» была достаточных размеров для троих — если только их совсем не смущает теснота при гигиенических процедурах. Этих — не смущала.
Аслауг принесла дозиметр и поводила сначала внутри контейнера, куда была свалена одежда гостей. Результат: 30 мкр/час. Примерно удвоенный естественный фон. Это не представляет решительно никакой угрозы, однако откуда-то взялась дополнительная активность. Голландка-физик направилась к «Зодиаку», и поводила дозиметром около электромотора, почти вплотную. Результат 900 мкр/час.
— Многовато, — констатировала она. — На «Ромбусе» при работающем фюзоре фон около силовой установки лишь 500 мкр/час. А тут агрегат в двадцать раз слабее, и дает такой существенный фон даже при выключенном фюзоре.
— Можно посмотреть саму батарейку-фюзор, — предложил Юлиан.
— Давай, если это безопасно, — сказала она.
Консультант по ЯД открыл крышку в блоке питания движка и вытащил батарейку (по размеру — как электрочайник). Аслауг прокомментировала:
— Забавно. На вид как стандартная литий-ионная сменная банка для электро-скутеров.
— Так и задумано, — пояснил он. — На вид то же, но внутри вместо химической батарейки смонтирован кремний-гидридный кристадин-фюзор. Так меньше вопросов со стороны. Заряда такого фюзора хватит на десять кругосветок, однако снаружи это не видно.
— Толково придумано, — сказала она и поднесла дозиметр. Результат: 8000 мкр/час.
— Как у старинных авиаторских часов с радиевой краской, — заметил Юлиан.
— Да, — подтвердила она, — были такие часы в Первую Мировую войну.
— И, — продолжил он, — вроде, это не очень опасно даже для обычного человека.
— Да, — снова сказала она, — но при выключенном фюзоре такого не должно быть. А что касается одежды — это безобразие: фюзор активировал капли морской воды, которые, с охлаждающим потоком воздуха, проходили через радиатор. Угадай: в чем причина?
— Что-то не пойму… — Юлиан покачал головой, — вроде, фюзор излучает лишь альфа-частицы, а они задерживаются даже тонким слоем вещества и не активируют его.
Голландка-физик подняла ладонь и пошевелила пальцами.
— Не все так однозначно. Магистральный процесс в таком фюзоре — это трансмутация кремния при захвате протона в легкий изотоп фосфора, который сразу распадается на стабильный алюминий и альфа-частицу. Но при этом идет ряд побочный процессов, в частности, альфа-частица может выбивать нейтрон из ядра алюминия. Реакция Кюри. Нейтроны могут проходить через тонкий слой вещества, и могут активировать его. В результате, кремний-гидридный фюзор все-таки фонит сквозь корпус.
— Я знаю, — сказал консультант по ЯД. — Но ведь нейтроны в основном задерживаются алюминиевым корпусом, а нейтроны не активируют алюминий.
— Активируют, — возразила она. — При нейтронном захвате получается тяжелый изотоп алюминия, который нестабилен. Он испускает электрон и превращается в стабильный изотоп кремния.
— Но, — сказал он, — это ведь совершенно безопасно.
— Да, Юлиан. Но давай посмотрим внимательно на корпус этой батарейки-фюзора.
— Обычный алюминиевый корпус, — сказал он.
— Толщина, — подсказала она. — Те, кто делал эту батарейку, взяли алюминиевый лист толщиной полмиллиметра, как в литиевых батарейках. Перестарались с подобием, и заодно сэкономили пять центов. Чернобыльская авария тоже началась с экономии.
Юлиан Зайз резко покрутил головой.
— Брр! Давай ты не будешь пугать Чернобылем.
— Я не пугаю, — сказала голландка-физик, — это к слову. Безопасная толщина алюминия оболочки такого фюзора — шесть миллиметров. А если это слой полмиллиметра, то он работает как нейтронный фонарик. Альфа-частицы выбивают нейтроны наружу, как в опытах Кюри с алюминиевой фольгой. Нейтроны летят, и активируют все, что может активироваться. Отсюда повышенный фон на моторе, и даже заметный фон на одежде аргонавтов. Передай по своим каналам, чтобы не экономили алюминий на оболочках. Небольшая батарейка ладно, но мощный фюзор может создать реально опасный фон.
— Передам прямо сейчас, — пообещал он, возвращая батарейку-фюзор назад в гнездо.
— Очень хорошо, — сказала Аслауг. — Передай и присоединяйся ко мне. Надо ведь что-то приготовить пожрать этим симпатичным обормотам.
