Глава 25

Глава 25


На следующий день после нашего визита к даотаю гонец от него принес короткое известие: «Дело сделано. Жду вас к полудню у северных ворот тюрьмы с обещанным». Напряжение, не отпускавшее нас всю ночь, немного спало, но тут же сменилось деловой лихорадкой.

К назначенному часу мы впятером: я, Левицкий, Изя, Сафар и Орокан — вместе с капитаном Скворцовым, который вызвался присутствовать для «поддержки и засвидетельствования законности», уже были на месте. Северные ворота тюрьмы выглядели еще более зловеще, чем главный вход.

Вскоре появился и сам даотай в сопровождении нескольких низших чинов и начальника тюрьмы.

— Мои люди отобрали для вас лучших, как вы и просили, господа, — с деланой улыбкой произнес даотай.

— Самые крепкие и наименее… беспокойные. Можете взглянуть! — перевел слова чиновника Скворцов.

По его знаку тюремные ворота со скрипом отворились, и на небольшой вытоптанный двор стражники начали выводить заключенных. Зрелище было тяжелым. Оборванные, грязные, многие с кровоподтеками, они щурились от дневного света. Их выстроили в несколько длинных шеренг.

— Двести человек, — доложил начальник тюрьмы. — Выбилайте сто двадцать, — на ломанном русском произнес он.

Я кивнул Сафару и Орокану.

— Смотрите внимательно. Нам нужны те, кто выдюжит дорогу и работу.

Пока Сафар с его звериным чутьем и Орокан, понимающий их язык, медленно шли вдоль шеренг, я подозвал Изю.

— Деньги готовы?

— Как в аптеке, Курила, — шепнул он. — Только вот подумай — а ну как эти поцы перемрут или разбегутся? Что-то выглядят они — ой-вэй! Я бы на твоем месте попросил с господина даотая изрядный запас!

Подумав, я решил что «запас карман не тянет» и подошел к нашему косоглазому контрагенту.

— Ваше превосходительство, эти ваши «тайпины» выглядят чрезвычайно тощими! Не перемрут ли они как мухи зимой, еще не ступив на другой берег Амура!

Даотай беспокойно взглянул на свой «товар». Действительно, многие из предлагаемых к приобретению пленников выглядели так себе. Это несомненный повод для нас отказаться от сделки. И в то же время признать правоту «лаовая» было нестерпимым стыдом для гордого наместника богдыхана. Некоторое время гордыня и жадность боролись в глубине его полускрытых жирными складками кожи глаз. Затем жадность ожидаемо победила.

— Извольте, — перевел мне капитан, — господин Лю милостливо разрешает взять еще пять человек сверх оговоренного количества!

— Да тут и выбрать не из кого! — вмешался в разговор Изя. — Десять. Надо десять заместщиков!

После долгого спора остановились на семи.

Отбор длился около часа. Наконец перед нами выстроилась группа из ста двадцати семи человек.

— Эти, — сказал я даотаю. Тот фальшиво улыбнулся и что-то залопотал.

— Отличный выбор, господа! — вновь перевел нам Скворцов. — Теперь, если позволите, формальности.

Изя выложил рубли и мешочки с золотом. Чиновники даотая сноровисто все пересчитали и взвесили. Даотай расписался на какой-то бумаге с казенными печатями.

— Теперь они ваши, — широко улыбнулся он.

Стражники сняли с шей отобранных тайпинов тяжелые деревянные колодки. Колонну из ста двадцати семи измученных, но не сломленных тайпинов повели из тюремных ворот к берегу Амура, где у пристани дымил пароход капитана Скворцова.

Когда вся эта огромная, молчаливая и невероятно грязная толпа сгрудилась на берегу маньчжурской стороны, ожидая дальнейшей участи, я понял, что медлить нельзя. Нужно было немедленно решать с ними.

— Орокан, — позвал я. — Узнай, кто среди них главный, кто пользуется уважением и может говорить за всех. Мне нужно поговорить с ним. Сейчас же.

Капитан Скворцов, наблюдавший за происходящим, вопросительно поднял бровь.

— Что задумали, господин Курила? Время идет.

— Пять минут, капитан, — бросил я. — Это критически важно для успеха всего предприятия.

После некоторых препирательств и негромких совещаний из толпы тайпинов вышел немолодой, изукрашенный шрамами китаец.

— Его звать Лян Фу. Его — бальшая начальник у тайпин! — сообщил Орокан.

