Биение истинного сердца

Глава 28. О Буяне, океане и доме

Буян. Предрассветные сумерки.

— Арсений…

Избушку трясёт так сильно, что кажется она вот-вот развалится и упадёт прямо в океан, который с головой захлестнёт их своими водами, не оставляя вообще никаких шансов на спасение. Рукой Есения придерживает голову Арсения, сидя возле него на коленях, а сам Арсений в прямом смысле слегка левитирует над полом. Явление весьма редкое, и крайне тревожное, ибо левитирующий маг — либо очень сильный и владеющий древними техниками, либо такой же сильный и… мёртвый. Смерть обычных магов практически ничем не отличалась от человеческой смерти, кроме выхода энергии и воспарения её. В случае с сильнейшими и Буянорождёнными можно было изредка наблюдать, как их тела сами по себе немного отрывались от поверхности и парили из-за той самой выходящей энергии, которой обычно настолько много, что она начинала тянуть за собой тело. И если учесть, что Арсений сейчас вряд ли способен провернуть фокус с левитацией…

Есении хочется кричать. Скулить, разнести эту избушку самостоятельно, провалиться вслед за ним в небытие, сделать хоть что-то, чтобы он очнулся, но получалось только загнанно дышать и оглядываться по сторонам, судорожно перебирая в голове абсолютно всё, что она когда-либо видела, знала и не знала. Безжизненность Арсения разъедала Есению изнутри. Невыносимо медленно и мучительно. Она уже просто не могла видеть спокойно прикрытые веки, чуть приоткрытые губы, умиротворённую бледность. Казалось, что секунды растянулись в вечность…

А потом она почувствовала сильный удар.

И услышала, как травяная пыль взметнулась вверх, а затем медленно начала осаживаться на все поверхности.

Чувствуя себя в абсолютном вакууме, Есения медленно наклоняется к Арсению и касается его лба своим, а с губ нервным шёпотом срываются строчки их песенки. Как мантра. Как молитва. Как безмолвный крик о помощи, надежды на которую умерли ещё тогда, в самую первую Арсеньеву смерть. Есения одна. Опять. Снова. В тишине и боли, раздирающей изнутри. Настолько сильной, что она даже не чувствуется, словно стала такой же частью тела, как рука или нога. Это как тронуть горячую воду и ощутить холод. Боль, разумеется, догонит. И осознание настигнет тоже, накрывая лавиной, отключая сознание и переводя организм в режим выживания. Но, к счастью, это будет потом. А пока…

Вокруг что-то вновь шумит, слышатся какие-то голоса, что-то хлопает, кажется, что кто-то пытается касаться плеча, как-то тормошить, но Есения лишь дёргает этим самым плечом, стряхивая назойливое касание, и машет рукой, отгоняя неизвестно кого. У неё Арсений. Здесь, рядом, ещё тёплый. Есения пропускает сквозь себя всю энергию, передавая её Арсению. Его нужно вытащить. Опять. Снова. Любой ценой. Не обращая внимания на шум, на происходящее, забыв о том, что они сейчас в разваливающейся избушке. Есении плевать. Хоть руины, хоть яма. Главное вытащить. Отдать всю себя, но вытащить.

Чьи-то руки грубо отдирают её от Арсения и пытаются оттащить подальше, на улицу, наплевав на сопротивление. За спиной что-то кричат, пытаются сказать, вздыхают, но Есения не слышит. И не видит перед собой ничего и никого, кроме своего мага, которого нужно вытащить. Сейчас. Немедленно. Любой ценой. Пальцами она вцепляется в Арсеньеву кофту и отчаянно выворачивается из чьей-то хватки. Не отстанут. Уведут от Арсения. Заберут его. Не дадут ничего сделать. Опять. Снова. Глубоко вдохнув, Есения всё же отпускает кофту и позволяет немного себя оттащить. Но исключительно для того, чтобы не задеть ничем Арсения при превращении в кошку. На остальных Есении плевать. Кругом одни враги. Всегда так было. Ещё буквально пара сантиметров, и она окончательно выпустит из себя животную суть, разрывая когтями всех, кто посмел помешать. А потом вернётся к Арсению и вытащит. Обязательно вытащит. Любой ценой.

— Есения!

Звонкая пощёчина обжигает кожу и отвлекает, не давая перекинуться и растерзать всех мешающих в клочья. Схватив ртом воздух, Есения с трудом фокусируется на двух тёмных глазах перед собой, чувствуя, как пульсируют пальцы из-за так и не появившихся когтей. Она жадно вдыхает, плавая где-то на грани. Звериная суть проникает в каждую клеточку тела, обостряет зрение, даёт почувствовать себя более ловкой и мобильной, в нос ударяет стойкий аромат трав, пыли, чего-то влажно-солёного, пота, земли…

— Приди в себя! — Чьи-то руки с силой встряхивают её за плечи. — Ты жива! В сознании! Значит, и Арсений жив тоже!