Через четверть часа симпатичные обормоты, довольные собой, выскочили из ванной и шлепнулись за стол в кают-компании. Там они стремительно смолотили грандиозную яичницу с фасолью и беконом, котелок картофельного супа с креветками и изрядный штабель блинчиков с яблочным джемом, запив все это парой литров чая.
— Люблю, когда гости хорошо кушают! — одобрила Аслауг тоном тетушки-фермерши.
— А мы не очень сильно обожрали вас? — на всякий случай спросила Веснушка.
— Чепуха, — Юлиан махнул рукой. — А когда вам надо прийти в ливийский Сус?
— Когда придем, тогда придем, — ответил Страшила. — А вам?
— Мне завтра в три часа после полудня, — сообщила Аслауг.
— Я просто за компанию, — добавил консультант по ЯД.
— Восторг! — Веснушка хлопнула в ладоши. — А давайте зависнем тут до рассвета? Эти заливчики в скалах такие волнительные, если вы понимаете, о чем я.
— Можно свинг два на три устроить, — конкретно добавил Мичибичи.
— Свинг — это для меня перебор, — сказала Аслауг. — Но идея зависнуть мне нравится.
— Зависаем до рассвета, — подвел итог Юлиан.
Теплые скалы, теплое море, фигурные обрывы, ведущие в глубину, и яркие рыбки, без капризов собирающиеся на раздачу любой жратвы, хоть хлебных крошек. Они даже не слишком пугались, когда очередной хомо сапиенс плюхался в воду. Так, отплывали на несколько метров из соображений осторожности, и снова возвращались к кормушке.
Впрочем, трем обормотам быстро надоело просто кормить рыбок и плескаться в воде. Поэтому они, тактично повторив свое предложение о свинге и получив снова такой же тактичный отказ, отползли за ближайший скалистый уступ, выйдя из поля зрения.
— Они милые, — вынесла вердикт Аслауг, вытянувшись на гладком камне во весь рост.
— Да, хорошая компания, — согласился Юлиан, усевшись рядом по-индийски.
— …Хотя, — продолжила она, — я не понимаю эту сексуальную конфигурацию FMM.
— Я тоже не понимаю, но при общей симпатии в такой тройке, я думаю, это заводит.
— Да, может быть… Еще, я не понимаю: что они будут делать в Ливии?
— В хуррамитской Верхней Ливии, — поправил он. — Это совсем непохоже на умеренно-исламскую сепаратную Восточную Ливию или на шариатскую Большую Ливию.
Голландка-физик сделала паузу, сдвинувшись ногами в воду, и спросила:
— Что вообще такое хуррамизм?
— Такая религия, — консультант по ЯД пожал плечами. — Вроде, в их учении единый бог разделился на две зеркальные половины, между которыми возник материальный мир.
— Необычный способ сотворения мира, — заметила Аслауг.
— Не только способ сотворения мира, — сказал он, — еще и способ существования мира. Представь: наш мир между двумя божественными зеркалами.
— Да! — она кивнула. — Это как в гадании, когда ты встаешь между зеркалами и видишь бесконечные коридоры справа и слева. Считается, что там можно увидеть судьбу.
— Вот, как-то так, — Юлиан тоже кивнул. — Но еще интереснее, какая этика получается из такого мифа. Эти божественные зеркала одинаковы, но люди приписали им условную полярность: плюс и минус, правое и левое, добро и зло. Чтобы убедиться в условности зеркальных полюсов, хуррамиты устраивали оргии, нарушающие моральные догматы религий. В начале — зороастризма и иудаизма, позже — христианства и ислама.
— Вот это да! Веселая религия у хуррамитов. Как там у Урсулы Ле Гуин, напомнишь?
Юлиан Зайз сосредоточился и процитировал: «Свет — всего лишь левая рука тьмы, А тьма — всего лишь правая рука света. Два — это один, жизнь и смерть, лежащие Рядом, как любовники в кеммере, Как руки, что сплелись вместе, Как завершение пути и как его начало».
Аслауг покивала головой, и негромко произнесла:
— Гениальная тетя была Ле Гуин. И чертовски смелая.
— Это точно, — согласился он. — Ле Гуин умела создавать населенные миры с мифами и обычаями, логичными, но так непохожими на наш мир, что… Гениально получается.
— Вот то-то! — сказала Аслауг. — Так, а что будут делать аргонавты в Верхней Ливии?
