#Бояръ-аниме. МИМ-2. Техномант

Глава 6

Я не испытывал таких ощущений с «антигравом», потому что тогда еще не умел чувствовать ману в себе. Для меня артефакт был просто чем-то вроде гранаты, которая вместо взрыва делала что-то другое.

Сейчас все было иначе. Вокруг меня как будто появилось что-то вроде магнитного поля, которое я мог ощущать. И профессор только что внес в это поле несколько магнитных материалов, которые я тоже ощутил. Но на самом деле это поле было магическим. Как и сами материалы.

Артефакты на подносе начали светиться разными цветами, превращаясь для моего взора из серых предметов в яркие игрушки. Я сильно захотел их взять в руки, потрогать и пропустить через них ману, как пытался делать на других занятиях. Но я сдержался. Всему свое время.

Преподаватель поставил поднос на стол, взял первый артефакт и повернулся к нам. Он показал странный предмет, похожий на букву омега, и сказал, что это «Сигнус», и он появился из разлома. Сила его была не очень велика, но полезна: при активации он создавал щит, защищающий от огня путем его охлаждения. Щит не был вечным и после поглощения определенного количества тепла уходил на перезарядку, самостоятельно восполняя свой заряд через время. С ним нельзя было ничего делать, кроме как использовать: его нельзя было вскрыть, передать его свойства другому предмету или подпитать маной.

Остальные артефакты уже были рукотворными. Сперва профессор показал толстую стрелу с светящимся оперением — «Сагитту». Она была сделана из артефактных материалов и, будучи наполненной маной, подчинялась магу. Ее пробивная способность увеличивалась, и она могла пробивать все, что маг мог представить. Но для управления «Сагиттой» требовалось много маны, поэтому такое оружие было редкостью, потому что просто никому не нужно. Артефакторы обычно недостаточно сильны для того, чтобы позволить себе такие траты маны, а те, кто могут себе это позволить — достаточно сильны для того, чтобы не нуждаться в этом артефакте.

Следующим был «скутус» — широкий браслет, который превращался в небольшой стальной щит. Он не требовал подзарядки маной, поскольку имел собственный запас, который постепенно пополнялся от мага. Щит защищал от многих физических атак, включая пули малых калибров.

Четвертым артефактом была «джокер» — простая игральная карта, которая ярко сверкала обрезами, словно под краской скрывается полированная в зеркало сталь. Несмотря на название, это была двойка треф. Но, когда преподаватель ею махнул, она внезапно превратилась в пятерку пик, а, когда перевернул вверх ногами — в короля бубей. Мало того — он взмахнул рукой еще раз, и одна карта разложилась сразу в целый идеальный веер, где номинал и масти шли по порядку друг за другом… И, разумеется, Чтобы «джокер» мог делать такие фокусы, его нужно было напитать маной.

Последним артефактом было кольцо с темным камнем. Кольцо называлось просто и ненавязчиво — «поводок», и было одним из самых распространенных, дешевых и востребованных артефактов в мире. «Поводок» привязывался к любому предмету, какой только душа пожелает, и, при активации, призывал этот предмет к хозяину. Имелись ограничения по весу, да и по размеру тоже, но все равно это была очень полезная вещь, пользоваться которой не брезговали и маги тоже. Бурков даже показал собственную руку, на которой красовалось кольцо его собственного «поводка», только не с желтым, а с красным камнем.

А вообще, как оказалось, артефакты могли делать много всего, даже то, что нельзя было сделать с помощью обычной магии, например, перемещать предметы или размещать их в одном месте, создавая пространственные карманы, где вещи не занимали места.

— Н-но с-само с-собой, что м-много артефактов од-дновременно использовать не п-получится! — продолжал профессор. — Это очень затратно п-по мане, особенно если артефакт с-сделан ч-человеческими руками. Д-даже я не с-смог бы к-контролировать все эти артефакты одновременно!

Я внимательно слушал, но на самом деле лишь выжидал момент, когда профессор даст нам поработать с артефактами. И вот на этом моменте у многих начались проблемы. Структурники, которые легко могли вить из свободной маны веревки, не могли активировать артефакты. Они по привычке вытягивали ману наружу, вместо того чтобы пропустить ее через артефакт. Поэтому они и не работали, кроме «Сигнуса», который всегда был готов к работе. У техномантов получалось взаимодействовать с артефактами с первой или второй попытки. У стихийников дела обстояли средне, а биоманты, похоже, вообще не понимали, что от них требуется.

Как-то так получилось, что я был самым последним, до кого добрались пущенные по рядам артефакты. И, когда они наконец оказались у меня в руках, когда я смог их пощупать, оценить, ощутить их — все изменилось.