Есения с трудом выдыхает, тормозя свою животную суть. Глаза напротив не желают зла. Несколько мучительных секунд на осознание, и она наконец различает перед собой Ёкки, а за ним обеспокоенных Буяновских существ, которые вообще не ожидали гостей. И, тем более, не ожидали увидеть перед собой такую картину. Перепуганные, не знающие, за что хвататься, готовые то ли бежать, то ли атаковать в ответ. Медленно вдыхая, Есения втягивает обратно животную суть и сглатывает, загнанно смотря на всех присутствующих. Птицы с человеческими лицами, люди-деревья, водяные существа, практически невидимые воздушные духи, огромные ящеры…

Буян.

Дом.

Они смогли добраться до безопасного островка среди враждебного мира. Долетели. Оставили проклятых магов где-то позади, и кажется, что всё, можно выдыхать, но что-то как-то не выдыхается, а тело начинает потихоньку потряхивать, затапливая всем тем, что временно уходило на задний план.

— Тише. — Ёкки прижимает её к себе, быстро подавая сигнал рукой кому-то за своей спиной. — Мы его вытащим. Всё в порядке будет. Сама посмотри, дышит твой Арсений. Вернём его. Будете и дальше вместе магов кошмарить и мир в порядок приводить. Нас много, что-нибудь придумаем. — Он утешающе ведёт рукой по спине. — Уносите.

— Нет!

Есения, прекрасно понимая, что собирается сделать Ёкки, моментально вырывается из его объятий и подскакивает на ноги, вставая возле двери, чтобы преградить путь Горынычу и Лешему, которые уже уложили Арсения на подобие носилок, состоящих из двух толстых веток и кожи, растянутой между ними. За спиной вновь слышны охи и вздохи, какое-то шебуршание, но Есении плевать. Она никому больше не даст разлучить её с Арсением.

— В этой развалине проводить осмотр — идиотизм. — Ёкки закатывает глаза, тоже поднимаясь на ноги и становясь напротив Есении. — Дай им отнести Арсения в нормальный дом, а мне отвести эту несчастную подальше от воды да в порядок её привести.

— Я пойду с ними. — Есения сурово смотрит на Ёкки, чувствуя, как существа, отскочившие в панике от избушки, вновь собираются в кучку, с любопытством пытаясь рассмотреть происходящее.

— Кто бы сомневался… — Ёкки качает головой, недовольно цокая, и уходит вглубь избушки, причитая себе под нос.

Есения кивает, разворачивается, хмуро оглядывая отступающих существ, и выходит на улицу, стараясь не подавать виду, что отчаянно хочется зажмуриться и ноги еле идут. Буян запомнился ей огромным местом. Тёплым, ласковым, светлым. А ещё ей запомнился огонь, пожирающий остров. Крики существ, лязг металла, энергетические взрывы. И огромные причудливые деревья, размеренно шелестящие своими листьями. Есения помнила речку, переливающуюся голубыми искорками, помнила гору, из которой эта самая речка брала своё начало. Помнила птиц, насекомых, тихие голоса местных жителей, которые никогда никуда не спешили…

Есения понимала, что её воспоминания скорее всего искажены детским любопытством и юношеским максимализмом. Понимала, что прогресс и изменения неизбежны, и была готова к тотальному разочарованию. К очередному чужому миру, к разрухе, к чему-то невероятно технологичному, ибо если уж Большая Земля с её вечными конфликтами шагнула настолько вперёд, то тут и подавно должно быть что-то, что обычно описывают в фантастических книгах. Левитирующие дома, например, полностью роботизированный остров, искусственная атмосфера…

Есения понимала, что может увидеть здесь что угодно, но совершенно не была готова к тому, что Буян всё ещё оставался абсолютно таким же Буяном. К счастью, без огня и криков, но… Такой же. За тысячи лет не изменилось вообще ничего. Есения, кажется, даже камень помнит, что лежит сейчас под ногами. Те же деревья, та же трава, те же щебечущие птицы и редкие насекомые, те же цветы, песок, камни, скалы… И существа — те же. Есения не увидела ни одного нового лица и мордочки. А прошлые оставались абсолютно такими же. Не изменившиеся, не постаревшие, в тех же одеждах, если у кого-то была потребность прикрыть тело. И за деревьями виднелись те же редкие деревянные домики, которые Ёкки заставил всех построить. А то спали где придётся, немногочисленные вещи хранили под деревьями или возле камней, питались просто срывая по дороге то, что растёт…

— Добро пожаловать домой, Кэс Эну. — Леший, усмехнувшись, проходит мимо неё, удерживая носилки вместе с Горынычем, а рядом, но не подходя близко, пробегают его помощники, чем-то напоминающие маленькие кустики.