— Всякое, — ответил Юлиан. — Похоже, что Хаким аль-Талаа понял, как делать бизнес на аргонавтинге. В порту Сус он уже выделил сектор верфи под арго-лодки, и притащил экспертов по организации производств с фугитивным персоналом.
— С фугитивным персоналом — это как?
— Это как в случае с аргонавтами. Талантливые, работоспособные и, в общем, хорошо образованные ребята. Но не склонные долго сидеть на берегу. Если они приходят — то следует сразу предложить им подходящую работу. А если они хотят уйти — то следует помочь им технически, ни в коем случае не стараясь удержать. Тогда они вернутся.
— Вот как? Значит, аль-Талаа думает, что аргонавты не уйдут навсегда в океан, а будут гулять и возвращаться к нему в Верхнюю Ливию?
Консультант по ЯД неопределенно пожал плечами:
— Так думают эксперты по организации производств, приглашенные им. По-моему, тут нормальный здравый смысл. Большинство аргонавтов не готовы к длительной жизни в открытом море без привалов в дружественном порту. Они не готовы ни технически, ни психически. Многие даже не станут выходить из уютного Средиземного моря в океан. Впрочем, аль-Талаа предлагает им легкий переход в океан и обратно. Его парни сейчас занимаются организацией морского шаттла — перевозчика арго-лодок в любой из двух ближайших океанов. На запад через Гибралтар к островам Кабо-Верде в Атлантику. На восток через Суэцкий канал, Красное море и Баб-эль-Мандебский пролив к Сейшелам. Сервис малобюджетный, схема безопасности ясная: никто в окружающих регионах не желает конфликтовать с командой, способной…
Он не договорил, потому что в этот момент радом вынырнули условные обормоты. Веснушка, старательно отфыркавшись, поинтересовалась:
— Ну, как, мы похожи на истинных древних ливийцев по генетическим параметрам?
— Прямо как с картинки, — пошутил Юлиан, — особенно Мичибичи похож.
— Так я это самое… — произнес мультиэтнический потомок оджибве из Милуоки, штат Висконсин, — я представитель североамериканской ветви истинных ливийцев!
— Сейчас он зальет спамом ваши мозги, — предупредила Веснушка, вылезая на скалу.
— Мичибичи продвинутый, — возразил Страшила, вылезая следом за ней.
— Не морочьте меня, иначе я собьюсь! — сказал Мичибичи, усаживаясь прямо в воде на скальную полку в полуметре под поверхностью. — Значит, в X веке истинные ливийцы частично переселились в Гренландию, а оттуда некоторые перебрались в Америку, на Великие озера. Там они встретились с индейцами оджибве, и это: натерлись, в общем.
— Ливийцы? — скептически переспросила Аслауг.
— Истинные ливийцы, — поправил Мичибичи. — Их называют викингами, но викинг — это профессия, а истинный ливиец — это этнос. Они были рыжими и коренастыми, как наш Страшила. Их девушки были тоже рыжие, но изящнее, как наша Веснушка. Вот ты так хихикаешь, Аслауг, а скажи: как звали главного гренландского викинга?
— Эрик Рыжий, — ответила голландка-физик.
— Вот! Рыжий! Что доказывает правильность истинно-ливийского происхождения.
— Обалдеть. Какое надежное доказательство, — прокомментировала она.
— Ха-ха! — ответил он, — Будто где-то в истории есть надежные доказательства чего-то.
— Про истинных ливийцев хотя бы генетика есть, — добавил Страшила.
Аслауг переместилась из лежачего положения в сидячее, и объявила:
— Ребята, вы не учитываете нечто важное из биологической истории человечества.
— Ух ты… — заинтересованно протянула Веснушка, — это какое нечто?
— Представьте себе огромную свалку, — начала голландка-физик. — На этой свалке, как в типичной стране Третьего мира, обитают бомжи. Они очень условно поделили свалку, примерно как старатели времен Золотой лихорадки, и ищут там всякие штуки и когда найдут — пытаются наугад применить в быту. Порой неудачно. Время от времени они переползают с участка на участок. А между тем, мусоровозы периодически скидывают новые порции всякой фигни на свалку. Так это устроено.
— Что — это? — спросил Страшила.
— Генофонд человечества, — пояснила голландка, — это та самая огромная свалка. Свалка фрагментов ДНК-кода, который хаотически пишется 4-буквеннным алфавитом. И эта процедура накопления мусора идет более двух миллиардов лет с эры докембрия, когда возникли первые многоклеточные — наши прямые предки.
