— День сегодня полон сюрпризов, — проговорил я в трубку после того, как звонивший представился.
— Венди все еще нужна тебе? — в лоб спросил Горинец.
— Ты знаешь.
— Тогда у меня есть для тебя и твоей гвардии работа.
— Где Белоснежка?
— У Семена Тиграновича. Знаешь такого?
— Это который Лауреат? Знаю. Ох, Артем, и угораздило тебя…
— За это тебе отдельное спасибо, мразь конторская. С тобой я после посчитаюсь, можешь не сомневаться.
— Почему ж тогда ты мне звонишь?
— Потому что Лауреат ее убьет, а ты — нет. И у тебя есть оружие. Все просто.
— Да уж. Между двух зол…
— К делу. У меня с ним встреча на Жабьем Дворе. Сейчас же выезжай туда. Мне нужен ты и твой помощник-деструктор. Который Марат. Остальные — по твоему усмотрению.
— Откуда мне знать, что это не ловушка?
— Встретимся — заглянешь мне в череп. Убедишься сам.
— А если ты повторишь свой трюк с наркозом?
— Повторю при случае. Но не сейчас. Сейчас ты мне в строю нужен.
— Мне будет достаточно твоего честного слова. — Я говорил серьезно.
— Честное слово, — произнес он, как мне показалось, через силу. — Когда вытащим Венди, устроим дуэль. Кто кого перетрючит.
— Заметано. Сколько у нас времени?
Я тут же мысленно одернул себя за это «мы». Незачем было так легко соглашаться.
— Сорок восемь минут, — ответил Горинец без заминки.
— Я не успею собрать людей.
— Это твои проблемы. Если тебе нужна Венди — успеешь. Придумай что-нибудь. Ты нас подставил, ты и вытаскивай.
— Тяни время.
— Попробую. Да, вот еще что. Надень что-нибудь с капюшоном. Я перезвоню.
Он отключился.
Вот как дело обернулось.
Сначала я вызвонил Замалтдинова (парень разве что не запел от счастья, узнав, что его не погонят из отдела и спустят на тормозах причинение тяжких телесных напарнику) и лишь потом стал просеивать в уме информацию, которой только что поделился Горинец. Главным был один простой факт: Белоснежка жива — камень с плеч. Мы знаем, где она и у кого. То, что ее захватил Лауреат, вот это был непредвиденный и лихой поворот сюжета. Прямо по Чехову: пальнуло ружье, которое все висело и висело на заднем плане вот уже три сезона. Судя по неласковой речи Артема, подтолкнул Лауреата к действию именно я. Упс, как говорят в таких случаях герои дешевых комедий.
Я не стал никого собирать.
Я никому не доложился.
Не оставил никому никаких сообщений.
Из одежды с капюшоном нашлось только два целлофановых дождевика.
Машину взял свою — не к чему светить служебные номера.
Выводя из гаража старую «Волгу», поймал себя на приятной (и это было необъяснимо) мысли: мы с Артемом играем за одну команду. Это было как тогда, в молодости, когда я только-только пришел работать к Семенову. Грело душу радостное мальчишеское ощущение, что ты делаешь какое-то важное дело с напарником. Воодушевляло само сознание партнерства. А еще — какая-то часть меня, какая-то мелкая и давно бездействующая доля мозга, ответственная за наивность и тягу к романтике, излучала счастливое возбуждение от предвкушения авантюры. Будто все это было не в реальности, а где-то в стороне от нее, в кривом зеркале, где отражения ярче и красивее тех, кто в них смотрится. Где отважные и бескомпромиссные люди идут на смерть ради друга, не раздумывая ни секунды, где ценность этой самой дружбы примиряет кровных врагов, где вызывают на дуэль, а не стреляют в спину. Где без колебаний срываешься ночью на зов о спасении юной девы (прости меня, Надька)… Где честное слово что-то значит… Черной завистью я завидовал сейчас Белоснежке и Чревовещателю.
Думай о цели, приказал я себе.
Цель — Белоснежка, все остальное потом, по мере поступления.
Не будет дуэли, брат Горинец.
Не праздновать тебе мести за друга.
И мне не радоваться…
Прыгнул в машину Замалтдинов, лицо серьезное, напряженное. Из всех сил старался не цвести и не блистать белозубой улыбкой. У него тоже был повод для маленького счастья. Нужен! Позвали! Оценили!.. Простили!!!
Радость его поубавилась, когда я сообщил, что мы едем черт-те куда участвовать в несанкционированной операции с возможным летальным исходом. Так что орденов и повышения не дадут, не облизывайся.
Замалтдинов пожал плечами и махнул рукой.
Без минуты пять позвонил Артем. Он какими-то правдами и неправдами выиграл полчаса.
Ему известно, что всего на месте нас ждут тринадцать человек, вооружены все, с ними заложница. Заложница, подчеркнул он, не знает, что она заложница. С ней кто-то из знакомых, ей сказали, что ночной переезд и ожидание в странном и неуютном месте — часть плана, что друзья скоро придут и тогда все будет в порядке. Беспроигрышный ход. Эти ребята даже не представляют, насколько им повезло, что девушка уверена в благополучном исходе встречи. Иначе… вспомнились разгромленная машина и Медведев с покалеченной ногой.
Ее охраняют двое, еще пятеро — личная свита Лауреата. Один дежурит на въезде, четверо сидят в засаде.
От нас требуется надвинуть капюшоны до самого подбородка и помалкивать. Мы должны сойти за Суфлера и Клоуна (это был еще один сюрприз; я не знал, что они в городе). Продюсер с Лицедеем пойдут вперед, вступят в переговоры, попробуют уломать их отдать Белоснежку подобру-поздорову. Собственно, мое дело — нейтрализовать как можно большее количество бандитов до того момента, когда начнется пальба. Если дойдет до пальбы — спускать с цепи Замалтдинова. Пускай напьется кровушки.