Действительно, этот Лян Фу вел себя как человек, привыкший командовать. Он шагнул вперед, и остальные расступились, давая ему дорогу. Его лицо и поза все так же выражали внешнюю покорность, но в глубине темных глаз горел несломленный огонь.

— Скажи ему, Орокан, — начал я, обращаясь к нашему молодому нанайцу, — что я Курила, предводитель русских людей, которые только что выкупили их у даотая. Мы пришли сюда не как враги и не для того, чтобы обречь их на новое рабство.

Орокан сосредоточенно переводил. Тайпины слушали, на их изможденных лицах отражалось напряженное ожидание и недоверие.

— Мы направляем их на работу на наш берег, в наш лагерь, — продолжал я, глядя прямо на Лян Фу. — Там они будут свободны. Мы не будем вешать на них колодки. Мы будем кормить их три раза в день досыта — рисом, рыбой, мясом, когда оно будет. И платить жалование, каждому.

Я сделал паузу, давая Орокану время перевести, а им — осознать сказанное. В толпе прошел тихий, недоверчивый гул.

— Они смогут жить своей общиной, как это принято у тайпинов, согласно своим законам и обычаям. Мы сами христиане, как и многие из них, и в нашем лагере им будет разрешено свободно исповедовать свою веру, строить молельни, если они того пожелают. Никто не будет посягать на их веру.

Лян Фу нахмурился, слушая перевод, затем что-то быстро спросил у Орокана.

— Он спрашивает, какая работа? — пояснил Орокан. — И почему вы так добры к ним? Они не верят в бескорыстную доброту, особенно от чужеземцев.

— Работа тяжелая, — честно ответил я. — Копать землю, таскать камни, промывать песок. Но это честный труд, и за него будет честная плата. А что до доброты… Скажи ему, Орокан, что я знаю о восстании Тайпин Тяньго. Я знаю, что они сражались за справедливость и за лучшую жизнь для своего народа. И пусть знают: если в Китае вновь будет борьба, они здесь, на нашей земле, смогут стать опорой для этого праведного дела. Мы можем помочь им оружием и припасами.

Эти слова произвели видимый эффект. Лян Фу выпрямился, его взгляд впился в мое лицо. Он долго и внимательно смотрел на меня, потом что-то горячо заговорил, жестикулируя.

— Он говорит, Курила-дахаи, — перевел Орокан, с трудом поспевая за быстрой речью тайпина, — что они устали быть рабами, терпеть голод, унижения и палку. Он и его люди готовы работать и даже сражаться, если им дадут такую возможность и если смогут жить как свободные люди, а не как скот! Они будут верны. Он спрашивает, можно ли тебе верить, Курила-дахаи. Их слишком часто обманывали и предавали.

— Скажи им, Орокан, — твердо ответил я, и мой голос прозвучал так, чтобы его услышали даже в задних рядах. — Что мое слово крепко. Я никогда не обманываю тех, кто работает со мной преданно и честно. И никогда не бросаю своих людей в беде. Многие подтвердят мои слова. А если кто-то из них предаст нас или попытается поднять бунт — он познает мой гнев и пощады не будет. Свобода и честный труд — или обман и смерть. Вот мое слово.

Последнюю фразу я произнес, глядя прямо в глаза тайпинскому командиру.

Лян Фу, услышав перевод, еще раз внимательно посмотрел на меня, затем на моих спутников — на Сафара, стоявшего скалой, на уверенного Изю, на благородного Левицкого. В его глазах мелькнуло уважение и тень надежды. Он что-то отрывисто сказал своим людям. Те согласно загудели. Затем Лян Фу повернулся ко мне, сделал шаг вперед, опустился на одно колено и склонил голову, коснувшись рукой сердца.

— Мы принимаем твои условия, предводитель Курила, — медленно, но четко произнес он на ломаном русском, который, видимо, подхватил от Орокана или слышал ранее. — Мы будем тебе верны.

Его примеру последовали и остальные тайпины, сгибаясь в поклоне. Переговоры, занявшие не более четверти часа, завершились. Я мысленно вздохнул с облегчением, хотя червячок сомнения оставался: «Сейчас они подавлены и благодарны. Но что будет, когда они наберутся сил? Надо держать ухо востро!»

Когда согласие было достигнуто, я повернулся к капитану Скворцову, который с нескрываемым интересом наблюдал за этой необычной сценой.

— Теперь, Никифор Аристархович, нам нужно переправить этих людей на тот берег. Ваш пароход сможет взять такой груз?

Капитан брезгливо оглядел тайпинов.