Сглотнув, Есения начинает идти за ними следом. Она даже не может выдавить из себя просьбу быть осторожнее с Арсением. Мутит. То ли от нервов, то ли от не самого лёгкого полёта, то ли от внезапного возвращения в прошлое. Всё такое же. Трава колыхалась так же размеренно, деревья шумели одинаково, солнце подогревало ровно, светило так же мягко, ветерок дул в том же направлении. Даже следы от её когтей на ближайшем дереве всё ещё сохранились так хорошо, словно их вчера нанесли. И палка, которую Горыныч когда-то кидал в воображаемые мишени, лежала на том же месте, на котором они её оставили. Есения не могла её перепутать. С одного конца заточенная как копьё, а с другого половина ветки срезана вдоль и на стволе нацарапано солнышко Есеньевскими когтями…

— Мне тоже не по себе. — Горыныч, быстро взглянув на Есению, переступает через корень, который использовался в детстве как препятствие для прыжков.

Машинально кивнув, Есения тоже переступает через корень. Она без каких-либо проблем может обойти весь остров с закрытыми глазами и отключенными чувствами. Двадцать шагов после корня, слегка сместиться вправо, обойти дерево, ещё шагов пятьдесят и дойдут до домика Лешего. А если его обойти, то дальше будет мостик через реку, лесок и Есеньевский дуб. Если свернуть вправо после дуба, то там стояла избушка Ёкки. Если пойти прямо — гора Горыныча. Налево — обитель крылатых существ. Есению там особенно не любили по понятным причинам.

И домик Лешего стоял такой же. Есения в нём практически не бывала, ибо отхватывала от хозяина за порчу деревьев, а кустики постоянно её пугали, сначала заманчиво шурша, а потом выпрыгивая прямо на неё, но всё равно прекрасно помнила. Сложенный из брёвен, с небольшими окошками, у которых вместо стёкол слегка мерцало энергетическое поле, а чтобы открыть дверь, Леший каждый раз слегка приподнимал её, иначе она начинала скрипеть, беспокоя половину острова. Помня об этом, Есения берётся за ручку и осторожно открывает дверь, приподнимая, и отходит в сторону, придерживая её и пропуская Горыныча с Лешим внутрь. Этот домик меньше, чем у Ёкки, и им приходится медленно протискиваться, чтобы не потревожить Арсения.

Есения то и дело шагает ближе, толкаясь с Горынычем. Хочется самой схватить Арсения и донести до кровати, а ещё лучше убежать с ним куда подальше и никого не подпускать, но она лишь внимательно смотрит за тем, как несут её мага, путаясь под ногами. Носилки укладывают прямо на соломенный матрас, не заморачиваясь с перекладыванием, и Есения вновь пытается прорваться к Арсению, сесть рядом, коснуться, но Горыныч уверенно встаёт перед ней и не даёт подобраться ближе, пока Леший водит над Арсением своими руками-ветками.

Тихонько рыкнув на Дениса, Есения медленно и глубоко вдыхает. Всё ещё тянет броситься к Арсению, оттолкнуть Лешего, выгнать всех отсюда, остаться один на один и… Есения честно без понятия, что ей делать и как помочь. И она прекрасно понимает, что устраивать здесь и сейчас разборки с теми, кто желает исключительно добра — весьма глупо и вообще никак не поможет Арсению. Поэтому, так же медленно выдохнув, Есения на секунду прикрывает глаза, стараясь унять то бушующее пламя внутри и хотя бы немного успокоиться.

— Живой. — Леший кивает сам себе и отходит от Арсения, предположительно, в сторону кухни.

Есения позволяет себе только схватить ртом воздух и сжать зубы, вновь заталкивая возмущение куда подальше. Она не дурочка, поняла уже, что Арсений вполне себе живой, только вот понятнее от этого не стало. Что делать, надолго ли это состояние, есть ли хоть какие-то шансы его вытащить или он окончательно стал овощем, чем помочь, можно ли касаться… Денис хлопает её по плечу и идёт на выход, бросая напоследок, что пойдёт поможет Ёкки с избушкой и ступой. А Есения так и стоит. Стоит и смотрит на умиротворённое лицо Арсения, пытаясь разглядеть на нём хотя бы микроэмоцию.

— Не переживай. — Леший возвращается с какими-то баночками, висящими на руках-ветвях, и куском ткани на плече. — И силу свою на него не трать. Буян подпитает — очнётся.

Есения косится на Лешего, который невозмутимо стряхивает баночки прямо на матрас возле ног Арсения, берёт ткань и начинает её рвать на мелкие лоскуты. Ёкки рассказывал, что Леший чуть ли не первый житель Буяна. Мудрый хранитель природы. Есению он пугал в детстве. Ходил весь такой суровый, похожий на дерево, гонял постоянно… За дело, разумеется. Сейчас-то Есения это прекрасно понимала и становилось даже немного стыдно, за то, что они с Горынычем вытворяли…

— Ну не стой столбом. Сядь. — Леший, не оборачиваясь к ней, открывает, потянув за верёвочку зубами, бутылёк с мутно-зелёной жидкостью, резко пахнущей травами, смачивает лоскуток и протягивает его Есении. — На лоб ему положи.