Не было больше никаких проблем в том, чтобы изобразить что-то с помощью маны. Она испарялась с моих ладоней, пропитывая каждый артефакт, насыщая их, привязывая их ко мне самой крепкой из всей связей. Я видел их все изнутри, я понимал, как они устроены, я мог ими управлять, как частями своего тела… Да что там — я мог бы их повторить, если бы у меня были подходящие материалы!

— Т-тэр Стрельцов? — донесся до меня голос Буркова, будто из другой реальности. — Вы в п-порядке?

Я улыбнулся и открыл глаза, которые, даже будучи закрытыми, не мешали мне видеть чудеса, лежащие на моих ладонях.

— В полном порядке, — ответил я и поднял руки.

В левой я держал «джокера», зависшего прямо в воздухе дождем рассыпавшихся карт, словно время для него остановилось.

В правой — «скутус», закрывший руку до локтя, и «поводок», который подчинился моему требованию и уже призвал в пальцы то, к чему был привязан — какой-то тяжелый медный кубок, тронутый патиной.

А над плечом парила, ожидая мысленных команд, «сагитта».

То, что я раньше считал иронией судьбы, оказалось ее подарком. Мой бесконечный запас маны позволял мне управлять несколькими артефактами одновременно и даже «понимать» их. Один раз просветив «сагитту» своей маной, я запомнил ее структуру и теперь мог воспроизвести ее с тем же функционалом, только дайте подходящие материалы. «Поводок» был еще проще: я мог создать его сам, просто соединив два предмета с помощью маны.

Я перевел взгляд на «сагитту», и она, подчиняясь моим мыслям, сорвалась с места и долетела до двери, а потом вернулась обратно. Я слегка шевельнул пальцами, и «джокер», зависший в воздухе, снова сложился в одну тонкую карту, игнорируя гравитацию.

Я аккуратно сложил все артефакты на парту перед собой и поднял руку, как прилежный студент.

— Скажите, есть ли еще какие-нибудь интересные артефакты?

— К-конечно есть… — пролепетал Бурков, не сводя с меня взгляда. — Н-но их не п-положено… Т-так сразу… П-первокурсникам… Э-это… Д-дальше п-по п-программе…

— Ну хорошо, — я кивнул и опустил руку. — Я подожду.

— Эй, — шепнула мне Ада, ее глаза сверкали золотистым. — Я же говорила, что получится!

Я тоже улыбнулся ей, и в этот момент прозвенел колокол, возвещая о конце урока.

— Д-домашнее з-задание!.. — переполошился Бурков. — Д-домашнее… Ч-что я т-там… З-задание… А, ч-черт с ним, б-без задания!

Студенты радостно загудели и тут же забыли о том, что я только что проделал с артефактами. Они спешно засобирались, но я вышел из кабинета первым. На пороге я почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. Это был Бурков, и он смотрел на меня с задумчивым выражением, как срочно вызванный сантехник на пиво, текущее из крана вместо воды. Вроде и надо что-то исправлять, а вроде и исправишь — сделаешь только хуже.

На сегодня это было последнее занятие, за которым последовал ужин и свободное время в гостиной. Студенты разбились по группам, выполняя домашние задания преподавателей. Я немного понаблюдал за ними и решил заняться своим собственным домашним заданием, которое придумал для себя сам.

Я хотел создать первый артефакт. Для «поводка» подойдут два любых предмета, кольцо выбирают просто потому, что его удобно носить.

Но у меня было кое-что поинтереснее простого кольца. У меня был камень в груди, который, в отличие от кольца, невозможно снять и оставить где-то. Поэтому я решил привязать «поводок» к нему, а другой конец — к ледорубу. Я уже много раз жалел, что не могу призвать его к себе по желанию, поэтому выбрал именно его для эксперимента.

Я вытянул из себя нить маны и без труда пропустил ее через камень и рукоять ледоруба. Это оказалось проще, чем я думал, даже легче, чем сшить иголкой два куска тонкой ткани. Мановая нить словно сама стремилась проникнуть в предметы и остаться там.

Я резко оборвал нить и наблюдал, как ее конец медленно угасает. Но связь между ледорубом и камнем в груди осталась. Проведя рукой между ними, я даже почувствовал легкое сопротивление, как будто разорвал невидимую паутинку.

Я занимался всем этим в спальне, где не было много места, чтобы проверить, насколько все удалось. Пришлось бросить ледоруб на кровать Паши, ведь это была самая удаленная от меня точка, и призвать его обратно.