— На пароход? Эту чумазую ораву? — Он поморщился. — Да они мне всю палубу загадят! Грязные, как черти! Нет, господин Курила, в таком виде я их на свой корабль не пущу. Это во-первых. А во-вторых, такая перевозка будет стоить вам отдельно!

— Цена не вопрос, — отрезал я. — Заплатим золотом. А насчет чистоты… дайте нам пару часов.

Скворцов хмыкнул. Он уже и так сильно задержал пароход в Байцзи и теперь обоснованно опасался недовольства пассажиров. Но блеск в его глазах при слове «золото» говорил сам за себя.

— Пару часов, не больше! — проворчал он.

Я повернулся к Лян Фу:

— Первое ваше дело на свободе: твои люди должны немедленно вымыться в Амуре и как следует простирнуть свои лохмотья. Капитан не хочет везти грязь.

Лян Фу коротко отдал команду, и тайпины, сначала с недоверием, а потом со все возрастающим энтузиазмом, бросились к воде.

А я повернулся к своим спутникам:

— Пока есть время, не будем его терять. Сафар, приглядишь здесь за всем. Владимир Александрович, Изя, Сафар, Орокан — вы со мной. Быстро идем в город закупаться. Нам нужны инструменты, продовольствие, ткани.

Два часа пролетели как одна минута. Тайпины, вымытые и чуть посвежевшие, собирались на берегу. Мы же успели закупиться всем чем надо, а торговцы и их слуги притащили весь товар на пристань.

— Все готово, капитан! — доложил я Скворцову.

Капитан удовлетворенно кивнул, принимая от меня еще один мешочек с золотом. Началась погрузка на пароход. Сначала занесли припасы, потом на палубу начали подниматься тайпины. Пассажиры же бурчали и были недовольны, но Скворцов цыкнул, и они утихли. Наконец пароход отвалил от маньчжурского берега. Капитан Скворцов, высадив нас на русском берегу и получив очередную соболью шкурку, распрощался.

— Держите ухо востро, господа! — посоветовал он.

Итак, мы остались на русском берегу Амура — четверо моих проверенных людей и сто двадцать семь тайпинов, которые теперь смотрели на нас с некоторой опаской, но и с явным ожиданием. Они были вымыты, что уже хорошо, но измучены и явно голодны после всех испытаний и переправы.

— Первым делом, — сказал я, обращаясь к Изе и Орокану, — надо накормить. Они едва на ногах стоят.

Мои слова были встречены с явным одобрением. Тайпины, услышав перевод Орокана, оживились. Под руководством Лян Фу они быстро и довольно умело принялись за дело: одни собирали сушняк для костров, другие таскали воду из Амура в котелках, которые мы тоже прикупили, третьи помогали Изе отмерять крупу. Вскоре над берегом заклубился дымок, и понесся запах простой, но такой желанной еды.

Пока варилась каша, я видел, как меняется настроение тайпинов. Простое обещание еды и возможность самим ее приготовить, без окриков и побоев, делали больше, чем любые речи. Когда похлебка была готова, ее разлили в сложенные пригоршнями куски коры. Ели они молча, быстро, но без звериной жадности — скорее, как люди, давно забывшие вкус нормальной пищи.

Насытившись и немного отдохнув, тайпины смотрели на нас уже с меньшим недоверием. Теперь можно было говорить о деле. Проблема транспортировки такой оравы и закупленных припасов до нашего Золотого Ручья встала в полный рост. Пароход ушел, а тащить всех по таежным тропам десятки верст, да еще и с грузом, было немыслимо.

— Плоты, — сказал я, оглядев густой строевой лес, подступавший к самому берегу. — Другого выхода нет. Орокан, скажи Лян Фу: теперь их главная задача — построить большие, крепкие плоты. Это самый быстрый и простой способ доставить всех в наш лагерь! Лес у нас под рукой, веревки, купленные в Байцзы, тоже есть.

Тайпины, уже немного пришедшие в себя после еды, с энтузиазмом взялись за дело. Лян Фу толково распределил людей. Я показал им, как вязать самые простые, но надежные плоты, используя лозу и веревки. Среди наших новых работников оказалось немало бывших плотников и просто рукастых мужиков, умеющих обращаться с топором и пилой, которые мы тоже прикупили. Работа закипела. Слышался стук топоров, визг пил и гулкий треск падающих столетних стволов. К ночи полтора десятка крепких плотов, способных выдержать по десятку человек и значительный груз, были готовы, и с утра мы отправились в путь.