— Здесь всё так же. — Есения, решая отвлечь себя разговорами, переступает с ноги на ногу, берёт кусочек ткани в руку и подходит ближе к Арсению, устраиваясь на полу возле его головы. — Почему?

— Комфорт убивает прогресс. Отсутствие конкуренции — развитие. — Леший жмёт плечами и откупоривает второй пузырёк. — Мы видели, что происходило на Большой Земле. Верум закрыл возможность вылетать и прилетать, но видимость ограничил только с Большой Земли. — Смочив ещё пару лоскутов, он обматывает ими запястья Арсения.

— Тем более не понимаю. — Есения хмурится, осторожно касаясь пальцами щёк Арсения. — Вы видели, что там происходит. Знали, как можно. И… Ничего?

— А зачем? — Леший поворачивается к Есении и долго на неё смотрит. — Мы живём в полной безопасности. В комфортном климате, в изобилии энергии и еды. Мы равны между собой. Нет ни слабых, ни сильных. Каждому хватает места. Нам не о чем спорить, не за что воевать, нет необходимости куда-то стремиться, чтобы элементарно выжить. Буян с его изобилием энергии позволяет жить практически вечно и нет необходимости передавать кому-то знания и умения. К тому же, все эти технические средства — удел олюдевших. Буян — не такой уж и большой остров, чтобы была необходимость изобретать автомобили или самолёты. Да и перемещаться из точки в точку мы можем не рискуя застрять где-либо, ибо остров стабилен. Еду готовим с помощью магии, одежда нужна далеко не всем, а кому нужна — без проблем приводят её в порядок той же магией. Нам просто это не нужно.

— Вы столько лет просто сидели и… Что? — Есения медленно поворачивает голову к Лешему. То, что он прекрасно объясняется и практически предугадывает вопросы — не пугает. Здесь все существа так или иначе способны настраиваться на мысли собеседника и улавливать дальнейший ход разговора. К тому же, если они могли наблюдать за Большой Землёй, то от пробелов в знаниях вряд ли страдают.

— Мы ждали. — Леший внимательно смотрит на обувь Арсения. — Сними и намажь. Ты с руками, тебе удобнее.

— Чего ждали? — Есения переползает к Арсеньевым ногам, снимает берцы, носки, берёт протянутый бутылёк, открывает его, принюхивается, морщится и, смочив лоскуток, обтирает ступни. — Открытия? Новых врагов? Что само всё как-то изменится?

— Мы здесь, чтобы оберегать остров. — Леший собирает все бутыльки на свои руки-веточки. — Вот и оберегали. Ждали возвращения Верума. — Он коротко вздыхает. — При Черноморе мы быстро научились воевать. Затем научились восстанавливать остров. Думали, надо бы как-то дополнительно защититься, но увидели купол, что Верум растянул над нами, и решили заняться этим попозже. Вот сейчас дождёмся его пробуждения, и сделаем что-нибудь. Наверное. Ты посиди с ним. Скоро должен прийти в себя. — Леший неспешно разворачивается к выходу. — Пойду я. Надо остров обойти. Весь режим мне сбили. — Он качает головой. — А ты вместо того, чтобы силы свои тратить, лучше бы разделила с ним происходящее.

— Как? — Есения поворачивается ему вслед, но Леший даже не пытается как-то остановиться, повернуться, объясниться и просто выходит из домика.

Тяжело вздохнув, Есения вновь переползает к голове Арсения, от которого теперь слишком сильно пахнет травами, и вновь касается пальцами его щеки. Разделить… Есения с радостью бы на себя это всё забрала, если бы знала, как. Качнув головой, она укладывает голову рядом с Арсеньевой и пытается хотя бы немного заглянуть в него, чтобы понять, насколько там всё плохо…

Тёплая вода искрится и переливается под ярким солнышком. Над головой пролетают редкие птицы невиданной красоты, вокруг только бескрайний океан, без намёка на сушу, а внизу… Сквозь чистейшую воду виднеются разноцветные рыбки, стайками переплывающие из стороны в сторону, коралловые рифы, поражающие своими формами, светлый песок, камушки…

Один из них явно выбивается из общей массы. Он чуть больше остальных, переливается голубоватыми искорками и так и манит прикоснуться… Глубокий вдох и с головой под воду, чувствуя, как тело моментально адаптируется к новой среде. Тёплой, ласковой, приятной. Всё ближе и ближе к камушку, пока наконец не получается коснуться его. Такой гладкий, неожиданно тёплый и…