Через мгновение я с удовлетворением перебирал пальцами резиновую рукоять ледоруба, который появился в руке прямо из воздуха. Даже ремешок темляка оказался на запястье — все было в том же виде, в каком я зачаровывал предметы.

Пока остальные студенты учились превращать ногти в когти или создавать иллюзии глаз на затылке, я уже сделал свой первый артефакт! Он работал безукоризненно, и это — с первой попытки! Если так пойдет и дальше, я смогу легко воспроизводить все артефакты, которые мне попадутся. Это значит, что привести мой факультет к победе и получить кубок университета будет проще, чем я ожидал!

Ох, не тот вид магии назвали самым сильным в этом мире, ох, не тот…

До самого отбоя я развлекался с новой игрушкой, пытаясь понять, есть ли у нее какие-то ограничения. В итоге выяснилось, что ограничений нет — ледоруб всегда оказывался у меня в руках, независимо от того, где он находился: под подушкой, в закрытом шкафу или даже за каменной стеной, когда я выбросил его из окна. Надо будет на следующем занятии уточнить у Буркова, есть ли ограничения у «поводка», не может быть, чтобы их не было.

Но на следующем занятии, уже на следующий день после завтрака, нас ждал «аэробол». Так как это был единственный предмет, у которого вместо кабинета было указано «стадион», я решил, что это что-то вроде физкультуры.

Так оно и оказалось. А еще оказалось, что стадион — это та самая свернутая в восьмерку структура, которую я приметил еще на карте, но не понял, что она из себя представляет. Пять секторов высоких ступенчатых трибун окружали котлован, в котором расстелилась огромная широкая восьмерка с покатыми стенами. Это выглядело так, словно когда-то здесь была гигантская змея, свернувшаяся в два кольца, а потом она просто исчезла, оставив после себя пустое пространство.

Возле стадиона нас ждала преподавательница — молодая, спортивная девушка в топе и шортах. У нее были светлые волосы, собранные в хвост, а на руках и ногах были налокотники и наколенники. Под мышкой она держала открытый шлем, похожий на мотоциклетный.

— Доброе утро, студенты! — радостно поприветствовала она. — Я Виктория Пименова, ваш тренер по аэроболу! Это даже не предмет как таковой, это что-то вроде физкультуры, для общего развития… Так что нет, это не самый важный предмет, который вы будете изучать в стенах нашего университета!

Из толпы студентов раздались смешки, а кто-то тихо выдохнул: «Ну наконец-то…»

— И тем не менее, это не значит, что аэробол можно прогуливать! — Пименова в шутку погрозила пальцем, чуть наклонившись вперед.

— Да ни за что в жизни… Чтоб меня… — прошептал стоящий рядом со мной Дима, неотрывно следящий за грудью преподавательницы под спортивным топом.

— Пойдемте на стадион! — Пименова махнула рукой и первой шагнула в темный проход.

Дима громко сглотнул, и не только он. Я не мог не согласиться с ним — сзади у Пименовой было все так же привлекательно, как и спереди. Вот что делает спорт и активный образ жизни!

Правда, насладиться ее фигурой мне не удалось — внезапно поднялся ветер, который забил глаза пылью, и пришлось долго моргать, чтобы очистить их. А когда я поднял голову, то увидел, что погода стремительно портится — солнце спряталось за облаками, на горизонте появились тучи.

Но раз Пименова ведет нас внутрь, значит, у нее есть информация о погоде. Мы переглянулись и пошли за ней.

Мы вошли в стадион и оказались внутри той самой огромной восьмерки. Пол был земляным и плотно утрамбованным, как будто здесь неделю работал асфальтовый каток.

— Итак! — Пименова остановилась у деревянной стойки, взяла большой мяч, похожий на тот, что используют в американском футболе, и обернулась к нам. — Начнем с того, что такое аэробол! Это вид спорта, в который могут играть только маги. Играют они вот этим мячом, но это не так важно сейчас! Главное, что нам нужно освоить сегодня — это главный инструмент для игры в аэробол.

Она указала на стойку, где были два вида предметов: короткие доски, похожие формой на сноуборды, и маленькие дощечки с ремешками, выглядящие один в один как японские сандалии гэта.

Пименова взяла одну из досок и показала нам:

— Это аэродоска. А это, — она указала на дощечки. — Аэроконьки. Они сами по себе ничего не делают, потому что являются артефактами открытого типа. Вам нужно добавить немного маны, и тогда…

Она закрепила доску на одной ноге, подпрыгнула и поставила вторую ногу тоже. И зависла на доске в полуметре над землей, слегка покачиваясь и расставив руки для равновесия.