Страшила почесал в затылке, и неуверенно возразил:
— Но ведь естественный отбор…
— Естественный отбор, — сказала Аслауг, — лишь отбраковывает такие комбинации фраз, которые оказались совсем неудачными. Как турнирная таблица Паралимписких игр. В соревновании кто-то вылетает, но выигравший не перестает быть инвалидом. Так вот: генофонд человечества — свалка. Геном человека состоит из трех миллиардов букв. Эти буквы местами образуют более-менее понятные фразы примерно по 3000 букв — гены. У человека где-то 20 тысяч генов — это 60 миллионов букв. Внимание… — тут голландка многозначительно пошевелила пальцами около своих ушей, — …внимание: 60 миллионов из трех миллиардов. Примерно 2 процента генома — это понятные фразы, кодирующие разные РНК и протеины для жизни. Остальное мусор…
— Алло-алло, я уже теряю нить! — перебила Веснушка.
— Ладно! — Аслауг хлопнула в ладоши. — Объясню просто: геном человека — zip-архив, в котором 2 процента это сжатая картинка человека, а 98 процентов это мусор, смесь из бессмысленного балласта и всякой вредной дряни вроде вирусов, червей и троянов.
Пауза — три аргонавта переваривали сообщение. Затем Мичибичи пошутил:
— Если бы нас создал бог, то я бы отправил ему претензию по качеству за такой кривой software. Но, блин, бога нет, только хаос и отбор, так что даже предъявить некому.
— Вернемся к истинным ливийцам и викингам, — продолжила голландка. — Конечно, если задаться целью то, можно проследить какой-то фрагмент генома по линии поколений и показать путь миграций предков современных носителей этого фрагмента.
— Вот! — обрадовалась Веснушка. — Мы как раз про это говорим!
— Это любопытно, но не более, — объявил свое мнение Юлиан. — По-моему, практически интереснее искать не предков, а потомков.
— Установление отцовства, что ли? — удивился Страшила. — Что в этом интересного?
— Без обид, Юлиан, но установление отцовства — это отстой, — добавил Мичибичи.
— Хотя, — продолжила Веснушка, — из-за дебильности среднего самца европейца, это на биогенетическом рынке самая продаваемая услуга. Чем меньше полезных генов может самец передать потомству, тем больше он озабочен их передачей.
— Согласно Докинзу, — с пафосом произнес Мичибичи, — это эволюционная стратегия продвижения генов дебильности в пространстве европейской брачной традиции.
— Кстати, да! — Веснушка кивнула. — Надежный путь! Ведь оба биологических предка получатся тупые. Самец это ясно, а самка только тупая переспит с таким самцом. Вот социологи гадают: откуда генетическая деградация в Европе, а ответ на виду.
Консультант по ЯД покрутил ладонью над головой и поинтересовался:
— С чего вы взяли, будто я имел в виду установление отцовства?
— Ты ведь говорил: искать потомков, — напомнила Веснушка.
— Так, леди-викинг, знакома ли тебе такая деятельность: искать решение задачи?
— По всему знакомо, — ответила она, — но при чем тут искать решение задачи?
— Пример, — сказал он. — Читала ли ты книгу «Бентос-Аргус» доктора Яна Хуберта?
— Конечно! Это такой обалденный фанфик по Жюль Верну про субмарину Наутилус и капитана Немо! — ответила Веснушка. Два ее бойфренда жестами показали, что также знакомы с этим произведением условного гуру аргонавтов. Аслауг развела руками:
— Похоже, я единственная тут, кто не читал.
— В двух словах сюжет такой, — сказал Юлиан. — Три девушки, поймав изрядные деньги, покупают некие советские раритеты 1980-х: 100-футовую субмарину «Бентиос-300» и ядерный мини-реактор «Аргус». Затем они находят четверых парней, которые могут и желают организовать компоновку этих раритетов в подводную яхту-атомоход. Проект реализуется, они уходят в море, навсегда… Кстати, именно из этой книги заимствован слоган аргонавтов: «чтоб континент не видеть»… Дальше всякие приключения, это не перескажешь, но вот важный момент: эти девушки — молекулярные биологи. И, чтобы устроить комфортное будущее для своих потомков, они создают генвекторики. Между прочим: термины «генлаб» и «генвекторик» тоже взяты аргонавтами из этой книги.
— А-а… — протянул Страшила, — так ты говорил про такие поиски потомков?