Перед взором появляются два голубых задорных огонька, пляшущих в глазах напротив. Моргнуть, и можно различить счастливейшее лицо, услышать задорный неповторимый смех, уловить шелест деревьев, немного душную, но всё равно приятную жару, и почувствовать, как обладатель самого лучшего смеха на свете медленно приближается, обвивая руками и слегка бодая лбом, и обнимает. Крепко. Счастливо. Спокойно. А рядом чувствуется временный дом. Ужасно уютный, в котором предстоит провести ещё много времени, наполненного радостью, теплом и поддержкой верных и сильных друзей…

Осознание будто щёлкает в голове, и одна рука взмывает ввысь, принимая в себя молнии энергий, а вторая рука уверенно лежит на камне, уводя в него всё принятое. Он словно губка принимает всё в себя и растёт. Всё сильнее и сильнее, пока не поднимается над уровнем моря. А затем и вовсе начинает разрастаться в красивый остров, жадно впитывая всю энергию. Когда до ушей доносится крик феникса, руки сами перестают перенаправлять энергию, а голова поворачивается в сторону, где вдалеке упало перо, рождая в том месте источник энергии на острове. Родник, из которого взяла начало речка, растёкшаяся по острову и вдохнувшая в безжизненную пустыню жизнь…

— Видела?

Есения выдыхает, закашливаясь из-за подступившей желчи. Картинки противным калейдоскопом возвращаются к реальности, и мир вновь становится тошнотворно прошлым. Зато до мозга медленно, но верно доползает осознание, что Арсений лежит, развернув к ней голову и смотрит, лениво моргая. Живой. Говорящий. Ещё бледный, но зато вполне в сознании…

— Всё видела. — Есения обессиленно прикрывает глаза и сглатывает противный ком.

Хочется вскочить, обнять Арсения, осмотреть его всего, убедиться, что всё в порядке, что правда живой и больше ничего не угрожает, но сил не хватает даже на то, чтобы пошевелить руками. А Арсений рядом возится, кажется, убирает с себя лоскуты, и зарывается пальцами в волосы, пропуская через них энергию. Есения, если честно, вздремнула бы пару часиков. А лучше пару суток, перекинувшись в кошку. Но даже на это нет вообще никаких сил. Она как выжатая тряпка, которой целый год непрерывно намывали подъезды. Даже радости внутри нет. Только бесконечная усталость и непонимание происходящего. Вроде только-только вообще не подавал никаких признаков жизни, а уже ощущается вполне живым. На большее понимание его состояния Есении не хватает. Хочется и надо бы влезть, посмотреть, убедиться, но…

— С Буяном я закончил, потому что создал всё необходимое. И сам остров, и существ, обитающих на нём. Это всё… — Арсений тихо вздыхает. — Результат моих экспериментов. Большой Земли я так не касался. Но видел и формирование магов, и появление необычных фамильяров на островках смешанных энергий. Но силу даровал только тебе. И… Есь, я не должен был привязывать тебя к себе. Поэтому, если ты вдруг захочешь…

— Что ты такое, Арсений? — Есения перебивает его, не открывая глаз. Мир ощущается противно ненастоящим. Какой-то галлюцинацией, бредом, сном, чем угодно, но не реальностью. Есении словно выключили вообще все чувства, оставив только бесконечную усталость где-то посреди темноты.

— Я… — Арсений надолго замолкает, и Есения даже начинает проваливаться в сон, но вновь слышит его голос. — Я не совсем маг. Не совсем волшебное существо. Я часть той энергии, которая пролилась на землю из космоса метеоритным дождём. Осевший на стыке энергий и каким-то образом сохранивший в себе необходимое количество частиц, чтобы воплотиться в наиболее подходящее на тот момент, разумное и сильное существо. Это было в каком-то ключе в горах. И осознал я себя местным существом уже будучи взрослым, если объясняться этим языком. Поэтому ребёнком я никогда не был в привычном понимании. А так… У частиц нет личного сознания. Они знают одновременно всё, но не владеют ничем. Там нет прошлого, нет будущего, нет времени в принципе. Это просто информация. Поле, существующее сразу везде и нигде. Всегда в движении. А здесь я ощутил себя отдельной единицей. Изучал мир, наблюдал за его развитием… Мне так нравились птицы… Особенно совы. Бесшумные охотники, способные видеть в темноте, словно ты сам свет. Грациозность кошачьих поражала… Возможно, именно поэтому я так за тебя и зацепился... Но сильнее всего меня манил океан. Я мог часами лежать на воде, вглядываясь в бескрайнее небо, слушать шум волн, шуршание песка на дне… В один из таких дней я и обнаружил тот самый камень. И увидел нас. Вероятно, там так же осела концентрация частиц, для которых всё едино. Прошлое, будущее, настоящее… Оно существует одновременно, и для одной частицы возможно оказаться в любом моменте. Для скопления — сложнее. Я не понимаю, как, но при определённой концентрации начинает работать время и всё остальное…

Буян. Вечер. Домик Лешего.