Мы плыли вниз по Амуру, меняя друг друга на импровизированных рулевых веслах, сделанных из жердей. Амур нес свои могучие прозрачные воды. Тайпины, сбившись в кучки на плотах, тихо переговаривались на своем языке, иногда перекрикивались с плота на плот, сообщая о водоворотах и мелях. Они с явным облегчением, без всякого сожаления оглядывались на постепенно удаляющийся Байцзы, который был для них символом рабства и страданий. Теперь они смотрели вперед с надеждой.

Лишь в конце следующего дня, когда солнце уже клонилось к закату, мы причалили к берегу у стойбища Анги. Старый вождь и его люди вышли нас встречать. Увидев огромную толпу китайцев, нанайцы сначала насторожились, но Орокан быстро объяснил им, кто это такие и что они теперь наши союзники и работники.

Анга, выслушав мой краткий рассказ и слова Орокана о событиях в Байцзы, покачал головой, но в глазах его было уважение.

— Ты рисковый человек, Курила-дахаи, — сказал он. — Привести столько чужих людей на нашу реку…

По его приказу для тайпинов вынесли юколы и горячего травяного отвара. Изголодавшиеся по нормальной пище, они с жадностью набросились на еду. Быстро разведя костры на берегу, они сушили свои вымокшие на плотах лохмотья.

Мы на рассвете тронулись дальше. Теперь наш путь лежал вверх по ручью Амбани Бира к нашему Золотому Ручью. Плоты здесь были уже бесполезны. На спины тайпинов взвалили инструмент и мешки с продовольствием, и наш караван, растянувшись гуськом на добрую версту, двинулся в сторону лагеря.

Идти пришлось весь день. И вот на закате, когда последние лучи солнца озолотили верхушки кедров на нашем Золотом Ручье, более сотни новых рабочих рук, пусть и не слишком умелых пока в старательском деле, но готовых на все ради хлеба, оказались у ворот лагеря.

Здесь нас уже с нетерпением ждали Захар, Софрон, Тит и беглые, а также нанайские охотники. Увидев, какую прорву народу мы привели, они сначала опешили, а потом на их лицах отразилось плохо скрываемое любопытство и толика опасения.

Один из молодых нанайцев, оставшихся в лагере, подбежал к Орокану, который шел рядом со мной, и, широко улыбаясь, залопотал на своем языке, указывая на колонну тайпинов.

— Он говорит, Курила-дахаи, — перевел Орокан, и в его глазах блеснули смешинки, — что ты знатный охотник! Привел много «двуногих оленей». Только как ты их всех кормить собираешься?

— Ничего, Орокан, — усмехнулся я в ответ. — Тайга большая, Амур щедрый. Прокормимся как-нибудь. Да и вы обещали помогать.

Изя Шнеерсон, который всю дорогу от Амура до нашего ручья шел молча, погруженный в какие-то свои расчеты, теперь, окинув взглядом огромную толпу и прикинув предстоящие расходы, схватился за голову:

— Ой-вэй, Курила, ты решил нас разорить окончательно! Столько ртов! Это же какие расходы! Ты хоть понимаешь, во что нам обойдется их содержание? Они же все съедят за неделю!

— Успокойся, Изя, — похлопал я его по плечу. — Это не расходы, а вложения. Рабочие руки нам нужны, сам знаешь. А эти ребята умеют работать, да и за золотом мы им платить пока не будем, только харчи и немного серебра, как договорились. Зато как прииск развернется — куда там Каре!

Когда измученные дорогой тайпины немного пришли в себя, мы первым делом роздали им провиант из тех запасов, что они сами же и принесли. Разведя большие костры по всему лагерю, они принялись печь в золе пресные лепешки, поедая их с жадностью, совсем не соответствующей вкусовым качествам этой еды. Мои артельщики и нанайцы помогали им обустраиваться на первых порах, показывая, где брать воду и дрова.

Появление такой массы людей, конечно, сильно изменило жизнь на Золотом Ручье. Несмотря на все наши приготовления и закупки, мы оказались не вполне готовы к приему такого количества едоков и работников. Кроме того, для эффективной работы на россыпи нужны были тачки для отвозки золотоносной породы.

Среди тайпинов, к счастью, как и говорил Лян Фу, оказалась пара мастеров, помнивших, как создавались высокие одноколесные китайские тачки — цзигунчэ, как они их называли. Эти тачки, с большими колесами посередине и двумя длинными ручками, несмотря на странный громоздкий вид, позволяли одному человеку перевозить значительный груз. Несколько китайцев, умелых в их изготовлении, были немедленно выделены в отдельный отряд: мы не стали посылать их на земляные работы, приказав сосредоточиться исключительно на изготовлении тачек. Захар, поразмыслив, подал отличную идею — устроить вдоль основных шурфов и у промывочных лотков деревянные дорожки-настилы. Это позволяло катить тяжелые тачки без лишней тряски и сопротивления грунта, перевозя при этом еще больший груз.