Юлиан Зайз выразительно похлопал себя ладонью по макушке и встречно спросил:
— А я похож на лишенца, увлеченного идеей установления отцовства?
— Ни фига не похож! — уверенно сказала Веснушка. — И потому мы удивились, когда ты запузырил про поиски потомков. Но ты, оказывается, вообще авангардно мыслишь.
— Вообще-то, было бы феерично, — заметил Мичибичи.
— Это про что сейчас? — поинтересовалась Аслауг.
— Так про это: про нюктон и марбендиллер.
— Уф… Мичибичи, а что, если в обыкновенной лексике?
— Да, извини, ты ведь не читала! Короче: «Нюктон» — называлась та субмарина. Это от «нуклеар» и «нектон». Нектон это существа, мигрирующие в толще моря.
— Еще от «Нюкта», это богиня ночной тьмы у эллинов, — добавила Веснушка. — Ведь для субмарины лучше всплывать ночью, чтобы военно-морской патруль не засек.
— А марбендиллер, — продолжил Мичибичи, — это генвекторик, который модифицирует обычного человека в марбендилла. Марбендиллы — это…
— Я знаю, кто такие марбендиллы, — перебила голландка-физик.
— Ты читала скрытые исландские саги? — немного удивился Страшила.
Она загадочно улыбнулась и сообщила:
— Вообще-то, я стажировалась в Кефлавике, и поэтому я почти каждый день каталась в Рейкьявик по берегу залива Хейфер через Квигювогар и мимо Хафнар-фьорда. В том фьорде, как говорят, йомен из Квигювогара заключил свою сделку с марбендиллом.
— Обалдеть по-всякому! — восхищенно выдохнула Веснушка. — Так что скажешь, можно сделать такой генвекторик, чтобы модифицировать человека в марбендилла?
— Я не биолог, — напомнила Аслауг. — Хотя, я думаю, между человеком и марбендиллом разница не больше, чем между обычной и водяной крысой. Если так, то, поскольку 90 процентов генома человек и крысы совпадают, можно отработать марбендиллизацию, используя крыс в качестве тестера. Дальше проверить на макаках, и… Рискнуть. Это я серьезно говорю: такой генетический финт сопряжен с риском.
Веснушка вскочила на ноги, и встала на цыпочки, протянув руки к небу, оказавшись в какой-то момент похожей на бронзовую статуэтку Афродиты Каллипиги, затем резко выдохнула и уселась обратно на камень, став похожей на русалочку из Копенгагена.
— Знаешь, Аслауг, по-моему, в этом мире все риск. Рожать — ужас, рождаться — кошмар, обычная жизнь — сраное говно. Будь выбор — я бы пропустила эту инкарнацию, и сразу родилась звездным котиком в Магеллановом облаке. Но выбора не было, такая фигня.
— Жизнь хомосапиенса — восхождение от утробы матери до трубы крематория, — снова пошутил Мичибичи в своем готически-циничном стиле.
— И наш геном оказался мусорной свалкой, — добавил Страшила. — По-всякому выходит: рисковать особо нечем.
— Ребята, а хотите хороший совет? — спросил консультант по ЯД.
— Не откажемся, — сказал Страшила.
— Так вот, мой совет: прекратите относиться к своей жизни, как к сраному говну. Если интуиция не подводит меня, а интуиция редко подводит меня в подобных случаях…
— Что тогда? — нетерпеливо перебила Веснушка.— Тогда для вас самое интересное только начинается, — договорил он.
Страшила покачал головой вправо и влево:
— Красиво говоришь, кэп Юлиан. Но лодки у нас теперь нет.
— Да, — невесело согласился с ним Мичибичи. — Враги потопили нашу арго-лодку, когда захватили нас в Атлантике, а на 3-метровом «Зодиаке» не получится жить.
— Ладно, мальчишки, — вмешалась Веснушка, — поработаем сезон на верфи в Сусе, вроде рабочие места там есть. Так, на новую лодку, наверное, хватит.
— Вообще-то, — сказал консультант по ЯД, обращаясь к ней — открыт быстрый путь. Для некого проекта нужен броский оружейно-морской брэнд, а ты потенциально то самое.
— Я — брэнд? — удивилась она.
— Да, ты, как сестра Руди, запугавшего Евросоюз, — уточнил он.
— И тогда что, арго-лодка даром? — подозрительно спросил Страшила.
— Вы получите лодку и роялти с проекта, — невозмутимо уточнил Юлиан Зайз.