Нос противно чешется из-за ароматов трав. Есения морщится, трёт его рукой и… Чихает, вызывая волнение энергии вокруг. В другой части дома что-то шумит, и Есения, нехотя, всё же открывает глаза. Понять, какое сейчас время суток, не получается из-за плотно завешанных окон. То ли шкурами, то ли кожей. Есении, если честно, всё равно, что там болтается. Она потягивается, чувствуя, как тело неприятно поднывает из-за жёсткого матраса, и садится на кровати, потирая глаза. Свет ей не особо нужен, благодаря кошачьему зрению, да и спать давно уже привыкла в самых непригодных для этого местах, но всё равно здесь было как-то неуютно. Тесно. Чуждо.

— Проснулась? — Арсений заходит в комнату с подносом в руках, а за ним летят шарики энергий, освещая комнату. — Ты вырубилась где-то на середине рассказа. Я тебя переложил и…

— Всё в порядке? — Есения внимательно смотрит на него, чувствуя практически ничего. То ли последние события окончательно добили нервную систему, то ли Арсений постарался.

Единственное, что Есения понимала кристально ясно — Арсений выглядел не просто живым, а так, будто не он совсем недавно лежал без сознания. Высокий, сильный, от него так и веяло мощью и мудростью. Есения сглатывает и на всякий случай щипает себя. Ощущение нереальности отчаянно не хочет покидать, но какого-то нового пробуждения не наступает, а внутри чувствуется нежное касание спокойствием, и тихий порыв вскочить и обнять Арсения отступает, оставляя вместо себя только что-то тёплое и расслабляющее. Есения выдыхает, чувствуя себя марафонцем, который добежал первым до финиша, отдышался, оглянулся и наконец осознал, что он это сделал и в ближайшее время больше никуда спешить не нужно. И волноваться тоже.

— Да. — Арсений кивает и осторожно устраивает поднос на коленях Есении, садясь рядом. — Поешь. — Он запускает руку ей в волосы и тыкается носом в щёку. — И прости, что допустил твоё падение в мои воспоминания. Это слишком тяжело. Любой другой не выдержал бы такой глубины.

— Обычно я беру на себя слишком много ответственности. — Есения тихонько усмехается, принюхиваясь к ароматному мясу и картошке, которые лежали на подносе.

— Больше не придётся. — Арсений качает головой, ведя носом по щеке, и отстраняется. — Даже если решишь разорвать между нами связь, то я всё равно не допущу больше твоих страданий.

— Ты не в порядке. — Есения тяжело вздыхает и берёт мясо руками. Столовые приборы на Буяне особым спросом не пользовались. — Если додумался до такого бреда.

Арсений рядом цокает, но ничего не отвечает. А Есения всё же чувствует, как у неё внутри повозились не только со спокойствием, но и с эмоциями и перегрузкой тоже. И щёку Арсений подправил. Есения поворачивается к нему, чтобы спросить зачем он это всё натворил, если восстановление — просто вопрос времени, и можно было не отключать все эти чувства, но замирает, так ничего и не сказав. Арсений в очередной раз изменился. В нём больше не было обыкновенного мага-поисковика Арсения Тернитасова. Неуверенного, без цели в жизни, плывущего по течению и смотрящего на мир сквозь серые очки. Теперь здесь сидел кто-то очень сильный, с отпечатавшейся суровостью и холодом на лице, но ужасно тёплый внутри, хоть и не показывающий этого. Сильнейший среди всех существующих. Мощный. Способный подчинить одним лишь взглядом и убить взмахом руки. Есения качает головой, откусывая кусочек. Не совсем маг, значит. Не тело, в котором течёт энергия, а энергия, нашедшая воплощение в теле… И, судя по всему, не Тёмная…

— Я всегда был амбимагичен. — Арсений встаёт и подходит к окну, осторожно отодвигая кусок кожи. Энергетические шарики попытались последовать за ним, но передумали на полпути и взметнулись к потолку. — Но видят меня по-разному. Для одних я Свет, для других Тьма. Но это лишь их восприятие, никак не влияющее на истинную суть. То, что во мне видят, зависит от внешних факторов, от принадлежности мага и от моего личного состояния. Если маги видят вокруг Тьму и мрак, то и меня будут видеть таким же. А если настроены на Свет, то во мне его тоже разглядят.

— Попав на Большую землю, я видела только ужасы и смерть... А в нашу первую встречу ты один стоял перед целой армией и знал, что их скоро не станет. Поэтому я увидела тебя Тёмным. — Есения кивает, откусывая ещё. Мясо сильно отличается от того, что обитает на Большой Земле. И это не удивительно. Здесь его выращивают магией, чтобы не убивать животных. Здесь в принципе всё на магии живёт и растёт. И оно всё безумно вкусное, но… Не такое. Не то. Чужое.

— Да. — Арсений тоже кивает. — И я не всесильный, не Бог, не бессмертный… Меня здесь в принципе не должно было быть… В таком виде.

— Но ты есть.