— Аэроконьки работают по такому же принципу, — объяснила она, слезая с доски и прикрепляя дощечки к ногам.

Пока она крепила их, снова поднялся ветер, который здесь, внутри стадиона, почти не ощущался. Но тучи над головой было трудно не заметить. Пименова бросила недовольный взгляд на небо, но продолжила занятие и показала, как работают коньки.

Я поднял руку:

— А есть ли разница между ними?

— Отличный вопрос! — Пименова указала на меня. — Да, есть! Доска сложнее в освоении, чем коньки. Аэроконьки не такие быстрые, но более маневренные. Доски используют только спринтеры и бомбардиры… Но это уже тема отдельного занятия, где мы рассмотрим правила игры и составы команд! А пока что разбирайте инвентарь и попробуйте хотя бы просто освоиться с ним!

Студенты загалдели и обступили стойку, разбирая коньки и доски. Большинство выбрали коньки, а доску взяли только я, Паша Красс, Дима Чуров и рыжая первокурсница, с которой мы вместе были в медпункте. Я никогда не любил коньки, а вот покататься на сноуборде в свободное время было бы интересно.

Оказалось, что аэродоска совсем не похожа на сноуборд. Она больше напоминала доску для серфинга. Она не стояла стабильно, а постоянно норовила завалиться вбок, как сноуборд, поставленный на кант. Приходилось держать равновесие даже для того, чтобы просто стоять на месте. Рыжая даже несколько раз упала, заливисто смеясь при этом — ей явно было весело.

Дима тоже упал, а вот Паша и я ни разу не упали. Теперь стало понятно, почему все так ринулись за коньками — они, похоже, знали, что это проще. Ни у кого из «конькобежцев» не возникло проблем с освоением.

Освоившись с основами управления доской, я решил попробовать двигаться. Доска охотно реагировала на наклоны. Если наклониться на переднюю ногу, она быстро скользила вперед. Если навалиться на заднюю ногу, она замедлялась, а потом даже могла покатиться задом, «в свиче», так сказать. Повороты тоже были простыми, как скейтборде — достаточно было наклониться и повернуть. Радиус поворота был довольно большим, но благодаря тому, что крепилась доска только к задней ноге, всегда можно было снять переднюю, и опереться на нее, чтобы развернуться.

Остальные студенты развлекались на аэроконьках, а самые смелые уже катались по полутрубе восьмерки, заезжая на вертикальные стены и разворачиваясь в верхней точке. Особенно выделялся Хромов, который явно не в первый раз надевал аэроконьки. Он даже позволял себе немного вылетать над вершиной восьмерки, явно рисуясь.

— Что, Стрельцов? — хмыкнул он, проезжая мимо меня спиной вперед. — Никак не можешь освоить маленькую досочку? Это потому что ты сам тупой, как эта доска!

Бедняга, он же пропустил урок артефакторики и не видел, что там произошло. Ну, ему же хуже.

— Я тебя и на этой маленькой досочке уделаю, как стоячего, — ответил я, сходя с доски на землю и подкидывая ее в руках легким толчком ноги. — Видишь кольца на шестах? Как думаешь, в какое из них пролезет твоя голова? Думаю, в самое маленькое — у тебя же мозгов, как у курицы.

— Ты бы следил за словами, — резко сказал Хромов, останавливаясь. — А то ведь отвечать за них придется.

— Отвечают дети на уроках, — спокойно ответил я. — А мужчины свое слово держат.

С неба упали первые капли дождя, но вместо того, чтобы впитаться в землю, они скатились по ней, как по плитке, и образовали ручеек. Стадион был построен с помощью магии, и строители позаботились о том, чтобы он не превратился в болото от дождя. Наверняка, из-за него даже игры не отменяют.

Но игры — это не уроки. Поэтому, как только начался дождь, Пименова тут же засуетилась и закричала, размахивая руками:

— Все в стадион! Урок окончен, быстро в стадион, укройтесь от дождя!

Студенты спешно понеслись ко входу в стадион на коньках, а те, кто был на досках, слезли с них и потащили в руках.

Внутри огромной восьмерки остались только мы с Хромовым. Он стоял на своих аэроконьках и смотрел на меня с прищуром.

Дождь уже лил вовсю, его потоки обтекали наши фигуры, но земляной пол стадиона оставался сухим, словно был покрыт каким-то водоотталкивающим материалом.

— Ну так что, — спросил я. — Погоняем?

— У меня есть идея получше, — злобно улыбнулся Хромов и достал мяч, тот самый, что показывала Пименова. — Мы сыграем!