В общем, с появлением тайпинов на прииске дело сразу пошло на лад. Добыча золота резко подскочила. Иной раз с одной кубической сажени песков мы намывали по фунту и более драгоценного металла! Похоже, наши раскопки действительно пришлись на самую богатую часть золотоносной жилы, на то самое «погребенное русло», о котором я смутно помнил из прошлой жизни.

Однако важно было не потерять голову от первых успехов на прииске. Заканчивался сентябрь, по утрам уже чувствовались первые настоящие заморозки, столбик импровизированного термометра, который Изя смастерил из какой-то склянки и спирта, неуклонно полз к нулю. Оставлять почти полторы сотни человек без крыши над головой в преддверии сибирской зимы было бы верхом безрассудства. Поэтому, несмотря на сильное желание добывать как можно больше драгоценного металла, приходилось стискивать зубы и направлять значительную часть рабочих рук на строительство.

Мои артельщики к тому времени успели построить две избы для себя и один длинный барак для первой партии новичков-беглых, а также срубили неплохую баню, которая стала настоящим центром притяжения для всего нашего разношерстного коллектива. А заодно конюшню, в которой обретался наши четвероногие друзья, да и сена бы заготовить на зиму для них не мешало бы. Теперь же нам потребовалось еще как минимум четыре больших и теплых барака, в каждом из которых можно было бы разместить по тридцать-сорок человек для начала.

Разумеется, именно тайпинов мы и направили в первую очередь на их строительство, под общим руководством Тита, который, как все деревенские мужики, вполне сносно разбирался в плотницком деле. Лес валили тут же, благо его вокруг хватало с избытком. Работа спорилась, хотя и шла медленнее, чем мне хотелось бы. Кроме того, я твердо задумался об установке высокого частокола вокруг всего нашего поселения — ответный визит хунхузов или людей Тулишена рано или поздно был более чем вероятен. Нужно было заранее продумать, как мы станем отбиваться, если нагрянут незваные гости.

Репутация — это хорошо, но крепкие стены и заряженные ружья — еще лучше.

Впрочем, опасность подстерегала нас теперь не только снаружи, но и изнутри. Конечно, было бы глупо безоглядно доверять сотне с лишним бывших каторжников-тайпинов, пусть даже они и принесли клятву верности. Сегодня они услужливы и благодарны за спасение, но что будет завтра, когда они освоятся, наберутся сил и поймут, что их здесь подавляющее большинство? По этому поводу я провел с нашими старыми артельщиками: Левицким, Изей, Сафаром, Захаром, Титом, Софроном, а также с Ороканом — небольшое совещание.

— Первое и главное, братцы, — сказал я, когда мы собрались вечером у костра. — Всегда ходите с оружием. Ружье или Лефоше под рукой — самое верное дело. Второе — наблюдайте внимательно за китайцами. Если они задумают что-то недоброе, это будет заметно: в такой толпе невозможно скрыть приготовления к бунту! Если они вместо работы начнут шушукаться по углам, бросать косые взгляды, не выполнять приказы старших или наших людей — это явный признак надвигающихся неприятностей! Любое подозрение — немедленно докладывать мне или Сафару.

У Левицкого тут же возникло предложение:

— Серж, а почему бы нам не использовать для охраны Ефима с друзьями? Они жизнью нам обязаны.

Идея показалась мне дельной. Недавно оказавшиеся в нашем лагере беглые, попав в человеческие условия, вели себя вполне лояльно. К тому же они были проверены в бою с мансами на том берегу Амура и проявили себя с наилучшей стороны. Ну и, в конце концов, они все-таки русские и в случае чего скорее встанут на нашу сторону, чем на сторону китайцев.

— Хорошая мысль, Владимир Александрович, — согласился я.

Обсудив все в подробностях, мы решили выделить им повышенное жалование и хорошее вооружение из трофейного, дабы не оказаться в случае чего один на один с массой тайпинов. Конечно, даже с этими беглыми тайпинов все равно было в десять раз больше, чем нас, коренных артельщиков и охраны, но скорострельное огнестрельное оружие и дисциплина должны были нивелировать эту разницу.

— Нам бы говорливого промеж них завести! — угрюмо заметил Захар, попыхивая трубкой. — Первое дело всякую крамолу пресечь на корню! Коли она появится.

Загрузка...