— Есть. — Арсений вновь кивает и отходит от окна. — И я не знаю, что с этим делать, Есь… — Он задумчиво вздыхает. — Думал, моя миссия привести мир в порядок. Уравнять магов, энергии… В этом мире такое называют ответственностью за причинённое действие. Наша энергия, пролетая мимо, разлилась на планету и сделала её другой. Не равной. И мне казалось, что я должен проследить за этим всем, проконтролировать. Убедиться, что не уничтожим, а наоборот усилим... Но я не могу взять магов и сделать равными. Как бы ни хотел… А все почему-то твердят обратное. Пока ты спала, я прошёлся по острову, помог Ёкки избушку на место поставить и подлатать её, поговорил с местными… Знаешь, что они говорят? Что я и так привёл Большую Землю в порядок. А я ведь кроме смерти ничего не принёс магам. Да, после того как они нас якобы прокляли, там установилось какое-никакое равенство. Так сильно больше не конфликтовали, научились жить более-менее мирно, приняли правила, за которыми строго следили Судьи… Но ведь это не моя заслуга. Это последствия множества ошибок. Последствия экспериментов, которые несли боль и разрушения. Тебя вон обрёк на бесконечные страдания… И все теперь думают, что я собираюсь доломать их мир. И… Они ведь правы, Есь. И правильно делают, что боятся. Правильно хотят избавиться…

Если бы Арсений не приглушил ей всё внутри, то Есения уже высказалась бы. В красках и крайне эмоционально. Не может быть правильным желание избавиться от того, кто поставил этот мир на ноги и не дал ему умереть ещё в зародыше. Есения доедает картошку, чувствуя, как силы начинают приливать. И дело не только в том, что здесь всё пропитано энергией. Арсений своими руками сотворил мощный допинг, вкладывая в каждое действие всю свою любовь и заботу.

— Я хочу гулять. — Есения отставляет поднос на кровать и поднимается на ноги, быстро споласкивая руки, собрав воду из окружающего пространства. Умывальники здесь тоже не уважали.

Арсений удивлённо вскидывает брови и кивает, выходя из комнаты. А Есения вновь чихает, волнуя энергию, и фыркает на встрепенувшиеся шарики энергий. Кажется, на Буян у неё аллергия. Или на изобилие сушёных трав. Хотя детство у Ёкки обошлось без постоянных чиханий… А может, это дом Лешего так влияет. Есении здесь тесно, неуютно, некомфортно. Настолько, что даже рядом с Арсением здесь тошно и хочется сбежать. Совершенно по-глупому, максимально быстро и, желательно, подальше.

— Они не правы, Арсений. — Есения выходит на улицу и с нескрываемым удовольствием вдыхает ночную прохладу. — Они напуганные недоразвитые дикари.

Есения оглядывается, замечая вдалеке Лешего, который размеренно ступает по протоптанным тропинкам, а рядом семенят его помощники. В том же темпе и по тому же маршруту, как и тогда. Оглядывается абсолютно так же, осматривает деревья, вглядывается в траву… Гамаюн — птица с человеческим лицом — пролетает над деревьями, напевая всё ту же песню, что и всегда. По идее она должна знать и прошлое, и будущее, но никогда и никому ничего не рассказывала. Лишь летала, смотря на всех свысока. И сейчас летает. Если замереть, то можно услышать, как плещется русалка в своём небольшом пруду, укладываясь спать. Хвостом в воде, туловищем на траве. Абсолютно так же, как и тогда. Кажется, что можно даже полёт насекомых предугадать. Закаты и восходы здесь всегда проходили в одно и то же время. Действия бесконечно повторялись…

Чуть качнувшись, Есения начинает идти по дорожке, которая не стала ни шире, ни уже. Здесь идеальное место, если так подумать. Предсказуемое, стабильное, без каких-либо сюрпризов. Можно вообще не напрягаться и жить в своё удовольствие, не думая вообще ни о чём. Кажется, Есения несколько тысячелетий мечтала именно об этом. Почему же тогда так тошно видеть знакомую и безопасную картинку…

— Грубо. — Арсений качает головой, следуя за Есенией.

— Ну… — Есения ненадолго тормозит посреди дорожки и идёт дальше. — Правда не цветочки. А ты не хочешь доламывать мир. А я…

Есения останавливается возле своего дуба, пытаясь осознать, чего именно ей хочется, и запрокидывает голову, рассматривая светящуюся крону и яркие звёзды над ней. Хоть что-то на этом острове не тошнотворно такое же, а родное и ценное. Даже скромный домик, больше похожий на кривой шалаш на ветках, вызывал улыбку, а не округлившиеся глаза и «почему всё так же». Дуб всегда был чем-то не совсем таким на этом острове, как и сама Есения. И сейчас, смотря на его крону, она понимает, что когда-то выбрала его именно поэтому. Такое же чужое на родной земле. Завезённое. Есения хмурится, чувствуя, как Арсений мягко проводит рукой по её спине. Дуб — не местный, как и Есения. Его Арсений сюда привёз с Большой Земли и посадил. Потому что это было чуть ли не единственное дерево, которое выросло на полянке единой энергии, где когда-то играла Есения в ожидании своего мага.