Белоснежку беречь, прикрывать всеми способами.
— Ей досталось вчера, — хмуро сказал Артем. — Хватит с нее свинца.
Чертова Поддубная, в который раз вспылил я. Появись только на работе, чертова снайперша, и поймешь, что вчерашний гнев начальника — это была нежная серенада, а фуга и реквием впереди…
Мы подобрали его и Лицедея на пустынной дороге, километра за полтора до места.
Объекты первый и пятый молча забрались на заднее сиденье. Замалтдинов заерзал. Занервничал и Лицедей. Стрелял глазами то в Артема, то в меня и Марата. Наконец решился: шумно вздохнул и сказал без акцента:
— Здравствуйте. Меня зовут Чжао Бай.
— Кузнецов, — ответил я машинально. — Андрей Гаврилович. А это мой коллега Марат Эльдарович Замалтдинов.
Марат кивнул. Лицедей тоже. А Горинец хмыкнул:
— Еще скажите «очень приятно».
Он полез во внутренний карман куртки и вынул оттуда комок туалетной бумаги.
— Вот, посмотрите оба. Тут наш телепат план нацарапал… Венди сейчас в одной из машин, но к моменту нашего приезда будет в доме. Это все, что у нас есть.
Силен Суфлер, присвистнул я. С какого же расстояния он считал расположение врагов? Да… Медведев, конечно, крут, но такому можно только позавидовать.
На бумаге черным маркером были криво обозначены два расположенных рядом строения, забор и ворота. Крестики стояли у ворот, под стенами и внутри правого здания. Между двумя крестиками была подпись: «Эти на крыше!!!» Один — на правой, другой — на левой.
— А где остальные твои ребята? — спросил я Артема.
— Мальчишек я отослал. Им там делать нечего.
Его извилины просигналили: сказано не все, а только то, что тебе можно слышать, капитан Кузнецов. Ладно, Горинец, имеешь право.
— Давай, заводи, — скомандовал он. — Время.
Мы двинулись и некоторое время ехали в тишине.
Потом Артем прошипел мне в спину:
— Ты убил Дэна. За что?
Замалтдинова дернуло. Он бросил на меня быстрый взгляд, в котором читался испуг лишнего свидетеля, и сразу же отвернулся к окну.
Я долго, несколько секунд не мог собраться с мыслями и ответить. Потому что услышанное было шоком и для меня. Антипов, объект номер девять, не должен был умереть. Это было не по плану… Я рассчитывал вывести его из строя, выбить почву у Артема из-под ног — но не так, не насмерть. Впрочем, теперь взвешивать все сделанное на весах фактов и искать собственный просчет не было ни смысла, ни времени. До этого я докопаюсь после. Если удастся. Что сделано, то сделано.
Я ответил, не сводя глаз с дороги:
— Я отрезал тебя от ресурсов. Без помощи бандитов вас легче ловить.
— Ты мог сделать это другими способами. Не убивать.
— Цыбульский тоже мог не убивать.
— Я не знаю, почему он это сделал. Но думаю, у него была веская причина.
— Ни хрена у него не было, Артем. Он псих.
— Но ты-то не псих, а? Или все-таки?..
Пот потек между лопаток. Нестерпимо хотелось глянуть в зеркало и увидеть его лицо. Он сверлил взглядом мой затылок и мог бы в эту минуту впрыснуть мне в самый мозжечок все что угодно: серную кислоту, уксус, дихлофос…
— За дорогой смотри, — сказал Горинец в полный голос.
Отлегло.
Местность вокруг делалась все мрачнее. Одни заброшенные дома. Людей нет, наверное, на километры. А вот бродячих собак тут прорва. Несколько раз фары выхватывали из темноты тощих лохматых псов, бежавших вдоль дороги. Не спится им. Полнолуние, что ли?.. Не разглядеть за тучами.
И фонарей здесь нет.
И дорога дрянная.
— Эй, — вдруг поймал меня за рукав Замалтдинов. — Что это с ним?
Марат, вывернув шею, с опаской смотрел назад.
В зеркале я увидел, что Артем как-то странно свесил голову на плечо и словно бы отключился. Пришлось тормозить.
— Не трогайте его, — предупредил Лицедей. — Сейчас это кончится.
Я и не собирался трогать. Артем явно был… не то чтобы без сознания, но в другом сознании. Похожую картину мозга я видел у спящих. Вспомнился термин «REM-фаза». Зрачки бегали под полуприкрытыми веками, как у любого, кто смотрит сон. И все-таки он не спал.
Скребануло: не нюхнул ли чего?.. Или таблеточкой какой закинулся?..
Это продолжалось секунд десять, и вдруг Артем с силой выдохнул, и мне показалось даже, что у него начинается приступ кашля; но это был смех. Его разбирало все сильнее, и вот Горинец уже задрыгал ногами и замотал головой, бессильный остановиться и посвятить нас в причину своей радости. Лицедей участливо заглянул ему в искаженное болезненным весельем лицо. Артем только поболтал в воздухе указательным пальцем — «спокойно, я сейчас, минуточку…» — и вновь скорчился.
— Ох, — прохрипел он наконец, обессилев от хохота, — ох, люди, что я вам скажу… Вы не представляете…
Глаза у него сделались неуместно веселые и буйные, он улыбнулся половиной лица:
— Выше нос, все не так плохо. У нас будет союзник.
В темноте завыла собака. А потом еще одна.