— Мне всегда нравились деревья-светяшки. — Есения отлипает от созерцания дуба и оглядывается вокруг. Абсолютно все деревья светятся, создавая по всему острову уютный полумрак. Достаточно светлый, чтобы не спотыкаться и не теряться в темноте, но не яркий и не бьющий по глазам, как фонари на Большой Земле.

— Это биолюминесценция. — Арсений улыбается, подходя вплотную, и прижимается, обнимая за плечи. — Мне всегда нравились светящиеся волны от планктонов, а с фонарями, сама понимаешь, тогда были некоторые проблемы, ибо их не существовало ещё, и я придумал, как внедрить планктон в деревья, чтобы и ночью можно было видеть свет.

— Гениально. — Есения заворожённо смотрит на первозданную красоту. — Ты не хочешь уничтожать мир. А я… — Есения замирает на секунду, кристально ясно понимая, чего именно ей так хочется. Ужасно странного, максимально нелогичного и весьма неожиданного даже для самой себя. — Я хочу домой, Арсений. — Есения разворачивается к нему и заглядывает в глаза, которые переливаются нежным светом.

— Так… — Арсений хмурится, непонимающе оглядываясь. — Ты дома.

— Нет. — Есения качает головой. — Я не местная, Арс. Здесь хорошо, спокойно, безопасно, но… Даже не ёкает, понимаешь? Всё абсолютно такое же, но чужое. Не моё. Будто… Ну не время сейчас для спокойной и однообразной жизни. Они ведь тут тысячелетиями делают одно и то же. А я вышла на пять минут, и мне уже тошно. Как представлю, что всю оставшуюся почти вечность буду ходить туда-сюда и ничего не делать… Уж лучше к недоразвитым дикарям.

— Я, кажется, переборщил, да? — Арсений кладёт руку на плечо Есении и ослабляет всё наложенное. — Нас там немножечко убить хотят.

— Аргумент. — Есения морщится, понимая, что сон практически не помог от усталости и нервного истощения. Зато восторг от понимания того, что Арсений рядом, в сознании, с полными силами, начинает затапливать всё тело тёплыми волнами, и, несмотря на усталость и обессиленность, хочется прыгать от восторга и на всякий случай ещё пару раз себя ущипнуть. — Но я всё равно здесь со скуки помру через пару месяцев.

— Можем устроить здесь прогресс. — Арсений жмёт плечами. — Увеличить остров, создать новых существ…

— Ну уж нет. — Есения фыркает, качая головой. Прыгать и радоваться хочется, но сил хватает только на то, чтобы удерживать себя в вертикальном положении. Удивительно, что Арсений ничего не говорит и не тащит отлёживаться, а спокойно стоит рядом и мягко поддерживает своей энергией. — С Буяном ты закончил. Пойдём Большую Землю кошмарить.

— Я сейчас до конца всё сниму. — Арсений выпрямляется, становясь серьёзнее и ещё более грозным, мощным и могучим. — Ты их своей полудохлостью решила закошмарить? Или в помри или умри поиграть? Есь, ты стоишь еле-еле! Какая тебе Большая Земля? Мало того, что тебе физически нужно восстановиться, так ещё и мышление пострадало. Да, я могу это всё подлатать и вернуть как было, но это будет лишь заплаткой, пластырем, под которым должно всё зажить. А если со мной что-то случится на Большой Земле? Вряд ли нас там будут ждать с цветочками. И хоть я и живучий, но есть слишком много ситуаций, в которых не смогу поддерживать твоё состояние. А без этого будет крайне плохо, поверь. Ты вообще сейчас лежать должна и сил набираться после такого погружения, а не ходить и деревья рассматривать!

— А если восстановлюсь? Вернёмся? Они ведь не остановятся…

Арсений прикрывает глаза и надолго замолкает, размеренно дыша. В мыслях — абсолютнейшая пустота, хотя он и не думал закрываться. Такое всё же чувствуется. Есения его не беспокоит. Только с ноги на ногу переминается, разглядывая светящиеся деревья. Арсений вполне может отказаться от этой затеи. Вновь прикрыть остров и оставить всех спокойно здесь существовать. И будет прав. А Есения это примет, не пойдёт против желания своего мага. Придумает себе здесь развлечения, чтобы со скуки не помереть… И всё равно внутри тихонечко горел огонёк надежды, что Арсений не останется. Не похоронит свой потенциал в утопичном спокойствии. Решится реализовать свою идею мира во всём мире и равенства…

— Ты же не успокоишься. — Арсений открывает глаза, качая головой.

— Нет. — Есения честно старается сдержаться, но всё же расплывается в улыбке.

— Значит, вернёмся домой.